Алая вспышка

Волна живого тепла и золотистых искр прокатилась по Энканто от самой виллы Мадригаль, и мир вокруг словно стал ярче. На двери дома расплавленным золотом застыло изображение всех членов семьи, Касита ожила, и до этого напряженно сжимающая руку Рамоны Мария посмотрела на подругу со счастливой облегченной улыбкой. — Я рада, что оказалась не права, — тихо шепнула ей Рамона в ответ. Магия вернулась в Энканто, это почувствовали все. От взгляда Рамоны не ускользнуло то, как удивленно приподнялись брови и сжались плечи Долорес, и выражение ее лица сменилось на привычное окружающим. “Снова все слышит”, — с терпким сожалением за девушку подумала Рамона. Долорес стояла в пышном пурпурном платье и, казалось, стала чуточку меньше и тоньше, едва к ней вернулся ее уникальный слух, пусть и продолжала улыбаться. По-настоящему, не наигранно. Там же, среди семьи, виновато стоял и Бруно. Успевший предсказать плохое каждому жителю Энканто Бруно, тот самый Бруно, Бруно-про-которого-нельзя-говорить. Рамона плохо его помнила, но, увидев его за сеньорой Джульеттой, сразу же узнала. Глашатай бед и неприятностей, он не был похож на жестокого бесстрастного посла судьбы. В воображении Рамоны его образ рисовался несколько… иначе, и, пожалуй, теперь она понимала, откуда в голосе Камило были едва уловимые нотки разочарования, когда тот говорил о своем вернувшемся дяде. Издалека в своей потрепанной зеленой руане он казался маленьким, истощенным и совершенно безвредным. Что уж говорить, даже сеньор Агустин выглядел куда опаснее него. Заинтересованная образом беспощадного провидца Бруно, что рушился буквально с каждой минутой, Рамона старательно выцепляла его взглядом все начало праздничного вечера. Она невпопад отвечала что-то легкое и бессмысленное Себастиану, который в принципе был не то чтобы сильно болтлив, но если и начинал что-то говорить — то коротко и по делу. Рамона любила Себастиана хотя бы за то, что он не обижался на нее в такие моменты и в целом не имел за собой привычки с укором напоминать людям об их ошибках или проколах. Точно так же Веласкес успешно проворонила момент, когда Мария отправилась танцевать, не дождавшись увлеченную наблюдениями подругу. Бруно был странный для сложившейся за ним репутации. Он, как и все остальные, ел арепы сеньоры Джульетты, и не выглядел при этом злобно или подозрительно. Он разговаривал со своими родственниками, неловко посмеиваясь и теребя края своей руаны, и не производил впечатление грозного человека. В глубине души Рамона очень ждала, что он начнет предсказывать будущее всем подряд, устроит на празднике суету и хаос; Веласкес втайне даже ждала этого с диковатым любопытством, но, похоже, прячущийся от больших компаний за столбами Бруно никак не собирался проявлять себя. Когда он заметил на себе изучающий взгляд Рамоны, то и вовсе поспешил отвести глаза в пол, как кроткая девица в день своей свадьбы, а после профессионально скрылся среди танцующих горожан. — Тоже пялишься на дядю Бруно? — неизвестно, сколько времени Камило просидел рядом с ней, но заметила его Рамона только сейчас. Он хмуро смотрел в ту же сторону, что и она, видимо, тоже пытаясь разглядеть хоть что-то жуткое и чудовищное в своем дяде. — Он такой… Такой… — Веласкес хотела поделиться с парнем своими мыслями, но вертящееся на кончике языка нужное слово никак не находило для себя оболочки. — Обычный? — вздохнул Камило. — Знаю. Я тоже думал, что он будет другим. — Ага. Они оба синхронно потянулись к тарелке с закусками, хватая оттуда первые попавшиеся под руку тамале*, и раздосадованно принялись их жевать. — Может, он еще успеет напугать кого-нибудь, — после недолгой паузы с надеждой сказал Камило и посмотрел на Рамону так, словно она могла на это повлиять. — Разве что крыс, — улыбнулась она. — Вот кстати крысы оказались единственным, что я о нем помнил правильно! — то ли возмущенно, то ли радостно воскликнул парень, и