Behind The Screen/По ту сторону экрана

      Северус был сбит с толку. За последние недели в нем проснулось так много чувств, что он был удивлен, что до сих пор не взорвался. Это, конечно, было слишком много для такого короткого времени, но он догадывался, что должен наверстать упущенное. У него была жизнь, к которой нужно было вернуться. Его отношения с Альбой шли гладко, и, хотя он боялся, что она что-то скрывает от него, он искренне заботился о ней. Кроме того, он сам, вероятно, скрывал от нее гораздо больше, чем могла скрыть она. Северус никогда не относился к тем, кто много говорит в целом, и уж тем более о своей личной жизни. Но в этом случае он точно не мог сказать Альбе, что он волшебник под домашним арестом, обвиняемый в том, что убил одного из самых важных людей Волшебной Англии. Он просто не мог.       Однако то, что доставляло ему трудности, было не его связью с Альбой. Это была его связь, которую он сформировал с Гермионой Грейнджер. Девушка была вулканом позитивной энергии, и каждый раз, когда она улыбалась ему, Северус оказывался в вихре эмоций, которых не испытывал с тех пор… ну, с момента ссоры с Лили. Он пытался держаться несколько отстраненно от нее, но это казалось невозможным. После их совместного ужина в ее квартире он начал видеть ее по-другому, и, казалось, не мог выбросить из головы образ ее прекрасного спящего лица. Тогда ему захотелось поцеловать её, и только благодаря своей замечательной силе воли он смог остановиться.       Теперь она делила уголок его сердца с Альбой, и он не знал, что делать, кроме как глубоко вздыхать, запустив руки в волосы.       Я в жопе! Я в полном дерьме!       Была середина ночи вторника, и он читал маггловский роман, который ему очень нравился. Альбы не было в сети, и она не появлялась там с субботы, но его на самом деле не беспокоило ее отсутствие. Он очень скучал по ней, но сейчас ему нужно было немного пространства, чтобы понять, что с ним происходит, и привести в порядок свои эмоции. Он был увлечен своим чтением, когда услышал громкий стук в дверь, за которым последовал голос снаружи, и Снейп сразу же вскочил на ноги, держа палочку наготове. Его сердце билось так быстро, что он слышал его в ушах. Авроры стояли за его дверью, а шум только усиливался.       Когда он открыл дверь и двое мужчин, которые обычно сопровождали его по четвергам, вошли и объяснили, что произошло и почему они тут оказались, ему пришлось так сильно зажмуриться, чтобы сохранить равновесие и не упасть перед ними на колени.       Гермиона… Гермиона… Гермиона…       Гермиону привезли в Мунго в воскресенье утром, и как только она пришла в себя и спросила о нем. Медики думали, что это какая-то темная магия, которая оставалась скрытой в ее теле с момента, вероятно, последней битвы. И сейчас она заставила ее внутренние органы кровоточить. Северус вспомнил, как помогал мадам Помфри исцелить девочку на пятом году обучения после Битвы в Департаменте Тайн, где этот ублюдок Долохов проклял ее одним из своих мощных проклятий, которое вызывало внутренние повреждения. Вероятно, это был какой-то побочный эффект, но это всегда могло быть что-то другое, он не был уверен. Они доставили ее в больницу как раз вовремя. Его ведьма была сильной и, даже через боль она пришла в сознание и боролась за свою жизнь.       Гермиона… Гермиона… Гермиона… Я не могу потерять тебя, я не могу. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!       Его разум был в полном беспорядке, и воспоминания о его прошлом продолжали выходить на первый план, ослепляя его собственным горем и отчаянием. Он уже потерял Лили много лет назад. Он не мог потерять и Гермиону.       