Без шансов на дружбу

      Вековые деревья возвышались над ними заслоняя своими кронами небо. Даже здесь на границе Бресилианского Леса они были огромными. Алистер с трудом представлял себе какие гиганты должно быть растут в самой чаще.       Дарет и Морриган шли впереди и в последние полчаса о чем то тихо говорили. Алистер чуть отставший от них сначала вслушивался в разговор, но быстро потерял интерес к обсуждению хасиндских обычаев. А вот Табрис внимал каждому слову. Кажется, ему вообще было интересно все, что располагается за пределами Денерима и хоть как-то отличается от жизни в городе. Стоит только вспомнить с каким любопытством, если не восторгом он разглядывал на коров в Лотеринге, словно никогда в жизни этих животных не видел. А вот лошади явно были ему знакомы и явно не с лучшей стороны. При виде хромой клячи что тянула одну из повозок с беженцами Дарет странно дернулся и даже обошел кобылу по широкой дуге, так будто та могла на него броситься. — Мне тоже ее бешеные глаза не нравятся, — подтвердил, выросший на конюшне Алистер. — Смотри как голодно пялится. Того и гляди загрызет. Дарет ощетинился и хмуро пробурчал: — Ничего смешного. Эти твари, как огры: большие, тупые и топчат все, что видят. Алистер справедливо заметил: — Лошади умные, — встретив полный сомнений взгляд он пожал плечами: — и на ограх люди не ездят. — Да, — согласился эльф. — Потому огры не так опасны.       Алистер только вздохнул тяжело: горбатого могила исправит. Каждый из них остался при своем мнении. К кляче той Дарет не подошел ближе чем на полтора ярда, а на его набросках она и вовсе предстала темным, четверолапым чудищем, в силуэте которого угадывалась опасность. К такому уродищу и Алистер бы не приблизился.       На подходе к Бресилианскому Лесу весь их небольшой отряд пришел к одному выводу: долийцев искать будет не просто, но вряд ли те ушли вглубь чащи, скорее уж разбили лагерь на окраине. Беда в том, что Бресилиан огромен и окраина его протягивалась так далеко, что путь от одного ее края до другого мог занять дней пять только в одну сторону. — Придется побродить. Деваться нам некуда, — заключил Дарет на общем совете в лагере. — Другой вопрос куда идти в первую очередь: на север или на юг. Эльф, сидящий над разложенной на земле картой, задумчиво прикусил нижнюю губу и ушел куда-то в свои мысли. — На юге больше порождений, — сразу сказал Алистер присев на корточки. — Вряд ли долийцы стали бы так рисковать. — Предлагаешь двигаться на север?       Табрис посмотрел на него этим своим взглядом. Внимательно испытывающе. В последний раз на Алистера так смотрел тот старик что принимал у него экзамен по истории, когда тот еще готовился стать храмовником. Алистера аж передернуло. Это что какой-то вопрос с подковыркой? Или Табрис просто ищет повод придраться? Судя по скользнувшей в тоне агрессии — да, ищет. Может думает Алистер пытается оспорить его лидерство?.. Очень похоже. Взглядом, вон, так и впивается, того и гляди дырку сделает. — Я просто сказал, что на юге больше порождений, — ответил Алистер спокойно, не отрывая взора от черных, сияющих углей. — А я задал вопрос, — со сталью в голосе нажал эльф. — Ты считаешь, отряд должен идти на север? И смотрит еще пронзительнее, чем прежде. Будто будет тут до скончания века сидеть пока ответ не услышит. А ответа ждет четкого. — Да или нет? — подсказал сам Табрис после неловкого затишья. И вот что это такое? Вызов? Или просто способ поставить на место? Дарет, будто задушить его хотел. Давил без действий, без слов, одним своим присутствием. — Здесь решения ты принимаешь, — напомнил бывший храмовник.       