Алая вспышка

Чистый голубоватый лунный свет мягко падал на кровать Рамоны, где сейчас мучилась бессонницей Долорес. Ночь выдалась жаркая, от духоты не спасало совершенно ничего — ни открытые настежь окна и двери, ни развешенные влажные простыни, ни мокрая одежда, до этого щедро прополосканная в ледяной воде. Вся хоть немного сырая ткань высыхала практически моментально, и везунчиками считались те, кто засыпал быстро и без лишних мыслей. Рамона, лежащая на матрасе на полу, тоже все никак не могла заснуть, но вряд ли по той же причине, что и Долорес. Ей не давал покоя отцовский ликер, который был почти распит за ужином. Ключевое слово “почти”. Рафаэль Веласкес сам готовил огненную воду*, так что этот напиток в их доме присутствовал в избытке. Но! Рамону интересовал один конкретный ликер — тот, в котором ей показательно отказали перед гостями, что ее лишь раззадорило. — Ты куда? — услышала она шепот Долорес, стоило ей решительно подняться с матраса и направиться к двери. — Прогуляться, — в тон ответила ей Рамона. — Можно с тобой?.. Конечно, Рамона не смогла ей отказать. Как и уточнить то, что прогулка-то сильно далекой не планировалась — до погреба и обратно. Казалось, что весь дом спал. Он лениво и медленно дышал пропитанным жарой воздухом, а его деревянные доски устало вздыхали под босыми ногами Рамоны и Долорес. Девушки спустились вниз в одних ситцевых ночнушках — белых, тонких, длиной до колен. Они с легкостью сошли бы за одинаково одетых близняшек в этом ночном полумраке, только волосы у Рамоны были не такие красивые и кудрявые, как у Долорес, что, впрочем, совершенно не беспокоило юную Веласкес. Ей нравилось носить свое игривое слегка вьющееся на концах каре, которое то и дело норовил растрепать неугомонный ветер. Ну или папа. Воровато озираясь, Рамона залезла в погреб, а как она выбралась оттуда с победно поднятой бутылкой в руках, Долорес все поняла. От предложения разделить с ней напиток и нарушить запрет Долорес отказалась, но Рамону ничуть не смущало отсутствие компании. Ее главной целью было закрытие образовавшегося гештальта, нагнавшего бессонницу на ее голову. Вкус у чистого ликера, конечно, был премерзкий — когда Рамоне его предлагали, то разбавляли подсахаренной водой и добавляли туда корицу. “Голый” ликер тонким кулинарным изыском не являлся. Рамона морщилась, кривилась, задыхалась от обжигающего горло вкуса, но упрямо, с перерывами, продолжала делать глоток за глотком прямо из горла. А вот потом, когда к ней пришло осознание, что в такую духоту от спиртного станет только хуже, она успела об этом пожалеть. Так, всего на пару минуточек. — А вы чего тут делаете? — услышала она шепот и обернулась. В дверном проеме, оперевшись на косяк и скрестив руки на груди, стоял Камило Мадригаль. В свободной явно ночной белой рубашке и светлых то ли шортах, то ли штанах. Удивительно, что Долорес не услышала, как он к ним подкрался. “Возможно ли, — подумала Рамона про себя, — Что без дома Мадригали потеряли свои способности?” — Гуляем, — ответила она уже вслух, незаметно убирая бутылку обратно. — Дай и мне попробовать, — коварно “поиграл” бровями Камило, подходя к ней ближе и протягивая руку. Увидел ведь в темноте, вот же лис! — Да пожалуйста, — пожала плечами Рамона. — Камило, не надо! — шикнула на него Долорес, но уже было поздно. После невозмутимого “А что такого?” и последовавшего за ним глотка парень от неожиданно крепкого вкуса закашлялся, согнувшись пополам, отчего у Рамоны вырвался неприлично громкий смешок, за который она поспешила прикрыть себе рот рукой. Как бы не разбудить кого ненароком! Пересилив себя, Рамона сквозь сдавленный смех все же почерпнула из фляги немного воды и протянула Камило ковшик. — Ополоснуться бы, — как ни в чем не бывало сказал он, когда нахлебался вдоволь. — Жарко, не могу заснуть. — Мне тоже не спится, — сочувственно прошептала Долорес. — Жаль, что сеньора Пепа не может вызвать дождь или снег по своему желанию… — аккуратно ступила на тропу разведчика Рамона. — Мама сейчас ничего не может, — Долорес тяжело