Когда он прибыл в Мунго, его проводили в ее палату. Он поколебался всего несколько секунд перед ее дверью, но затем толкнул ту и вошел внутрь. В палате было тихо, спокойно и темно, только лунный луч освещал распростертую на кровати фигуру. Гермиона лежала на боку, ее бледное тело было накрыто белой тонкой простыней, а руки обнимали талию. Ее нежное лицо исказила гримаса боли, брови нахмурились, а губы вытянулись в тонкую линию. Казалось, Гермиона не слышала его прихода, поэтому он подошел к кровати и сел рядом с ней на стул.       –Гермиона… – пробормотал он так тихо, что едва расслышал себя, и погладил ее по бледным щекам, легко проводя кончиками пальцев по ее коже. Он наблюдал, как девушка задрожала, и ее глаза распахнулись, открыв усталые и болезненные карамельные радужки.       –Северус… – выдохнула она, глядя на него из-под полуприкрытых век.       –Я ведь не сплю, не так ли?       –Нет, не спишь.       –Ты здесь, ты пришел.       –Да, – ответил он, поглаживая девичьи щеки и волосы с такой нежностью, которую редко проявлял к другим. Девушка вздохнула с облегчением.       –Как ты себя чувствуешь?       –Полной развалиной.       –Ты такая, красивая. – Он ответил честно, и она слабо улыбнулась его словам, но он был искренен. Гермиона действительно была красива, даже с ее бледной кожей и спутанными волосами. На ее нежном лице были видны признаки усталости и дискомфорта, но для него она все еще оставалась чудом.       –Я не могу увидеть свои волосы… они, должно быть, в полном беспорядке!       –Действительно, так оно и есть, – сказал Северус, ухмыляясь, и девушка игриво показала ему язык, прежде чем снова стать серьезной.       –Мне жаль.       –О чем ты?       –Я хотела испечь твое любимое печенье с шоколадной крошкой и принести его тебе в четверг.       Услышав ее слова, нервозность, поселившаяся в его животе от ее извинений, немедленно исчезла, сменившись теплым гудением, которое наполнило его внутренности. Гермиона была удивительной девушкой, и он почувствовал удовлетворение при мысли о том, что она не только хотела, чтобы он был рядом с ней в такой момент, но и хотела что-то для него сделать.       –Не беспокойся об этом. Мы испечем их вместе, как только ты почувствуешь себя лучше. – Он ответил, но сладкая улыбка, которую он так любил, так и не появилась, так как ее охватили судороги, и ее лицо исказилось в гримасе боли.       –Это так больно, – тихо сказала Гермиона, схватившись за живот и тяжело дыша. Ее глаза были закрыты, а рот слегка приоткрыт. Наблюдая за ее страданиями, Северус испытывал боль во всем теле, и все, чего он хотел в тот момент, – это чтобы ее боль ушла.       –Прекрати болтать и сосредоточься на своем дыхании. – Северус проинструктировал ее, имитируя правильные дыхательные движения и ожидая, что она скопирует его.       –Вдох и выдох. Дыши, моя храбрая маленькая львица.       –Мне нравится, когда ты обращаешься ко мне нежно.       –Я этого не знал. Тогда что тебе больше всего нравится?       –Всезнайка, – он усмехнулся. Он называл ее так, когда работал в школе, потому что Гермиона действительно была такой. Не то чтобы она сильно изменилась в этом аспекте, она знала гораздо больше, чем большинство волшебников и ведьм ее возраста, но больше не выставляла напоказ свои знания.       –Я не называл тебя так целую вечность.       –Я знаю, но мне все равно это нравится, – выдохнула она, хриплый стон сорвался с ее губ, и Северус немедленно потянулся к ней, сжимая крошечную ладошку в своих руках и пытаясь передать ей силу, в которой она так нуждалась.       –Действие обезболивающих кончается… – пробормотал он себе под нос, зная, что в течение пары часов она не сможет принять новую дозу. Одна из медсестер объяснила, что обезболивающие замедляют ее выздоровление, по этой причине врачи должны были свести их к минимуму, иначе ее тело никогда не сможет восстановиться должным образом. Гермиона должна была страдать, а он ничего не мог для нее сделать.       –Где у тебя болит?       