Как соблазнить арахнофоба (если ты – паук)

Редкие моменты, когда братьям удавалось улизнуть из дома наулицу – были самыми счастливыми. Они играли в шпионов. Сначала нужно было убедиться, что мать все еще в спальне с очередным, как она говорила, «гостем». Она будет очень ругаться, если они помешают им хоть звуком. «От этого зависит, будете вы завтра есть или нет!» –выговаривала она детям, замахиваясь ремнем. Из дома выходить было строго запрещено, но кто удержит в четырех стенах юных сорванцов? Эрик, как старший на две минуты брат, обязательно брал с собой часы. Нет, не наручные. Их не было. Обычные, настольные часы с устаревшим электронным таблом. Когда цифры показывали «22:00», нужно было срочно бежать домой. В это время уходил последний гость. Мама очень рассердится, если не застанет сыновей в своей комнате. На этот раз им повезло. Когда они играли во дворе с соседским мальчишкой, начался дождь, и его отец пригласил их к себе в гости. Так они впервые познали все прелести кинематографа – дома не было ни радио, ни телевизора. – Ты не можешь больше командовать мной, лорд Зло! – мужчина с квадратным подбородком и в трусах поверх обтягивающего трико размахивал мечом с экрана. – Я больше на тебя не работаю! – Не-е-ет! – душераздирающе завопил профессор с восемью конечностями, разорвав на себе белый халат, – как ты посмел уволиться накануне дедлайна?! Братья восхищенно выдохнули и прильнули к экрану телевизора. Ах, что это был за телевизор! Выпуклый экран во всю стену, по бокам – белые античные колонны, а вверху полукругом нависала резная арка с растительными мотивами. Словно древний театр, а не современное достижение технического прогресса. Сходство с театром добавляло и объемное изображение – дети каждый раз вздрагивали, когда Лорд Зло швырял пробирки прямо в экран: казалось, что еще чуть-чуть, и осколки разбитых стекол вонзятся в нежную детскую кожу. Послышался противный писк, от которого у братьев мурашки по спине почище, чем от оглушительного голоса коварного Лорда. Звук будильника. – Нам пора домой, – с сожалением констатировал Эрик. Эмиль тяжело вздохнул, понимая, что фильм они так и не смогут досмотреть. И так и не узнают, победит ли Капитан Справедливость, или его заставят отрабатывать в жуткой лаборатории еще две недели. – Увидимся завтра? – с надеждой спросил их новый друг. – В каком классе вы учитесь? – Мама не разрешает ходить в школу, – понуро сообщил ему Эмиль. – Учителя сами к нам приходят. Дома было тихо и темно. Последний гость уже ушел и мать наверняка спала уставшая. Только дрова мирно потрескивали в кирпичном камине гостиной на первом этаже. Близнецы не стали включать свет. Во-первых, чтобы не будить «зло», пока оно спит, и во-вторых, тусклое освещение навевало мысли о приключениях. – Я хочу такой телевизор, – с завистью протянул Эмиль, осмотревшись по сторонам, словно прикидывая в уме, где бы он мог стоять, и обиженно поджал губы. Из развлечений – только книжные шкафы со старинными бумажными книгами. Читать их нужно было с большой осторожностью: они были жутко дорогими и чрезвычайно хрупкими. Это не электронные, которые мать почему-то презирала. «В них нет души, – безапелляционно заявляла она, и каждый раз добавляла, – к тому же по бумажным никто не сможет тебя отследить». По этой же причине она игнорировала и телефоны с часами, вынашивая параноидальные идеи о тотальной слежке. – Чур, я Капитан Справедливость! – воскликнул Эрик, пока брат не опомнился и не начал грустить по тому, чего мать никогда им не купит. Детская рука с ловкостью сорвала с крючка рядом с камином дизайнерскую кочергу – толстый кованый прут с копьем на конце. Эмиль захихикал. – Тогда я – Лорд Зло! В ход пошел совок на длинной ручке, и уже через секунду по всему дому раздавался металлический лязг импровизированного оружия. Битва была воображаемой, инструменты – реальными. – Подожди, подожди, я кое-что придумал, – отображая удар, произнес запыхавшийся Эмиль. – Чтобы все было по-настоящему. Эрик испуганно сделал шаг назад. В фильме Лорд Зло превратился в огромного паука, когда выпил неправильное зелье. В реальности же для таких как его брат и мама, никакие зелья не были нужны – они просто меняли облик на тот, который хотели, по своему желанию. Они были метаморфами. Мать гордилась своим успехом с гостями – каждого она встречала в разных обликах, то прекрасной девушкой, то очаровательным юношей. Эмиль же использовал свой талант преимущественно для игр. Как сейчас. Мгновение назад перед Эриком стоял его брат. Сейчас на него пялился восемью глазами пушистый паук. Метаморфы не могут брать рост и массу из ниоткуда и используют уже имеющуюся, поэтому паук был размером с ребенка. Эрика это совершенно не утешало. Сознание отказывалось воспринимать