7.
3 марта 2022 г. в 20:45
Доктор перенес ее на Луну. Стоял 1969, люди учились путешествовать по космосу, а Нил Армстронг вот-вот должен был сделать знаменательный шаг. Никто не знал, каких усилий им это стоило; два путешественника во времени сражались с тенями, к которым Земля была ещё не готова. В тот день Мелоди узнала, что не-изменение Истории означает не просто невмешательство в нее, но и борьбу за то, чтобы всё случилось так, как надо.
Она ощущала, как Доктор чуть вздрогнул, когда она попросила перенести ее в камеру в Стормкейдже, но понимала, что спрашивать что-либо не стоит. Он молчал, направляя ТАРДИС в тюрьму. Она часто гадала, знает ли он, за какие дела ее сюда посадили, знает ли он, что она убила — убьет — его. Она вспоминала, как впервые встретила его после его смерти. Тогда он не казался удивлённым, но она не могла понять, скрывал ли он свои чувства или же знал, что это произошло.
Ещё она гадала, хочется ли ей знать, чем всё закончится для нее. Чем чаще она встречала Доктора, тем лучше они узнавали друг друга, и она понимала, что однажды всё станет иначе. Что они дойдут до середины их истории, а потом уже она будет знать больше о нем, а он — меньше о ней; он будет становиться всё моложе и забывать ее.
Она до сих пор испытывала вину за то, каким был его конец — и ее начало. Будь у нее сейчас второй шанс, она бы точно не смогла убить его. Но ещё она знала, что не сможет изменить случившееся — а, может, и не хочет. Разумеется, она будет винить себя в его смерти до конца жизни, но именно это событие всё изменило. Без нее она бы не узнала Доктора, по-прежнему бы сбегала их тюрьмы, убивала, боролась, принимала дурные решения. Теперь у нее была новая жизнь, не такая, как она мечтала, но хорошая. Она помогала людям. Она защищала время. Она вновь начала учиться, пытаясь найти собственный путь.
С тем, что она имела сейчас, она могла и позабыть про Стормкейдж и его холодные стены, но она всегда возвращалась в свою камеру. Она хотела, чтобы все думали, что она по-прежнему под замком, да и самой ей хотелось здесь оказаться. Ей нравилось размышлять, а ещё ей казалось, что ее наказание заслуженное. Она старалась жить со своей виной и пытаться ее загладить. Даже если Доктор сейчас этого не знал, рано или поздно он это поймет; вероятно, это позволит ему простить ее, чего ей и хотелось.
Поэтому она вновь вернулась в камеру, в которой могла ориентироваться с закрытыми глазами — с маленькой кроваткой, со столом в углу, где она могла работать, и единственным окном, из которого открывался вид на вечный шторм, тучи, ветер и молнии, из-за чего было трудно разобраться, день сейчас или ночь. Доктор прислонился к двери ТАРДИС, и она ощущала на себе его взгляд — им всегда было трудно прощаться, но сегодня всё было даже сложнее — как для него, так и для неё.
— Мелоди, — позвал он, когда она потянулась к двери камеры. Она обернулась. Он подошёл ближе, остановившись в паре дюймов от нее, нервно поднимая и опуская руки. — Так, эм, ты… — он махнул в сторону ее камеры. — Без, знаешь…
Мелоди нахмурилась, пытаясь понять, о чем он, чего он ожидает от нее. Это какой-то их совместный ритуал, о котором она ещё не знает?
— Доктор, — она коснулась его руки, останавливая нервные движения. — Прости, но я не понимаю, о чем ты.
— О, — он накрыл ладонью ее руку и опустил взгляд, не в силах скрыть печаль на лице. — Ты… Мы когда-то…
Она улыбнулась, когда он пытался подобрать слова, переплела с ним пальцы и подошла ближе. Его свободная рука инстинктивно легла ей на талию и притянула вплотную к нему.
— Расскажи, — прошептала она, не упуская, как он следит за движениями ее губ. — Покажи.
