Сдвинь мир, чтобы жить своей мечтой

      Сегодня всё изменилось.       Все считают, что такие дни невозможно упустить; что люди чувствуют их нутром, проснувшись поутру, зудом на шее, камнем в груди, дрожью по коже. Но это случается редко. Вообще говоря, она ничего подобного не испытала. Сегодня всё изменилось, а она даже не подозревала об этом.       Этот день начался, как любой другой. Всё было так же, как и неделю, месяц, год назад. Она выслеживала его, собирала улики, что он был здесь, но всегда упускала его. Однажды они почти пересеклись — в Берлине в 1945, в ночь ужаса и хаоса. Она поймала его взгляд, несколько минут бежала за ним, пока вокруг них кричали, сражались и умирали люди, но, увы, потеряла. Она думала, что было бы славно убить его в ту ночь, в ночь войны, разрушения и последних смертей перед рассветом новой, яркой и счастливой эпохи. Ради нее, ради Истории. Да, это была бы идеальная ночь.       Провал ее не расстроил. Она продолжала следовать за ним, собирать новые улики, общаться со свидетелями, идти по его пути. Париж, 1789. Рим, 44 Н.Э. Америка, 1492. Луна, 2070. Другие планеты, другие времена, всегда важные события. Ему нравилось творить Историю, менять Историю. И этому нужно было положить конец. Он представлял угрозу для всей вселенной. Баланс был нарушен. Она должна была его остановить, пока не стало слишком поздно, пока он не уничтожил всё; пока он не ранил само время.       Всякий раз, как она теряла надежду, всякий раз, как ей казалось, что у нее ничего не выйдет, всякий раз, как ей хотелось остановиться, она вспоминала об этом. Никто ее не принуждал; даже самые убедительные угрозы не подействовали бы на нее. Она пошла на это, искренне веря, что они правы. Он был опасен — слишком опасен, чтобы оставаться в живых. Он должен был умереть, и она убедится, что это произойдет.       Она столько раз упускала его, что бросила считать. Поэтому, когда он наконец-то появился перед ней, практически случайно, словно бежал не от нее, а к ней, она на секунду растерялась, не понимая, что ей делать и как. Но этой секунды не хватило, чтобы он вновь развернулся и сбежал. Она подняла пистолет, прицелилась и выстрелила.       Сегодня всё изменилось. Сегодня она убила Доктора.       x.       Она смотрит на первую страницу своего романа, читая написанное с изумлением, которое всегда накрывает ее, когда история, давно сидевшая в голове, наконец-то оживает. Не все слова ей нравятся, некоторые фразы надо будет изменить, но выглядит неплохо и звучит красиво.       Она исправляет опечатки и продолжает писать.       x.       — Ты поразительна, — слова сорвались с его губ, когда она нажала на спусковой крючок, и она едва их не прослушала. Выстрел разлетелся эхом, и по его рубашке начало расползаться алое пятно.       На лице Доктора не отразилось ни удивления, ни ужаса. Он будто бы ожидал, что она выстрелит в него. Он улыбнулся — как он мог улыбаться, когда она выстрелила в него в упор? — и упал на землю.       Она пошла к телу, не опуская пистолет на тот случай, если всё это — ловушка. Но, когда она подошла к нему, сомнений не осталось: его кожа бледнела, дыхание участилось. Скоро всё закончится. Может, ей стоит ускорить процесс, избавить его от долгих мучительных минут? Да, она убила его, но могла проявить немного сострадания. Она перезарядила пистолет и прицелилась ему в голову.       — Мелоди, — выдохнул он ее имя, и она застыла.       То, что он знал ее имя, не должно было удивлять. Она столь долго его преследовала, что он наверняка навел справки о том, кто мог желать ему смерти и кого для этого нанять. Но в его тоне звучало нечто крайне далёкое от того, что она ожидала: нежность.       — Ты поразительна, — через боль выдавил он, но она по-прежнему не понимала его слов. Почему он ей это говорит? Почему не проклинает ее, не кричит на нее, не умоляет спасти ему жизнь?       Она опустила пистолет; встретившись с ним взглядом, она прочла эмоции, которых не должно было остаться в его глазах: восхищение, любовь и немного жалости — но не к себе, а к ней.       — Почему ты это говоришь? — спросила она, потому что должна была узнать.       — Потому что… — он закашлялся; капли крови слетели с его губ. — Я знаю тебя, — его глаза сияли, как ни у кого из всех, кто умирал при ней. — Я люблю тебя.       Она распахнула рот, не в силах сказать ни слова, а потом рассмеялась. Конечно же, он влюбился в нее — тот, кого она должна убить. Может, он безумец, решивший поиграть на нее чувствах, чтобы спасти свою жалкую жизнь? В любом случае, времени у него почти не осталось.       — Прекрати. Со мной это не прокатит.       На секунду в его глазах мелькнула боль — так быстро, что она могла бы ее вообразить. А затем он вновь улыбнулся — этой приводящей в бешенство улыбкой, за которую она была готова прикончить его на месте, лишь бы он больше не улыбался.       — Нет. Ты не понимаешь. Ты не можешь. Но когда-нибудь поймёшь, — он зашипел от боли, сжимая лацкан пиджака, пропитанного его кровью. — Ты увидишь меня и поймёшь. Я люблю тебя, и ты полюбишь меня.       Она вновь рассмеялась — он говорил несусветную чушь.       — Я ненавижу тебя, — она говорила это от всего сердца, ощущая искренность в этих словах. И всё же по её щекам текли слёзы, и она не понимала, почему.       — Нет, не ненавидишь, — так уверенно ответил он, что ее это напугало. Его следующие — и последние — слова ужаснули ещё больше. — И я хочу, чтобы ты знала: ты прощена. Прощена за всё, без остатка.       Она ахнула, когда последний вздох сорвался с его губ. Она не сразу смогла нормально мыслить; покачав головой и не обращая внимания на слезы, она убрала пистолет в кобуру и опустилась на колени. Его лицо даже в смерти казалось удивительно спокойным. Она протянула руку и закрыла ему глаза — а вместе с ними и секреты, которые он хранил.       x.       Ривер дописывает последние слова главы и откладывает ручку, не видя ничего из-за слез, навернувшихся на глаза. Она всхлипывает и стирает их тыльной стороной ладони.       Ей трудно было написать эту сцену — слишком многое в ее мыслях пыталось на нее повлиять. Джон в роли Доктора, мертвый, лежащий на холодной земле. Мелоди, не представляющая, что совершила… В отличие от нее, Ривер точно знает, кто такой Доктор и как содеянное будет терзать Мелоди. В каждую их встречу, всякий раз, как они пересекутся взглядами, она будет вспоминать этот миг, и вина тяжёлым бременем будет лежать на ней до самого конца.       Ривер рада, что некоторые вещи остаются лишь в виде вымысла.       x.       Мелоди думала, что после смерти Доктора она будет свободна, но, увы, ее поймали. Те же, кто призывал убить его, посадили ее за решетку. Убив того, чьей смерти они так ждали, жаждали, желали, она оказалась в тюрьме. Но бесила ее не ирония ситуации. На иронию ей было плевать, ведь Доктора она убила прежде всего ради самой себя, а тюремным стенам ее надолго не удержать. Нет, ее волновали последние слова Доктора, и они давили на нее хуже, чем бетонная камера.       Она не могла в это поверить. Он мертв, но все равно управляет ее жизнью, отравляет ей разум. Она бранила себя за слабость. Она пыталась перестать думать об этом, игнорировать жжение в груди, которое не могла никак точно описать. Ее мучили одновременно ощущение потери, капля вины, желание узнать, о чем он, и жалость от того, что все ответы теперь утеряны.       Он сказал, что прощает ее. Но почему? Она убила его; как он мог простить ее за подобное преступление (раз даже люди, обрадованные его смертью, ее не простили)? Возможно, он солгал, но чем больше она об этом думала, тем сильнее в этом сомневалась. В этом мужчине было нечто особенное: в том, как он смотрел на нее, как говорил с ней, будто уже знал — не только по имени и ее цели, а по-настоящему, близко ее знал. Это убеждение росло внутри нее, а с ним росла и ее ненависть к собственной слабости. Это была лишь мечта. Ее никогда не было и никогда не станет. Они не встречались до того, как она его убила, и теперь он мертв, и они уже не узнают друг друга.       От долгого пребывания в камере она постоянно думала о них и тех словах, что они успели друг другу сказать, и потому время от времени сбегала. У каждой тюрьмы, даже такой охраняемой, как Стормкейдж, имелись свои слабости: стража, стены, туннели… После каждого ее побега они усиливали систему, но она всё равно сбегала — и всегда возвращалась. А куда она могла пойти? Дома у нее не было, как и семьи или друзей. Ничто не ждало ее снаружи, кроме тюремного надзирателя. Как бы жалко это ни звучало, только это у нее и осталось.       Поэтому она продолжала сбегать. Она выбирала места и эпохи, где могла бы развлечься, забыть о своей западне и бессмысленной жизни. Она с грустью осознала, что лишь убийство Доктора придавало смысл ее жизни, повод хоть за что-то бороться. Теперь он был мертв, и удовлетворение от выполненного задания оказалось не настолько приятным, как она надеялась. Она поняла, что не планировала ничего наперед и не знала, чем ей потом заняться. Она сбегала, пила, дралась в барах, иногда находила заказчиков и убивала (потому что ей нужны были деньги, потому что другого она делать и не умела). А потом она возвращалась в тюрьму, где на нее обрушивались одиночество и пустота, и каждый раз всё больнее.       А заодно мысли о Докторе.       Впервые встретив его после его смерти, она решила, что глаза ее обманывают. Видимо, она так много думала о нем, хоть и старалась так не делать, что в итоге сошла с ума. Это лишь игра воображения. Она мельком увидела твидовый пиджак, затылок, волосы, которые могли принадлежать лишь ему. Она замерла на середине шага, развернулась и отправилась за его тенью, даже бросив преследовать нынешнюю цель (впрочем, она нашла ее два часа спустя, и та замерла навечно). Она понимала, что поступает глупо, но должна была выяснить.       