монстра братом, хотя он прекрасно помнил, что метаморфы не теряют своего разума при смене облика. Это все еще его Эмиль. Тогда почему сердце так бешено забилось от страха, а ладони вспотели? Это не по-настоящему, это всего лишь игра, они делали это десятки раз. Но сейчас, впервые, ему было действительно страшно. Страшно заиграться и причинить вред близкому человеку. Страшно не увидеть брата за монстром. Кочерга от неожиданности выскользнула из рук и кончик копья вонзился в паучью лапу. Послышался звон падающих на деревянный пол кованых инструментов. Паук взревел. По крайней мере так показалось Эрику. И он решил благоразумно потерять сознание чтобы не видеть, что будет дальше. А дальше произошло кое-что пострашнее, чем нападение на паука беззащитного ребенка с кочергой. Пришла мать. Сегодня она была в своем обычном облике – миниатюрной молодой женщиной с длинными светлыми волосами. – Эмиль Хантер! – строго прокричала она пауку, – потрудись привести себя в человеческий вид! Рука уже почти не болела. Так, небольшая царапина, которую обработали антисептиком и перевязали бинтом. Бывало и похуже. Например, когда они решили прыгать со второго этажа на батут и Эмиль набил себе шишку на затылке прямо об лестницу. Эрику же сделали холодный компресс на голову. Видимо, лед должен был как-то помочь забыть увиденное. Эмиль с удовольствием бы извинился, будь они наедине. Он действительно чувствовал себя виноватым в случившемся. За то, что брат потерял сознание, он переживал больше, чем за свою рану. Но рядом была мать, и он не мог произнести ни слова. Он не любил признавать себя виноватым при ней. Ее немой вопрос повис в воздухе. Нужно было как-то объясниться. – Я был Лордом Зло, мама. – Еще немного, и Лорд Зло стал бы шашлыком, – сухо заметила она. Сегодня она была особенно уставшей и не ругалась так сильно, как обычно. Даже за ремень не стала хвататься. Эрик прыснул. Эмиль бы тоже с удовольствием посмеялся, если бы так не переживал за брата – это из-за него тот упал в обморок. К тому же, что было бы, проткни близнец его насквозь? Он не хотел, чтобы близкие люди плакали из-за него. – Где вы были? – ледяным тоном поинтересовалась мать. Братья удивленно переглянулись. Эмиль с надеждой посмотрел на Эрика, это тот был мастером переговоров. Сам он мог только придумывать новые игры и способы как улизнуть из дома. – У себя в комнате, – не моргнув и глазом ответил брат, правильно истолковав немые намеки Эмиля. – Не ври мне. – Но это правда! – Ты можешь обмануть меня, но не камеры, – резонно возразила мать и повторила вопрос: – так где вы были? Братья недоверчиво посмотрели друг на друга, словно мысленно спрашивая: камеры? У нас дома? У такого технофоба, как она? Не может такого быть, чтобы мать говорила правду! – У Стивенсонов, – вздохнул Эрик, опустив плечи. Брат восхитился: ну надо же, ни капли вины в голосе! Вот бы и ему так уметь. У матери раздулись ноздри, а губы поджались. Близнецы знали, что это значит: сейчас она разразится гневной тирадой. И будет чудо, если их не накажут. – Никогда. Никому. Нельзя. Доверять. Особенно тем, кто называет вас своими друзьями. Любой друг – это будущий враг. Сегодня вы едите за одним столом, а завтра он всадит вам нож в спину, когда узнает, кто вы на самом деле. Я запрещаю вам дружить с этим мальчиком. Эрик сердито засопел. Это брату передались мамины гены, а он-то человек! Как и его отец, которого он никогда не видел. Почему ему тоже нельзя дружить с обычными людьми? Что страшного может случиться? Это потом он поймет, насколько паранойя матери была оправдана, когда борцы против метаморфов подожгут их дом и братья попадут в приют. А пока они оба пребывали в счастливом детском неведении. – Ну мама! – заступился за брата Эмиль, – у них был такой телевизор!.. – Какой? Братья с горящими от восторга глазами кинулись наперебой рассказывать во всех подробностях. Та просто молча кивала в наивысшей степени демонстрируя скучающее выражение лица. Откинула назад свои тяжелые волнистые волосы и тихо произнесла, широко зевнув: – Идите спать. Детские ножки быстро затопали по лестнице на второй этаж. Близнецов не пришлось уговаривать. Никогда еще братья не бежали в свою комнату настолько быстро. Пока мать не передумала и не бросилась их наказывать. – Не ругалась, – облегченно выдохнул Эмиль, плотно закрыв за собой дверь. Эрик с ним полностью был солидарен. Им повезло. Каково же было их удивление, когда наутро они обнаружили в гостиной точно такой же телевизор, как у Стивенсонов! Мать разрешила смотреть фильмы после уроков, только бы они не выходили на улицу. И они оба торжественно пообещали это, предварительно скрестив пальцы за спиной. Вечером она даже вместе с ними посмотрела повторение вчерашнего «Капитана Справедливость». Правда, на