Bad Things

      Дин никогда не был сторонником концепции кармы. Плохое случается, и зачастую те, кто является виновниками этого, не получают наказания от вселенной или каким-либо иным образом.       Учитывая его нынешнее «хобби», он вроде как ставит на это.       Тем не менее, он также не из тех, кто искушает судьбу, — у суки и так зуб на него, — потому он оказывается в парке с кучей шумных учеников частной школы в четверг днём, когда мог расслабляться дома и объедаться пирогом.       Чувствуя себя виноватым после получения первой выручки от продажи наркотиков, Дин вызвался сопровождать шестые и седьмые классы во время поездки в парк, где они должны были сажать деревья, а затем успешно забыл об этом на месяц. Вплоть до позапрошлого утра, когда Бен, — из всех людей, — напомнил ему о данном обещании.       (Возможно, ему придётся снова жениться только для того, чтобы кто-то говорил ему, где и когда быть. Что-то вроде говорящего календаря с бонусом в виде секса).       Так что сегодня он, так сказать, пытается уравновесить всё дерьмо, которое совершил, одновременно уменьшая свой углеродный след. Это же должно что-то значить, верно?       Он, блядь, практически святой.       Но попробуйте убедить в этом мисс Хейс. Женщина бросает на него косые взгляды при каждом удобном случае, и Дин правда с нетерпением ждёт, когда наконец появится другой сопровождающий родитель, потому что, возможно, они разделят с ним эту ношу.       Зная удачу Дина — которая сравнима с удачей того чувака, в которого семь раз попала молния, — другой родитель окажется каким-нибудь паинькой, который всегда подписывается на подобное дерьмо и правда наслаждается им. Не иронизируя.       Не то чтобы Дину не нравится проводить время на свежем воздухе с детишками «поколения Z», заботящимися об экологии, просто не так он представлял себе свою жизнь в их возрасте.       Кудрявая девочка слева от Дина с трудом вонзает свою детскую лопату в землю, поэтому Дин подходит, чтобы помочь. Он слегка вдавливает лопату в газон и позволяет ей продолжить самой.       — Сделай ямку неглубокой и широкой, не копай слишком глубоко…       — Ой! — кричит мисс Хейс через зелёную зону, в которой они работают, и её голос звучит веселее, чем Дин когда-либо слышал. — Мистер Новак, спасибо, что присоединились к нам. Мы очень благодарны вам за то, что вы нашли время в своём плотном графике, чтобы помочь нам.       Выходит, мисс Хейс не всегда ведёт себя как мегера. Интересно.       Дин фыркает себе под нос, лишь слегка раздражённый. Он не получил вагон почестей. Скорее это было что-то вроде пустой телеги, которую тащил хромой осёл. На самом деле, это даже слишком щедро, потому что точными словами, которые произнесла мисс Хейс, когда увидела Дина, было: «О, это вы».       Всё, как Дин и подозревал; этот чувак, должно быть, самый настоящий паинька или кто-то типа того, потому что Дин был почти уверен, что мисс Хейс вообще никто не нравится.       Фу.       Как раз то, что ему нужно: какой-то супер позитивный веган, перерабатывающий и повторно использующий всё, что плохо лежит, который проводит свои воскресенья, выпекая идеальные пироги для церковных празднеств, и не покупает своему ребёнку игры с рейтингом 18+, потому что «возрастные ограничения существует не просто так», и… просто, чувак, что за херня.       Дин искал компании взрослых людей, не заинтересованных его членом (шок, правда?) уже пару недель, так как он всё ещё игнорирует брата и Чарли. Он неохотно пропускал вечера кино и настольных игр, но также был слишком упрям, чтобы первым пойти на перемирие. Так что да, он вроде как с нетерпением ждал возможности поговорить с другим взрослым, который не был бы преступником, назойливым и самодовольным придурком или мудаком.       Ну, хотя бы два из трёх было бы неплохо.       Другой родитель всё ещё слишком далеко, чтобы Дин мог услышать, что он отвечает на заискивающее обожание мисс Хейс, но внезапно Дин чувствует себя как-то странно, как будто за ним наблюдают, это ощущение расползается по его затылку.       