Она побежала за ним, отставая всего на несколько метров. Вокруг было множество людей — ведь стояло утро воскресенья, она была на цветочном рынке, но, как бы она ни расталкивала других локтями и не ругалась (люди кричали ей вслед, но она не извинялась, преследуя призрака), догнать его не удалось. Ей показалось, что она услышала шум, похожий на рев включенного мотора, но стоило ей завернуть за угол, как он исчез. Она видела лишь пустой тупик. Она развернулась, высматривая его в толпе… но так и не увидела. Он исчез.       Покончив с целью, она вернулась в тупик. Принюхавшись и потрогав стену, надеясь, что они дадут ей ответ, она так ничего и не нашла. Когда она той же ночью вернулась в камеру, она не могла заснуть, не прекращая думать о его волосах, спине и ногах, мелькающих перед глазами.       Во второй раз она уже не сомневалась. Это был он. Доктор. Целый и невредимый, оказавшийся перед ней, прямо как в день своей смерти, и улыбавшийся. Совершенно невозможный.       — Привет.       Она подняла пистолет, и он остановился в паре шагов от нее.       — Мелоди? — пробормотал он с такой нежностью и любовью, к которым она не привыкла и не желала привыкать.       — Стой! — крикнула она, не желая понимать, как дрожат ее голос и руки. — Ближе не подходи. Тебя здесь быть не должно. Ты мертв. Я тебя убила.       Что-то мелькнуло в его глазах. На миг она увидела печаль. Жалость. А потом, что удивительно, смирение.       — В нашу прошлую встречу ты меня убила? — спокойно, куда спокойнее нее, спросил он.       — Да.       Он вздохнул, проводя ладонью по волосам, а потом — по лицу.       — Ты не должна так говорить.       — Ты мертв. Я тебя убила. Я убила тебя и видела, как сгорело твое тело. Ты мертв. Тебя не должно быть здесь, — она понимала, что повторяется, но иначе просто сошла бы с ума.       — Нет-нет, ты не понимаешь. Есть определенные правила. Ты и я. Мы шиворот-навыворот. Твое прошлое — мое будущее. Всё, что для тебя будет, для меня уже было.       Его взгляд вновь наполнился печалью.       — Я не понимаю. Это невозможно.       — Разумеется, возможно, — он был терпелив, отвечал ей вежливо и мягко, а ещё абсолютно не замечал, что она до сих пор целится в него из пистолета. — Я — путешественник во времени, как и ты.       — Я не…       — Ты следуешь за мной сквозь время и пространство. Ты сбегаешь из тюрьмы и живёшь, где и как хочешь. Ты такая же, как я.       — Я не такая, как ты, — его слова разжигают гнев в ее груди. Она не похожа на него. Она отказывалась в это верить. Она никогда с этим не смирится.       Он вновь ответил ей улыбкой и этой странной уверенностью в глазах. Она поежилась от его взгляда и чуточку возненавидела себя за это.       — Я — путешественник во времени, — продолжил он. — Я могу умереть, но другие, более юные версии меня продолжают бегать по вселенной, и бегают они с тобой. Только в противоположных направлениях. Чем чаще ты будешь меня встречать, тем больше обо мне узнаешь и тем меньше я буду знать о тебе. Однажды я впервые встречу тебя, а ты больше никогда меня не увидишь.       Он не сказал это прямым текстом, но она всё поняла. Они были в равном положении. Чем больше он ее видел, тем меньше она его знала… И в итоге первая для нее встреча станет для него последней. И он умрет.       Это казалось невозможным, но многое объясняло. Почему он будто бы знал ее. Почему сказал, что прощает ее. Почему сказал, что любит ее…       — Почему? — спросила она, потому что должна была. Должна была узнать, услышать это от него.       — Я не знаю.       По крайней мере, они не лгали друг другу.       — Нет. Когда я впервые встретила тебя, ты сказал, что любишь меня. Почему?       Он перевел взгляд ей за плечо, и ей почудилось, что ответы на все вопросы написаны за ее спиной, но она их не видит.       — Потому что так и есть.       — Нет! — она дрожащей рукой наставила на него пистолет. Она не знала, почему, но его ответ разозлил ее. Это невозможно. Это противоречило всему, чему ее учили. — Ты не можешь любить меня! Я убила тебя. Ты должен меня ненавидеть. Ненавидеть!       Она не понимала, почему так остро отреагировала. Он был никем. Лишь мужчиной, за которым она гонялась и который умер от ее руки. Он был ничем. Так с чего бы ей злиться на него? Зачем чего-то от него ожидать?       — Но я не… — он прошептал те же слова, что сказал ей перед смертью. — Уже нет.       Он улыбнулся ей и увел пистолет от груди.       — Не волнуйся. Ты поймёшь.       И на этом он развернулся и ушел прочь. Она не пыталась остановить его, глядя ему вслед. Если убить его повторно, это ничего не изменит. Может, оставить его в живых?       Когда он исчез, она молча взмолилась. Она мечтала, чтобы он ошибался. Ей не хотелось ничего понимать. Она не полюбит его. Никогда.       Она ещё не знала, что было уже слишком поздно.