***
Бобби работал с Дином вечность и один день. Он правда не может вспомнить время, когда Бобби не был незаменимым сотрудником авторемонтной мастерской Винчестера, всегда сквернословящим при виде машины, пережившей насилие. Однажды он довёл женщину до слёз, потому что она заправила неэтилированным бензином автомобиль с дизельным двигателем. Но на самом деле Дин нанял его не из-за навыков работы с людьми. Раньше Бобби управлял собственной свалкой металлолома, пока его жена Эллен не убедила его переехать на другой конец страны. Пожилой деревенщина в грязной бейсболке, с проблемами с общением забыл о машинах больше, чем Дин когда-либо сможет узнать. К тому же, Дин вроде как любит этого старого ублюдка. Он, Сэм, Бенни, Джесс, Бен и Мэдисон провели много вечеров у Бобби, Эллен и их дочери Джо, объедаясь великолепными макаронами с сыром, которые готовила Эллен, и обсуждая, как исправить этот мир. Они семья. Бобби был рядом с самого начала, когда Дин пытался разобраться с тем, как быть отцом. Бобби был рядом, заменив их отца, сначала на свадьбе Сэма, а потом и Дина. Бобби был рядом на крестинах Мэдисон. Он предложил свои сбережения, чтобы помочь оплатить пересадку почки Мэдисон и некоторые экспериментальные препараты, которые не покрывала страховка Сэма. Дин готов доверить Бобби свою жизнь, но это он ему не может доверить. Во-первых, Дин не может втянуть и Бобби в это дерьмо. Во-вторых, Бобби всегда поступает правильно, а правильно в этой ситуации — как не очень тактично заметил Сэм, — это пойти в полицию с деньгами и номером Кастиэля и принять последствия. Но Дин трус, и он правда не хочет в тюрьму. Он слишком хорошенький для этого места; его просто пустят по кругу и обменяют на сигареты. Поэтому, конечно же, на следующий день, когда Дин собирается не слишком учтиво провести через кассу десять тысяч долларов фальшивыми банкнотами, Бобби следует за ним в офис и спрашивает (требует рассказать), в чём дело, как будто он уже решил, что Дин что-то замышляет. Тот факт, что Дин и правда что-то замышляет, ничуть не уменьшает его праведного возмущения. Дин всегда был сторонником принципа «притворяйся, пока оно не станет правдой», поэтому он натягивает свою лучшую улыбку и поворачивается к своенравному старику, которого любит, как собственного отца. Возможно, даже больше. — Утречко, Бобби. Всё в порядке. Ну, кроме того, что мой муж чёртов изменщик, конечно. Бобби не выглядит убеждённым. — Конечно, — медленно соглашается он, смотря на Дина, как на подростка, застуканного со спущенными штанами на заднем сиденье родительской Камри с дочерью проповедника, которым Дин и был когда-то (поменяйте Камри на Шевроле, и это может стать названием его автобиографии). Когда Дина не прорывает, как плотину, и он не начинает выплёскивать все свои секреты, Бобби снимает свою вездесущую бейсболку, чешет затылок и надевает её обратно. Удивительно, что эта чёртова штука ещё не обрела собственный разум. Он вздыхает, а затем меняет тактику, говоря: — Полиция была здесь утром. Дин закашливается. — …что? Совсем не подозрительно. — Ты уверен, что с тобой всё в порядке, парень? — Да, — отмахивает Дин. — Зачем приезжала полиция? Бобби пожимает плечами, язык его тела выражает небрежное безразличие, но Дин отлично его знает. Хитрый ублюдок. — Из-за какого-то ограбления, которое случилось несколько недель назад в «Kwik Bargainz» на Мейн. Кажется, коп хотел знать, до сих пор ли здесь работает Чарли. Вот блядь, дерьмо, сука. Никто не может сказать, что Дин не умеет казаться совершенно бесстрастным. — Зачем? — Ну, она была одной из заложниц, верно? — Бобби выглядит так, как будто обдумывает все «за» и «против» того, чтобы отправить Дина в тюрьму. — Возможно, они никак