***
Эрик не любил дни своего рождения с тех пор, как уехал учиться. Этот праздник слишком напоминал ему о брате, с которым он родился в один день. Эмиль почему-то считал, что близнец его бросил, когда поступил в академию, и был смертельно обижен за то, что тот оставил его одного. Эрик понимал: между ними стоит биполярное расстройство брата и не слишком обращал внимания на его выходки. Но, конечно, переживал. Брат никогда не брал трубку и сам не поздравлял его. Однако, перечисленные деньги всегда принимал и никогда не возвращал перевод назад. Так Эрик понимал, что брат все еще жив. Этот же, официально двадцать третий день рождения и начался, и закончился самым отвратным образом. Эрик небезосновательно считал, что это – самый худший день в его жизни. День начался с настойчивого стука в дверь. Точнее, это было еще утро – электронные настенные часы показывали «6:30». Невыспавшийся Эрик еле поднялся с кровати, даже не нацепив на себя футболку, и поплелся к двери, сонно потирая глаза. Не открыть было невозможно – чем дольше он не открывал, тем отчаяннее колотили в дверь. – С днем рождения, Эрик! – чересчур бодро и радостно для шести утра проскандировал физрук, дыхнув на него перегаром. Он был со взъерошенными черными волосами и с трехдневной щетиной на лице. Из одежды – только голубые пижамные штаны, усеянные нарисованными штурвалами. Сегодня назвать мужчину симпатичным было сложно, несмотря на смазливое лицо. Впрочем, если его помыть, побрить, и уложить волосы – от девушек не было бы отбоя. Похоже, он давно не выходил из своей комнаты – по уставу запрещена борода. Эрик еле подавил желание тут же захлопнуть дверь обратно. Он что, еще не ложился?.. Или уже успел отпраздновать прямо с утра? Еще когда он был курсантом, физрук проявлял к нему какой-то нездоровый интерес, преследуя на каждом углу и задавая глупые вопросы, вроде «что ты предпочитаешь есть на ужин?». Каждый раз Эрику чудом удавалось ускользнуть. Теперь же, когда им посчастливилось быть соседями – Киллиан Блау не дает ему покоя еще больше, изобретательно находя предлог зайти «по-соседски». В ладони упрямо ткнулся холодный стеклянный флакон. Физрук кинулся было с объятиями, вытянув губы трубочкой, но офицер брезгливо остановил его вытянутой ладонью, которая уперлась чересчур радостному педагогу прямо в лоб. – Спасибо. – Коротко поблагодарил физрука Эрик и настойчиво выставил за дверь, чтобы закрыть ее прямо перед его носом. – Питер! – с новой заколотил по двери Киллиан, будучи явно не в трезвом уме. – Питер! Заходи ко мне праздновать! Эрик прислонился к стене и прикрыл глаза, стараясь не вслушиваться в крики. Внутри все похолодело и сердце ухнуло куда-то вниз. Щеки вспыхнули от стыда. Теперь ему стал понятен странный интерес Киллиана к его персоне. «Питер» – это его псевдоним как порноактера. Похоже, что Блау настолько пьян, что уже не отличает реальность от просмотренных им роликов. Как выселиться из этого общежития? Потому что он теперь не сможет без стыда смотреть в глаза физруку. Эрик взвесил в руке стеклянный флакон. Это оказалась туалетная вода. «Дыхание Тьмы» – гласила этикетка с изображением космического корабля. Эрик даже повертел упаковку, чтобы убедиться, что это точно нельзя пить. Иначе почему такое странное название? Вот у физрука точно сегодня было «дыхание тьмы», словно он напился этой дряни. Пальцы открутили крышечку и нос любопытно вдохнул в себя сладковато-пряный запах перца и карамели. Хороший подарок. Пользоваться он этим, конечно, не будет. Нужно было отвлечься. Спать уже не было смысла: во-первых, через сорок пять минут вставать, а во-вторых, он теперь точно не уснет. Пальцы машинально потянулись к пульту от телевизора. Утренние новости всегда отлично заглушали