месте, где капитана провожает жена на другую планету, она почему-то разревелась и убежала к себе наверх, предварительно хлопнув дверью. Братья с испуганным видом молча послушали топот ног по лестнице и переглянулись. Последнее время с ней все чаще случались такие приступы, и они не знали, как на это реагировать. Чаще всего им просто было неловко смотреть на эти слезы, и они спешили отворачиваться. – Реклама для взрослых! – объявили по телевизору бодрым тоном, – убедитесь, что возле экрана не сидят дети до восемнадцати лет. – Ого! – радостно воскликнул Эмиль, и обратился к брату, – как думаешь, что нам покажут? – Что-то про страховку или налоги, – важно потер переносицу Эрик, как умный старший брат. Реальность превзошла все их ожидания. На песчаный берег на мотоциклах выехали двое мужчин. На заднем плане – розовый закат и переливающиеся блики вечернего моря. На мотоциклистах – только кожаные штаны и жилеты на мускулистое голое тело. Сильный ветер треплет развевающиеся длинные волосы. Мужчины достали биты и чего-то ждут. Внимательные, сосредоточенные, словно решается вопрос жизни и смерти. Вдруг откуда ни возьмись на них летят мармеладные мишки. Да столько, что беднягам приходится отбиваться битами от липких сладостей. Крупным планом в замедленной съемке видно во всех подробностях, как прилипает мармелад к гладковыбритой физиономии, как напрягаются мышцы, чтобы отбить очередную летящую конфету, и как взрывается сладкий медведь, заливая сиропом грудь. «Brutal. Только для избранных» – возник текст поверх розового мармеладного медведя. И непонятно, что рекламировал ролик в итоге: мармелад? Мотоцикл? Кожаную одежду? Шампунь? А может быть, биты?! И только в конце становится ясно, когда на весь экран появляется изображение причудливой формы флакона с туалетной водой. Близнецы хором издали вопль восхищения. Так вот она какая, настоящая взрослая жизнь! А мать говорила, что кругом враги. Опять врала. – Я хочу такой мотоцикл, – с восторгом произнес Эрик, – а ты? – А я хочу столько сладостей, чтобы можно было отбиваться! – мечтательно протянул Эмиль. – Давай скорее взрослеть, а? – В Шаттоне облачно, с прояснениями, местами кратковременный град, столбик термометра поднимется до «плюс одиннадцати» … Эрик выкрутил ручку регулировки громкости на минимум. Новая комната ему нравилась. В частности, телевизором, который напоминал ему детство. Сейчас считалось, что такие остались только у почтенных старушек – настолько это выглядело безвкусно. Пожалуй, любовь к бумажным книгам и старинным вещам у Эрика от покойной матери. Этот телевизор он ни за что бы не променял на новенький «Тобико» в виде одного только полупрозрачного экрана, которые стояли практически у каждого второго. Сейчас, когда Северный Союз находился впереди Единой Державы по техническому прогрессу, государство всеми силами старалось это подчеркнуть. В том числе и дизайном интерьера. Самой модной считалась «космическая» обстановка: иллюминаторы вместо окон, обтекаемые формы жесткой серебристой мебели, кают-компания вместо кухни, и трапы вместо обычных лестниц. К счастью для Эрика, у академии не хватало средств на дизайн общежития, поэтому в комнатах была обычная обстановка «четырехсотых»: старая скрипучая мягкая мебель из искусственного дерева, бумажные обои в цветочек и техника времен театрального фестиваля. Когда каждая фабрика пыталась перещеголять Единую Державу в искусстве вычурного украшения в стиле античности. – … и, наконец, погода в регионах: ветер, и даже небольшой дождь, который едва смочил асфальт, так и не смогли рассеять трехдневный смог в Брессете… Каждый раз у Эрика бешено колотилось сердце при упоминания своего родного города. Он один уехал учиться в столицу. Эмиль, мечтающий стать музыкантом, так и остался в Брессете, расценив поступок брата как предательство. И было за что: Эрик один содержал их обоих, каждый раз надеясь, что близнец возьмется за ум. Но Эмиль взялся только за наркотики. Знакомый номер ответил ему только длинными гудками. «Ну же, Эмиль, не будь ослом, возьми трубку», – мысленно молился Эрик каждый раз, словно это заклинание когда-нибудь обязательно поможет и случится чудо. Чуда не произошло и на этот раз. Да, он мог бы приезжать на каникулы. Да, он мог хотя бы один раз за время учебы навестить брата. Эрик понимал, что на его месте он бы тоже злился. Но он не мог. Потому что каждый раз его сердце ухало куда-то вниз, когда он представлял, что приедет и застанет брата мертвым. Нет, этого бы он не выдержал. Куда безопаснее – просто звонить и не получать ответа. Просто радоваться, что «абонент доступен» и не выключил телефон. Просто облегченно выдыхать, услышав автоответчик. Это означает, что брат жив. Потому что каждый раз у автоответчика разные