Еще одна растянувшаяся пауза и еще один невыносимо долгий взгляд, после которых хмурый эльф отстал от него и, ткнув пальцем в карту, твердо решил: «Идем на север». Алистер, уже готовый услышать прямо противоположное мнение, окончательно растерялся. И вот стоило разводить дискуссию на пустом месте?.. Какой вообще был толк от всего этого молчащего недо-конфликта?! Алистер поглядывал на собирающего карту эльфа и хоть убей не понимал, что творится у того в голове. Стоящий неподалеку Стен, видимо задавался тем же вопросом, потому и изучал Дарета внимательным взглядом.       На следующий день отряд двинулся в путь по окраине Бресилиана. Морриган, как самая искушенная в делах лесных, шла впереди. Она же своим звериным чутьем и выбирала путь, руководствуясь какими-то внутренними убеждениями и не объясняя причин. Просто в какой-то момент ведьма то меняла тропу, то вовсе сходила с нее в полнейшие дебри и уводила отряд через густой кустарник дальше. Дарет ей доверял. Алистер, к своему удивлению, тоже. Не во всем, естественно. Только в те моменты, когда Морриган выступала в качестве проводника среди лесной глуши. В этом она была хороша. В противном случае они бы и из Диких Земель не выбрались.       Следом за ведьмой шли оба стража. Стен и Лелиана замыкали. Кампанию им составлял радостный и довольный жизнью Морда. За четыре дня их путешествия последний уже успел привыкнуть к тому, что эти двое частенько баловали его своим вниманием. Так в карманах кунари всегда находилось что-нибудь вкусное, а лучница-бард откликалась на любую просьбу почесать за ухом или погладить. Что сказать, мабари хоть и боевой пес, но все же такая собака…       Впрочем, стоило отряду выбраться на более широкую тропу, Дарет незаметно оказался рядом с Морриган. После Лотеринга он стал часто общаться с ведьмой в пути и проводить вечера в ее кампании во время привалов. Алистера эта картина нервировала одним своим видом. Добра не жди от подобного союза. Озлобленная ведьма и не менее озлобленный преступник. Оба в каком-то роде отступники. Однажды Алистер слышал даже хищный смех ведьмы. Обернувшись к их костру, он увидел, что Дарет показывает ей листок с каким-то рисунком. — Похоже это на ее натуру. Характер уловил ты очень точно, — хихикая кивала Морриган на бумагу. — Я сохранила бы на память, коль позволишь.       Дарет охотно позволил. Что там было изображено так и осталось для Алистера тайной, но с тех пор эта парочка стала еще более неразлучной. Как два отщепенца, эти двое всегда располагались на самом краю лагеря, говорили негромко, просто молчали, глядя в огонь или занимались своими делами. Морриган часто что-то смешивала в склянках или читала свои жуткие книги. Дарет почти всегда рисовал. Иногда рисовал Морриган, что ее, кажется, забавляло. Они могли седеть так допоздна, а после Дар уходил к себе в палатку, что стояла тоже в стороне от остальных. За границей отсвета костров. Идущий по тропе погруженный в свои мысли Алистер, вдруг услышал обрывок фразы Морриган: — …о матери моей легенд без счета ходит. Могу поведать я одну из них. Бывший храмовник не смог удержаться: — То-то у меня давно кошмаров не было.       Тут Алистер приврал. Кошмары у него были и снились довольно часто. Особенно в последнее время, когда порождения тьмы шарахались буквально повсюду. Снились ему и сами темные орды, и проклятущий архидемон. А если даже и не снились, то шепотки последнего фоном преследовали во время обычных снов. Для серого стража сон без этих шепотков вообще невероятно редкая роскошь. Тут уж ничего не поделаешь, такова плата.       За шесть месяцев Алистер уже успел «сдружиться» со своими кошмарами. Привыкнуть к ним ровно настолько, чтобы не подрываться среди ночи с воплями, как было в первые дни после Посвящения. Однако Дарету вся эта борьба с собой и своими снами еще только предстояла. Странно, но за несколько дней что прошли после Остагара кошмары Табриса никак себя не проявили. Более того остроухий страж спал как убитый, настолько крепко, что разбудить его иной раз удавалось только толкнув или потрепав по плечу. Алистеру часто приходилось это делать ведь ночной дозор они двое делили между собой. Желание присоединиться к бдению изъявлял и Стен, но тогда, в первые дни путешествия, ни Дарет, ни Алистер кунари еще не доверяли на столько, чтобы безмятежно сопеть во время его дежурства, а потому и отдувались вдвоем за троих.       