Как соблазнить арахнофоба (если ты – паук)

Деревянная марионетка без лица болталась из стороны в сторону, стоило только ее затронуть. Подвешенная создателем за нити к небольшим брускам, которые были намертво прибиты к деревянной раме, она словно олицетворяла собой безнадежность и бессмысленность бытия. Что бы ты не сделал – тебе никогда не выйти за установленные рамки. Потому что не ты их ставил. Жуткая картина принадлежала психологу военной академии Юзефу Баранскому. Он собственноручно приколотил куклу к раме, чтобы любой, кто посещал его кабинет, понимал: люди – не марионетки, и из каждой безвыходной ситуации можно выбраться. Ему казалось, что внутри него живет художник. Возможно, он действительно когда-либо жил. Да только безвозвратно умер. Это «произведение искусства» воспринималось курсантами почему-то строго наоборот. Каждый, кто приходил в этот кабинет, понимал: он – всего лишь марионетка в умелых руках академии. Да что там академии – всего Северного Союза. Об этом мягко намекал гордо стоящий рядом бюст маршала Шнайдермана – лидера государства. Как ни пытайся – тебе отсюда не выбраться. Возможно, тому способствовала и сама обстановка кабинета: по-военному строгая, без излишеств. Сказано – нужно диван по списку, значит, будет диван. Самый простой, сколоченный из досок, и твердый ровно настолько, чтобы курсант понимал – здесь не санаторий и нечего разлёживаться надолго. Сказано – должна быть расслабляющая картина, значит, будет картина! В регламенте же не указано, кого именно она должна расслаблять. Самого Юзефа, к примеру, она расслабляет, и этого достаточно. Сказано – мягкое кресло, значит будет кресло. Главное, что в торговом чеке оно числится как «мягкое». А то, что на нем чувствуешь себя как йог на гвоздях – даже хорошо для военной подготовки. Помни, что это не лицей благородных девиц. Эрик ткнул пальцем в кукольную грудь. Марионетка дернулась и повисла на полусогнутых локтях, точно от боли. – …а потому – чем дольше работает новичок, тем ниже вероятность его ухода из профессии. – Донесся чересчур бодрый голос психолога, словно он вел радиопередачу. – Сорок пять процентов преподавателей бросают карьеру в первые пять лет, в первый год – двенадцать процентов. Восемьдесят один процент педагогов желают уволиться в первый же день практики… Каждое свое слово Юзеф сопровождал активным сотрясанием указательного пальца. Словно был запрограммирован только на этот жест, как дешевый андроид. Голос его был скрипучим, с металлическими нотками, что только подливало масла в огонь сомнений Эрика: действительно ли он человек? Скорее, бездушная машина, которой нет дела до настоящих человеческих проблем. О том, что психолог – настоящий человек, говорила лишь проседь в зачесанных назад темных волосах, возрастные морщины в опущенных уголках губ и нервный тик левого глаза. Почти незаметный, но если смотреть в упор, то можно увидеть, как нижнее веко чуть подрагивает после каждого неудобного вопроса. Эрик тяжело вздохнул, поняв, что он входит в этот «восемьдесят один процент». Зря он отменил лекции. Он думал, что его уволят или – о, ужас! – сделают выговор, запятнав личное дело этим неприятным инцидентом… Но для него выбрали более суровое наказание – отправили к психологу. Увольнять его почему-то никто не собирался. Сестры Легран не исполнили свою угрозу донести на него за домогательства, что слегка озадачивало. Хотя, что скрывать, Хантер был этому рад. А завхоз просто без лишних вопросов выдал новую рубашку, даже не поинтересовавшись что случилось со старой и почему он вообще пришел без рубашки в хозяйственную часть. – …самый действенный метод – это правило три «Д», – механическим тоном продолжал Баранский, плюхнув на стол методичку в неоновом бирюзовом цвете, на которой сиреневыми объемными буквами было выгравировано «3D», – доминирование, дрессировка, дисциплина. Эрик нахмурился, взяв в руки методичку. От обилия ярких цветов болели глаза. Казалось, что ее писали для дрессировщиков цирка, а никак не для преподавателей военной академии. Создавалось впечатление, что стоит её открыть – как выпрыгнет объемный жираф с длинной любопытной шеей в стиле детских книжек-панорамок. Или слон с тяжелым хоботом, обучающий оным нерадивого ученика дисциплине прямо по спине. Открывать методичку Эрик не