голосовые дорожки. На этот раз: «Если я не отвечаю, значит я не желаю с вами разговаривать, всего нехорошего». Эрик обрадовался, как ребенок, просто услышав голос брата на записи. Жаль, конечно, что он не может с ним ничем поделиться: ни своей радостью, что ему пообещали ученую степень, ни своими переживаниями о преподавательской деятельности. Разговаривать с автоответчиком было бессмысленно. Раньше, еще на первых курсах, он так делал. И это ни к чему не приводило. Брат просто молчал. Так Эрик отвык делиться с ним своими новостями. Но звонить не переставал. Нужно было отвлечься. А лучший способ, который он знает – это физические нагрузки. Качать пресс – вот что его действительно успокаивало по-настоящему. Этот же способ подходил, чтобы что-то запомнить. Два в одном: и новый материл выучил и привел себя в форму. Прогноз погоды закончился и началась любимая передача Эрика «Голос Тайны» на «Последнем Мистическом». Ведущий – Хольгер Лорентсен – был профессором, доктором исторических наук. Бледный, с сединой и морщинками в уголках глаз, привыкший держаться холодно и величественно, он больше напоминал главу вампирского клана, чем профессора истории. Раньше, когда Хантер был еще ребенком, передача позиционировалась как документальная: на фоне тревожной музыки актеры показывали всё, о чем говорил господин Лорентсен. И, как это обычно бывает, они были гораздо красивее и моложе тех редких фото и видео с настоящим историческими личностями. Чаще всего профессор рассказывал о похождениях капитана Петерса. Актеры мелькали настолько часто, что маленький Эрик начал думать, что именно так капитан и выглядел: с розовыми пухлыми губами и подведенными веками. Профессор был очень увлечен капитаном Петерсом. Можно сказать, даже одержим. Каждый раз он рассказывал о новых (якобы) доказательствах путешествий во времени с таким жаром, что только мертвый скептик ему бы не поверил. На экране – карта с красными пунктирными линиями. Профессор как раз рассказывал о происшествии, которое волновало практически всех и каждого: куда делся его корабль при взлете на межпланетные переговоры. – …и если вы проследите за траекторией полета, – с восторгом сообщал Хольгер, потирая подбородок, – то увидите, что датчик зафиксировал следы энергии в две противоположные стороны. Вы понимаете? В противоположные! То есть корабль отправляется в два противоположных места одновременно, и исчезает. Как это возможно? Эти места пристально изучены, это не порталы и не переходы. Возникает резонный вопрос: куда он делся? Эрик застыл в полусогнутом положении прямо на полу. В детстве эта передача казалась ему полной тайн и скрытого смысла. Сейчас же он понимал, что ведущий явно переигрывает. – Капитан был тем еще параноиком, – с явным удовольствием произнес профессор, словно знал Петерса лично. – Только взгляните на обломки его старого корабля в Крэптонфьорде. Из записей только несколько аудио, список расходов аптечки и показатели тепловых датчиков. Мы восстановили траекторию полета. Старческий палец тыкнул куда-то в карту с красным флажком, где явно очерчивались морские границы. – Судя по датчикам, сюда прибыло трое. В обратный полёт отправился только один. Причём, это явно фигура капитана. Эрик приподнялся на локтях, чтобы поближе разглядеть расплывчатый белый силуэт на черном фоне. Нужно было очень хорошо знать капитана, чтобы быть уверенным в том, что это точно его фигура. – И я ещё раз покажу, чтобы вы понимали, - изображение приблизилось, показывая небольшой островок, похожий на льдину, – нежилой сектор. Отсюда не выбраться. Двое крупных мужчин остались здесь. Расход аптечки корабля перед обратной отправкой предполагает ранение брюшной полости одного человека. Тотчас весь экран занял тетрадный лист, исписанный мелким почерком. Эрик еле успел прочитать пару названий неизвестных ему препаратов и «бинты». Спину обдало холодком. Неприятное предчувствие заскреблось где-то внутри, и сердце забилось в тревоге. Почерк показался ему чересчур знакомым. Эрик моментально поднялся с пола, сорвал с органайзера стикер и быстро написал словно «бинты». Получилось один в один, как у капитана. – Траектория обратного полёта – неровная. Можно предположить, что ранен был именно капитан. Вы понимаете, что я хочу сказать? Он в одиночку посадил корабль раненым. Справился с двумя, оставив их умирать. Что там у них произошло? Смею предположить, что предательство! – Хольгер шепотом произнес последнее словно. Экран крупным планом показал старую фотографию капитана Петерса и у Эрика резко закружилась голова. Темно-рыжие волосы. Острые скулы. Зеленые глаза. Улыбка с щербинкой между передними зубами. Почему у него ощущение, будто он смотрит на самого себя? И откуда Эрик знает почти наверняка, что там, на