Тяжело дыша, Гермиона положила одну из его рук себе на живот и вздохнула, когда волны боли немного ослабли. Они оставались так часами, наслаждаясь тишиной и присутствием друг друга. Северус не переставал ласкать ее плоть и волосы, в то время как его большая рука надежно прижималась к ее животу. Нежный контакт, казалось, немного облегчил боль, и через некоторое время Гермиона, наконец, заснула. Он наблюдал за ней всю ночь, запечатлевая в памяти каждую черточку ее лица.       В последние дни он начал понимать, как сильно заботился о Гермионе, и как глубоко в сердце уходили его чувства. Он ничего не мог с этим поделать. Она уже была связана с кем-то другим, определенно с кем-то, кто заслуживал ее больше, чем он. Да и сам Северус каким-то образом пытался построить для себя новую жизнь. Он заботился об Альбе, то, что она показывала ему, было чистым удовольствием и добротой, которая говорила о заботе и любви. То, что они разделяли, не было похоже на то, что он когда-либо испытывал, но то же самое дала ему и Гермиона. Единственная разница заключалась в том, что Гермиона была настоящей, вся из плоти и эмоций, в то время как Альба… она была всем, чем была его бывшая ученица, и все же что-то удерживало его. Он хотел увидеть Альбу, наконец-то узнать ее черты и подержать ее в своих объятиях. Он хотел поцеловать ее и заняться с ней любовью. Но именно этого же желало его сердце каждый раз, когда его темные глаза встречались с карамельными глазами Гермионы. Возможно ли вообще, чтобы он любил двух разных женщин одновременно?       Его размышления были внезапно прерваны холодной рукой, которая все еще лежала на животе Гермионы. Когда его глаза встретились с ее, она смотрела на него любопытным, но пристальным взглядом, словно пытаясь прочесть его мысли.       –Спасибо, – тихо сказала она, ее голос был хриплым шепотом. Она переплетала их пальцы.       –За что?       –За то, что ты здесь, со мной, – ответила она, крепче сжимая его руку.       –И за то, что дал мне возможность узнать тебя получше.       –Это я должен был сказать тебе спасибо… – пробормотал он, пытаясь смягчить румянец, появившийся на его щеках.       Слава Мерлину, что еще темно!       –После всего, что я сделал с тобой за все те годы, что ты была моей ученицей…       –Тебе повезло, что я не обидчивый человек.       –Я действительно очень рад. – Он подтвердил, приподняв уголок рта.       –Подойди ближе… – попросила она его, и он подчинился.       Когда его лицо оказалось всего в паре дюймов от ее, она положила руку ему на шею и нежно поцеловала его щеку. Его глаза затрепетали, закрывшись от ощущения ее сухих, но мягких губ, и он услышал, как вздохнул от удовольствия одновременно с ней. Когда она немного отодвинулась, их носы и губы были так близко, что он мог бы легко поцеловать ее… их глаза встретились, и он почувствовал, что погружается в глубокие озера жидкой карамели, тонет в них так быстро, как будто погружается в воду.       В этот момент он без тени сомнения осознал, что хочет раствориться в ее объятиях и никогда больше не возвращаться в реальный мир. Ее глаза были такими красивыми и яркими, ее запах был таким сладким и чарующим, ее губы были такими манящими и такими близкими, а ее тело было таким приветливым… и она смотрела на него с такой силой, что он действительно не знал, что думать, что делать. Затем, как и всякое очарование, все закончилось, и она отодвинулась от него. Северус затаил дыхание, и она тоже, но ее взгляд был теплым, а щеки слегка порозовели. Однако она не казалась смущенной, и за это он был благодарен.       –Почитаешь мне что-нибудь? – спросила она, лаская его руку и устраиваясь поудобнее в постели. Северус на мгновение задумался, затем вытащил из кармана книгу, которую читал дома, прежде чем его прервали.       Он провел остаток ночи и первые часы нового дня, читая ей, наблюдая, как она морщится от боли, а затем засыпает, только чтобы проснуться от новых судорог. Его голос был ровным, и в те моменты, когда он полностью завладевал ее вниманием, он приводил ее в восторг. Роман был итальянским маггловским бестселлером, написанным известным писателем, о котором он узнал только в последние дни. "Море-Океан", так называлось произведение, оно стало удивительным открытием, и Северус был счастлив поделиться им с Гермионой.       