не могут с ней связаться. Дину становится немного легче дышать. Но не намного. Чудовищность того, что они сделали, поражает его прямо в грудь, кажется, в миллионный раз за последние несколько недель. Удивительно, что он не покрыт синяками. — О, точно, — выдавливает из себя Дин, видя обеспокоенное лицо Бобби. Он берёт себя в руки ровно настолько, чтобы добавить, — кажется, она потеряла телефон или что-то такое. Совершенно очевидно, что он ушёл на милю дальше от «безразличия», вместо этого нырнув с головой в то, что можно назвать территорией «Я ЯВНО ЧТО-ТО СКРЫВАЮ». — Дааа… Слушай, не думай, что я не вижу, что ты мне лжёшь, парень, — Дин открывает рот, чтобы возразить, но Бобби обрывает его. — Я не собираюсь слушать твои дерьмовые оправдания. Просто разберись с этим, и если не можешь сделать это сам, то ты знаешь, где меня найти, балбес. Бобби выходит из кабинета, закрывая за собой дверь, и Дин падает в своё кресло, как будто кто-то перерезал удерживающие его верёвочки. Он проводит дрожащей рукой по волосам. — Блядь. Дыши. Сосредоточься. Какого хера ты делаешь? Разве тот факт, что вы трое внезапно раздобыли деньги, жизненно вам необходимые, буквально не кричит: «Эй, а мы тут ограбили круглосуточный магазин»? И как будто беспокойства о том, что его поймает полиция, было недостаточно, и теперь в его жизни есть какой-то горячий псих, — и если бы они встретились при других обстоятельствах, то Дин сделал бы всё возможное, чтобы заполучить его, — который угрожает ему в своей глупой манере. И Дин не совсем уверен, намеренно ли Кастиэль придаёт своему голосу именно такой тембр, который каждый раз, когда он открывает свой глупый, опасный рот, заставляет член Дина твердеть, или же всё дело в том, что у Дина не было секса уже несколько месяцев. В любом случае, ситуация далеко не идеальна. Дин никогда не планировал устроить себе стабильную жизнь в пригороде, но он также никогда не планировал и стать отцом в двадцать. Когда он только переехал в это закрытое сообщество, чтобы быть ближе к Лизе и Бену, ему пришлось снимать квартиру. Тогда у него был единственный дерьмовый кредит, и пока его автомастерская не начала приносить прибыль, он едва сводил концы с концами. Свой первый дом он купил в двадцать пять, примерно за шесть месяцев до того, как встретил Бенни, и до этого момента это было второй важной вехой в его жизни (после Бена). Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти тот самый, в который он влюбится с первого взгляда, но как только он увидел этот дом, в котором они с Беном живут последние шесть лет, он просто понял, что это оно. Два этажа с огромным задним двориком и шикарной кухней, где Дин любил притворяться, что собирается научиться печь, но так и не нашёл для этого времени. Они приняли правильное решение. Мэдисон умирала. Дин мог потерять единственный настоящий дом, который когда-либо знал. Он расстёгивает сумку, перекладывает фальшивые купюры в сейф, делает себе крепкий кофе, а затем выходит в главное помещение, полный новой решимости. Всё будет хорошо. Он может это сделать.***
Дин недолго играл в футбол в школе. Он проводил больше времени на скамейке запасных, чем на поле, потому что просто не был в этом хорош. Он вполне неплохо бегает, если кто-то гонится за ним, но в целом это предел его спортивных способностей. Все школьные годы Сэм провёл с головой погрузившись в книги. У бедного ребёнка никогда не было ни мускулов, ни средств, чтобы заниматься спортом, ни школьного духа. Конечно, сейчас Сэм сложен как шкаф, но его недавно приобретённая мышечная масса не принесла с собой внезапного желания устраивать пробежки или делать что-то ещё, кроме жима лёжа, от которого у Дина болит голова и руки в знак