фьорде, это не было предательством? Он почти уверен, что на маленьком островке их поджидали еще двое. Двое из команды были убиты, а самому капитану еле удалось спастись. Он точно нигде не читал об этом. Но почему он помнит об этом с такой уверенностью? Может быть, об этом что-то говорилось в других выпусках программы? – А теперь посмотрим архивы, – с нескрываемым восхищением продолжал профессор голосом, каким рассказывают о повадках редких животных, – ответьте мне, что общего в этих видео? На этот раз на экране не актеры, а реальные записи с камер. На первом видео капитан читает какую-то лекцию, и камера приближает его лицо крупным планом. На другом – он же дает интервью уже в другом месте. – Правильно! В этих видео ничего общего! – торжественно объявил профессор, как в детской передаче про «Тошу-путешественницу». – Даже невооруженным глазом видно, что это два разных человека! Изображения с видео накладываются друг на друга, и ведущий вслух сравнил расположение глаз, мимику, и даже длину носа, доказывая зрителю правоту своей теории. И снова показал карту с флажками. – Зафиксированы случаи, что капитан мог находиться в двух местах одновременно. Это невозможно для обычного человека. Только если он изобрел машину времени или у него был двойник. Давайте посмотрим, как капитан сам комментирует эту ситуацию. – У меня нет и никогда не было брата-близнеца, – серьезно отвечает капитан Петерс на вопросы СМИ. – На вашем месте я бы задался вопросом: какие цели преследует тот, кто распускает эти слухи? Эрика прошиб пот. В горле встал комок и стало нечем дышать. Тот, кто отвечал в интервью – был его братом, он уверен в этом на девяносто девять процентов! На девяносто девять, потому что никогда ни в чем нельзя быть точно уверенным. Но этот лукавый взгляд и кривую ухмылку он видел только на лице брата. Сам он сколько не репетировал перед зеркалом «крутую» кривую усмешку, у него не получалось. Только улыбаться во весь рот, гордо демонстрируя все тридцать два. – Неуловимый Эрик, – с явным наслаждением протянул Лорентсен, – его действительно было невозможно поймать. Словно призрак, он всегда был рядом. Но стоило протянуть руку – как он исчезал. Вспомните хотя бы легендарный рейс, в котором он спас парнишку, в точности повторяя маршрут его судна. Юный наследник чиновника Баттермана решил отправиться за мнимыми сокровищами в самый опасный участок Фильдеполя и пропал без вести. Как и спасательный отряд, вылетевший на за ним. И только капитан Петерс вернулся и с тем, и с другими. Подробности до сих пор неизвестны. Вот как прокомментировал ситуацию сам капитан. Лицо, усыпанное веснушками, рыжие волосы. Безумная улыбка от уха до уха и пристальный взгляд. Капитан покачал головой и устало потер переносицу двумя пальцами. И тихо произнес: – Ненавижу мажоров. Ненавижу политику. Эрику хотелось смеяться, но ему было не до смеха. Потому что это был его голос. Уж его-то он ни с чем не спутает, потому что ненавидит свои голосовые сообщения. И ему кажется, что люди каждый раз приходят в ужас, когда их получают. Голос капитана показался самым ужасным и отвратительным голосом на свете. А испытывать такие сильные чувства можно только к своему голосу. – Кем он был на самом деле? – в никуда вопросил Хольгер. – Впоследствии он взял парня в свою команду и с тех пор их больше не видели, более того, родные потеряли связь с сыном. Ходят слухи, что юнец был метаморфом. Не потому ли капитан так схватился за него? Никто вам не скажет, что служба безопасности набирала сотрудников других рас, чтобы те меняли облик для секретных операций. Чьим шпионом капитан был на самом деле? И был ли вообще? Эрик почувствовал, что его голова разрывается от боли. Слишком много вопросов, на которые у него не было ответов. Пока что у него было только смутное ощущение того, что он пишет научную работу о себе самом. Но это можно было списать на его детское увлечение капитаном Петерсом. Теперь же это чувство усилилось. Что если он действительно в будущем изобрел машину времени? Эрик помотал головой, стараясь избавиться от навязчивых мыслей. Ему начинало казаться, что он сходит с ума. И Хантер тут же обиделся на «будущего» себя. Даже ни разу ни приехал и не навестил его! Как ему после этого верить в путешествия во времени? И тут же задумался. Если это действительно правда, а не бред сивой кобылы, то должны быть какие-то доказательства получше, чем несколько архивных роликов. Качество изображения плохое, и к тому же он просто может ошибаться. Что если у него просто паранойя, как у его матери? Все это предстояло выяснить. Капитан Якобсон мертв. Но работу нужно продолжать. И Эрик знал, кто теперь ему поможет расставить все точки над «и». Дело осталось за малым. Нужно узнать, где живет профессор Хольгер