Скрытая любовь

Что видят люди после смерти? Царство ушедших? А может роскошный, словно олицетворение самого света рай, и ад в котором находят мучения грешники? У каждого своя версия на этот счёт. Кто-то считает, что после смерти мы видим одну лишь пустоту, бесконечную темноту. Которая никуда не ведёт. Мы остаёмся со своими мыслями. И неважно какие они, тяжёлые, умиротворенные, наполнены скорбью. Или же это бесконечный белый свет, за которым ты гонишься, и все не можешь догнать. Некоторые верят в версию что это всего лишь сон, сладкий, наполненный желаниями с всей жизни. Другие придерживаются теории что душа переноситься со старого, в новое тело. Харуми, не придерживалась ни одной из представленных теорий. Думала, надеялась, что это освобождение с кошмара, под названием «жизнь». Не придётся переносить те ужасные вещи, под именем «воспоминания». Только одно она не хотела отпускать. Людей, которым посвятила бы свою лишённую всякой надежды жизнь. И эти люди, поступили бы так же. Но кажется, этой теории людской мысли не суждено сбыться. — Харуми… харуми. Она слышала этот голос где то в своём прошлом. До боли родной… — Харуми. Ох нет, она не хочет. Не хочет это вспоминать. Не хочет и не будет. Никогда. Никто не хочет быть загнанным в угол, и жить прошлым, ведь так? — Харуми! Сонные глазки приоткрываются, пытаясь разглядеть свет. Перед личком маленькой четырёх возрастной девочкой застыл лик матери. Размытый лик матери, который стерся в пленке воспоминаний. — Харуми, солнышко, пока вставать. Завтрак стынет. Завтрак? Она ведь не серьезно? Опять её фантазия разыгралась и беловолосая видит то — чего нету и не будет? Маленькая девочка послушно встаёт с кровати, и идёт вслед за мамой, на кухню, где так пахнет булочками из духовки. — Садись милая. Тебе воды или узвара? Нет, это не она. И это не сон где она могла бы убежать куда подальше, тело не слушается, и ничего сказать не может. — Узвар мамочка! Он такой вкусный у тебя. Пила бы тоннами Девочка смеётся. Смеётся звонким, искренним, детским смехом, который не слышали уже лет десять. Женщина наливает желто-оранжевую жидкость в обыкновенный прозрачный стакан, и отдаёт своему ребёнку. Улыбчивая мать ставит тарелку, и садится рядом с ребёнком расспрашивая обо снах. От такой прекрасной картины кровь в жилах останавливаться, своего сердцебиения Харуми уже не слышит. Слишком мило. Слишком приторно. Слишком больно. Больно вспоминать того — кого нету с нами. Говорят время лечит все раны. Лечит, но раны тех, кто хотел бы забыть абсолютно все. Как жалко. — Мамочка, а я могу сегодня пойти на улицу? Вчера я не доиграла с девочками. — Хныкнула маленькая девочка обратившись к матери. — Конечно можно моя сладкая, только не долго. — Улыбается женщина и отвечает своему ребёнку. Блондинка с восхищением и радостью благодарит мать, но тут же через несколько секунд давится. Женщина стучит по спине ребёнка и осторожно смотрит на её, хоть бы все было нормально. Хоть её лица и не видно, но внутри проносится буря чувств, затмивших разум. Печальная ностальгия. Чувство, когда ты вспоминаешь красивые запоминающиеся картинки со своего прошлого. — Осторожней! Нельзя говорить когда ешь. Малышка перестала улыбаться и кивнула, параллельно начав быстрей есть. Где то внутри теперешняя Харуми начинает улыбаться. Отношения с матерью у неё всегда были тёплые. Даже во время детских сор, она всегда пыталась найти компромисс. Заботилась об своём единственном ребёнке. Джейд пообещала себе, что когда то в будущем, где её прихоти, и эта война между отцом и сыном будет прекращена. Она как и положено заведёт ребёнка, пусть из дед-дома, но Харуми будет любить его, как когда-то её мать любила и ухаживала за ней. Даже если рядом не будет сильной руки мужа. Да и кто хочет взять такую как она, отступницу, в жены? Никто, нету в целой вселенной такого человека. Как печально, опять совсем одна. Но она привыкла. Привыкла быть одной. Всегда. Из раздумий перерывает голос встревоженной матери. — Папа сегодня задержится. Мы ведь скоро переедем, ты это знаешь. Ох, она это прекрасно знает, и помнит чем закончилось. — Ех, а я так хотела ему показать свой пазл.. Малышка