Простите. Мне очень жаль.
Не эти ли слова говорила Мари, когда пыталась его убить в Асугансберге? По спине пробежали мурашки. Словно эта фраза могла причинить ему какой-то вред. Теперь каждый раз, когда он будет слышать слова прощения, будет казаться, что его хотят убить. Эрик отложил открытку в сторону и взял следующую. «Простите. Мне очень жаль», – гласила и эта. Волосы офицера встали дыбом. Софи тоже хочет его убить?! Он прочитал эти слова ещё двадцать раз в оставшихся открытках, и пришёл в ужас. Теперь он был уверен на все сто процентов: паучихи не зря воспользовались феромонами. Они действительно хотят его прикончить. Они только что подтвердили это – не отстанут, пока не закончат начатое. Похоже, в их культуре принято просить прощения перед убийством. Не успел он это подумать, как с улицы раздался громкий крик. – Капитан! Этот голос он узнает из тысячи. Мари. Эрик вжался в кровать и закрыл уши ладонями. Только чтобы ничего не слышать. Мало ли в больнице «капитанов». Может это вообще не его зовут. Нет. Он не станет смотреть в окно. Любопытство сгубило его один раз, на второй раз он на это не клюнет. – Капитан! – настойчиво повторился крик. – Капитан Хантер! Эрик стойко решил не реагировать. Может быть, это совпадение? Наверняка в больнице лежит еще один капитан Хантер. Минут через пять вопли прекратились. Эрик осторожно открыл уши, боясь услышать новую тираду. Ничего. Тогда ему в голову пришла очень плохая идея. Проверить, ушли ли девушки. Те словно этого и ждали. Как преданные фанаты восходящей звезды, курсантки издали восторженные возгласы и подняли вверх плакат, на котором аккуратным черным шрифтом красовалось «Простите нас, капитан». Хантеру стало плохо. Если до встречи с паучихами он никогда не жаловался на здоровье, то сейчас его грудь сдавило и сердце предательски пропустило удар, рухнув куда-то вниз. Теперь он не сомневался в их намерениях. Они не из тех, кто действительно раскаивается. Они просто хотят его добить. По какому-то странному стечению обстоятельств он остался жив, и арахниды этого просто не допустят. Эрик поспешно отошел от окна, чтобы не провоцировать девушек на новый всплеск воплей. Но сделал только хуже – они не желали умолкать. Странно, что никто из персонала или пациентов не прогнал их и даже не сделал ни единого замечания. Должно быть, все знают, кто они есть. Или догадываются. Только он один был наивным дураком. И теперь его просто съедят, как полевую мышь. Хантер задержал дыхание, словно паучихи оттуда могли его учуять. Он осторожно опустился на кровать и вжался спиной в холодную стену, точно находился в засаде. В больнице он чувствовал себя в безопасности ровно до этого момента, а теперь просто не знал, что делать. Что если они проберутся сюда, в палату? Несмотря на его запрет? Мужчина поежился. Ему еще не было настолько страшно, не считая последних событий. По стеклу с глухим звуком ударил снежок, расплющился, и сполз вниз. За ним – еще один. Эрик даже не шевельнулся. Только обхватил колени руками, словно напуганный ребенок. Он уже жалел, что выглянул в окно. Теперь они знают его расположение. Офицер чувствовал себя принцессой, запертой в башне, которая не ждет своего принца, а он все равно приходит, насильно. Хантер затаил дыхание, словно это могло как-то помочь. Через какое-то время в окно постучали. Эрика словно обдало ведром ледяной воды. Это просто невозможно – пронеслось в голове. Все это напоминало какой-то фильм ужасов, вот только в главной роли был он сам. Он только что сам смотрел из окна вниз, здесь этаж шестой, не меньше! Мужчина осторожно втянул носом воздух, словно его мог кто-то услышать, и замер, нащупав на коммуникационном браслете кнопку вызова экстренной службы. Он порадовался, что после долгих уговоров средство связи ему все-таки выдали. Вот только что он скажет службе спасения? Помогите, меня напугала толпа девочек, скандирующих мое имя? Мне показалось, что в окно кто-то стучит? Тогда его точно переведут из палаты интенсивной терапии в психиатрическое отделение! И он в точности повторит судьбу предыдущего куратора. Правильно говорят, что если беда не зайдет в дверь, то пролезет через форточку. Только в случае с капитаном Хантером эта правда была буквальной. Что