стал. – Но погодите… – робко возразил он, – насколько я помню из учебной программы, правило трёх «Д» – это диалог, дискуссия и дипломатия. Голубой глаз Юзефа задергался. – Остыньте, Хантер. У вас устаревшая информация, – отрезал он, – к тому же, она не применима к женским группам. Женщины любят, чтобы над ними доминировали. В глубине души они все этого хотят, так почему бы вам не дать им то, что они просят? Им нужна твердая мужская рука, Эрик. Что действительно любил штатный психолог – так это повторять фразу «остынь». Курсанты так и звали его между собой: Пан «Остынь». Говорят, что однажды он лечил страх перед змеями одного курсанта тем, что положил на его плечи тяжелого удава. Неизвестно, жив ли был после этого бедняга, но сам Юзеф считал свои методы невероятно действенными. Потому что после них никто не приходит во второй раз. Посему Хантер чуял – не стоит спорить с психологом. А то еще приведет «медведицу» прямо сюда и заставит сесть ему на лицо. Нет. Лучше не спорить и не рассказывать, что случилось на самом деле. Эрик почувствовал, что еще немного, и у него самого задергается не только глаз, но и все остальное. Как у этой бедной марионетки. Интересно, пан Баранский с себя писал ее образ? Который раз он слышит про эту самую «твердую руку». Которой у него нет. Заболтать кого угодно или засыпать информацией, совершенно не нужной оппоненту – это пожалуйста. Но доминировать… Доминировать он мог только на съемках порно. Эрик представил, что возвращается в женскую группу К-36, к этим медведицам, и ужас накрыл его с головой. Сердце бешено застучало, а в горле пересохло. Рот до сих пор помнил жестокое надругательство над собой. Пятнадцать полосканий освежающим зубным бальзамом так и не помогли. Нет, он не пойдет еще раз в эту обитель ада на земле. Да он лучше умрет. Это еще хуже, чем паук на столе босса. Если он еще раз туда сунется, то его «3D» из методички превратятся в «Домогательства» и «Деморализацию», а закончится все это «Диверсией». Эрик застонал. – Лучше напишите мне профнепригодность, – попросил он, ткнув пальцем в обложку своего личного дела, лежащего на столе среди прочих папок. Баранский поспешил убрать папку в ящик стола и зачем-то закрыл на ключ. Словно это было сокровище, которое нужно держать на замке. – Не командуйте, Хантер. Моя работа – учить вас делать вашу работу. Что вам говорили на уроках боевой подготовки? Если потерпели поражение, то нужно встать и закончить начатое. Тут же. Иначе вы дадите страху шанс. Здесь то же самое. Проигравший не тот, кого победили. Проигравший тот, кто позволил страху победить себя. Эрику моментально вспомнились тупые картинки с волками, сопровождаемые якобы философскими голосовыми сообщениями в стиле «часто враг не тот, кто враг, а тот, кто не враг». Он бессильно откинулся на спинку стула и бросил взгляд на методичку. В чем-то Баранский все-таки прав. На кону стоит его научная степень. Да и капитанское звание ему дали не просто так. Он должен оправдать ожидания генерала. Он должен справиться. В конце концов... Это всего лишь девочки. Доминирование. Дрессировка. Дисциплина. Должно быть именно так выглядит Ад. Или Рай. Эрик еще не определился с выводами. Двадцать две молодые девушки, почти его ровесницы, среди которых он – единственный мужчина. Когда офицер фантазировал об этом после приказа генерала, то в его воображении всё выглядело куда более вдохновляюще. Ему почему-то казалось, что все будут смотреть ему в рот и внимать каждому его слову. А он тем временем понесёт свет знаний во тьму невежества. А на деле оказалось, что смотрят только на его задницу и грызть гранит науки не спешат. «Доминирование, доминирование…» – лихорадочно напоминал он себе, вспоминая «цирковую» методичку каждый раз, когда ловил на себе сальные взгляды. И как настоящий мужчина, в итоге сел за стол, чтобы не смущать юных девиц своей пятой точкой. Аудитория, предназначенная на сто человек, явно была великовата для его лекций. Он чувствовал себя крошечным. Конечно, ему и раньше доводилось пользоваться видеостеной, электронной доской для презентаций, и выступать с докладами. Но ему не приходилось делать это среди одних только девушек. Поэтому Эрик нервничал. Воспринимать их только как курсанток не получалось. Во-первых, тому способствовало их первое знакомство