Он стряхивает его, игнорирует, думает, что, возможно, другой родитель оценивает его — и он так устал от того, что зачастую его недооценивают, — поэтому он спешит на помощь другому ребёнку, маленькому мальчику, который смотрит на него широко раскрытыми карими глазами.       — Я не люблю деревья.       — Нет? — спрашивает Дин, присаживаясь на корточки рядом с ним. Определённо не стоило надевать любимые джинсы. — Как так, чувак?       — Я как-то упал с одного.       — Ауч, — соболезнует Дин, а затем заговорщически добавляет, не оглядываясь по сторонам, что является смертным грехом, когда вокруг дети и учителя. — Понимаю, деревья порой бывают теми ещё мудаками.       Прямо за его спиной раздаётся резкое:       — Мистер Винчестер!       Упс.       Он не оборачивается, чтобы увидеть холодное разочарование в её глазах, просто поднимает руку в знак того, что услышал.       — Мне жаль, мисс Хейс, — хотя ему и не жаль. Этим детям от одиннадцати до тринадцати. Как будто они сами не матерятся при любом удобном случае.       Парень хихикает, и Дин считает свою работу выполненной. Он выпрямляется, его колено неприятно хрустит — не думай о Бенни, не думай о Бенни, — и в этот момент у него возникает такое сильное, необратимое чувство дежавю и неминуемой гибели, что ему приходится обернуться.       О нет. Чёрт возьми, нет.       — Здравствуй, Дин.       Вот блядь. Он частенько повторяет эти слова, но прямо сейчас он всей душой имеет это в виду.       — Мистер Новак?       — Да, — ухмыляется Кас, он опять в своих авиаторах, такой поразительно красивый с расстёгнутыми верхними пуговицами рубашки, закатанными рукавами и непринуждённой сексуальностью, что Дин хочется врезать по его тупой физиономии. Он наклоняется ближе; так близко, что Дин мог бы повернуть лицо чуть вправо, и они бы поцеловались, — но ты можешь называть меня Кас.       Кас игривый, очаровательный, такой, каким Дин уже видел его, но никогда он не вёл себя так открыто. Определённо не за пределами своего бара. От этого сердце Дина бьётся быстрее.       — Какого хера ты здесь делаешь? — и почему мисс Хейс не ненавидит тебя?       — Сопровождаю, — легко отвечает Кастиэль. — И тебе следует следить за своим языком.       Мудак.       — Думаю, ты сам с этим отлично справляешься, Кас.       Дин не может видеть глаз Каса, но не сомневается, что прямо сейчас тот смотрит на его губы. Ему требуется всё его самообладание, чтобы не высунуть язык и не облизать их. Вместо этого он переминается с ноги на ногу, неловкий и возбуждённый; два основных его состояния при взаимодействии с Касом.       Дин, конечно, боялся получить в напарники какого-нибудь паиньку, но это намного хуже.       Чёрт.       Возможно, почувствовав дискомфорт Дина — или вспомнив, где они находятся (потому что, посмотрим правде в глаза, ему нравится, когда Дин чувствуется себя смущённым рядом с ним), — Кас отступает назад, создавая между ними более (но не совсем) приличную дистанцию. Он поворачивает голову, чтобы осмотреть море из тридцати или около того детей, и Дин пользуется возможностью, любуясь профилем Каса, потому что он никогда не перестанет восхищаться этими губами, или челюстью, или волосами…       Блядь. Это будет долгий день.       Собрав и связав себя воедино, насколько это возможно без иголки, нитки и года психотерапии, Дин пробует снова:       — Но серьёзно, Кас, что ты здесь делаешь? Это родительские… — Дин замолкает, когда белокурая девочка, которую он знает, но не помнит откуда, подбегает и останавливается перед Касом, хватает его за руку и начинает тащить через поле в том же направлении, откуда она появилась.       — Пап, иди посмотри, какое дерево я посадила! У него такие сумасшедшие корни, и, о боже, мне нужно рассказать тебе о…       Кас смеётся, хрипло, беззаботно, искренне, и Дин с трудом сглатывает бьющееся в горле сердце.       — Хорошо, хорошо, я иду, — начиная уходить, он одаривает Дина сдержанной, но тёплой улыбкой — Дин в ответ, конечно же, разевает рот, как еле функционирующий идиот, но на самом деле другой реакции он сейчас просто не сможет выдать, — и говорит:       — Поболтаем позже, Дин.       О дааа, он с нетерпением этого ждёт.