слишком громкие и навязчивые мысли. Телевизор издал звук сирен и экран вспыхнул трехмерным изображением огня. Эрик медленно осел на пол, узнавая знакомые пейзажи родного Брессета. Пульт выпал из рук, громко стукнувшись о паркет. Сказочный район. Там, где он вырос. Там, где он оставил брата, когда уехал учиться. Он всегда удивлялся, какому идиоту пришло в голову назвать район «сказочным» и выкрасить дома в стиле пряничного жилища ведьмы из известной сказки. «А ты думал, в сказку попал?» – патетично вопрошали местные гопники с просьбой закурить под «леденцовой аркой» и оглушительно ржали. Их район считался самым неблагополучным в городе из-за высокой преступности. Камера сфокусировалась на остатках жилого дома. Эрик почувствовал, как ему становится дурно. Сердце пропустило удар. Это был их дом. Точнее, квартира. Шестой подъезд, пятый этаж. Они переехали сюда, когда сбежали из приюта. Теперь на месте дома был только обугленный хлам и обломки. – …в три ночи в районе Брессета произошел страшный теракт, – тревожным голосом сообщила ведущая, – федеральные службы выясняют причастность Единой Державы… Лоб вспотел и Эрик дрожащими пальцами откинул отросшую челку назад. Это не могло быть правдой. Его Эмиль не может быть мертв. Только не так, не таким способом. Не сегодня. Дрожащие пальцы автоматически набрали на виртуальной клавиатуре браслета выученный наизусть номер. «Пожалуйста, возьми трубку. Хотя бы сегодня, просто возьми трубку. Можешь даже ничего не говорить».«Абонент временно недоступен или выключил телефон, пожалуйста, перезвоните позднее».
Эмиль никогда не выключал телефон. Он просто не поднимал трубку, только и всего. А если был недоступен, то всегда включал голосовую почту и записывал каждый день новое сообщение. С фантазией. Даже если это было раннее утро или ночь. В горле встал комок и глаза невольно наполнились слезами. Эмиль – это его единственный родственник. Был. Он не мог просто так его бросить. Почему это происходит именно с ним? Почему именно в этот день? Бегущая строка в новостях показала номер телефона, куда можно обратиться, чтобы узнать живы ли их родные. Эрик лихорадочно набрал номер на браслете. Дождался гудка. И бросил трубку. Нет, он не выдержит. Он просто не выдержит, он не сможет услышать эту новость вслух. Пусть лучше так. Он останется в неведении и будет продолжать думать, что его брат жив. Что если он ночевал не дома? И обязательно объявится. Так у Эрика останется хоть какая-то надежда. И он не допустит, чтобы кто-либо безжалостным образом ее у него забрал. Эрик выключил телевизор и забрался обратно в кровать. Отвернулся носом к стене и закрылся одеялом с головой, не в силах сдерживать слезы. Имеет ли его учеба и его звание сейчас хоть какой-то смысл, если его брата нет в живых? Почему Эрик был таким ослом, что не пытался даже приехать на каникулы, чтобы увидеть его хоть раз? Чего он боялся? Теперь он никогда не простит себя за это. Если бы только близнец оказался жив. Он бы обязательно все исправил. Он бы был лучшим братом на свете. На лекции все-таки пришлось идти. Конечно, он бы мог пойти к врачу и сослаться на плохое самочувствие. И Эрик даже был уверен, что ему обязательно бы пошли навстречу и дали выходной. Особенно в такой день. Но стоило ему представить, что он весь день проведет дома, в одиночестве… как стало еще хуже. Он же просто сопьется, и чем тогда будет отличаться от физрука? Ему никогда еще не было настолько неловко в академии. Практически каждый из педагогического состава поздравлял его с таким воодушевлением и чрезмерной радостью, что Эрику хотелось провалиться сквозь землю от столь повышенного внимания. Даже невооруженным глазом было видно напыщенную театральную улыбчивость. Так, что становилось