солидарности. Всё это говорит о том, что атлетизм на самом деле не заложен в генах Винчестеров. Поэтому Бен не самый лучший игрок в команде Малой Лиги. Но и не самый худший, несмотря на все его искренние усилия. Дин морщится, когда его ребёнок пропускает ещё один лёгкий мяч. Поникнув, Бен тащится к блиндажу, по пути бросая взгляд на почти пустые трибуны, легко находя своего отца и корча рожицу. Дин с энтузиазмом показывает ему большой палец, потому что он заботливый отец. В душе он даже не знает, смеяться ему или плакать. Возможно, Дин мог бы мягко намекнуть ему о том, что стоит подыскать себе другое хобби. Что-то, что не связано с огромными деревянными орудиями и голенями других игроков (инцидент, повлёкший за собой слишком много серьёзных разговоров; отец Саймона Уиблера — тот ещё придурок). Скамейка, на которой он сидит, немного прогибается под чьим-то весом, и Дин борется со всеми своими инстинктами, говорящими ему посмотреть, кто это. Тем более, у него и так есть отличное предположение, если эта напряжённая, пахнущая одеколоном тишина что-то значит. — Нам правда стоит перестать встречаться вот так, чувак, — шутит Дин, засовывая руки в карманы кожаной куртки, чтобы Кастиэль не увидел, что они дрожат. Кейси Адамс делает хоумран, и Дин наблюдает, как Бен следит за ней взглядом. Парень запал на эту девчонку, и Дин почти уверен, что это взаимно. Возможно, она могла бы научить Бена, как не быть таким отстоем в бейсболе, потому что цыпочка хороша. — Я всегда могу снова прийти к тебе домой, — непринуждённо предлагает Кастиэль, и Дин не уверен, сарказм это или нет. Мяч снова бросают, и кем бы ни была девочка на позиции питчера, подача у неё отличная. На уровне Педро Мартинеса. Чёткое воспоминание о том, кто такой Кастиэль и на что он способен, в сочетании с полуавтоматическим пистолетом, который Дин может видеть краем глаза, засунутым за пояс узких джинсов Кастиэля, лишь слегка прикрытым рубашкой, заставляет Дина проигнорировать желание пофлиртовать или отшутиться, и он отвечает поспешно, но вежливо: — Нет. Спасибо. Следующий отбивающий пропускает подачу. — Мне нужны мои деньги прямо сейчас. Вот теперь Дин поворачивается к нему. День довольно пасмурный, а на Кастиэле тёмные очки-авиаторы. Обычно это заставляет Дина предположить, что человек придурок, но сейчас тёмные очки в сочетании с чёрной рубашкой просто дают Дину ещё больше материала для дрочки. — Что? Ты прислал мне это дерьмо всего пару дней назад. Я отмыл только, может, тысячи полторы. В голосе Кастиэля слышатся опасные нотки, когда он слегка наклоняется к Дину: — Тогда тебе нужно что-то придумать, потому что проценты растут с каждым днём, а я беру намного больше, чем банки. Дин измотан, сыт по горло, вымотан, на грани. Он проводит рукой по жёсткой щетине на подбородке. — Я делаю всё, что в моих силах, чувак. Не дави на меня. Я верну тебе деньги, просто дай мне время. Питчер пропускает следующие три удара, в то время как Дин ждёт, как на иголках, когда станет ясно, выебут его (метафорически) со смазкой или без. — Полагаю, я мог бы дать тебе больше времени. Значит, со смазкой. Хвала Иисусу. — Я заскочу в автомастерскую завтра. Скажем, к двум? — Кастиэль поднимается со скамейки, очевидно, удовлетворённый итогом разговора, и Дин дёргается в слепой панике, тянется к руке Кастиэля, тоже вставая. — Подожди, нет… Пожалуйста… Кастиэль замирает, терпеливо ожидая, что Дин разовьёт мысль. Дин может видеть своё отражение в авиаторах Кастиэля. Он выглядит почти таким же напуганным, каким и чувствует себя, широко раскрытые глаза и веснушки резко контрастируют с бледностью его кожи. Его пальцы беспомощно сжимаются, рука застыла в нескольких дюймах от руки Кастиэля. — Слушай, — пытается