загрустила. По лицу чуть ли не бежали соленые слезки. Женщина улыбнулась и взяла дочь нежно за щеку. — Он ведь не на всегда ушёл. Скоро будет. Главное дождись. Сколько она слышала раз это слово. «Жди». В основном основная часть была во дворце, жесткие правила и стандарты. Её прожигает детская ненависть к этой ассоциации дворца. — Хорошо мамочка, как скажешь. Девочка опять весело улыбнулась, как будто минуту назад совсем не хотела плакать. Быстро доевши она лучезарно улыбалась. Видно никому больше не суждено увидеть этой улыбки. — Тогда я на улицу! Меня наверное уже ждут! След блондинки в ту же секунду простыл. А женщина лишь улыбалась ей вслед. Резкий свет опять мозолил глаза Харуми. Почему так ярко? В ту же секунду она увидела своего учителя по этикету с дворца. Ох, как же хочется ему подправить его самоуверенную рожу. Подправить - добавивши пару садин и шрамов на лице. Но как на зло, она опять не может двигаться по своей воле. — И опять неправильно. Говорит на немного повышенном тоне мужчина лет сорока. А рядом с ним стоит девочка подросток, держа в руках чайную ложку. — П..простите. Я.. Не успеет ответить как её тут же с размаху палкой замахивается слуга, в обязанности которого входило следить за осанкой. — Опять горбишься? Бабкой хочешь стать?! Ещё больше повышая тон говорит учитель. По фарфоровым щекам девицы стекают слёзы. Ох, она никогда не забудет этот первый урок этикета, где та маленькая, безобидная, обиженная на весь никчемный мир девочка запомнила, что чувства в этом дворце - самая большая оплошность. — Н..нет, эт..это это вышло случайно. Спина так ныла от боли, что было больно сделать и шаг. — Не заикайся, так не положено разговаривать принцессе. Строгий тон. И вторая, окончальная пощёчина, что разрушила её внутренний мир. — Д..да хорошо. Больше такого не повторится, извините пожалуйста. Подняв взгляд на учителя, её тут же опять по спине ударили палкой. — Ну с меня довольно. Девушка, вы принцесса или кто? Как можно не значит основ этикета, и даже кланяться не уметь. Руками, он прикрыл свои глаза. — Все так безнадёжно? — В комнату заходит император, проговаривая это на всю комнату. Все резко поворачиваются и кланяются. Будущая нефритовая принцесса не знает что делать, но пытается повторять за другими слугами. Учитель выправляется, и начинает докладывать об успехах. — Ваше высочество. Этот отброс ни на что не годится, она даже основ не знает. Как её чему то учить?! — Начал возмущаться учитель. — Но на то ты и учитель. — Император обернулся к своему подопечному. — Ты должен её всему научить. — Да! Вот именно папа! Харуми решает подать голос, думая, что новый отец её защитит. Знала бы она, как печально все кончится. — А тебе слова не давали. Грозный взгляд императора на её лице. Ужас, который она испытала, не передать словами. Тело покрылось мурашками от атмосферы. — Ну вот, что я вам говорил! Даже не знает, что нельзя вставлять свои пять копеек. Ещё и осанку постоянно не ровно держит, постоянно кривится Учитель выглядит довольным, а император озлобленным. Его брови опустились. — А ну ка. Стража!! В подвал её. Еды не давать. И теперь это будет наказанием за каждый испорченный урок. В комнату зашли стражники, и взяли под руки Харуми. По щекам опять полились такие нежеланные слёзы. — ПАПА! НЕТ! Пару минут, и её увели. Бросок, и маленькое детское тельце невольно падает по ступенькам. Дверь закрывается. Харуми через боль и слёзы подбегает и начинает стучать. Стучать что есть сил. Что есть голоса кричать, звать на голос. Именно тут, вся ширма обрушилась ей на голову. Никто ей не поможет. Она одна. Одна должна справляться со всем. Ненависть кипит в жилах. Но картинка опять меняется. Её трусят за плечи, и выкрикивают её имя. Глаза невольно открываются. Везде завалы. Страшная пыль. Остальных ниндзя не видно. Нога и руки в нескольких местах окровавлены. А она лежит на коленях у Ллойда, что так долго тряс, и пытался привести в сознание девушку. — Харуми?! О первый мастер, наконец то. Я уж то думал.. Дальше она не слышит из-за шума вокруг. Значит она все таки не умерла. На устах появляется улыбка. А жаль. Все таки, она почти опровергла свою теорию..