тошно. Дураку было понятно, что не могут люди, не знакомые с ним лично, испытывать такие теплые чувства, о которых они говорят, декламируя поздравительные открытки. Чего только стоят одни подарки! Эрику уже было страшно ходить по коридорам, казалось, что кто-нибудь обязательно выпрыгнет из-за угла и вручит ему очередной бутылёк с туалетной водой. Приходилось прижиматься к стене и выбирать окольные пути для передвижения по академии. И молиться всем богам, чтобы его никто не узнал. В сумке уже лежало пять флаконов, не считая подарка физрука, который остался дома. «Первая свежесть» с запахом сирени, «стремление к совершенству» с нотками ядреного табака, «новая реальность» с мускусом, «последняя мечта» с оттенком кофе, и «отчаянное желание», подозрительно напоминающее освежитель воздуха для туалета. Неужели от него так плохо пахнет? Вообще-то он принимает душ два раза в день и одеколон у него с довольно приятным, ненавязчивым запахом! Если он будет пользоваться всеми этими подарками, от него как раз будет вонять, как от мужчины легкого поведения. Эрик даже не подозревал, что таким повышенным вниманием к своей персоне обязан психологу Юзефу Баранскому, который собственнолично предупредил штат о надвигающемся празднике и обязал каждого сердечно поздравить «молодого преподавателя, пополнившего личный состав». Мол, наш историк переживает сейчас не лучшие времена, и нужно его как-то подбодрить. А на вопрос о подарках сообщил, что мужчина он требовательный и взыскательный, поэтому простыми открытками не отделаешься. По мнению психолога, составлявшего портрет преподавателя по тестам, лучше всего подойдет туалетная вода – скромно, но мужественно и статусно. Кто ж знал, что рекомендации Баранского коллектив воспримет как приказ? Эрик уже боялся идти в аудиторию для лекций в своей женской группе. Воображение уже рисовало ему, что каждая из двадцати девиц обязательно подарит ему по вонючему флакону, и придется тащить все эти подарки на тележке из супермаркета. Впрочем, удавиться ему захотелось сразу, стоило только переступить порог аудитории. Потому что встретили его залпом из праздничных хлопушек, усыпав все вокруг конфетти. Прекрасно, просто чудесно. Теперь ему будет чем заняться дома – доставать из кителя и волос разноцветные бумажные кружочки. Вечер точно будет занят. Чем дольше девушки дули в праздничные дудки-язычки, тем сильнее ему хотелось умереть прямо здесь, на месте. Его настроение изначально не было праздничным. Он просто не мог позволить себе наслаждаться этим днем, когда брата больше нет в живых. Нельзя радоваться, когда у тебя в душе рана, размером с черную дыру. Эрик сник, оглядевшись вокруг. Все увешано желтыми воздушными шарами с глупыми улыбками и неоновыми гирляндами. А видеостена транслировала кокетливое «с днем рождения, кэп!» каким-то ужасным нечитаемым шрифтом розового цвета. Эрик молча прошествовал к учительскому столу, подчеркнуто не обращая внимания на девичьи старания. Девушки же привычным образом не стали обижаться на своего педагога – последнее время на любую их выходку он реагировал игнорированием. Что только распаляло фантазию: должно же быть что-то, на что он проявит хоть какую-то реакцию. Пусть даже негативную. Поэтому на этот раз они использовали еще больше косметики, чем обычно. И еще более откровенные наряды. – С днем рождения, капитан, – торжественно проговорила Мари и поставила на учительский стол пачку кофейных зерен. Эрик даже удивленно поднял на нее свой взгляд: неужели нормальный подарок за весь день? Ничто не поднимает настроение с утра так, как свежесваренный хороший кофе. Это гораздо лучше туалетной воды – тут психолог не угадал с выводами. Он растроганно взял пачку в руки и затянулся бодрящим кофейным