Дин, во рту пересохло, — я ни за что не смогу собрать такую сумму до завтра. Разве нет другого выхода? — Хм, — Кастиэль наклоняет голову и изучает Дина несколько долгих мгновений, его взгляд скользит по его телу обратно к лицу. — Возможно, есть кое-что ещё, что ты мог бы сделать, чтобы расплатиться со мной. Одно дельце, и тогда мы квиты. Дин забывает — или сознательно предпочитает игнорировать под этим мрачным взглядом, который он чувствует, несмотря на тёмные линзы, — все мудрости и пословицы о том, что что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, и поэтому, вопреки здравому смыслу, он говорит: — Да. Я сделаю всё, что ты хочешь. В глубине горла Кастиэля зарождается болезненный стон, напоминающий звук, который могло бы издать раненое животное. — Не говори это, не зная, на что соглашаешься. Щупальца страха обвиваются вокруг сердца Дина, сжимая его. — Мне придётся кого-то убить? — Нет. — Тогда я сделаю всё, что потребуется.***
«Всё, что потребуется» может означать многое. Это могут быть наркотики, оружие, похищенное имущество, экзотические животные… люди… части тела? Неужели Дин вот-вот станет винтиком в системе торговли органами? Или его самого продадут? Озвучивая венец страхов Дина, Сэм говорит: — О боже, а что, если тебя продадут в сексуальное рабство? Прежде чем Дин успевает придумать ответ, который не заканчивается на «нахуй» и не начинается с «иди», Сэм добавляет: — Нет, забудь. Тебе бы пришлось им доплатить, — вся суть оскорбления доходит до Дина тогда, когда он видит дразнящую ухмылку своего брата. Дин несильно бьёт брата по твёрдой мышце его плеча, и правда, если кого-то в этой семье и стоит продать в сексуальное рабство, так это этого красивого ублюдка. — Иди ты, Сэм. Ты просто завидуешь, что у гангстера стоит на меня, а не на тебя. Боже, это прямо какое-то фрейдистское дерьмо. Как ни парадоксально, именно Сэм был тем, кто раньше увлекался серийными убийцами и гангстерами, много читал о них, запоем смотрел ужасные документалки, которые показывали по плохо ловящим каналам в самых дешёвых мотелях, по которым они мотались в годы своего становления. Тем временем Дин занимался сексом и зарабатывал им на ужин. К сожалению, не всегда в таком порядке. На плите свистит чайник, и Сэм пересекает кухню, чтобы выключить газ. Он наполняет две кружки, приготовленные на гранитной столешнице, тянется к шкафчику над его головой за пакетом зефирок, который держит там вне досягаемости как жены (по её просьбе), так и дочери (определённо не по её просьбе). Дин помнит, как Джесс и Сэм покупали это место. Он немного помог с первым взносом в качестве свадебного подарка, но всё остальное было выплачено его уже не маленьким братишкой и его тогда уже беременной женой. Он никогда так не гордился Сэмом: мужем, будущим отцом и в принципе ответственным взрослым, последнее Дину всегда удавалось неплохо имитировать, но на самом деле таковым он никогда не являлся. Оказывается, Сэм тоже лажал со всем этим взрослым дерьмом. Он протягивает Дину кружку, и Дин с благодарностью принимает её, согревая ладони, обхватив ими керамику. — Знаешь, кажется, я пью какао только у тебя в гостях. Ему не нужно упоминать все те дни, когда они оставались вдвоём с кучей мотельных тараканов и парой пакетиков горячего шоколада. Прислонившись к стойке и поднеся дымящийся напиток к губам, Сэм отвечает: — Кажется, я готовлю его только для тебя. Больше никто не станет пить со мной это быстрорастворимое дерьмо. Они пьют какао с зефирками в задумчивой тишине, Дин сидит за маленьким кухонным столом, покрытым клетчатой скатертью, в углу рядом с гудящим холодильником, Сэм растянулся напротив него, скрестив ноги в лодыжках. И всего на минуту Дин может притвориться, что