Алистер часто видел Дарета спящим. И выглядел спящий Дарет до безобразия безмятежно. Ни тебе метаний, ни криков, ни слёз, ни резких пробуждений. Просто сон. Алистер мучался вопросами, но задать их вслух не решался. Только один раз прислушался к беседе Дарета с Лелианой. Тогда эльф впервые затронул тему снов. Алистер успел было подумать: вот оно, началось. Но Табрис просто интересовался, что именно приснилось лучнице, раз она решила помочь им, а свои видения, если такие вообще были, эльф даже краем слова в том разговоре не затронул. — Так детально рассказываешь, — только и сказал Табрис с ноткой сомнения. — Я своих снов даже не запоминаю.       Не то, что бы Алистер завидовал… Нет, он завидовал. Но зависть эта была самой белой. С примесью беспокойства. В текущих обстоятельствах, порождений тьмы обоим стражам было за глаза и в реальности. Бывший храмовник понимал, кошмары об архидемоне — последнее что сейчас нужно Табрису, да и самому Алистеру не особо хотелось вслушиваться в крики эльфа среди ночи. Не садист ж он в конце-концов. Но… вопросы все равно крутились в голове нестройным роем вместе с нехорошими подозрениями.       Скверна на всех влияем по-разному. На кого-то в большей, на кого-то в меньшей степени. Дункан как-то рассказывал о том, что кошмары, их сила и частота напрямую связана со способностью стража чувствовать приближение порождений. Чем больше кошмаров и чем они реальнее, тем лучше чутье. Выходит, у Дарета это «чутье» притуплено или вовсе в таком зачаточном состоянии, что эльф на него даже внимания не обратит в случае опасности.       Вот и сейчас, раздираемый этими беспокойствами Алистер, осмотрелся вокруг. Дело шло к вечеру, и все они уставшие за день уже не единожды задумались о привале, но пока что подходящего места не нашлось. — Мрачный лес, сгущающиеся сумерки и страшилка о древней, жуткой ведьме, — заметил Алистер с притворным весельем. — Прелестное сочетание. Всегда мечтал попробовать. — А я хочу послушать, — возразил Дарет. — Приятный говор у нее: на слух легко ложится. И смыслом речь полна, и тема мне по нраву.       Услышав ведьмину манеру речи из уст эльфа, Алистер поморщился. Он не видел лица Морриган, но почему-то был уверен: она ухмыльнулась. Сам бывший храмовник еще в Диких Землях заметил, что персона отступницы вызвала у Дарета неподдельный интерес, если не влечение. А уж эти осторожные полные немого благоговения взгляды в ее сторону и внимание, которым эльф удостаивал каждое ее слово и вовсе ничего хорошего ни Дарету, ни их общему делу не сулили. — Она плохо на тебя влияет, — хмыкнул Алистер под нос. Морриган кратко обернулась к нему с таким взглядом, будто увидела не человека, а жабу или что-нибудь еще противнее. — Но я влиянье на него имею. В отличье от тебя, — заметила она с превосходством. — Общение со мной ему по нраву. И мне общенье с ним весьма. То наше дело только. Чем недоволен ты? — Тут вопрос не в общении, а в том, чем оно обернется. — Ему полезны знания мои, а мне он интересен. — «Интересен», как закуска? Ведьма фыркнула, отворачиваясь: — Пока влияние мое лишь тем опасно, что мы сошлись в едином мненье. Уловив в ее словах недобрый намек, Алистер вскинул голову. — Это в каком еще «мнении»? — В таком, что кое-кто… — поймав взгляд эльфа, ведьма пожала плечами, -… немного недалек, — оборвала она саму себя, потеряв интерес к перепалке. Алистер возмущенно раскрыл рот, и Морриган добавила сквозь зубы: — считаю я другое слово подошло бы больше, но так и быть, не стану его в речь вплетать. Здесь ни к чему