Лорентсен. Хорошо иметь корочки разведчика. Интересующая тебя информация оказывается доступна, даже с грифом «засекречено». А также хорошо иметь связи. Которые легко устанавливаются, стоит показать заветное удостоверение. Эрику без труда удалось выяснить местоположение и контакты знаменитого ведущего. Звонить на личный телефон почему-то не хотелось. Наверняка тот не захочет встречи, а Хантер любил действовать наверняка. Вот только плана у него не было. Притвориться дальним родственником? Избито. Доставщиком пиццы? Дешевый трюк, на который могут купиться только недоумки из фильмов про детективов. А может быть… просто завалиться к нему домой безо всякого плана и начать импровизировать? Идеально. Его наставник бы им гордился (нет). Профессор Лорентсен жил в пригороде Шаттона. Всего полтора часа езды на автобусе, и ты уже в Асугансберге, возле реки Мимор. Местечко, надо отметить, Хольгер выбрал отменное: с видом на горы. Величественные, со снежными шапками на вершинах, они вселяли монументальное спокойствие. Стоило на них взглянуть – и всё начинало казаться чепухой. Даже свой собственный визит сюда. Холодный свежий воздух отрезвлял: теперь идея завалиться к звезде исторического эфира уже не казалась такой привлекательной. Эрик начинал понимать: его просто вышвырнут за шкирку. Коттедж стоял прямо на отшибе. Соседей рядом не было, поэтому идея о том, чтобы сначала расспросить кого-то поблизости о самой личности профессора, сразу отпала сама собой. И почему только он не подумал об этом, когда наводил справки о месте жительства? Сейчас ему бы это здорово пригодилось. Дом был огромным. С причудливыми барельефами и вычурными арками. Наверняка у Лорентсена была прислуга, и поговорить с профессором напрямую ему так и не удастся. Эрик потоптался возле кованого забора с резными воротами. Сердце почему-то бешено стучало в груди, словно он собирался делать что-то противозаконное. Ни звонка, ни кольца, чтобы постучать. Должно быть, здесь видеокамеры, и ни один гость точно не пройдет незамеченным. Жаль. А он уже было хотел перелезть через забор. Ворота распахнулись сами собой и Эрик прошел через тропинку сада к входной двери. Пока он добирался до Асугансберга, то на город уже опускались сумерки. Поэтому во дворе профессора зажглись ночные фонари. Под их мягким светом было видно даже садовых гномов, расположенных вдоль тропинки, вымощенной камнем. В горле пересохло. Эрик перетаптывался с ноги на ногу, так и не решаясь нажать на дверной звонок. Потому что он все еще не придумал речь. Что если его вообще нет дома? Зря он приехал, свалился как снег на голову. Понятное дело, что его здесь никто не ждет. Только время зря потерял. За раздумьями он даже и не заметил момент, когда дверь распахнулась и сам профессор, собственной персоной, в теплом домашнем черном халате вышел на порог. – Как вас зовут, юноша? – только и спросил он, даже не поприветствовав гостя. – Э… э… Эмиль. Эмиль Хантер, – почему-то соврал Эрик от растерянности, притворившись братом. Профессор кивнул, приглашая внутрь. – Заходите. Я вас давно жду. – Меня?.. – удивился Эрик. Лорентсен не ответил. Просто показал жестом следовать за ним, и Эрик послушно поплёлся, удивляясь, как так получилось, что ему не пришлось ничего придумывать. Можно сказать, что его гостеприимно приняли с радушием. Если не принимать во внимание суровый и уставший вид профессора. И Хантер очень хорошо его понимал: если бы к нему самому кто-нибудь завалился на ночь глядя, то он бы вообще его не пустил. Хольгер же удивлял. Он не задавал вопросов, не поинтересовался, кто такой Эрик и откуда, и вообще вел себя так, словно действительно давно его ждал. В огромной гостиной горел камин. Старинный, с настоящими дровами. Такие уже никто не делает, Эрик знал это как никто другой, мечтая воспроизвести у себя дома камин из детства. Дизайнер ему посоветовал «пожарно-безопасную и экологически чистую имитацию камина» без запаха. Правда, предупредил, что если выкрутить обогрев на «максимум», то камин может взорваться. Зато как красиво горит огонь на повторяющемся видеоролике! Эрик опустился в глубокое мягкое кресло. Комната была похожа на музей старинных предметов. Об этом кричали и кофейный столик из розового дерева, и низкая многоярусная люстра из имитации льда и стеллаж с бумажными книгами. Эрик с восхищением огляделся вокруг, почувствовав себя так, словно попал в детство. Тишина становилась всепоглощающей и тягучей. С каждым мгновением становилось всё более неуютно, а молчать – просто неприлично. Профессор вальяжно уселся в кресло напротив и положил ногу на ногу. На столике стояла фарфоровая чашка с недопитым кофе. Впрочем, похоже, что напиток налили совсем недавно – от поверхности медленно поднимались клубы пара. – Скажите