в женском туалете. Во-вторых, все, как назло, были симпатичными, и высокий рост с хорошо развитой мускулатурой нисколько не портили общую картину. Эрик покосился на Дуню Медведеву, которая водрузилась в самой середине аудитории, словно гора среди леса. Та самая, что нанесла ему непоправимую психическую травму в туалете. И мысленно поправил себя: почти все. Хотя, он не назвал бы ее сейчас некрасивой. Ее внешность была скорее специфической: полные румяные щеки, кожа, покрытая веснушками и почти белые брови с ресницами. Картину довершала пшеничная длинная коса, толщиной с кулак Эрика. Хантер подозревал, что обладательница косы наверняка и ее использует как оружие. Сейчас, в мирной обстановке, он почему-то побаивался ее даже больше, чем при первой встрече. И в-третьих… Когда он поднимал с места новую курсантку по списку, чтобы познакомиться, каждая из них старалась продемонстрировать свои «женские прелести» по максимуму, под общий хохот. И Дуня не была исключением. «Большая Медведица, жги!» – одобряюще кричали ей одногруппницы под аплодисменты. До этого Эрик и не предполагал, насколько короткими могут быть женские юбки, насколько узким может быть для груди китель, и насколько хрупкой может быть его психика. Он успел заметить, что сестры Легран были ниже всех в группе. Тем страннее было их прозвище – «дылды». До этого он думал, что только парни дают друг другу клички. – Мари Легран, – палец остановился на знакомой из списка фамилии и голос отчего-то предательски дрогнул. Староста поднялась с места, словно была не на лекциях, а на фотосъемках и в этот самый момент настал ее звездный час. Одним легким движением руки она распустила волосы и позволила каштановым локонам заструиться по плечам. Пальцы игриво приподняли синюю в складку юбку, и из-под нее кокетливо выглянул черный кружевной кант чулка. Аудитория взорвалась новым смехом, а Эрик почему-то залился краской и поспешил отвернуться. Мужчину словно волной окатило, порождая в его голове ужасные флешбэки – знакомый звук прыгающих по полу пуговиц. Одна из них остановилась возле него. Зачем только наклонился, чтобы подобрать её? Послышались аплодисменты, которые были явно адресованы его пятой точке. Пуговицу почему-то захотелось оставить себе. Хотя она ничем не отличалась от тех, что были на планке его кителя. Обычная пуговица, с одной ножкой, золотистая. На шляпке – гравировка: два скрещенных топора – символ Северного Союза. Только почему на душе вдруг стало так тепло? Зря он пошел отдавать пуговицу владелице. Для этого нужно было пересечь два уступа амфитеатра. Курсантка Легран предпочитала последние места, игнорируя легенду, что отличники обычно выбирают первые парты. Зря он остановил взгляд не на том месте, на котором следовало бы. Первые две пуговицы безжалостно выдернуты с корнем. Рубашка отсутствовала. Только кружево черного нижнего белья явно просматривалось за лацканом кителя. Хантер ощутил, что несмотря на пылающие щёки, он не в силах отвести взгляд в сторону. Весь его мир сузился только до упругой груди. Тонкий изящный женский палец аккуратно приподнял его подбородок вверх. – Мои глаза — выше, капитан. – Мягким обволакивающим голосом проворковала Мари. Аудитория грохнула. Кто-то даже кричал «бис» и «браво». И это предназначалось явно не Эрику. Это потом, лежа дома в теплой постели, Хантер придумал с десяток остроумных ответов, которыми мог бы парировать. А сейчас, ему в голову не пришло не то, что ничего остроумного, а просто ничего. Словно он был болванчиком, которого по ошибке поставили преподавать. А он даже этого не умеет. Даже просто ответить дерзкой девице. Угрожать гауптвахтой было бессмысленно. Курсантки каждый раз настолько сильно радовались этому слову, что офицер понял: они хорошо там проводят время. Эрик так замешкался, что даже забыл отдать пуговицу, поспешно и стыдливо сунув ее в карман. От Мари пахло кофе и вишней. А глаза при этом освещении были почти черными, с огромными зрачками. Казалось, что это были не глаза, а сама бездна, которая заманивала, звала, обещала чего-то большего. Но инстинкт самосохранения Эрика так и вопил – «это ловушка!». Хантер усилием воли сделал шаг назад. И только сейчас заметил, что она все-таки подстригла волосы. И не только она. Теперь у них с сестрой волосы были чуть ниже