его совсем не радовало. – Капитан! Откройте окно, нам нужно поговорить! – истошно кричали по ту сторону. Эрик старался не думать, каким образом девушка добралась до его этажа. Потому что он знал это почти наверняка. И это пугало. Мари Легран отчаянно стучала в его палату. Эрик старательно избегал даже мимолетного взгляда в сторону окна, и стойко не шевелился. Но после очередного крика с угрозами разбить стекло, его разобрало любопытство: за что она держится, находясь в человеческом облике? Эрик повернул голову, мысленно молясь всем богам, чтобы это не оказалась паутина. Иначе он не переживет это. Или опять потеряет сознание. К счастью, Мари висела, ухватившись за канат. Мужчина облегченно выдохнул. Хотя спокойно дышать было еще рано. Два взгляда встретились. Она – решительная и боевая, и он – растерянный и испуганный. Должно быть, именно так смотрят друг на друга хищник и жертва, которых свела судьба по жестокой случайности. Два сердца, словно связанные одной нитью, бились в унисон, но по разным причинам. «Беги или притворись мёртвым» – кричали древние инстинкты застигнутой врасплох добычи. «Атакуй, выбрав удачный момент», – шептали на ухо хищнику его древние предки, чья кровь сейчас бурлила в венах и стучала в висках. Девушка расплылась в улыбке, больше похожей на оскал, небрежно откинула назад свои волосы, и жестом приказала открыть окно. Эрик непреклонно покачал головой, сложив руки на груди, всем своим видом показывая, что контролирует ситуацию: это он здесь учитель! У него был последний шанс доказать это. Так повторилось несколько раз. Хантер уже хотел было прекратить этот цирк и просто уйти, опустив жалюзи. Но в этот самый момент Мари сделала движение, от которого у офицера поползли мурашки по спине, а волосы встали дыбом. Все произошло, как в замедленной съемке. Эрик не знал, бронированные в больнице стекла или нет. И насколько вообще целесообразно было их делать таковыми – это не военный госпиталь в полевых условиях. Мари решительно вцепилась в канат и с силой оттолкнулась от стены ногами. Эрик ощутил, как его сердце ухнуло вниз. Сейчас она просто разобьет окно. И поранится. В своем воображении мужчина уже вовсю слышал звон битого стекла и видел падающую на пол девушку, с ног до головы в крови. Этого Эрик допустить не мог. Поэтому молниеносным движением открыл створки. Это потом он уже задавался вопросом: что было бы, не поддайся старый замок его пальцам? Но в тот момент было не до вопросов. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы с Мари все было хорошо. Девушка влетела в палату, крепко держась за канат, и эффектно приземлилась на ноги, словно актриса на съемках фильма. Где-то на задворках сознания Эрик удивился: она штурмует больницы каждый день, что ли? Неважно, насколько он сильно злился и боялся ее, сейчас его интересовало только одно. – С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил Эрик, оглядывая Мари с ног до головы. Все-таки это был довольно рискованный пируэт. Хотя этот вопрос должна была задавать курсантка – потому что это именно офицер находился в больнице, а не наоборот. – Капитан! – Мужчина не успел отойти на безопасное расстояние и Мари упала в его объятия, словно это она находилась в палате, а Эрик решил ее навестить. Словно это у нее была аллергия на феромоны, и ее вытащили с того света. Она так сильно прижалась к груди офицера, что тому показалось – еще чуть-чуть и у него еще и ребра сломаются. Он аккуратно отодвинул девушку от себя, осторожно отцепив от пижамы цепкие изящные пальцы. Эрик был удивлен сам себе. Только что он боялся, что его убьют, и вот теперь, когда он увидел Мари перед собой, все эти мысли куда-то улетучились. И сердце бешено застучало, стоило только ей прикоснуться к нему, и мысли спутались... Неужели это… Мужчина сделал шаг назад. Неужели это феромоны? Лицо девушки исказила гримаса боли, словно она могла прочитать его мысли и ей от этого стало невыносимо плохо. – Капитан, – серьезно проговорила она, точно у нее был какой-то секрет, которым она срочно хотела поделиться. – Капитан. Мне очень жаль, что это случилось с вами. Если бы мы знали, что у вас аллергия на… кхм… духи, то мы бы никогда ими не пользовались! – горячо убеждала его она. Эрик