запахом. Будь Хантер чуть повнимательнее, он бы увидел, как лицо Легран на мгновение озарилось грустью и нежной улыбкой. Но он был слишком занят, разливаясь в благодарностях, и даже не поднял взгляда. Выражение лица Мари резко сменилось на ехидное. – Это было лично от меня, капитан, – расплылась она в улыбке «от уха до уха», – а это – от нашей группы. С самыми искренними пожеланиями. На стол плюхнулся бумажный самодельный альбом, листы которого были перевязаны атласной красной лентой через отверстия дырокола. Эрик заинтересованно уставился на титульный лист. Осторожно провел по нему ладонью, словно медля с тем, чтобы посмотреть, что внутри. Оформление выглядело как обычный реферат или курсовая. Но зная эту группу… там могло быть что угодно. Он добродушно расхохотался, открыв, наконец, альбом. Девушки не так уж плохи, как хотят себя выставить. По крайней мере они не распинаются в дифирамбах, какой он хороший и как с ним легко работать. И как они рады, что он появился на свет – как это делали сегодня другие преподаватели, насквозь пропитанные фальшью. Девицы были предельно честны и откровенны. В этой группе его всегда ждало искреннее и неподдельное женское желание задеть его как можно сильнее, и лучше за больное. Он и не представлял, насколько это, оказывается, для него дорого. Они не спрашивали, как он себя чувствует и можно ли его пригласить на ужин. Вместо этого они говорили, что он хреново выглядит и добавляли, что с удовольствием бы его трахнули. То ли это настолько ему приелось, что перестало задевать, спустя всего два месяца… то ли сегодня, из-за происшествия в родном Брессете он чувствовал себя подавленным настолько, что перестал воспринимать извращенные шутки… только подарок ему почему-то понравился. К его собственному удивлению. Весь альбом был усеян его фотографиями. Эрик удивился: когда только они успели сделать столько снимков? Под разными фото каждая курсантка вывела красивым почерком, что именно она хочет сделать со своим преподавателем. Варианты были различными. От «сесть на лицо» до «познакомить тебя со своим страпоном». Эрик с удивлением отметил, что даже ни разу не покраснел. Словно это уже стало для него обыденностью. Подумаешь, рассказали о своих фантазиях. Молодцы, старались. Альбом делали. Тренировали воображение и мелкую моторику. Не повод гордиться, конечно. Но восхищения достойно. Пальцы машинально пролистали страницы до знакомого почерка. Мари Легран.«Я хочу… взаимности»
Шальная улыбка постепенно сошла с лица капитана, словно ее там никогда и не было. Он медленно поднял голову, чтобы спросить у старосты, что это значит, но увидел только уходящую спину. Мари поспешила выйти из аудитории и не присутствовать на лекции. Эрик задумчиво проводил ее взглядом. Вот это поздравление, конечно. Вести сегодняшнюю лекцию будет труднее, чем он думал.***
Если избегать поздравлений ему еще удавалось, прячась в коридорах академии, то избежать застолья с преподавательским составом никак не представлялось возможным. Эрик не представлял, как он вообще может позволить себе праздновать в такой день. Эта дата навсегда теперь станет для него траурной. Какой только предлог он не выдумал, чтобы уйти, ничего не подействовало. Он не мог сказать про брата прямо, потому что в графе «родственники» при поступлении указал, что у него никого нет. Это было бы слишком странно, словно он только что придумал себе умершего близнеца. Физрук, который, казалось, не просох еще с утра, был настойчивее всех остальных, буквально силой затаскивая Эрика на кафедру. По такому поводу он даже оделся в костюм с галстуком, побрился и уложил волосы в стиле «космических тридцатых», когда один локон обязательно оставляли незачёсанным, словно он только что небрежно