мне, Эмиль, – медленно произнес Хольгер, с нажимом произнеся имя. – Слышали ли вы историю, как капитан Петерс спас свой корабль, когда отказали все приборы? Эрик поежился в кресле, уже пожалев о том, что он вообще пришел. Псих. Да он просто псих, на что Хантер вообще рассчитывал, придя сюда? Оказывается, Лорентсен действительно просто помешан на капитане Петерсе. Что если профессор заманивает сюда любопытных путников, привязывает креслу и насильно травит историями об исчезнувшем корабле? А потом съедает. Эрик живо представил, как профессор медленно и вальяжно обгладывает его кости, в той же манере, как и разговаривает; и напрягся каждой клеточкой своего тела. Хорошо, если он выберется отсюда живым. – Нет, – честно ответил он. С психами надо поддерживать разговор на их условиях. Так, на всякий случай. Чтобы не оказаться в их тарелке на ужин. – Чтобы посадить корабль, ему пришлось вручную набирать девяносто пять шестизначных цифр. – Как интересно. – Соврал на этот раз Эрик. Вот и байки подъехали. Которые никак не связаны с реальностью. Разумеется, это невозможно для обычного человека. Если только пресловутый капитан не был андроидом. Похоже, что нужно валить отсюда, вряд ли он услышит что-то действительно стоящее от этого ненормального фанатика. Фанатик тем временем бросил на столик кипу бумаг. – Это вам. Эрик машинально взял в руки листы, и прошелся беглым взглядом по строчкам. Цифры. Много цифр. Шестизначных. – Что это? – Не знаю. Бессмыслица какая-то. – Явно усмехающимся тоном произнес Хольгер. Эрик был полностью с ним солидарен. Он не хотел дожидаться времени, когда его привяжут к креслу и съедят. Нужно было действительно уходить и как можно быстрее. – Спасибо. Но мне пора, уже поздно. Быстро поднявшись с кресла, Эрик поспешил по коридору к входной двери, попутно вспоминая, были ли во дворе профессора собаки и выпустят ли они его, или ему придется перепрыгивать через забор. – Капитан сказал отдать эту папку мальчишке, который придет сюда сегодня в двадцать два пятнадцать и представится Эмилем. Это ведь не ваше имя, так? Эрик ускорил шаг. Сердце бешено заколотилось в груди. – Вы преподаете историю в военной академии и пришли ко мне получить консультацию по путешествиям во времени! – крикнул ему вдогонку профессор. – Неужели вы так просто уйдете? Эрик остановился. Выдохнул. Прикрыл глаза. – Вы следите за мной? – только и спросил он, резко развернувшись на каблуках. Кофе был восхитительным. По-настоящему восхитительным, не чета тому, что в кофейне. Хотя и было немного странно пить именно этот напиток в такое время суток. Крепкий, бодрящий. Едва сладкий, с небольшой долькой лимона. Всё, как любит Эрик. Хантер откинулся в глубокое кресло, с наслаждением потягивая любимый напиток из фарфоровой чашки с рисунком цветка розы. Он не мог не отметить, что ни слова не сказал о том, какой именно кофе он предпочитает. Этот странный чудик просто угодил ему настолько, как если бы Эрик забегал к нему каждый вечер на чашку ароматного напитка. – Либо вы псих и фанатик, и это не телевизионный образ, либо из разведки, и вас назначили следить за мной, либо вы действительно видели капитана, что маловероятно, – припечатал Эрик, любящий быстро переходить от слов к делу и сделал добрый глоток из чашки. – Какой вариант выбираете? – Это не то, о чем можно говорить вслух, – покачал головой профессор. Старческие длинные пальцы с увеличенными суставами схватились за ручку чашки, словно за спасательный круг. – Это должно быть бессмыслицей, чтобы спасти вам жизнь. Как и эти коды. Лорентсен таким аккуратным движением подвинул папку с бумагами поближе к Эрику, словно она была сделана из платины и представляла собой историческую ценность, и медленно произнес, растягивая каждое слово. – Он сказал, вы должны выучить это наизусть. Я полагаю, это просто тренировка памяти, остальное – лишь мои дерзкие догадки. Которые не обязательно являются правдой. Понимаете? Эрик понимал. Он не раз сталкивался с теми, кто говорил секретную информацию. И все они говорили одинаково. Якобы бессмысленными шифрами. Он понимающе кивнул. – Почему капитан сам не передал мне это? – дерзнул задать он вопрос, который беспокоил его с тех пор, как ему отдали кипу бумаг. Если это действительно правда и его не водят за нос, то почему бы Петерсу не обратиться к нему лично, без посредников? Хольгер вальяжно откинулся на спину кресла и не торопясь отпил из чашки. – Разве вы не смотрели фильмы о путешествиях во времени? – неуместно хихикнул он, и Эрик снова засомневался в его адекватности. – Мир ждет огромная беда, стоит встретиться с самим собой. Эрик задумался. – То есть никто не знает наверняка и перестраховывается, просто основываясь на научной фантастике? Хольгер пожал плечами. – Пожалуй, я его