невольно хмыкнул. Значит, духи? Хорошо, пусть будут духи. Ей и не нужно знать, что он обо всем догадался. Пусть живет в неведении, так он будет целее. Он сделал еще один шаг назад, словно это могло бы ему помочь, превратись Мари сейчас в паука. Офицер не надеялся на чудо, и понимал: ни кнопка вызова медбрата, ни служба спасения просто не успеют, если она решит атаковать. Сменить облик самому, чтобы защитить себя, тоже не получится: он еще не владел этой возможностью в совершенстве, и к тому же, ему не хотелось ранить Мари. Но почему-то в голову шли совершенно другие мысли. Почему-то хотелось думать, что девушка здесь совсем не для того, чтобы убить его. Почему-то вдруг стало неловко за свой внешний вид – больничную пижаму и взъерошенные волосы. Словно она застала его врасплох, когда он был настолько уязвимым, настолько беззащитным… и его судьба сейчас полностью находится в ее руках. Никогда раньше он не ощущал себя таким беспомощным перед внешними обстоятельствами. Перед обычной девушкой. Сердце снова заколотилось, грозясь выпрыгнуть из груди. Инстинкт самосохранения вдруг затих, и Эрику безумно захотелось обнять Мари и рассказать, как сильно он скучал (в свободное от страха время). Но еще сильнее захотелось дать самому себе пощечину, чтобы привести себя в чувство. – … вы слышите меня, капитан? Я никогда, никогда не использовала на вас духи, клянусь своей сестрой! Я пришла только для того, чтобы сказать вам об этом. Эрику хотелось сейчас быть строгим преподавателем. Но почему-то не получалось. В груди разлилось приятное тепло, словно ему сказали сейчас что-то очень важное, равносильно признанию в любви. Против воли вспомнились все случаи, когда они виделись: их нелепое первое свидание в кофейне, их встреча в туалете, когда она спасла его от злой участи в лице Дуни (точнее даже, не лице, а несколько другом месте), их совместный поход, когда он спасал ее от капкана, его пробуждение в ее постели… Если бы он был чуточку внимательнее, он бы заметил, что феромонами пахло от кого угодно, только не от Мари. От этой девушки всегда исходил аромат вишни. Сливочный кофе, легкий табак, и непременно свежая вишня. К горлу подступил комок. Значит ли это, что его чувства к Мари – настоящие? Значит ли это, что все, что он испытывал, было по доброй воле? Значит ли это, что он, как последний придурок, влюбился в свою потенциальную убийцу? По лицу девушки текли слезы, размазывая по щекам тушь. Эрику не хотелось видеть ее такой. До встречи с Мари он и не подозревал, насколько женские слезы являлись его слабостью. Он просто не переносит их. Они пробуждают в нем желание утешить, оградить от горестей, защитить. Даже если перед ним – сам хищник. Он не хотел быть причиной этих рыданий. Напротив, он отдал бы всё, только чтобы она никогда не плакала. Чтобы никто и никогда не разбивал ее сердце. Эрик сам не понял, как оказался рядом. Словно кто-то другой, а не он, сгреб плачущую девушку в свои крепкие объятия. Он никак не мог заставить себя увидеть в Мари паука, он не мог поверить, как это хрупкое создание может быть жестокой хищницей. Мужская ладонь осторожно погладила длинные мягкие волосы. Эрик жадно втянул носом родной вишневый аромат и голова закружилась от прилива непонятной нежности. Девушка прильнула к его груди, и его сердце забилось сильнее. Эрику хотелось сказать так много. Что он верит ей, что ему больно от ее слез. Хотелось утешить и даже произнести банальное «все будет хорошо» … Но он не мог ничего вымолвить. Словно одно-единственное слово может запросто разрушить этот хрупкий нежный момент. Мари уперлась ладонями в его грудь, и отодвинулась, широко распахнув глаза. Сердце больно кольнуло, стоило Эрику снова увидеть слезы. Большой палец аккуратно вытер мокрую дорожку с щеки, и, словно против воли хозяина, опустился на девичьи губы, проведя по ним с легкостью, еле касаясь. Мари шумно выдохнула. Обхватив лицо девушки ладонями, Эрик наклонился, и медленно провел языком по губам. Они раскрылись, словно приглашая его внутрь. И мужчина понял, что больше не в силах этому сопротивляться. Он жадно накрыл губы своими и позволил себе отдаться этой страсти. Хотелось ловить каждый вздох, каждый стон, каждое прикосновение. Наслаждаться