Он читал часами, составляя ей компанию, но когда дошел до своего любимого места в книге, его голос дрогнул, и в горле образовался комок. Он не остановился, но его взгляд на мгновение скользнул по ее лицу, и он обнаружил, что она пристально смотрит на него.       В поместье Кервола без конца рассказывали бы эту историю. Если бы знали ее. Без конца. Всякий на свой лад -- и все вместе. Рассказывали бы о тех двоих, что ночь напролет возвращали друг другу жизнь, ее и его, губами и руками, девочка, не видевшая ничего, и мужчина, повидавший слишком много, один в другой -- каждая пядь кожи как обратный путь открытий, -- вкус целого мира, выпитый изо рта Адамса и снова забытый на груди у Элизевин -- в лоне той трепетной ночи -- черная буря, брызги пены во тьме, волны, как рухнувшие стены, грохот, пронзительные порывы, неудержимые и раскатистые, дыбящие морскую рябь, воспаляющие мировой нерв, море-океан, дрожащий водяной исполин -- вздохи, вздохи в гортани Элизевин -- летящий бархат -- вздохи при каждом новом шаге в мире, где раскинулись невиданные горы и причудливые заводи -- на животе у Адамса покачивается в такт беззвучной музыке девочка-пушинка -- кто бы мог подумать, что, целуя глаза мужчины, видишь так далеко, а гладя ноги девочки, бежишь так быстро и убегаешь -- убегаешь от всего -- так далеко -- они держали путь из двух оконечностей жизни и, вот что странно, никогда бы не соприкоснулись, пока не прошли бы от края до края вселенную -- невозможно поверить, но им даже не пришлось искать друг друга -- труднее всего было друг друга узнать -- узнать -- короткий миг -- первый взгляд -- и они чудесным образом все поняли -- об этом рассказывали бы в поместье Кервола, пусть каждый помнит, что люди никогда не бывают настолько далеки, чтобы не найти друг друга -- те двое были разделены как никто другой, а теперь -- голос Элизевин переходит в крик, потоки откровений переполняют ее чувства, и плачет Адаме, слыша, как она наконец-то -- наконец-то -- изливает душу -- наверное, мир -- это рана, и кто-то зашивает ее в этих переплетенных телах -- и вот что странно -- это даже не любовь, а руки, кожа, губы, вкус, восторг, совокупление и страсть -- возможно, грусть -- пусть даже грусть -- и страсть -- они будут рассказывать о них, но не произнесут слова "любовь" -- они скажут тысячи слов, но умолчат о любви -- все умолкает вокруг, когда внезапно Элизевин чувствует, как ломается ее спина и меркнет сознание, она сжимает внутри себя этого мужчину, судорожно хватает его руки и думает: сейчас я умру. Она чувствует, как ломается ее спина и меркнет сознание, сжимает внутри себя этого мужчину, судорожно хватает его руки -- и понимает, что не умрет.       Закончив, Северус ненадолго остановился, чтобы отдышаться, и посмотрел на девушку. Глаза Гермионы были закрыты, но точно он знал, что она не спит, а только наслаждается моментом. История Адама и Элиз была очень эмоциональной. Она заставила его неудержимо дрожать в течение долгих минут, когда он впервые прочел ее, и у него не было сомнений, что в этот момент те же эмоции закручивались спиралью внутри Гермионы.       –У меня от твоего голоса мурашки по коже побежали, – тихо сказала она, открывая глаза и бросая на него грустный взгляд.       –Тебе понравилось?       –Мне нравится, спасибо. – И с этими словами она поцеловала костяшки его пальцев в нежном жесте, от которого у него екнуло сердце.       Как он смог так сильно полюбить ее за такой короткий промежуток времени, он не знал. Однако Северус точно знал, что нашел в ней сокровище и будет изо всех сил стараться удержать ее. Он уже потерял одного друга и не собирался повторять одну и ту же ошибку дважды.