Он поколебался, и она ободряюще сжала его руку. Она не могла представить, каково это — учить ее чему-то в первый раз и понимать, что для него это последний. Она знала, что однажды их роли поменяются, и не хотела думать о боли. Она пойдет на всё, чтобы сейчас ему было легче, ведь до этого она только усложняла ему жизнь. Теперь ей этого уже не хотелось.
Он отпустил ее ладонь, обхватил ее лицо и медленно коснулся губ. Она жадно приоткрыла рот и простонала, ощущая его на вкус. Ей было не впервой целовать Доктора; с того дня, как он спас ей жизнь и объяснил принцип их сосуществования, они целовались ещё много раз. Легкие поцелуи в губы или томные поцелуи вместе с ласками, после которых ей вечно хотелось большего. Она понимала, почему он тянет (не то время, не та она), и, пусть ее немного и разочаровывало ждать, она понимала, как это важно для него, и даже наслаждалась медленным темпом, в котором она шаг за шагом узнавала его.
Вот только теперь он целовал ее со страстью, которая не могла сравниться с их прежними целомудренными объятиями. Он был глубже, интимнее, и она осознала, что всё это время он сдерживал себя. Сейчас он словно бы обнажал перед ней все чувства, и его доверие стало лучшим подарком, который он ей когда-либо делал. Она была готова расплакаться, но он был так горяч и просил большего, что она поняла, что сейчас есть дела куда важнее слез.
Их поцелуй прервал резкий звон тюремной сирены, мигающий красный свет и громкий голос, предупреждавший, что преступник сбежал из камеры. Мелоди исступленно простонала, и они отпрянули друг от друга.
— Похоже, они всё же поняли, что я сбежала. Что ж, пора возвращаться, пока они…
— Идём со мной, — предложил он, практически умоляя ее. — Идём со мной. Я верну тебя до того, как они поймут, что ты опять сбежала. Прошу.
Она оглянулась, глядя на холодную камеру, ожидающую ее, на бегущую по коридору охрану, а потом посмотрела на Доктора, на его красные от ее помады и поцелуев губы, на его глаза, сверкающие надеждой и обещанием… Ей было легко сделать выбор. Она схватила его за руку и забежала в ТАРДИС.
Корабль исчез до того, как их настигла охрана, но Мелоди совершенно забыла о них, стоило Доктору отойти от консоли и поцеловать ее, и вновь, и вновь, и вновь. Он повел ее по коридорам до комнаты, в которой она не была, но сразу поняла, что это его спальня (или даже их спальня, отчего ее захлестнула новая волна желания). Она сбросила одежду и помогла ему раздеться, и вскоре они уже лежали нагие на кровати, медленно целуясь и наслаждаясь ощущениями обнаженной кожи.
— Ты уверена? — прошептал он, и она без колебаний кивнула.
— Да. Конечно, — он вздохнул — одновременно от облегчения и сожаления. — Знаешь, — продолжила она, даже не задумываясь об этом. — Мой первый раз не должен быть твоим последним.
Он вяло улыбнулся и погладил ее по лицу.
— Да, верно. Я знал, что однажды этот день наступит… И мне жаль, — добавил он, помолчав. — Потому что тебе тоже придется это прожить.
У нее сжалось сердце, но она не стала об этом думать. Не сейчас, не сегодня, когда наконец-то пришел его черед.
— Что я могу сделать? — вместо этого спросила она и увидела в его взгляде безмолвную благодарность.
— Ничего, — он поцеловал ее, и она закрыла глаза, выдыхая ему в рот. — Позволь поцеловать тебя.
После этого они не говорили — лишь шептали слова любви, пока он учил ее, как им хорошо вместе. И после того, как их души и тела насытились, и они лежали под тёплыми одеялами в объятьях друг друга, даже если с его ресницы сорвалась слеза, попавшая ей на грудь, Мелоди притворилась, что ничего не заметила.
x.