выбился из причёски. Офицер с нескрываемым удивлением смотрел на физрука, не узнавая в нём своего утреннего гостя. – Всего один тост! – обещал Киллиан, заталкивая молодого преподавателя внутрь. Эрик поморщился, увидев накрытый стол, на котором спиртного было больше, чем еды: два одиноких бисквитных торта в окружении бутылок виски и шампанского. Он не слишком-то жаловал выпивку. Для него быть в трезвом уме и здравой памяти всегда было в приоритете. Потому что брат слишком много времени уделял спиртному и наркотикам. И его приходилось буквально вытаскивать из зависимостей. При мыслях о Эмиле снова стало грустно и Эрик тяжело вздохнул, позволяя втолкнуть себя внутрь. Хорошо. Всего один шот. В честь памяти близнеца. – Мы собрались в этот знаменательный день, чтобы… – торжественно начал физрук, предварительно постучав столовым ножом по стеклянному граненому стакану. Звонкий звук сменился тишиной. И в этот же момент с улицы раздались сирены и душераздирающие вопли, доносящиеся откуда-то издалека. Окно замигало красным, отражая свет проблескового маячка «неотложной помощи». Стены то и дело окрашивались яркими цветами, меняя красный на синий, словно на дискотеке. Эрик напрягся. Начало празднования ему уже не нравилось. Преподавательский состав, казалось, такая мелочь, как крики и сирены не интересовало вообще – никто даже не подбежал к окну, снедаемый любопытством. – …чтобы поздравить с днем рождения нашего дорогого и всеми любимого Эрика Хантера… – несмотря на звуки бодро продолжил Киллиан, повысив голос до грудного командного. Эрик почувствовал приступ тошноты. «Всеми любимого», – мысленно заворчал он, – «говори только за себя». Если это было признание в любви, то очень неудачное. Можно сказать, что это уже второй раз за день. Хантер этого просто не выдержит. «Хуже быть уже не может», – отрешенно пронеслось у него в голове. И жизнь моментально восприняла его фразу как вызов. Дверь распахнулась и на кафедру ввалилась запыхавшаяся Софи. У Эрика тут же возникло ощущение «déjà vu», и в голове точно фильм пронеслось всё, что было в походе. Только на этот раз сестра Легран была бледной, как чистый альбомный лист, а в глазах стояли слезы. Настоящие. Хантер насторожился. – Капитан! – с мольбой в голосе выкрикнула она и потянула его за рукав кителя. – Капитан, там Мари… От его глаз не ускользнуло, что весь преподавательский состав и бровью не повел на столь вольное поведение курсантки. Ни замечаний, ни просьб объясниться, ничего. Наоборот, каждый попрятался по углам, словно желторотый первокурсник, впервые увидавший старшекурсницу. Каждый что есть силы старательно делал вид, что никакой курсантки здесь нет. Словно ничего вообще и не происходит. Эрик резко одернул рукав. Второй раз он не даст себя одурачить. Только не в этот день. Он не такой наивный дурачок, которым его считают. – Кнопка под нижним упором, переключить на второй уровень, – сухо бросил он через плечо. Софи недоуменно захлопала глазами. – Что?.. – Это раскроет капкан, – язвительно пояснил он. Легран потянула его за собой с новой силой. На удивление она была сильнее, чем казалось. Даже физруку сопротивляться было легче, чем этой девице. Эрик отчаянно заскользил туфлями по полу, упираясь всем телом и мимоходом вцепился ладонями за край стола. Тот заскрипел металлическими ножками, оставляя глубокие борозды в деревянном паркете. Киллиан тактично отвернулся, словно не желая этого видеть. – Капитан, пожалуйста, в этот раз все по-настоящему, – злобно процедила Софи, и ее голос в течение нескольких секунд сменился на умоляющий шепот, – если не поможете вы, то не поможет никто. Возле заброшенной постройки собралась скучающая толпа. Никто толком и не помнил, зачем строили эту башню. Да только так и