оно. Особенно сейчас не стоит пылу поддаваться. — Ведьма поглядела по сторонам настороженно своими желтыми глазищами. — Недоброе чутье. Тропа меня отнюдь к себе не манит. Вернее, манит слишком. Плохо это. — Плохо? — не понял Дарет. — Здесь же так спокойно… Морриган качнула головой: — О, нет. Обманка то. Завеса здесь тонка, и Тень в неспящий мир давно проникла. Не по себе мне тут. — А мне наоборот легко, хоть и непривычно. Совсем не как в городе. Там… сплошные стены, — признался Дарет со странным неопределяемым выражением на лице. — А здесь чистый воздух, тишина. Так бы всю жизнь и бродил. Услышав эти слова Морриган внезапно вскинулась. — Будь осторожен с этим устремленьем! — резко одернула она эльфа, будто несмышленого ребенка. — Сей Лес коварен. Завлекает тишью и в чащу свежим духом манит, усыпляя взор, но из него не так-то просто выйти. — Как о живой душе, ты говоришь о Нем, — заметил Табрис, внимательно вслушиваясь в звуки. — Еще из детства я помню сказки матери о шепчущих ветвях и разговаривающих птицах. Их слышно здесь… Мне показалось пару раз… Не важно. Мечтательное выражение на его лице быстро сменилось привычной хмуростью. — Отчасти, наблюденье верно, — признала Морриган осторожно, и эльф встрепенулся, как мальчишка, услышавший продолжение любимой истории. — В таких местах, как это, ветви говорят и звери тоже. Ведь разум может крыться здесь в любом обличье, будь древо то, или животный облик. Иль плоть давно лишенная дыханья. Последнее особо любят духи. Взгляд Дара прямо-таки загорелся лихорадочным интересом. — «Демоны» ты хотела сказать, — мрачно поправил Алистер.       Вся эта тема его нервировала, хоть магия сама по себе всегда казалась Алистеру интересной и завораживающей вещью. Но одно дело интересоваться, а другое дело кликать беду находясь на пороге «живого леса». Как ни крути, Тень таит в себе множество опасностей. Вдруг демонам тоже понравится их беседа и они пожелают присоединиться? — Не важно, как их называешь ты, — фыркнула Морриган. — Бесформенны они, изменчивы по сути, а форму обретают, отражая мир. — Она ненадолго замолчала, смиряя обступающие их деревья мрачным взором. — Я чую взгляды Их. Лесные духи бдят, следят за нами зорко. Пока что позволяют путь продолжить вглубь. Но то не приглашенье в гости. То ловушка. Нечасто путник нарушает их покой. Их мучит голод, дикое стремленье с собой забрать любого, кто по вкусу. — Морриган стрельнула взглядом в сторону Дарета. — Остерегайся собственных желаний. Дарет выдохнул с насмешливым облегчением: — Повезло. Сейчас желаний у меня всего два: поспать и поесть. — И все равно будь начеку. Играет Лес на устали твоей. Мир сердцу обещая, покой сулит, но вечен тот покой. Коварное здесь место.       Впрочем, о коварстве Леса все они узнали в самое ближайшее время.       Место для лагеря нашлось лишь к позднему вечеру. Когда они поставили шатры было уже довольно темно. Ночи в Бресилиане были не в пример свежим, прохладным дням, душными и сырыми. Стоило только темноте вступить в свои права над травой появлялся слой густого тумана. Дежуривший в ту, самую первую ночь Алистер наблюдал за тем как это марево в течении ночи поднимается с уровня лодышек, все выше и выше, пока не заволакивает все вокруг своей густотой.       В ту ночь Алистер изрядно понервничал: похожий туман обычно ворожили эмиссары порождений тьмы, дабы дать прикрытие большим отрядам тварей. Но скверна в крови молчала. И Алистер продолжал хмуро наблюдать. Туман крался к лагерю из-за стволов деревьев, но оставался за границей света, будто пугаясь огня. Палатка Дарета так и вовсе скрылась в нем до самой верхушки. На ночь эльф в отличие от той же Морриган совершенно не разводил костра. Углей только наберет из общего — шатер обогреть и доволен. — В Эльфинаже принято экономить дрова, так что я не слишком мерзлявый. Привык, — пожал Дарет плечами в ответ на вопрос Лелианы в первую их ночевку после Лотеринга. — У нас уже есть два костра. Незачем привлекать внимание еще большим дымом. А то разбойники решат, что это караван идет и захотят поживиться.       