понимаю, я бы тоже не захотел встретиться, скажем, с десятилетней версией меня. – Эрик задумчиво потер подбородок и уставился на профессора немигающим взглядом. – Но, пан Лорентсен, этого мало. Мне нужны доказательства и у меня много вопросов. – Да, конечно, – понимающе кивнул профессор. – Ещё вам передали вот это. На стол аккуратно опустилась фотокарточка. Эрик был уверен на все сто процентов, что никогда такую не делал. Но при этом он бы поклялся, что на фото был он сам. Только старше. Между бровей залегла морщинка, уголки губ опущены вниз. И слишком серьезный взгляд, словно повидавший то, чего ни один нормальный человек не хотел бы видеть. На одной он держал на ладони маленького паучка. Что заставило Эрика засомневаться в своей теории о том, что капитан Петерс – это он. Сам он никогда в жизни бы не осмелился взять это в ладони. Если только в будущем избавился от арахнофобии? Точнее, в прошлом… Хантер тряхнул головой, словно стараясь таким жестом избавиться от роя мыслей в голове. На обороте было написано его собственным почерком: «не потеряй голову от любви». Хантер поморщился. От любви к паукам? Или что именно хочет этим сказать (предположительно) будущая версия самого себя? Длинные старческие пальцы со всей осторожностью опустили на фотокарточку камень. Выглядел он как обычный мелкий булыжник, но странного цвета – бурый, с золотистыми прожилками. Эрик поднял вопросительный взгляд на профессора и встретился с нескрываемым азартом в глазах. У офицера возникло ощущение, словно он в какой-нибудь сюрреалистичной картине, которая не имеет смысла. И снова его прошибло тонкое чувство узнавания: откуда-то он совершенно точно знал, что этот камень очень важен для него. Настолько же, насколько важна жизнь. Подушечка указательного пальца аккуратно опустилась на шершавую неровную поверхность, и сердце Эрика забилось в непонятном предвкушении. Словно вот-вот что-то должно случиться. Но ничего не случилось. Мир не обрушился, камень не распался на части. В глазах профессора плясали чертята. – Принести вам воды, Эмиль? – вкрадчиво поинтересовался Лорентсен, выделяя интонацией последнее слово. Эрик машинально покачал головой, не в силах отвести взгляд от камня. Переливающиеся золотистые прожилки так и манили. – А зря, – припечатал Хольгер, лениво откидываясь на спинку кресла. – Вы знаете… Многие любят разговаривать с растениями, когда их поливают. Но почему-то никто не говорит с камнями. Но если представить, что у каждого камня есть свои предпочтения… Допустим, календарь. – Календарь? – растерянно переспросил Эрик, внезапно потеряв суть разговора. Похоже, что Лорентсен опять говорит шифром. Неужели беспокоится, что их могут прослушивать? Да он параноик еще похлеще его покойной матушки! – Календарь, – уверенно подтвердил профессор, положив на стол бумажную распечатку календарной сетки. – Или часы. Скажите мне, какая дата была вчера? Эрик почувствовал себя глупо. Словно на экзамене, учебник по которому ни разу не открывал и не присутствовал ни на одной лекции. Офицера не покидало смутное ощущение того, что за этим провокационным вопросом скрывается что-то важное. Но ведь… это просто дата? С другой стороны, именно так проверяют психическое здоровье в больницах. Если пациент верно называет числа – его можно выписывать. Вот только он не псих и не в больнице. – Пятнадцатое сентября две тысячи четыреста девяносто третьего? – осторожно проговорил Эрик, словно не был в этом уверен. Профессор хмыкнул. – Вот видите, ничего не произошло! – победно воскликнул он, и перешел на полушепот, наклонившись вперед, – а все потому, что без воды в этом нет никакого смысла. Эрик тоскливо перевел взгляд с календаря на профессора. – Что вы этим хотите сказать? – Как всегда, – Хольгер пожал плечами. – Это просто какая-то бессмыслица. Понятнее не стало. Фотокарточка и камень отправились во внутренний карман куртки. Эрик поднялся с кресла, поблагодарив за радушный прием и уже собрался было уходить, как профессор внезапно спросил: – Я знаю, что у вас есть актерский опыт, а мой актер уволился. Могу ли я попросить вас сыграть капитана в одной из моих сцен? Эрик покраснел до кончиков ушей. Он и не знал, что пан Лорентсен в курсе его срамных похождений. Да и он сам не назвал бы это «актерским опытом», там же даже играть особо не нужно было. Что вообще он может сыграть? Если только постельную сцену с капитаном в главной роли. Но он все еще сильно нуждался в деньгах, а пойти на прежнюю работу уже не мог. Теперь он – преподаватель и ему нужно следить за своей репутацией. – Не за бесплатно, – выдавил он из себя хриплым голосом. Хольгер кивнул с довольным видом. – Разумеется. Когда Эрик выходил из особняка, он даже не заметил, что за ним неотрывно следует огромная тень паука.