не достроили. Как помнил Эрик – еще во времена его учебы всё ходили споры о том, сносить ее или нет, предполагалось строение во что-то переделать, например в наблюдательный пункт. Руководство даже выделило средства, и на этом всё и закончилось. Никто так и не узнал, куда делись деньги. Поэтому она так и осталась одиноко стоять возле кухонного отсека устрашающей пикой, стремящейся проткнуть небо. Залезать на нее было бы чистым самоубийством, поэтому даже бесшабашные курсанты обходили ее стороной. В общежитиях ходили слухи, что там до сих пор ходит призрак неупокоенного курсанта, который однажды сорвался с башни. Они с друзьями даже как-то приходили сюда ночью, чтобы проверить так ли это. Никакого призрака они, конечно, не обнаружили. А вот от дежурного части им тогда здорово досталось. И это они еще наверх не залезали! Мари Легран стояла на самом верху, держась за выступ, который вот-вот развалится. Как она туда забралась – одним богам известно. У Эрика внутри похолодело. Даже если случится чудо, и она передумает оттуда прыгать, шанс того, что она не сорвется, слишком мал. Почему именно сегодня? Почему именно в день его рождения? Они все сегодня издеваются? Если она прыгнет, это будет еще хуже, чем «несчастный случай» с ним самим. Тогда он будет виноват в смерти своей курсантки и его ждёт уголовное дело. Это, во-первых. А во-вторых, он не хочет сегодня лишаться второго дорогого ему человека. – Почему вы ничего не делаете? – встревоженно обратился он к стоящему рядом психологу. Баранский устало взглянул на него, как смотрит профессионал на новичка и широко зевнул. – Как это – не делаем? – удивленно переспросил он, – Делаем. Он откашлялся, ленивым движением взял громкоговоритель и монотонным голосом произнес прямо в рупор: – Курсант Легран, не задерживайте нас, пожалуйста. У нас еще много работы. У Эрика по спине поползли мурашки. И это у них называется «психологическая помощь»? Да он же ей прямым текстом говорить быстрее прыгать! Хантер оглянулся вокруг и заметил, что все стоят практически раздетые – в одних рубашках. Даже медики в тонких халатах. То ли настолько быстро собирались наружу, позабыв о том, что уже поздняя осень, то ли надеялись, что всё это не затянется надолго. Его взгляд упал на приготовленный рядом с носилками черный мешок. Дыхание перехватило от гнева. Они и не собираются ничего делать – дошло до него. Они ждут ее смерти. Это было неправильно. Каким бы трудным не был курсант, нельзя оставлять его умирать. Оставление в опасности и отказ в оказании помощи – это тоже преступление. И Эрик не собирался брать его на себя. Он – не все остальные. Оглядев зевающую толпу, он понял, что не от кого больше ждать помощи и никто не поддержит его в этом. И мигом рванул к башне. – Приготовь второй мешок, – коротко бросил врач санитару, глядя на быстро удаляющуюся спину молодого преподавателя. Никто и не думал его останавливать. Наверху было ветрено. Резкий холодный воздух пронизывал насквозь тонкую рубашку офицера – китель он забыл застегнуть, поспешно поднимаясь по пологим ступеням. Площадка башни оказалась пологой. Кое-где торчали вырванные с гвоздями доски, которые так и норовили проткнуть подошву туфель. Эрик ступал осторожно, внимательно оглядывая каждый квадратный дециметр. Если он сейчас поранится – это будет очень глупо. И его самого придется спасать. От каждого шага доски жалобно поскрипывали, прогибаясь под весом мужчины. Мари стояла у самого края. Одетая в теплый голубой свитер с крупной вязкой и зимние шерстяные форменные брюки – словно подготовилась долго стоять на морозном ветру. Ветер спутывал ее волосы и хлестал по лицу длинными прядями. Эрику мимолетом подумалось, что этот профиль можно было запечатлеть в картине: точеный, словно у куклы, с гордо вздернутым носом с острым кончиком. Серьезный задумчивый взгляд устремлен вдаль, точно выискивал что-то. Хантеру не понравился этот взгляд. Он и сам видел его сегодня в зеркале. Взгляд обреченного человека, который потерял всё. Носки ее ботинок чуть свешивались с рваного края и Эрику стало не по себе. Он застыл на месте, боясь приблизиться и спугнуть девушку. С ней нужно быть осторожным. Как с дикой кошкой. – Зря вы вмешиваетесь, капитан, – Мари вяло повернула голову в его сторону и невесело улыбнулась. – Вас вообще не должно здесь быть. Вы не знаете всей правды. Эрик аккуратно сделал шаг вперед. Легран предупреждающе посмотрела на его ногу, словно та сделала что-то противозаконное. Мужчина почувствовал себя сапёром. Один неверный шаг – и его ждет смертельная ошибка. За которую он никогда себя не простит. – Так посвяти меня в нее, – попросил он, снова замерев на месте. Гнилая доска опасно прогнулась от внезапной нагрузки. – Вы все равно не поймете, – отрешенно покачала головой Мари и осторожно села на край. Там, где доски были еще целы. Ноги свесились вниз. Девушка крепко ухватилась пальцами за выступ, чтобы не упасть. Раньше времени. Сердце Эрика пропустило удар, и мужчина затаил дыхание. Аккуратно подкрадываясь ближе, словно шпион в засаде, он мягко уселся рядом, копируя девичью позу. Голова закружилась, стоило только случайно посмотреть вниз. Поэтому он решил полностью сосредоточиться на Мари, стараясь глядеть только на нее. – Я умный, – возразил он. Мари хмыкнула, даже не глядя в его сторону, и насмешливо улыбнулась одними губами. Улыбка так же быстро сошла с ее лица, как и появилась. В воздухе повисло неловкое молчание, которое никто не решался нарушить первым. – Я больше так не могу, – наконец, прошептала она после паузы. – Я вообще не хотела сюда поступать. Мама заставила. – У вас хотя бы мама есть… – невольно вырвалось у Эрика. Он тут же прикусил себе язык. Нашел подходящее время говорить о своих проблемах. Это не он сейчас собрался прыгать с башни! Вопреки ожиданиям, Мари заинтересовано повернула голову в его сторону и внимательно оглядела мужчину с ног до макушки, словно увидела в первый раз. – Она просто переживает за вас, – попытался спасти ситуацию Эрик, – как бы это странно ни звучало, но в академии безопаснее, чем везде. В моем городе был теракт. У меня погиб брат-близнец. Хантер мысленно себя отругал. Нужно было лучше учить психологию, и желательно не по лекциям Баранского. Сейчас бы он точно знал, что именно нужно сказать, а не говорил бы только о себе. Но рана была слишком свежа и глубока, а Эрик был слишком взволнован, чтобы не вспомнить о своей боли в такой ситуации. Когда он и сам находится на волосок от того, чтобы свалиться с этой проклятой башни вместе с девушкой. Мари поспешно отвернулась, словно увидела его без одежды. В ее глазах блеснули слезы. – Знаешь, это очень эгоистично с твоей стороны, – обвиняющим тоном добавил масла в огонь Эрик, – я бы не хотел, чтобы твоя сестра чувствовала то же самое, что и я. Из глаз девушки слезы полились ручьем. – Вы ничего о нас не знаете, ничего! – она вытерла глаза рукавом и всхлипнула. – Вам лучше отказаться от нас. Доски, на которых они сидели, опасно качнулись со скрипом. Эрик осторожно поднялся так же медленно, как и садился. Аккуратно подхватил девушку под руки и помог ей встать. Сейчас самое главное – отвести ее от края. Настолько, насколько это возможно. Мари не сопротивлялась. Только пошатнулась, запнувшись о вырванную доску, и упала в объятия мужчины. Хантер со всей нежностью обвил ее руками, словно пытаясь защитить от себя самой. Девушка обмякла, прильнув к его груди, и разрыдалась, размазывая тушь по его рубашке. – Говоришь, что хочешь