Проходит Новый год, а за ним и январь, и почти под конец месяца Джон проводит очередную лекцию. Ривер бежит на нее, не обращая внимания на наваливший за несколько дней снег, и появляется в кампусе даже раньше обычного. Как только она садится на свое место и оглядывается, то замечает знакомые лица; люди узнают ее и улыбаются, и ей словно дышать становится легче. Она не появлялась здесь два месяца и стала похожа на торчка без дозы: у нее дрожат руки, она может думать лишь о лекции и о том, что она вновь его увидит. Конечно, метафора утрированная, но ситуация-то и без того нездоровая, ведь так?
Она пытается успокоиться, ожидая начала лекции, и перечитывает последние написанные параграфы. Доктор и Мелоди наконец-то сблизились и признались в своих чувствах. Это примерно середина истории, пара счастливых глав, в которых они знают и любят друг друга.
Вообще говоря, Ривер сложно удержаться и не сузить круг читателей. Она описывает пару поцелуев и добавляет аллюзии на более взрослые темы, но не более. Ей не хочется углубляться в это, понимая, что сексуальные сцены выбьются из общего тона романа. К тому же, Говард попросит убрать их. Или не попросит, и это ещё одна причина, по которой она их не вписывает. Она и так вложила слишком много от себя в Мелоди и не готова описывать, как та занимается сексом с Доктором, пока сама она сидит перед Джоном и слушает его лекцию.
Во всяком случае, официально.
Ривер невольно представляет сцены, которые не пойдут в печать. Трудно не представлять их, когда пишешь про двух возлюбленных. Она обдумывает их во всех деталях, особенно поздно ночью, когда ей становится одиноко в огромной кровати. Когда образы становятся слишком яркими и с ними уже не получается бороться, она берет ручку и записывает их. Так проще — притворяться, что она по-прежнему думает о Мелоди и Докторе, что это просто материал для книги, а если она порой заменяет имя Мелоди на своё, а Доктора — на Джона, никто об этом не узнает.
Она думает над словами Эми и понимает, что подруга, вероятно, права. Она в беде и давным-давно потеряла контроль над ситуацией. Ей стоит отступить, но как? Она обещал, что прекратит думать о нем, как только закончит роман. Говард хочет, чтобы это случилось к июню — и как раз тогда будет последняя лекция Джона. После этого она займётся привычной работой, а к осени всё вернётся на круги своя.
Но, как и Мелоди, Ривер решает получить от ситуации так много, как только может. Поэтому она вновь идёт на его лекцию. Пусть это безумно, пусть она так и останется на расстоянии нескольких рядов от него, но она и не просит о большем. В отличие от Мелоди, Ривер не удастся поговорить с Джоном и испытать его любовь, но так всяко лучше.
Сегодня она замечает, как он входит в аудиторию, и опускает голову, пытаясь скрыть широкую улыбку. Но стоит ему начать лекцию, как она не может оторвать от него взгляда, впитывая его образ. Она не видела его слишком долго, и потому ей важна каждая секунда, каждая деталь, всё в нём.
Сегодня он выглядит счастливее и говорит живее. Она не знает, какая тема сегодняшней лекции, да и не пытается узнать. Она слышит его голос. Она видит его. Она наблюдает за пальцами, указывающими на цифры на доске, и пытается представить, как бы они касались ее кожи. Она замечает, как движутся его губы, и воображает, какие они на вкус. Она рассматривает его одежду — привычный твидовый костюм, белую рубашку и галстук-бабочку — и мечтает о том, что скрыто под ними, о его бледных руках, мышцах, коже, которую она бы любила и целовала, если бы могла.
Ей кажется, что в какой-то момент они с Джоном встречаются взглядами, и он на миг колеблется, сбивается и теряет дар речи. Он краснеет и отворачивается от нее, и ей чудится тень улыбки на его губах.
До конца лекции она лишь наблюдает за ним, даже не пытаясь бороться с мыслями, заполонившими разум. Под конец она собирает достаточно материала, чтобы наполнить им пару следующих глав (и свои фантазии), и радостно покидает аудиторию, ощущая себя намного лучше, чем несколько дней назад.