Рамона рассмеялась. — И те его не боятся, — добавил он и засмеялся сам. Танцующая неподалеку от них Мария была чудо как хороша — отвлекшись, Камило совершенно случайно залюбовался ею. Да что там, Рамоне и самой сложно было отвести взгляд от танцующей подруги. Прикрыв глаза, Мария двигалась сосредоточенно и воздушно, как лесная нимфа, словно не касалась пола даже кончиками пальцев. Каждое ее движение было плавным, нежным и четко выверенным, как игра на арфе, и не было в ней и ее танце абсолютно ничего лишнего. Рамона завороженно смотрела, как струится и летает розовая юбка подруги, и вспомнила слова Камило, что он не помнит Марию. “Теперь точно не забудешь”, — удовлетворенно подумала она, по-лисьи посмотрев на парня. Он, как выяснилось, был очарован не так сильно, как ей казалось, потому что сразу же глянул на Рамону в ответ, непоседливо щурясь и улыбаясь ей. Веласкес подергивала плечиками и качала головой в такт зажигательной музыке, а ее ноги уже сами собой отстукивали заводной ритм. Ей ужасно хотелось танцевать, и она уже была готова вскочить с места и присоединиться к Марии, как заметила на себе взгляд Гильермо. Он, судя по всему, пытался ее загипнотизировать все это время — так же, как она сама недавно не сводила глаз с Бруно. Вот уж кто был страннее Бруно, так это Гильермо. Точнее, Гильермо-номер-два — так Рамона в мыслях называла парня, когда тот начинал проявлять к ней знаки внимания. Явно обрадовавшись тому, что Веласкес наконец-то его заметила, он, не подумав, сделал самую мерзкую вещь, на какую был способен. Он начал есть. Медленно и, как он сам наверняка думал, привлекательно. Сочный жирный сок стекал с тамале по его пальцам и капал на стол, а с обратной стороны лепешки совершенно не аппетитно вылезала вся ее начинка. Рамона застыла и с силой сжала свои губы, чтобы не рассмеяться от этого потрясающе постыдного зрелища — и не рассмеялась. Зато от души захохотал Камило, успевший пострелять глазками то на нее, то на облизывающего свои пальцы Гильермо, и без труда сложивший в уме два и два. — Не вижу ничего смешного, — выдавила из себя Рамона, хватая первую попавшуюся салфетку и прикрывая ей свое лицо, чтобы не обижать Гильермо своей таки прорвавшейся насмешливой улыбкой. — Как он… А как ты… — сквозь смех задыхался Камило, стуча ладонью по столу, и, глядя на него, сдерживаться Рамоне становилось все сложнее. — Если он нас услышит… — Веласкес нервно выдохнула щекочущие перышки смешинок, — …Я скажу, что это все ты. Камило моментально протрезвел и серьезно посмотрел на девушку. Даже приосанился, прямо оскорбленный принц! — Скажешь ему, что мои шутки настолько искрометны, что ты не смогла остаться равнодушной, — важно поправил Рамону он. Веласкес широко улыбнулась, прикрывая ладонью глаза, и слегка закусила нижнюю губу. — Он все еще делает это? — М-м-м… — Камило беззастенчиво и открыто посмотрел в ту сторону, где сидел Гильермо. Шпионом ему однозначно не быть. — Нет. Он ушел. Рамона недоверчиво повернулась и, действительно, Гильермо не увидела. Зато увидела его, когда посмотрела обратно на Камило. Вместо Камило. На его губах расцвела так несвойственная Гильермо хулиганская улыбка и, смотря Рамоне в глаза, он медленно потянулся за тамале. Девушка широко улыбнулась и покачала головой, но “Гильермо” был непреклонен. — Это отвратительно, — смеялась она. — Это соблазнительно! — с набитым ртом возражал ей “Гильермо”. — Просто представь себя на месте тамале! Рамона чуть со стула не свалилась то ли от смеха, то ли от того, как сильно она закинула голову назад. Она схватилась за край стола, чтобы удержать равновесие, и, покачнувшись, наклонилась уже вперед. Уже-не-Гильермо заливался не хуже нее, и, пожалуй, они оба были слишком шумными, потому что почти сразу же музыка заиграла громче. Успокоившись, Рамона решительно свела брови. Брошенный Камило с помощью тамале вызов был принят, и он еще не подозревал, какая