трепетом ресниц, румянцем щек, нежностью кожи. Все это казалось правильным. И если после этого нужно будет умереть – то, право же, это не такая уж большая плата за возможность любить совершенство. Мари привстала на цыпочки, и ее руки нежно обвили мужскую шею. Эрик наслаждался каждым мгновением. Вишневый запах и вкус ее тела сводили его с ума. Он покрывал поцелуями все ее лицо, и сжимал зубами мочку уха, спускаясь к шее. Он опускался все ниже и ниже, до самой ключицы, чтобы легко облизнуть маленькую впадинку. – Эрик… – простонала Мари, запрокидывая голову назад, – я люблю тебя. Мужчина застыл. Не сказать, что эти слова были для него неожиданностью, он и раньше их от нее слышал, да еще и в присутствии всей аудитории. Но произнесенные сейчас, они были для него словно прикладом по голове. Готов ли он любить ее? Целиком и полностью? Не только хрупкую девушку, к которой его безумно тянет, но и убийцу-паучиху? Ведь он прекрасно знает, чем это закончится для него. Эрик тяжело выдохнул, словно только что протрезвел. До него запоздало дошло, что он поцеловал собственную курсантку. Не она его. А он. Значит, ответственность полностью лежит на нем. Готов ли он взять ее на себя прямо сейчас? У него не было ответа на этот вопрос. Его судьба сейчас полностью находилась в руках этой девушки. Это пугало. – Мари… – отстранился он, лихорадочно подбирая слова. Собственный голос звучал хрипло, надсадно. Как назло, все слова вылетели у него из головы и ничего путного на ум не приходило. Что он ей скажет? Давай не будет торопиться и подождем твоего выпуска? Я хочу тебя, но не могу ответить взаимностью в чувствах? Почему-то самой навязчивой мыслью было признаться, что он совсем не натурал. Но это было бы так глупо, после этого поцелуя! После того, что он уже успел сделать! Лицо девушки напомнило каменное выражение мраморной статуи. Такое же безучастное, холодное и совершенно безэмоциональное. Словно это не Мари только что лила слезы перед Эриком. Словно это не она только что призналась ему в любви. По-настоящему, один на один, без издевок. Мужчина даже напрягся: не было ли это очередной ее издевательской шуткой, которую он не так понял? Ее взгляд – колкий, едкий, злой – испепелял насквозь. Офицер все еще не мог привыкнуть к тому, насколько быстро могло измениться состояние этого нежного создания от беззащитности и уязвимости до дерзости и уверенности. Девушка сделала шаг назад и замерла, словно в готовности к нападению. Эрик напрягся, понимая, что если она сейчас превратится в паука, то уже никто и ничто ему не поможет. Во рту внезапно пересохло, и мужчина нервно сглотнул. Он не представлял, чем мог себе помочь сейчас, и существуют ли на свете слова, которые способны смягчить ее сердце. К счастью, его не собирались убивать. – Ничего. Я все понимаю. Мне пора. – холодно отчеканила Мари, и резко развернувшись на каблуках высоких ботинок, зашагала к окну. У Эрика внутри все похолодело. Он не хотел быть виноватым в ее смерти. Она же не собирается прыгать, верно? Поспешно схватив ее за руку, он развернул ее к себе. Девушке же ничего не стоило резко вырваться из захвата, и офицер осознал, насколько при кажущейся хрупкости она на самом деле сильная. Эрик не хотел, чтобы она на него обижалась. Хотел снова прижать к себе, извиниться за то, что был таким дураком и заверить, что он примет ее любой – даже убийцей. Вот только в последнем и была проблема. Именно в такие моменты, когда ее настроение резко менялось, офицер видел – это и есть настоящая Мари Легран. Это взгляд хищницы, а не юной курсантки. Этой Мари ничего не стоило откусить ему голову. И он уже не был уверен в том, существует ли на самом деле любимая им девушка, а не только в его воображении. Ему было просто-напросто страшно. Поэтому вопреки собственной воле он снова взял на себя роль строгого учителя, словно прячась за этой маской от собственных чувств. – Только сделай это через дверь, а не через окно, – ледяным тоном процедил он, – как все нормальные люди. Мари хмыкнула, оскалившись в ответ. Точкой в их разговоре послужил громкий хлопок дверью уходившей девушки. Эрик с тоской проводил ее взглядом. Только ему показалось, что они по-настоящему близки, как между ними снова выросла стена. Это было невыносимо. Почему он теряет все, что у него есть? Сначала мать, потом брата, теперь вот Мари. Что с ним не так, в конце концов? Нужно было остановить ее, не дать уйти. Нужно было догнать и объяснить: они не могут быть вместе, он же ее куратор! Эрик нервно прошелся по палате. Он не сделал ни того, ни другого. И теперь она в праве пожаловаться Шулеру на домогательства. Странно, что мысль об этом уже не пугала так, как раньше. Было не страшно потерять работу и испортить карьеру. Сильнее этого пугала обида Мари. Он это заслужил. Но как теперь самому пережить эту боль?***