***

      Дети рассаживаются на траве, чтобы перекусить, что, конечно же, просто не может быть гигиенично (антисептик не является приемлемой заменой мытья рук, что бы ни говорила мисс Хейс, ходя между детьми и распределяя гель, как будто они на чёртовой войне или что-то в этом роде), но Дин вроде как благодарен за перерыв, так что особо не жалуется.       Ну, детские организмы должны сталкиваться с разного рода инфекциями, верно?       Скамейка, на которой он сидит, прогибается под знакомым весом.       — Привет, Кас, — Дин щурится от солнца, намеренно не смотря на мудака, севшего рядом с ним.       Нужно было взять очки.       — Здравствуй, Дин.       Расслабься. Будь спокоен. Веди себя так, как будто тебя совсем не волнует то, что он, блядь, отец и не рассказал тебе об этом, потому что ты недостаточно важен, чтобы знать о его жизни так много.       — Как я мог не знать, что у тебя есть ребёнок?       Молодчина.       — Ты никогда не спрашивал.       Видимо, вот так всё просто. Дин не был в курсе, что им необходимо играть в двадцать вопросов, как на странном быстром свидании, просто чтобы он мог узнать хоть что-то об этом ублюдке.       Не то чтобы Дин расстроен из-за этого, не то чтобы это — чем бы оно ни было, — было чем-то иным, кроме траха на регулярной основе вперемешку с контрабандой наркотиков. Дин знает, и всё же… И всё же иногда он замечает, как Кас смотрит на него так, словно хочет разобрать Дина на части — не так, как Дин привык, хотя и так тоже, — но и чтобы увидеть, из чего он сделан, что заставляет его жить, как будто Дин действительно стоит того, чтобы разобраться, как будто он вообще хотя бы чего-то стоит.       В такие моменты Дин думает, что они могли бы стать чем-то большим, но такие моменты, как этот, заставляют его понять, что этого никогда не будет.       Он не хочет разбираться, почему от этого так больно, поэтому даже не начинает. Вместо этого он обращает своё внимание на Бена, наблюдая, как тот с удовольствием жуёт сэндвич, периодически залезая в пакет с чипсами, хватая горсть и засовывая в рот. Один из его друзей, должно быть, возмущается, потому что он высовывает язык, демонстрируя отвратительную смесь чипсов и индейки.       Боже.       Яблочко от яблоньки.       Кстати говоря… Ранее, когда Дин помогал мальчику, ненавидящему деревья, заколоть объект своей ненависти, как вампира, на него снизошло озарение о том, откуда он знает дочь Каса. Всё ещё смотря на Бена, он рискует:       — Видимо, талант к бейсболу она унаследовала у тебя.       Хотя Кас больше похож на Бейб Рут, чем на Педро Мартинеса.       — Очень смешно, — отвечает Кас, в его голосе слышится весёлая нотка.       На некоторое время они погружаются в непринуждённую, комфортную тишину. Некоторые дети закончили с едой и теперь пинают мяч, который мисс Хейс принесла из спортзала. Другие играют в догонялки, носясь между недавно посаженными деревьями и визжа от смеха.       — Я знаю, что ты дал ему собственные деньги, чтобы заплатить мне… нам, — в конце концов говорит Кастиэль, и сердце Дина замирает в груди.       Чёрт тебя дери, Бенни.       Хорошо это не кончится.       — Я просто пытался помочь, — со вздохом объясняет Дин, переплетая пальцы и смотря мимо детей на огромные старые деревья, окружающие периметр, — помочь ему выбраться из дерьма, помочь тебе вернуть свои деньги, — он поворачивается к Касу, пытаясь умолять без слов.       — Вернуть наши деньги, — машинально поправляет Кастиэль, затем поворачивается к Дину. — Почему? — и Дин не уверен, правда ли Кас хочет узнать или пытается склонить его к какому-то откровению. — Почему ты пытался помочь?       Хороший вопрос. И Дин до сих пор не уверен, что знает на него ответ. Конечно, так он получил развод, но ему, вероятно, не обязательно нужно было давать Бенни деньги за это. Он предполагает, что это потому, что когда-то они с Бенни что-то значили друг для друга. Там, где сейчас только обида и разочарование, раньше была любовь, и он олицетворяет всё то, чем Дин изо всех сил старался быть (и не преуспевал в этом). Бенни был его троянским конём в мире нормальности в то время, когда Дин только начинал понимать, что это не было тем, чего он хотел. Бенни вытащил его из пропасти, и у Дина хватило ума быть благодарным ему в то время, но сейчас? Он видит всё так, как оно есть. Это не значит, что Бенни не важен или что — и здесь Дин подчёркивает, — он заслуживает смерти.       Даже если он рассказал Касу, что это Дин дал ему деньги после того, как Дин просил его этого не делать. Кусок дерьма.       — Потому что я не мудак? — пробует он, и Кас бросает на него взгляд, который даже скрытый стёклами очков говорит: — «Мы оба знаем, что это ложь». — Не знаю, Кас. Просто дал.       Он чувствует, что Кастиэль смотрит на него одним из этих взглядов с прищуренными глазами и наклонённой головой, и это заставляет Дина поёжится.       — Ну, какова бы ни была причина… — и это слово просто переполнено скрытым смыслом. — …там не хватало почти пятнадцати тысяч.       Что?       А чего ты, блядь, ожидал, дав игроману кучу бабла?       Дин, конечно, надеялся, что в кои-то веки у его бывшего проснётся совесть, но, очевидно, этот корабль уплыл, был захвачен пиратами и потоплен на дне Марианской впадины.       — Я компенсирую разницу, — мгновенно говорит Дин, дёргая коленом. — И тогда всё будет оплачено, верно?       Сделано, закончено. И они все смогут просто, блядь, двигаться дальше. Развод сейчас находится на этапе рассмотрения, и Дин просто хочет выбраться из этого дерьма. Начать с чистого листа. Если это значит, что ему придётся заплатить больше денег, которые Дин легко сможет заработать за пару недель, да будет так.       Кастиэль вздыхает, начиная говорить:       — Он должен заплатить, а не т… — когда к ним подбегает его дочка с раскрасневшимися щеками и глазами того же оттенка, что и у отца.       Боже. Кас — отец. Как, чёрт возьми, Дин должен сопоставить всё, что знает о человеке, с которым трахался последний месяц — который возглавляет преступную организацию, эффективности которой позавидовала бы и сама мафия, который в щепки разнёс ресторан Бенни, приставил пистолет к голове Дина, который заставил Дина чуть ли не плакать на своём члене всего пару дней назад, — с этим?       — Пап, можно мне мороженое? Пожааалуйста?       Дин не видит, но легко может себе представить, как Кас с нежностью закатывает глаза за своими авиаторами, когда лезет в передний карман джинсов за бумажником, открывает его и протягивает ей двадцатку.       — Я жду сдачу.       Дин отстранённо задаётся вопросом: не дал ли он ей фальшивую купюру?       — Спасибо, папуль! — девочка выхватывает деньги из его рук, но прежде чем она успевает убежать, Кастиэль наклоняется вперёд, упираясь локтями в колени, и останавливает её.       — Клэр, что я всегда говорю тебе, когда ты устраиваешь беспорядок?       Клэр выглядит смущённой, но послушно отвечает на вопрос Каса:       — Что я должна прибраться за собой.       Кас через плечо оглядывается на Дина и повторяет:       — Что ты должна прибраться за собой.       Дин бледнеет.       — Слушай, Кас. Всё улажено… или будет улажено. Очень скоро. Всё будет чисто.       — Ммм, — Кастиэль качает головой. — Не достаточно, — он поворачивается к Клэр, снова выпрямляясь. — Я подойду через минуту, но мне нужно закончить взрослый разговор с моим другом, Дином. Возьми мне апельсиновое.       Хм. Дин и не думал, что Кас настолько ординарен.       Клэр впервые обращает внимание на Дина, лучезарно улыбаясь ему, и да, в ней определённо есть гены очарования Каса.       — Эй, а я тебя знаю, ты папа Бена.       Дин не может не улыбнуться в ответ.       — Ага, милая. Уверен, он будет рад сыграть с тобой футбол, когда ты закончишь с мороженым. Только, может, будь с ним помягче, ладно?       Её глаза загораются, и она убегает.       Бедный Бен.       Они с Касом снова погружаются в молчание, наблюдая за Клэр, подбегающей к Бену, который вскакивает с травы, увидев её; они начинают оживлённо болтать, размахивая руками, как жизнерадостные, беззаботные дети, которыми они и являются. Дину в голову приходит мысль, что, похоже, они с Касом неплохо справляются, несмотря на весь криминал (хотя Бен на 98% похож на Лизу; Дин просто предоставил сперму и ужасные пищевые привычки). Клэр указывает на фургон с мороженым, и Бен поворачивается, чтобы посмотреть на Дина, безмолвно умоляя. Дин понимает вверх большой палец.       — Дашь таким людям, как твой бывший муж, палец, и они откусят всю руку, — произносит Кастиэль, когда их дети встают в очередь. — Тебе нужно понять это, если ты хочешь добиться успеха в бизнесе.       И Дину правда нечего возразить по этому поводу, учитывая сегодняшнее разоблачение в лице пятнадцати тысяч долларов, поэтому вместо этого он взывает к милосердию:       — Кас…       Кастиэль снова поворачивается к нему лицом, кладя руку на спинку скамейки, кончики пальцев едва касаются плеча Дина. Он снимает солнцезащитные очки и вешает их на расстёгнутый ворот рубашки, и внезапно на Дина обрушивается вся эта кобальтовая синева и пугающая искренность.       — Вот что ты собираешься сделать. Ты возьмёшь на себя ответственность и всадишь в него пулю, или это сделаю я.       Вау.       Дин понимает, что Бенни и близко не подошёл к тому, чтобы заслужить такую милость, какая есть у Дина, поэтому он не сомневается, что угроза Каса вполне серьёзна.       — Я не стану стрелять в бывшего, Кастиэль. Возможно, об этом и мечтает большинство отвергнутых людей во всём мире, но я не такой.       — Нет?       — Нет. Я всё понимаю, ясно? Он наебал тебя… нас. Но долг будет оплачен, и не важно как и откуда возьмутся деньги, так что всё кончено.       — Разве? — спрашивает Кас, и разве это не чёртов вопрос на пятнадцать штук? Буквально.       — Как по мне, да.       Кастиэль вздыхает с видом говорящим: «Я из последних сил тебя терплю».       — Это будет уже третий раз, когда ты его выручаешь. Он явно ничему не научился, и ты тоже. Нельзя позволять им выходить сухими из воды. Необходимо провести черту где-то, иначе ситуация только обострится, и когда это произойдёт, пути назад уже не будет.       Если бы Дин не знал всей ситуации, то предположил бы, что Касу и правда не всё равно. Или что он знает что-то, чего не знает Дин, что, вероятно, вполне справедливое предположение. Кас мог бы написать целую трилогию обо всём, что он знает и скрывает от Дина, и Дин смирился с этим. Он собирает воедино то, что ему действительно нужно знать по ходу дела, требует эту информацию у Каса, вытягивает её из него, так что, если есть что-то важное, он так или иначе узнает.       — Я провёл черту. Провожу её прямо сейчас, на самом деле. Всё кончено. Отпусти, Эльза.       Он может сказать, что терпение Каса на пределе.       — Ты упускаешь суть, Дин.       Он почти уверен, что ничего не упускает, настолько, что даже намеренно признаёт обратное.       — Да, Кас, я всё понимаю. Дело принципа, верно? Оскорбление всего, во что ты веришь или типа того. Лошадиные головы в кровати, бла-бла-бла, вся эта жуть. Я смотрел «Крёстного отца», чувак. Но это Бенни, он не представляет для тебя угрозы. И я не убиваю лошадей. Вот где я провожу черту, понимаешь, Вито?       Кастиэль одаривает его добродушной (совсем нет) улыбкой, откидывается на спинку скамейки и говорит:       — Если бы ты перестал сучиться хотя бы на две секунды, то, возможно, услышал бы, что я тебе говорю.       Мудак.       Дин как раз собирается сообщить ему это, когда к ним подходит мисс Хейс, смотря на Дина с таким презрением, которого достойны только овощи или что-то столь же ужасное. Она быстро обращает всё своё внимание на более достойного Кастиэля.       — Мистер Новак, не могли бы вы нам помочь? Нам нужен большой сильный мужчина.       А я что, пустое место?       Она чуть ли не влюблённо смотрит на Каса, и Дин мог бы приревновать его, но то, что он чувствует в этот момент? Да, они друг друга стоят. Они могут нарожать надменных, невыносимо самодовольных детишек и вместе осуждать людей за их ужасные жизненные выборы, бывших мужей и…       Кастиэль любезно улыбается ей.       — Конечно, Розалинда. Я сейчас подойду.       Розалинда?       Кастиэль встаёт, как только она уходит, с румянцем на щеках и приторно-сладкой улыбкой, стряхивая невидимую грязь с джинсов, что совсем не помогает Дину продолжать не ревновать, потому что это только привлекает внимание к этим бёдрам и к мыслям о том, как сильно Дину хочется толкнуть Кастиэля обратно на скамейку и оседлать его.       — Подумай о том, что я сказал, Дин, — затем он добавляет для пущей убедительности, потому что они просто не могут перестать бесить друг друга. — О том, что тебе нужно перестать сучиться. Всё остальное неважно, если ты не разберёшься с этим.       — Иди нахуй, Кас, — и он имеет это в виду всеми фибрами своей души.       Кас качает головой, в изгибе его бровей отражается веселье.       — Тебе правда следует следить за своим языком.       В опасном порыве, который позже Дин объяснит пьянящей смесью безумия, раскалённой добела ревности и непреодолимого желания столкнуть Каса с обрыва вместе с собой, Дин облизывает губы, пошло, намеренно вызывающе, и, прежде чем его язык успевает вернуться в рот, из горла Каса вырывается грубый, сдавленный звук, и он наклоняется, прижимаясь своими пухлыми губами к губам Дина.       Дин удивлённо всхлипывает, инстинктивно поднимая руку, чтобы обхватить подбородок Кастиэля.       Поцелуй медленный, глубокий и совершенно непристойный, учитывая, что рядом дети, но Дину трудно париться об этом, особенно когда язык Каса обвивается вокруг его языка, а ладони ложатся на щёки Дина, наклоняя его голову именно так, как он хочет. К тому моменту, когда они отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, губы Дина покалывает, сердце колотится в груди, а член наполовину твёрд в джинсах.       Пытаясь восстановить дыхание, Кас прижимается лбом ко лбу Дина и закрывает глаза.       — С ума меня сводишь.       Потом Кас выпрямляется, забирая с собой весь этот восхитительный жар и эти губы, и Дин барахтается, пытаясь ухватиться за реальность. Кас наблюдает за тем, как Дин слегка пятится, как будто не может не делать этого, и Дин, как и всегда, просто физически не может удержаться от колкости.       — Тебе правда следует следить за своим языком, Кас.       Ни капельки не раскаивающийся и потрясающе красивый, Кас одаривает Дина своей самой высокомерной ублюдской улыбкой, прежде чем, повторяя за Дином, пошло и намеренно вызывающе провести языком по нижней губе.       А потом с озорными искорками в голубых глазах он, блядь, идёт поднимать что-то тяжёлое.       Мудак.