сладкая вендетта его ждала. Медленным, тягучим как патока движением она двумя пальцами взяла такую же оранжевую, как ее платье, дольку сочного мандарина. Не сводя с очевидно заинтригованного Камило до прямоты дразнящего взгляда, Рамона изящно закинула ногу на ногу, сказала, что пикантные фантазии о еде ничем хорошим не заканчиваются, и одними губами накрыла мандариновую дольку. Камило неловко посмеялся, отведя взгляд на тарелку с фруктами, и не без лукавства извлек: — Мы будем гореть в аду. — Надеюсь, там танцуют сальсу. Рамона легко встряхнула волосами, поднялась с места и на ходу прижала чистую салфетку к лицу Камило, прямо к его нескромной улыбке — и эта салфетка тут же прилипла к фруктовому джему, что остался на его подбородке после неаккуратного поедания тамале. И Веласкес была уверена, что Мадригаль обернулся ей вслед. Она чувствовала азартный жар в области щек и шеи и тут же пару раз повторила себе остужающие рассудок слова про младшего брата Долорес. Не сразу, но они сработали. Рамона не хотела ругать себя слишком долго за то, что вновь увлеклась кокетливой игрой с парнем сильно младше себя — и не ругала. Но некомфортно ей все же было. Мария, Себастиан и Гильермо успели убежать танцевать на улицу перед домом, и Рамона спешила к своим друзьям забыться в танце. Ей не показалось: в доме действительно было душно. Ночная летняя прохлада, что особенно желанна после сухих жарких дней, ласковым шелком обвивала ее голые руки, открытую шею и ступни, а воздух был насыщен ароматами распускающихся после заката цветов. Они с Марией и Долорес кружились друг вокруг друга, и каждый раз, как Гильермо тянулся к Рамоне, она элегантно от него ускользала подобно призрачному миражу — ускользала в спокойные и уверенные руки Себастиана с большими теплыми ладонями. Ему разрешено было свободно касаться ее плеч и талии, а ей разрешено было в танце обнимать его за шею, что несомненно значило бы многое, не будь они просто друзьями. Но сердце Себастиана принадлежало Кудряшке, которая безоговорочно доверяла ему и Рамоне. Все, что могло случиться между ними двумя, случилось уже давно, и в свое время дальше милых держаний за ручки ни один из них идти не захотел. По уговору с матушкой, Рамоне разрешено было вернуться домой на час позднее обычного, и она выжимала максимум из этого времени. Долорес ушла в свою комнату, сославшись на усталость — Рамона ей не поверила, но не сказала этого вслух. Последние полчаса точно Долорес то и дело прикрывала свои уши, и Веласкес не могла не думать о том, как ей, должно быть, тяжело и больно находиться долго на празднике с громкой музыкой, хохотом и неразборчивыми из-за ликера разговорами. Кто-то даже успел подраться, как шепнула Рамоне всезнающая и величайшая сплетница в Энканто. Антонио, робкий и тихий, не в сравнение со своей сестрой наоборот раскрылся миру, гордо разъезжая на своем теперь уже домашнем ягуаре. В его взгляде не было былых сомнений и застенчивости — с возвращением дара мальчик осмелел, словно способность так складно его дополняла. А Камило… Ну, Камило с кем-то целовался. Рамона и не обратила на это внимание сначала, но когда ее взгляд зацепился за его желтую руану с хамелеонами во второй раз, она уже внимательнее присмотрелась. Веласкес видела только его спину и буйство кудрявых волос на голове. Поцелуй ей лишь показался — он обнимался с девушкой, которую Рамона не могла разглядеть. В ее голове начали всплывать имена и лица, и она уже страстно желала решить эту новую загадку. — Хочешь быть на ее месте? — подойдя к ней, тихо спросил Себастиан. — Я знаю, что пялиться — неприлично, — закатила глаза Рамона, — Не будь занудой. — Так как, хочешь? Выглядишь расстроенной. — Веласкес непонимающе посмотрела на друга, в ответ на что он ухмыльнулся и раскрыл свою настоящую личность. Камило с довольством провел рукой по своим волосам. — Ты ведь подумала, что тот парень — это я, правда? Я