плеч. Все-таки она сделала то, что хотела. Разумеется, какой-то случайный мужчина, который пусть даже и спас ее, не мог повлиять на окончательное решение. Когда очередь дошла до Софи, Эрик почувствовал, что он просто не выдержит до конца списка. Легкий, еле уловимый знакомый запах, идущий от второй сестры Легран, заставил запаниковать: в памяти ожили воспоминания из женского туалета, и они были слишком яркими. Внизу живота неприятно заныло и Хантер поспешно капитулировал за учительский стол. Вдох. Выдох. Зря он не попросил у завхоза брюки на размер больше, эти слишком тесные. Или дело все-таки не в брюках? До конца списка оставалось еще пять человек. Это какое-то издевательство. Если они продолжат в том же духе, то он позорно испачкает себе штаны, как какой-нибудь подросток, у которого бушуют гормоны. Соберись, Эрик, мысленно подбодрил он себя, представь, что это мужчины. Как ни странно, это не сработало, а стало только хуже. Он мысленно простонал. Ему срочно нужен холодный душ. Возможно, это было непедагогично, но ему нужно прекратить знакомство прямо сейчас. – Закончим на этом, – с усилием воли выдохнул он. И в ответ на бунт протестующих громко добавил, – продолжим в следующий раз. Я – ваш новый учитель истории и меня зовут Эрик Хантер. – Как-как его зовут? – шепотом поинтересовалась Софи у сестры. Но из-за повисшей тишины в аудитории разговор был слышен каждому в группе. В этом вопросе изначально не было смысла, потому что на видеостене огромными буквами вырисовалось «Эрик Хантер». Капитан еще не сообразил, как настраивать шрифт, поэтому буквы почему-то были розовыми, с переливающимися блестками. А над ними сияла радуга. Сам он невероятно был зол, когда преподаватели не могли разобраться с такими простыми вещами, как презентация. Кто бы мог подумать, что он пополнит их ряды настолько быстро? – Эрик Прей, – вполголоса ответила та, немигающим взглядом темно-серых глаз буравя своего преподавателя. Пусть знает, кто здесь на самом деле охотник, а кто жертва. – Надо же, – театрально удивилась та, – а эта добыча хорошо маскируется. Послышались сдавленные смешки. Эрик почувствовал, что еще немного и он больше не сможет контролировать ситуацию. И ему снова с позором придется сидеть у пана «Остынь» сорок минут, слушая лекцию про загадочную женскую психологию. И если он должным образом не отреагирует прямо сейчас, то навсегда потеряет свой авторитет. Эрик поежился, снова вспомнив случай в туалете. Ни за что на свете он не хотел бы, чтобы это повторилось. Доминирование. – Для особо глухих повторяю: меня зовут Эрик Хантер. – Ледяным тоном отчеканил он. – Тем, кто не в состоянии это выучить, высокого балла по моему предмету можно не ждать. Эрик ткнул виртуальной мышью в «случайный» шрифт, чтобы исправить ошибку, и буквы превратились в готические, со стекающей вниз кровью, словно название какого-то старого металлического музыкального альбома. Дрессировка. – А теперь повторите. Имя вашего преподавателя? Нестройный хор женских голосов вяло произнес написанное на видеостене. Как ни странно, правильно и без фокусов. Словно их заставили заниматься чем-то невероятно скучным и обыденным. Дисциплина. – Тема нашего сегодняшнего занятия «Противостояние Единой Державы и Северного Союза, холодная война». Откройте учебник на странице шестьсот сорок семь. Отвлекшись на листание учебного плана, преподаватель не заметил, что курсантки даже не шевельнулись. Только почему-то вопросительно посмотрели на старосту. Та кивнула в ответ на немой вопрос, и девушки послушно зашелестели листами учебников. Эрик оторвал голову от папки, и увидев полную идиллию в аудитории, мысленно порадовался работающей методике психолога. Правда, ненадолго. Потому как снова наткнулся на неотрывный вызывающий взгляд Мари. Вот ведь противная девчонка. Портит ему всю перспективу. – Курсант Легран. Повторите, что я только что сказал? Мари подперла подбородок кулачком, томно взмахнула длинными черными ресницами и мечтательно произнесла: – Вы сказали… «Я люблю вас, Мари, и души в вас не чаю. Мое сердце бешено бьется, когда я вижу вас». Группа грохнула новым приступом смеха. Эрик почему-то залился краской до самых ушей. Все-таки это чертово «3D» не работает. Всё. Он сегодня же напишет заявление «по-собственному», чтобы уйти из этого ада.