знать правду? – всхлипнула она, мертвой хваткой вцепившись в его китель. – Я – чудовище. Чудовище! Вот тебе правда. Нас боятся и избегают. Ты тоже сбежишь. Или сбежишь или умрешь. Она несильно стукнула его по груди, словно обвиняя в том, чего он еще не делал. У Эрика в голове почему-то возник образ огромного паука, в паутине которого он запутался в лесу Асугансберга. «Это просто твое подсознание, нет никакого паука», – мигом отозвался его внутренний голос тоном Юзефа Баранского. Разумеется, нет никаких чудовищ. Это просто игра слов. Просто девушки осознают то, насколько они бывают невыносимы, и похоже, чувствуют за это вину. Значит, еще не все потеряно. – Я люблю чудовищ, – необдуманно ляпнул Эрик, и приобнял девушку еще крепче. – С детства. – заверил он, вспомнив о брате, который мог сменить облик на какой угодно. Плечи девушки затряслись. То ли от рыданий, то ли от смеха. – Ты не похож на других, – наконец, проговорила она, вытерев слезы, и обхватила ладонями его лицо, подавшись вперед. Ее мокрые ресницы слиплись, а серые глаза блестели, как мокрый асфальт после дождя. Девушка кокетливо провела по пересохшим губам кончиком языка и притянула Эрика ближе. Указательный палец мужчины мягко опустился на ее губы. – Не-не-не, – остановил он ее, покачав головой, – сейчас твои одногруппницы нас увидят, и завтра все будут прыгать с крыши, чтобы поцеловать меня. И не только одногруппницы, – хотелось добавить ему. А еще добрая половина педагогического состава, медики и начальство. Такой известности ему не надо. – Если к тебе хоть кто-то притронется… – горячо прошептала Мари ему на ухо, – …я оторву ему голову. Почему-то от этих слов Эрику стало не по себе. Уж слишком серьезно они прозвучали. Чересчур серьезно для такой маленькой и хрупкой девушки. Что такая может сделать? Когда ее саму нужно от всего оберегать. Она же постоянно во что-то вляпывается. – Ложная тревога, расходимся, – скучающе протянул психолог, разглядев спускающуюся с башни пару. Толпа, оставшаяся без зрелищ, стала разочарованно рассасываться. На этот раз мешки не пригодились. Однако, Эрика все равно ждал выговор. Как он мог допустить, чтобы его курсантка пошла на такие меры? Виноват в этом может быть только куратор! Этот день был слишком насыщен событиями. Конечно, Эрику удалось избежать застолья, но какой ценой? Он медленно плелся домой. Нервы были напряжены до предела. Ему просто необходимо было выпить. Во что бы то ни стало. В одиночестве пить он не мог – справедливо считал, что это признак алкоголизма. Тем более он просто не мог сейчас быть один. Ему необходим рядом хоть кто-то. Впервые он пожалел, что всех его бывших одногруппников распределили по разным городам, и у него совсем не осталось друзей. Еще не поздно – всего девять вечера. Впереди – выходные. Почему бы и не попробовать подружиться с кем-нибудь? Например, с тем, кто этого давно хочет. Кулак настойчиво постучал в соседскую дверь. Физрук застыл на месте, увидев на пороге причину своих ночных грёз и недоуменно заморгал, словно желая проснуться. – Скажи мне, Киллиан, – устало спросил Эрик, лениво облокотившись о дверной косяк. – Что бы ты сделал, если бы влюбился в чудовище? Киллиан внимательно оглядел гостя с ног до головы, не торопясь с ответом. Это был не тот Эрик, которого он привык видеть. Уставший вид, под глазами – синяки. Взъерошенные волосы и мокрая мятая рубашка, испачканная тушью для ресниц и красной помадой. Пахнет табаком и почему-то вишней. – Разве есть варианты? – помедлил физрук, вскинув брови, и жестом пригласил войти внутрь. Эрик хмыкнул. Ответ его полностью устроил. Торжественно вытащив из сумки бутылку виски за горло, офицер вопросил с шальной улыбкой: – Выпьешь со мной? Вечер обещал быть длинным.