одолжил Карлосу свою руану, чтобы он мог прикрыть пятно на рубашке. Он случайно пролил на себя чичу, когда я его… В общем, он почему-то резко дернулся, не знаю даже, почему. Так что не нужно завидовать той девушке, настоящий я здесь. Рамона слушала его с загадочной полуулыбкой, после чего посмотрела на его ладони. Камило держал в руках средних размеров картонный прямоугольник темно-синего цвета с золотыми полосками. — Я так понимаю, я выиграла карточку с василиском. — Я-я-я… забыл, что мы поспорили. Увлекся и танцевал со всеми. Камило с очевидной неохотой, но все же расстался с проигранным трофеем. Только слепой не заметил бы, с какой досадой он отрывал карточку от самого сердца. Рамона улыбнулась и кивнула в сторону Карлоса. — А ты ведь и сам мог быть на его месте, если бы не стал стирать красные губы! Ни одна девушка бы не устояла. Лицо Камило моментально преобразилось с расстроенного на заинтересованное. — Ты бы не устояла? — Любая другая девушка, — засмеялась Рамона, поворачиваясь к нему спиной, чтобы спрятать полученную карточку. Увы, карманов в ее платье не было. — Вот жеж! – слышала она наигранно сокрушенный голос, — Прошляпил я свое счастье. А-а-а… Это куда ты карточку убрала? — Туда, где ты точно ее не достанешь. Камило открыл было рот, чтобы наверняка сказать что-нибудь про бюст и сокровища там, и Рамона тут же, как зеркало, повторила за ним. Мадригаль замер и, по-видимому, передумал. — Ну, теперь она однозначно твоя, — вместо этого покивал он. — Ты, кстати, сегодня тоже танцевала с разными парнями… — Хорошо, что мы не спорили на мои танцы. — …Но не танцевала со мной, — лучезарно улыбнулся Камило, после чего в утонченном пригласительном жесте протянул ей открытую ладонь. Его глаза сияли, а на губах медленно расплывалась завлекающая улыбка, — Сальса? Рамона улыбнулась ему не менее многозначительно и маняще. Конечно, ей хотелось веселиться еще, и она была совершенно не против потанцевать с Камило. Только вот едва она кивнула, как музыка стихла. Парень озадаченно почесал затылок, оглядываясь в сторону дома. Скоро к гостям на улице вышла сеньора Альма с благодарностями за добрый визит и объявлением о том, что семье Мадригаль пора отдыхать. — Станцуем в другой раз, — пообещала Веласкес на прощание. Уже ночью, лежа в кровати и отдаваясь в бесформенные вязкие объятия сна, Рамона успела подумать о том, что было бы, если бы она поступила иначе. Как в момент, когда музыка затихла, она начала бы хлопать в ладоши, задавая ритм — и кто-нибудь из горожан обязательно бы его подхватил. Камило начал бы щелкать пальцами в такт, и, поймав такую простую и такую самородную музыку друг друга, они негласно пустились бы в беззвучный танец. Никто из них не произнес бы ни слова, ни разу не посмотрел другому в глаза — был бы лишь ритм и случайные скользящие прикосновения, изящные и мимолетные. Глупые мысли. Возможно, причина заключалась в том, что Камило стало слишком много в ее жизни за последние несколько дней. И, Рамона никогда не признала бы этого вслух, она была впечатлена. Она спала, и снился ей опять же он. И румянец Марии, и выложенный рисованными карточками пол, и его желтая руана, и ее красное как мякоть грейпфрута платье. Пастор отпевал их оковы, а им ни до чего не было дела. Они кружились в одним им понятном ритме, то ускоряясь, то замирая. Этот танец острым языком скользил по воздуху, податливо стелился по воде, лихим ураганом поднимал пыль с дорог — и никто их не видел. Их души рвались на мельчайшие кусочки, что выложенными вечностью льдинками снова сплетались в единый целостный узор. До нетерпеливых мурашек, до жаркого дыхания в шею, до влажного следа на губах, до мучительного “Остановись”. Треснувшее кровавым рубином сердце, что стало невыносимо тяжелым, покоилось в непроглядной тьме раскола, а они, смеясь, легче воздуха парили над домами, над деревьями, над озером, над горами. И танцевали, танцевали, танцевали…