***

      Бен в очередной раз надирает ему задницу в одной из миллиона гоночных игр, которые Дин купил ему за эти годы. Need for Speed, Gran Turismo, Colin McRae, Формула 1… список можно продолжать долго. Дину, конечно, заходят машины, но ни одна из этих пиксельных пластиковых копий не может сравниться с его Деткой.       Дин говорит об этом сыну каждый раз, когда они играют, но Бен, как и всегда, игнорирует его и притворяется, что играет с искусственным интеллектом, а не со своим супер (не)крутым отцом.       Тем не менее, Дин благодарен за эти моменты. Пройдёт совсем немного времени, и Бен станет слишком взрослым, чтобы тусить с отцом, а Дин определённо не готов ко всем сердцам, которые его ребёнок разобьёт в подростковом возрасте. Он просто надеется, что Бен будет более благоразумен на романтическом фронте, чем его старик.       Не то чтобы может быть ещё хуже.       Дин тормозит и чуть не врезается в крутой поворот на трассе Монако, который Бен проходит легко:       — Вот дер… рево.       Умница, Винчестер.       Видите? Он следит за языком.       Его телефон, лежащий на журнальном столике, начинает звонить, но Дин игнорирует его, потому что… ну, знаете, это не мелодия Каса, и у него всё ещё есть шанс догнать своего ребёнка.       — Пап, — говорит Бен, не отрывая глаз от экрана.       — Хм? — спрашивает Дин. Чёртова машина ощущается как лимузин на всех этих поворотах. Кусок дерьма.       Бен ставит игру на паузу. Поворачивается лицом к Дину, поджимая под себя левую ногу.       Эм, почему Дин чувствует себя так, как будто у него неприятности?       — Что такое?       — Ты знаешь, что я остался у Бенни прошлой ночью?       Да уж.       Дин, конечно, всё ещё чертовски зол, но Бенни всегда был отличным отцом для Бена. Что одновременно и замечательно, и прискорбно; первое, потому что это означает, что в жизни Бена есть ещё один человек, который его обожает, второе, потому что это мешает Дину разорвать с ним все связи, как он по-настоящему хочет. Итак, они решили, что Бен остаётся с Лизой и доктором Мэттом с четверга по воскресенье, а потом с Дином с воскресенья по вторник, а в среду ночует у Бенни. Однако, в этот четверг доктор Мэтт ведёт Лизу на шоу, которое на самом деле кажется не так плохо — что-то вроде рок-оперы, так что Дин может провести со своим ребёнком дополнительный вечер.       Он всегда этому рад. Даже когда Бен надирает ему задницу в каждой из гоночных игр.       — Да…? — осторожно говорит Дин.       — Нууу, — тянет Бен, как делает всегда, когда хочет попросить Дина о чём-то, чего тот не может или не хочет ему дать. — Он попросил меня попросить тебя позвонить ему. Сказал, что ему правда очень нужно с тобой поговорить.       Дааа, всё дерьмо о том, что Бенни должен быть в жизни Бена? Забудьте, кажется, сегодня неплохой день, чтобы сжечь парочку мостов, потому что вот это? Это ни к чему хорошему не приведёт. Не похоже, что Бенни собирается извиняться за то, что снова обворовал Дина, или за то, что наговорил про него Касу, или хотя бы за то, что просто продолжает быть занозой в заднице.       Что-то, должно быть, отражается на лице Дина, потому что Бен поспешно добавляет:       — Я пообещал, что спрошу, но только потому, что он сказал, что ты не отвечаешь на его звонки.       Очень низко, Бенни, даже для тебя.       Бен продолжает, несмотря на угрюмое молчание Дина:       — Кажется, ему очень грустно в новой квартире. Он совсем один, пап. Думаю, он скучает по нам.       — Конечно, — говорит Дин сквозь стиснутые зубы.       — И теперь, когда у тебя есть Кастиэль…       Глаза Дина расширяются, в них вспыхивает тревога.       — Что? Кто тебе сказал?       Бен смотрит на Дина так, как будто он полный тупица, и на самом деле, возможно, это не так уж и далеко от истины.       — Клэр рассказала мне в парке, но я понял сам, когда он приходил и играл в GTA со мной и Кейси.       Ох.       Видимо, они и правда настолько очевидны.       — Я не тупой, — добавляет Бен для пущей убедительности, как будто Дин хотя бы на секунду мог так подумать.       — Я знаю, — говорит Дин, взъерошивая свои волосы, просто чтобы чем-то занять руку и не сжать её в кулак. — Знаю, чувак, — он вздыхает и добавляет, потому что, очевидно, Бен что-то не договаривает. — Что-нибудь ещё? Может быть, Бенни хочет, чтобы я лично доставил ему шоколадных конфет из Парижа? Потёр спинку, починил машину?       Как обычно, Бен не смеётся над слабой попыткой Дина выдать дерьмовую шутку (над хорошими он тоже не смеётся), просто игнорирует это на протяжении почти двенадцати лет своей жизни.       — Больше ничего, — хмурится он. — Хотя иногда он расспрашивает меня о Кастиэле. Вот и всё, — и с этими словами он снимает игру с паузы и продолжает свой победный прокат, в то время как потерявшая контроль машина Дина переворачивается и самопроизвольно возгорается.       О, а вот это очень интересно.       — Что-нибудь конкретное? — Дин старается вести себя непринуждённо, надеется, что его одиннадцатилетний сын не сможет переиграть его и здесь, что он слишком отвлечён крушением машины на трассе, чтобы что-то заметить.       — Только часто ли он приходит и когда. О, вчера он спрашивал, где он живёт, работает и всё такое. Как будто я знаю.       Забудьте про Каса, Дин собирается сам пару раз врезать Бенни битой.       Дину удаётся выдать сыну искреннюю улыбку:       — Хочешь заказать пиццу? — после радостного, но всё ещё рассеянного кивка Бена, Дин поднимается с дивана. — Выбирай всё, что хочешь, а мне, видимо, стоит позвонить Бенни, да?

***

      Дин звонит из спальни, потому что он ни за что не допустит, чтобы Бен услышал тот поток нецензурной лексики, который он собирается обрушить на бывшего. Он расхаживает по комнате, просматривая контакты в телефоне. Пара пропущенных звонков с номера, который он не узнаёт, но нет голосовых сообщений. Кас всегда оставляет сообщения, если у него что-то срочное.       Бенни отвечает после пары гудков, и Дин переходит сразу к делу:       — Бенни, ты бесхребетный мудак, трусливый ублюдок, подонок…       — Знаю, знаю, — перебивает Бенни тихим голосом. — Мне жаль, но ты игнорируешь мои звонки. Я знаю, что я…       — Ты же знаешь, что не нужно звонить, если только это не чрезвычайная ситуация, связанная с Беном, верно? Так какого хуя я должен хотеть с тобой говорить? — Дин продолжает расхаживать по спальне, чуть ли не крича, — и… о чём ты, блядь, думал, втягивая в это моего ребёнка… грёбаного ребёнка, Бенни? Ты заставляешь его жалеть себя, ему же всего одиннадцать!       — Я знаю, ладно? — настаивает Бенни в ответ на тираду Дина. — Но это важно, мне просто нужно немного денег…       И Дин определённо на грани припадка.       — Бенни, я уже потерял пятнадцать штук из-за тебя. Сколько ещё я должен влить в твою зависимость, а? Тебе и так повезло, что мне удалось убедить Каса… — хотя Дин не совсем уверен, что ему удалось, — иначе по округе бегала бы лошадь без головы!       Или что-то типа того.       На другом конце линии долгое время нет ничего, кроме тишины, и Дин на мгновение задумывается, не оборвалась ли связь, но затем Бенни наконец говорит, тихо и сердито:       — Всё всегда о нём, хм?       — О, Бенни, серьёзно? Отъебись, — Дин испытывает сильное искушение повесить трубку, но остаётся на линии, тяжело дыша, гнев кипит в его венах. — Это не имеет никакого отношения к Касу, только к тебе.       — Что ты в нём нашёл, Дин?       — Бенни…       — Нет, нам нужно поговорить об этом.       — Не нужно, Бенни, правда не нужно, — Дин делает глубокий вдох, успокаиваясь, сосредотачиваясь на том, чтобы не швырнуть телефон в стену. — Чего ты хочешь? Почему я говорю с тобой вместо того, чтобы проводить время со своим ребёнком?       — Насколько он тебе важен?       О, ради всего святого… Пора покончить с этим дерьмом. Мечта каждой девушки — два горячих мужика, которые дерутся за неё (и Дин не знает, как далеко всё может зайти, когда один из них — Кас), но никто из персонажей бульварных романов никогда всерьёз не задумывался о последствиях и о том, насколько это на самом деле раздражает.       — Вытащи голову из задницы, Бенни, и повзрослей…       — Потому что я подумываю о том, чтобы сдать его полиции.       Вау.       На самом деле Дин даже удивлён, что подобная угроза подняла свою уродливую голову только сейчас. Он, честно говоря, думал, что Бенни попытается разыграть эту карту намного раньше — они с Касом, чёрт возьми, чуть пари не заключили — но Дин рад, что это произошло, потому что так будет проще.       Конечно, Дин был бы очень обеспокоен угрозой Бенни, если бы Кас не рассказал ему о парном матче, который случился у них с членом городского совета, окружным прокурором и шефом полиции буквально на прошлой неделе. И, судя по всему, окружной прокурор скоро пойдёт на повышение.       Высокопоставленные друзья во плоти.       — Ладно? — медленно говорит Дин, стараясь сохранять спокойствие. — Так что это, Бенни? Шантаж?       — Нет, милый, — говорит Бенни. — Просто говорю, что подумываю об этом. Не хочу втягивать тебя в неприятности, потому что это убьёт меня после всего, что ты для меня сделал. Хотя я кое-что знаю о его делах, и мне не выплатят страховку, чтобы покрыть весь ущерб…       Вот блядь. Кас был прав, верно? Боже, теперь он будет ещё более невыносимым.       — Давай к делу, Бенни. Чего ты хочешь?       — Чтобы мой муж вернулся, а этот ублюдок исчез. Не обязательно в таком порядке.       — Этого не будет, — Дину, возможно, придётся прийти к его квартире с бумбоксом и песней «We are never ever getting back together» на повторе. — Попробуй ещё.       — Да, так и думал, что ты скажешь что-то вроде этого. Ну, тогда ещё пятнадцати тысяч должно хватить.       Кто, чёрт возьми, этот парень? Потому что он определённо не тот, за кого Дин вышел замуж. Хотя, справедливости ради, Дин тоже уже совсем не тот человек.       Слава Богу.       — Чтобы и их проиграть, Бенни?       Он уже и так совершил ошибку, однажды проспонсировав зависимость Бенни. Кас прав, где-то нужно провести черту.       Кас будет в ярости.       — Нет, чтобы отремонтировать ресторан и снова открыть его. Не хочу лишать людей работы из-за твоего парня-психопата.       Ну, это что-то. Что-то, что Дин может принять.       Он разрывается, потому что, с одной стороны, он полностью понимает, что пытался донести до него Кас в парке; Бенни тот ещё манипулятор, но с другой стороны, кажется, ему правда нужна помощь, и как, чёрт возьми, Дин сможет посмотреть в глаза Бену, если не поможет его отчиму, которого тот так любит.       Стоит отдать Бенни должное: это было хитрой идеей — вовлечь Бена; так шансы, что Дин откажет, безусловно, стали меньше.       — Хорошо. Но я серьёзно Бенни, это совершенно…       — Клянусь, Дин, спасибо.       Время поджечь мост, Винчестер.       — …и думаю, будет лучше, если какое-то время Бен не будет оставаться у тебя, — нет, он не мстит, он не такой (по большей части, хотя наконец и начинает склоняться к жесткой стороне своего характера, которую раньше не ценил), но если окажется, что деньги не для того, о чём говорит его бывший? В конце концов Бенни может пойти по тёмному пути, и каким отцом будет Дин, если позволит своему ребёнку оказаться втянутым во всё это?       Отцом, который отмывает деньги и занимается контрабандой наркотиков.       Однако Кас, кажется, справляется. Дину придётся спросить, как.       Бенни долго молчит, а потом тихо говорит:       — Я не могу быть рядом с Беном, а этот татуированный ублюдок может? Как будто он хороший пример?       Дин едва сдерживается от того, чтобы удариться головой о ближайшую твёрдую поверхность. Вместо этого он игнорирует вопрос и говорит:       — Приходи завтра к концу моего рабочего дня, Бенни… часам к восьми, и получишь деньги. И Бенни?       — Да?       — Ещё хоть раз попробуешь угрожать мне или Касу или использовать моего сына, чтобы добраться до меня, и отвечать тебе придётся не перед Касом, ты услышал меня?       — Предельно, блядь, чётко, милый.