вздохнула, — Никто из нас не может. Рамона чуть торжественно не хлопнула в ладоши — она так и знала! Благо, Веласкес все же удержалась: момент явно был неподходящий. Камило тем временем успел зажечь одну из свечек и сейчас держал ее в руках, как это делают в лучших традициях во время рассказов страшных историй. — Волшебная свеча погасла… — намеренно загробным голосом произнес он. Не хватало только завываний привидений под окном, — И магия покинула Энканто через трещину в горе! Устрашающий эффект был достигнут — и Рамоне, и Долорес на миг стало некомфортно, на что довольный собой парень ухмыльнулся. Казалось, его не особо волновали сказанные им же слова. — Мы теперь не сможем защитить людей, — прошептала Долорес, опускаясь на стул. — Значит, люди защитят себя сами, — в легком изящном прыжке сев на стол, заметила Рамона, — Они же не беспомощные котята. Хватит уже полагаться на одну только магию. Конечно, с магией все было куда проще, — она чуть отклонилась назад, закидывая ногу на ногу, и по-кошачьи ласково посмотрела на Долорес, — Но мы справимся и без нее. Подумав, что магия многое значила не только для Энканто, но и для самих Мадригалей, Рамона хотела добавить еще пару слов, но ее опередил Камило: — Может, способности к нам вернутся, когда мы восстановим Каситу. — Согласна, — кивнула Веласкес. Тусклый красно-оранжевый свет маленькой зажженной Камило свечки бойкими тонкими бликами скользил по эмали тарелок, местами покрытому лаком дереву и узорам на стеклянных бокалах. Неугомонным, жадным до жизни танцем этот огонек отражался и в глазах Рамоны, словно в них плясали маленькие чертята. Поймав на себе взгляд Камило, она с интересом склонила голову набок и открыто ему улыбнулась. Он выглядел так, будто хотел что-то у нее спросить, но не то чтобы не решался — специально не спрашивал, чтобы она думала об этом и гадала, что за вопрос это мог бы быть. Часовая стрелка недалеко ушла от полуночи, когда Камило предложил сходить до реки. “Всё равно до утра все проворочаемся”, — аргументировал он. Рамону, да и Долорес тоже, дважды уговаривать было не нужно, только последняя зачем-то мышкой на цыпочках пошла по поскрипывающей лестнице наверх. — Стой, Долорес, ты всех разбудишь! — хоть и Камило сказал это шепотом, у него получился весьма громкий и экспрессивный шепот. — Я за обувью и юбкой… — Пойдем так, нас все равно никто не увидит, — махнула рукой Рамона, аккуратно, без лишних звуков открывая входную дверь. — Только задуйте свечку. — Вы уходите? — раздался четвертый, явно лишний шепот, обладатель которого выглядывал со второго этажа и щенячьими глазами смотрел на свою сестру. — Да, на реку. — Мама будет ругаться, — Мартин, неловко закусив нижнюю губу, глянул наверх, в сторону спальни родителей. — Хочешь с нами, братец? — лукаво прищурилась Рамона. — Хочу. Ночь с нежностью матери укрывала Энканто в черном жарком одеяле своих звездных объятий. Луна была единственным источником света, к которому глаза после освещенного пусть и слабой свечкой дома привыкали очень долго. Сначала вокруг была сплошная темнота — даже собственных рук не видно, — потому подростки шли медленно и кучкой, держась друг за друга и вслепую натыкаясь то на заборы, то на ступеньки очередного крыльца. Все четверо постоянно перешептывались и в целом старались вести себя тихо, но то и дело начинали шкодливо посмеиваться. Дорожный булыжник приятно холодил босые ступни, ночной стрекот еще не спящих кузнечиков мерно увеличивался по приближении к реке, как и ненавязчивый, слабый, словно дыхание томной красавицы, ветерок. Постепенно начали вырисовываться непробиваемо черные силуэты домов, что стояли друг к другу не так плотно, а небо совсем слегка посинело. Скоро Рамона смогла различить свои руки в темноте, а немного погодя мальчики осмелели и начали в шутку толкать друг друга. Голова Веласкес слегка кружилась, все тело было податливее обычного, пальцы легонько покалывало, а самой ей так и хотелось говорить и творить всякие глупости. Ноги теперь чувствовали не городской камень, а прохладную от вечерней росы