всё нормально. Что Бенни дома с Беном, устраивают беспорядок на кухне, что Мэдисон никогда не болела, и, возможно, самое главное, что они не грабили чёртов продуктовый магазин и не навлекли на себя гнев психопатического красавчика-гангстера. Но всего на минуту. — Почему он так зациклился на тебе? Дин пожимает плечами, слизывая липкую сладость с губ. — Не можем же мы все быть самым ценным игроком, Сэмми. Игрок всегда узнает игрока. Сэм бросает на Дина многозначительный взгляд, как всегда игнорируя беспечность Дина. — Я серьёзно, Дин. Ты вообще не задумывался об этом? Конечно, задумывался, но потом он думал об альтернативах, где Кастиэль появляется в домах Сэма или Чарли, и был рад, что именно ему приходится иметь дело с уникальной манерой непостижимых домогательств этого красивого мудака. — Полагаю, что я самая лёгкая мишень, — Дин опускает пустую кружку на скатерть. — Ну, знаешь, твоя жена чёртов коп и всё такое, а Чарли… ну, она Чарли. Сэм хмыкает и больше ничего не говорит, допивая свой напиток, пока Дин теребит ниточку на джинсах. Как раз в тот момент, когда Дин думает, что брат решил оставить эту тему, Сэм смотрит ему в глаза, словно ища там подсказку, и говорит: — Всё же, должно быть, это довольно пугающе, что он появился на твоём заднем дворе, потом в школе, а теперь и на бейсбольном матче. — Да, — осторожно соглашается Дин, не совсем понимая, к чему клонит его брат, — Это не та милая история о первой встрече, о которой мечтает большинство мальчиков, но знаешь… это определённо менее кринжово, чем все эти дерьмовые истории в духе: «Ты можешь поверить, что мы оба потянулись за одним и тем же помидором?». Перед лицом бесстрастного молчания Сэма Дин продолжает: — О, мы с Касом? Мы познакомились после того, как я украл у него сто штук. Он начал преследовать меня и угрожал похитить мать моего ребёнка, и я оказался буквально беспомощен перед лицом подобной техники соблазнения. Я уже упоминал, насколько он чертовски горяч? Ну, серьёзно, Сэм. Что, чёрт возьми, ты хочешь сказать? Думаешь, что вооружённый гангстер, торгующий наркотиками и отмывающий деньги, беспокоится о том, чтобы добавить преследование в свой послужной список? — Нет, и именно это меня и беспокоит. Вот теперь Дин действительно не понимает. Но прежде чем он успевает признаться в этом, в дверях кухни появляется сонная босоногая Мэдисон с длинными тёмными волосами в духе Самары, с плюшевым кроликом, прижатом к пижаме с рисунком Лило и Стич. Это первый раз за шесть месяцев, когда Дин видит её без громоздкого кислородного баллона; который вместе с её очень специфической формой заболевания почек, вызывающей гипоксию, делал такие повседневные вещи, как посещение школы и игры с друзьями, чертовски невозможными. Сэм бросается к своей маленькой дочке, мгновенно подхватывая её на руки, мягко успокаивая, и она сворачивается калачиком у него на груди, кролик оказывается прижат к его подмышке. Дин выдыхает, и он даже не осознавал, что задержал дыхание. Оно того стоило. Возможно, сейчас они в полном дерьме, но его племянница наконец-то начинает жить своей жизнью, и Дин не может заставить себя сожалеть ни о чём из этого. И возможно, просто возможно, что как только Дин разберётся с этим «дельцем» — в чём бы оно ни заключалось, — Кастиэль оставит их всех в покое, и они смогут притвориться, что всего этого никогда не было. Что всё снова действительно пришло в норму. Что у всего этого есть потенциал снова прийти в норму. Что норма — это то, чего Дин хочет больше всего. Засунув в рот большой палец, Мэдисон говорит: — Мне приснился кошмар. — Мне тоже, Мэдди, — бормочет Дин себе под нос, когда Сэм уносит её из кухни, чтобы уложить обратно в постель. — Мне, блядь, тоже.