Всё время до самой выписки он провел в одиночестве. Ни Мари, ни остальные курсантки не давали о себе знать. Сам мужчина тоже молчал, хотя постоянно порывался активировать звонок на браслете. И каждый раз его палец застывал перед сенсорной кнопкой «вызов», так и не дотронувшись. Что он ей может сказать? Он и так наговорил девушке достаточно. Он был уверен, что она даже не возьмет трубку. И ему очень не хотелось обнаружить, что он был прав. Браслет молчал. Хантер постоянно проверял пропущенные звонки; казалось, что на этот раз он действительно пропустил что-то важное, ему постоянно мерещился звук входящего вызова. И каждый раз это было просто обманом слуха. Только Киллиан с завидным постоянством интересовался в чате, как у него дела, и еще одно сообщение с пожеланием выздоровления пришло от генерала Шулера. Хантер счел это за издевательство, потому что именно благодаря начальнику академии он оказался в таком положении. Офицер чувствовал злость – это Шулер во всем виноват, не подсунь он ему эту группу оторв, Эрик никогда бы не встретил Мари и никогда бы не узнал, что у него аллергия на феромоны арахнид. Которых, якобы, не существует. Находиться в больнице долго ему не дали – убедившись, что больше ничего не угрожает здоровью и жизни пациента, Эрика выписали уже через три дня. Офицеру снова было страшно. Это был настоящий, животный страх за свою жизнь. При выписке ему сообщили, что в следующий раз его может убить даже сотая доля токсинов. Посоветовали сменить работу, и не иметь дела с ядами. Эрик больше не боялся издевательств и шуток курсанток. Их выходки его не волновали. Его беспокоило только одно: остаться в живых. Мало того, что его группа буквально кишит пауками, так у него еще и аллергия на них! Это походило теперь не столько на фильм ужасов, сколько на комедию. Офицер понимал, что ему нужно уволиться – только так это спасет его жизнь. Но также он понимал, что в этом случае никогда не увидит Мари. И от одной этой мысли его бросало в холод, и сердце сжималось от боли. На одной чаше весов была его жизнь. На другой чаше – его любовь. Если дело касается чувств, разве кто-то слушает голос разума? Эрик выбрал любовь. Пусть он увидит Мари хотя бы в последний раз в жизни. Но увидит. И уже на следующее утро он отправился на службу, минуя кабинет начальника. По сложившейся привычке Эрик пришел на собственные лекции спустя десять минут после их начала. Не торопясь открывать дверь, офицер застыл, прикоснувшись к ручке. По ту сторону была непривычная гробовая тишина, словно никто не пришел. Но мужчина уже знал: это обман, и нечего даже надеяться на то, что когда-нибудь они решат его порадовать подобным образом. Не дождется. Так и есть. Стоило ему только зайти в аудиторию, как вся группа встала с мест, приветствуя своего преподавателя. Первое, что бросилось в глаза Эрику – каждая девушка была одета нормально, по уставу. Никаких мини-юбок и выглядывающих из-под одежды бюстгальтеров. Все, как положено: форменные брюки, застегнутые на все пуговицы рубашки, поверх которых красовались кители, и даже отутюженные галстуки, упирающиеся узлом в воротник. Никакой красной помады или вульгарных ногтей. Офицер не поверил своим глазам. Первой мыслью было: неужели раньше так нельзя было сделать?! Оказывается, они так умеют, когда захотят! Второе, на что обратил внимание Эрик – на лице каждой курсантки читался невообразимый испуг. Словно это он здесь огромный паук, а все они – невинные юные жертвы тирана-преподавателя. И, наконец, третье, что нельзя было игнорировать – девушки избегали смотреть ему в глаза. Если раньше у них это было излюбленным занятием, и они только