С одной стороны логично. А с другой — Алистер дергался каждый раз, когда смотрел в сторону скрытого туманом шатра. В конечном итоге решил пойти проверить. Пошел, отогнул осторожно полог. В шатре тумана не было. Зато приглушенным светом горела свеча. Алистер с изумлением отметил, что свеча это зачарованная, «не тающая». Из тех что используют маги или жрицы. Кажется, эту, конкретную свечу, Алистер видел на столике преподобной матери в Лотеринге.       Почему-то эта мысль заставила улыбнуться одновременно и тепло, и виновато. В Лотеринге Алистер дал маху. Оглядываясь на тот день, он признавал, как глупо было доверять постороннему человеку. Особенно в текущем положении. Но у него ведь и мысли не было, что церковница подложит им такую свинью. Может и не она. Кто знает? Может, помимо Лелианы их разговор подслушало еще человек десять... двадцать?.. Сто?! Церковь-то была переполнена беженцами. Кто-то да польстился на награду за головы стражей, сообщил наемникам Логэйна и дальше…       Дарет был прав: меньше нужно трепать. Та исповедь чуть было не стоила жизни не только Алистеру, но и им всем. После Лотеринга он ожидал, что эльф еще ни единожды припомнит тот промах. Но Дар молчал. Он даже остальным ничего не сказал, и Алистер был за это признателен. После Лотеринга Дарет вообще вел себя крайне сдержанно, что совершенно не вязалось ни с тем, каким он был в Остагаре, ни с его поведением в таверне. Наверное, в Лотеринге Табрис решил отвести душу, порезвиться напоследок, прежде чем начать вести себя как серьезный лидер, не имеющий права на слабости.       Но сейчас Дарет дрых на своем лежбище в дальней части шатра и даже напоминал живого эльфа, а не заведенную куклу. Спящий он выглядел непривычно мирным. Лицо в полумраке казалось еще более юным. Или всему виной было то, что сейчас эльф не хмурился и не сжимал челюсти до скрежета. Рыжие волосы, обычно собранные в хвост на затылке, растрепались, что придавало Дару особо невинный вид. Под рукой у него лежала сшитая тетрадь, немного поодаль стояла приоткрытая чернильница, к слову, дорогая, с вензельной крышкой. Такими пользуется знать во время путешествий. Алистер видел похожую у эрла Эамона, когда еще жил в Редклифе. Эту вещицу Дарет похоже позаимствовал у денеримского эрла. И позолоченное перо, наверняка было оттуда же. Алистер усмехнулся и тихо заметил: — Кто-то очень любит сувениры.       Уже намереваясь задернуть полог он, увидел мятый листок, валяющийся неподалеку от входа. Любопытство пересилило. Алистер сумел дотянуться. На скомканной и расправленной заново бумаге был портрет короля Кайлана. Так ему вначале показалось. Парадные, королевские доспехи сбили с толку… Но Кайлан никогда не стриг волосы так коротко.       Алистер выдохнул. Его собственное лицо отражалось на бумаге резкими, более яростными, чем на тех, других набросках штрихами. Либо художник очень спешил, творя сей шедевр, либо был очень зол. Скорее второе. На эту мысль наталкивали огромные чернильные кресты перечеркнувшие глаза нарисованного Алистера непроглядной чернотой. Те же доспехи были прорисованы в более спокойной, изящной манере. Дотошно так прорисованы, деталь в деталь. Должно быть, изначально это был набросок Кайлана, а зачем что-то пошло не так.       Стараясь не издавать лишнего шороха, Алистер снова смял лист, аккуратно бросил его на прежнее место и ушел от проклятущего шатра подальше. Внутри ворочалось неприятное нечто. Не то, то обида. Скорее, разочарование. — Хотя чему я удивляюсь? Этого и следовало ожидать, — сказал страж сам себе, глядя на остывающие в кострище угли. — По крайней мере, он в своей ненависти честен.