мягкую траву, что пахла свежо и немножко сладковато. Беглецы-нарушители вышли из города в поля. У воды дышалось очень свободно. Тихое журчание спокойной реки походило на трепетные переливы черного шелка, а отражение луны мерцающими искрами вспыхивало и гасло вновь и вновь на скромных волнах. — Может, дальше пойдем? — не без нотки критичности протянул Камило, — Здесь мелко и не окунуться с головой. Скучно. — Зато точно не утонем. Ничего же не видно вокруг, — Долорес уже коснулась воды кончиками пальцев. Ее голос прозвучал со снисходительной улыбкой — Рамона прекрасно слышала эту улыбку, она могла различить ее абсолютно в любом голосе, поскольку сама частенько так же разговаривала с Мартином. — Если нужно, я могу окунуть тебя с головой даже здесь, Камило, — задиристо предложила парню Рамона. — “Я могу окунуть тебя с головой даже здесь, Камило”, — дерзко передразнил ее он. И весьма похоже, между прочим! Рамона громко и заливисто рассмеялась и поставила Мадригалю твердую восьмерку из десяти. Она зашла в реку по колено, зачерпнула воды и с облегченным удовольствием ополоснула лицо и смочила волосы. Камило и Мартин давно скинули с себя лишнюю одежду и плескались в не такой уж и прохладной воде, которая была максимум им по пояс. Они звали Долорес и Рамону присоединиться, но девушки каждый раз находили причины оставаться на мелководье. Веласкес и вовсе поплохело — то ли от душного воздуха, то ли от опрометчиво выпитого ликера. Приятное покачивание в области груди сменилось штормовым предупреждением в голове, а на смену невесомому онемению пальцев пришло чувство тошноты. Рамона села на относительно сухой берег и попыталась сосредоточиться на своем дыхании — но о каком спокойствии может идти речь, когда неуемный озорной кудрявый парень так и провоцирует, брызгаясь водой прямо на них? Так что вызов был принят. Глубоко вдохнув и приказав себе не тошнить, Веласкес решительно тряхнула волосами и побежала в воду жестоко мстить возомнившему себя богом воды Камило. Но под горячую руку попался ей вовсе не Мадригаль, а собственный брат, отчего, впрочем, смысла ее действия не потеряли. Мартину всегда было за что получить от сестры. Со смехом, визгом и колкими шутками они встретили утренние расцветающие сумерки. Небо плавно светлело, теряя свой насыщенный синий цвет, звезды гасли, а воздух медленно становился розоватым, если присмотреться к нему как следует. Рамона уже могла различить лица своих сегодняшних сообщников. Солнце еще не появилось из-за гор, а это значило, что сейчас около четырех утра — пора возвращаться домой. Обратно они шли мокрые, уставшие и очень довольные. — А ты бы хотел, чтобы к тебе вернулись твои способности, Камило? — в какой-то момент спросила Веласкес, припоминая, как похоже он ее передразнил. Перед сном, еще вечером, он попросил у Рамоны любое маленькое зеркальце, и она не придала этой просьбе ровно никакого значения, одолжив Камило одно из своих. Но теперь… Теперь ей казалось, что это все было не просто так. — Это весело — превращаться в других людей. — Камило широко улыбнулся, закинул руки за голову и задумчиво-мечтательно протянул, — Я-я-я… немножко скучаю по этому, если честно. — А если бы у тебя была возможность самому выбрать себе способности, ты бы поменял свой дар на какой-нибудь другой? — поинтересовался Мартин. — Не-а. Долорес устало опустила глаза вниз. — Свеча и магия — не самое ценное, что у нас было и есть. Я поняла это, когда увидела дядю Бруно. Тетушка Джульетта с мамой чуть не расплакались, когда он вернулся к нам. — Да-а-а, — Камило почесал затылок, взъерошивая свои кудрявые волосы, — Хотя нам всю жизнь говорили, что свеча и есть самое ценное сокровище нашей семьи. Что она важнее всего. У Рамоны шустрой тенью проскользнула мысль о том, что Мадригали отчасти стали пленниками собственных способностей и что уже третье поколение этой семьи отдавало всему Энканто долг за магию свечи. Ей показалось это странным и нелогичным, потому Веласкес зевнула и с легким сердцем отмахнулась от всех глупых фантазий, списав их на бессонную ночь.