и делали, что вызывающе искали любого столкновения взглядами, то сейчас каждая смущенно отворачивалась. На какой-то миг Эрику даже показалось, что он попал в рай. Он медленно обвел взглядом аудиторию, задерживаясь на каждой курсантке, словно не веря своим глазам в кардинальные изменения. Каждая предпочитала смотреть в пол или в парту – вероятно, они были гораздо интереснее капитана. Хантер набрал в грудь воздуха и шумно выдохнул. Девушки в тот же миг вперились в него взволнованными взглядами. Похоже, что их самих напугал тот случай с аллергией – понял мужчина. А это значит… Это значит, что им было действительно жаль, когда они просили у него прощения в открытках. Они не хотели его убивать, им было просто интересно, как на него повлияют феромоны, активируй они их всей группой. Это значит, что теперь он будет манипулировать. Это значит, что он теперь главный по праву. Мужчина медленно прошелся по аудитории, слушая, как раздается эхом стук его собственных каблуков. Он словно пробовал власть на вкус. Власть, которая до этого была ему недоступна. Он чувствовал, что выиграл эту войну, и ему было просто необходимо сейчас заявить на это право. – Если хоть одна из вас… – аккуратно подбирая каждое слово, начал он. Нельзя было, чтобы они поняли, что он знает про феромоны. – Будет пользоваться своими… хм… духами… То я… Эрик выдержал драматическую паузу. Внутри него все торжествовало, когда он увидел, как страдальчески заломились брови у половины аудитории. Это значит, что они действительно боятся еще не озвученной угрозы. Такого еще не было. Осталось только понять, чего именно жестокие убийцы-паучихи боятся больше всего на свете. – … то я от вас откажусь, – закончил он, с удивлением поняв, что это сработало. Девушки продолжали молчать, уткнувшись носом в парты. Эрик хмыкнул, почувствовав себя свободнее. – Если вы хотите меня убить, то, пожалуйста, выберите другой способ. Более быстрый и менее болезненный. Договорились? Староста моментально поднялась с места, отреагировав первой. У мужчины на миг сжалось сердце – неужели он переборщил со своей излишней откровенностью, попав в самую точку? И раз уж он сам дал добро на собственное убийство, то паучиха убьет его, не моргнув и глазом. Во рту внезапно пересохло. Он, конечно, был очень рад встрече с Мари, но не хотел бы, чтобы девушка была последней, что он увидит в своей жизни. – Разрешите обратиться, капитан! – бодро отрапортовала она. Эрик снова удивился. Чтобы Легран нужно было давать слово? Она всегда сама его брала с удовольствием, никогда не спрашивая. Все-таки в этой группе произошли разительные перемены. Офицеру хотелось, чтобы так продолжалось и дальше. Хантер кивнул. – Капитан, мы очень сожалеем и просим прощения. Больше такого не повторится. Такого действительно больше не повторится, с тоской подумал Эрик, потому что врач ему сказал, что еще одна малая доля токсина – и он умрет. Но ничего не ответил на это. Потому что его взгляд вдруг запнулся о пустое место, раньше занятое «горой», из-за которой ничего не было видно, что творится сзади. Медведева. Ее не было. – А где Дуня? – рассеяно спросил Эрик, вспомнив о последних событиях. Она была беременна. – В больнице, капитан, – четко выговаривая каждое слово, ответила Мари. Хантер снова просто молча кивнул. Ему не хотелось знать подробности. Учитывая, что беременные паучихи не могут контролировать свои феромоны… для него это было к лучшему. – Я изучил вашу успеваемость, – сменил тему Эрик, с важным видом садясь за стол и открывая папку с планом лекции, – и должен сказать, я удивлен, что психология для вас такая сложная наука. Предлагаю сделку. До конца года вы продолжаете вести себя так, как сейчас, а я вам – ответы на экзаменационные вопросы. Девушки заулыбались. По их лицам можно было сказать, что сделка их действительно устраивает. Впервые Эрик провел лекцию настолько спокойно. И впервые ему было невыносимо больно от того, что никто не шлепает его по заднице, не провожает сальными взглядами и не обсуждает, каков он в постели. Обиднее всего, что его игнорировала Мари. Словно между ними действительно воздвиглась ледяная стена. Ни взглядов, ни флирта, ни случайных прикосновений. Ничего. Эрик впервые ощутил себя одиноким.