(не)Герой

Лука чуть ёжится от холода, кутаясь в грубую ткань жилетки. Солнце почти ушло за горизонт, и на тёмном бархате неба мерцают крошечные искорки звёзд. Этот вид завораживает, и юноша запрокидывает голову, наблюдая за вечерним пейзажем. Он любит смотреть на звёзды. В городе их было плохо видно, но зато здесь, вдали от людей, практически на природе, виды открываются просто невероятные. Пожалуй, единственный плюс от жизни здесь, который Бальза смог отыскать. Он читал где-то, что прогулки полезны даже при болезни. Мол, если лежать и не двигаться, то будет только хуже, да и слишком душно стало в его домике. Поэтому, пока есть силы ходить, он медленно и осторожно наворачивает круги по дворику, старается дышать свежим воздухом полной грудью, и запоминает каждую деталь. Лето уже закончилось, и его отголосок всё ещё ощутим в последних в этом году солнечных днях, ещё зелёных листьях деревьев, в пении птиц и тихой возне насекомых.  Возможно, он любуется всей этой красотой в последний раз. Горло вновь раздирает кашель, и Лука медленно опускается на скамейку, стараясь переждать приступ. А когда тот заканчивается, то пытается выровнять дыхание, прикладывая руку к груди. В ушах звенит, и голова становится такой тяжелой, напоминая, почему последние несколько дней Бальза провёл в постели. Неприятно. Стоило хоть немного забыться, как болезнь вновь решила проявить себя, будто бы говоря, что ему никуда от этого не деться. Он касается ладонями висков и дышит глубоко, пытаясь прийти в норму.  Через несколько очень долгих минут у юноши получается. Уже совсем стемнело, и кроме звёздного неба не видно ничего. Он вновь поднимает взгляд, любуясь открывшимся видом, но когда голова вновь начинает кружиться, то возвращается в привычное положение. Маленькие белые огоньки виднеются вдалеке, но Лука не может их разглядеть — за это время зрение успело немного испортиться, потому видит он лишь смазанные белые пятна. Правда, он не успевает расстроиться — свет становится ближе, и уже на таком расстоянии можно понять, что это обычные белые бабочки, коих здесь полно. Они устраиваются на заборе, на окне, на стенах дома. Лука медленно поднимается на ноги и разворачивается, чтобы разглядеть их получше.  Даже зная о том, какова цена у тумана успокоения, он всё равно старается найти существованию этих бабочек логичное объяснение. В это время года насекомые ещё вполне бродят по поверхности, и этому можно не удивляться, но свет…  Бальза не слышал о том, что существуют такие бабочки, которые способны светиться в темноте. Обычно наоборот, окраска крыльев должна прятать их или отпугивать врагов, но никак не привлекать внимание!  Лука сбивается с мысли, когда одно из насекомых резко поднимается с места, и, сделав несколько кругов около лица юноши, садится тому прямо на макушку. Ещё несколько соседок следуют примеру и, вообще не боясь, садятся прямо на волосы, плечи и руки Бальзы. Тот лишь замирает удивлённо, не в силах пошевелиться, боясь спугнуть. С чего это вдруг эти бабочки так им заинтересовались? Обычно же наоборот от людей должны улетать… — Похоже, ты им нравишься, — слышится прямо за спиной знакомый мужской голос.  Лука вздрагивает. Он не ожидал сегодня пересечься с кем-то кроме Эмили, да и тем более с ним. Бальза ведь обычный мальчишка, который спрятался ото всех, с чего бы на него вообще кому-то обращать внимание? Тем более, этому человеку. Бабочки лишь взлетают на секунду, когда юноша поворачивается к собеседнику лицом, но тут же возвращаются на прежнее место. — Добрый вечер, — неловко произносит Лука. — Что привело вас сюда? Почему-то смотреть на человека в красном неловко, и Бальза старательно отводит взгляд. Лишь бы не смотреть на пышный белый цветок, растущий из глазницы, на холодный безжизненный глаз, на яркую дорогую ткань костюма, на мертвенно-бледную кожу. Жители называют его человеком в красном, но человеческая у этого существа лишь оболочка.  Лука не уверен, как часто тот появляется среди жителей. Сам он видел его всего несколько раз, а разговоры можно посчитать по пальцам одной руки. Бальза и раньше пытался понять для себя природу этого существа, но потерпел в этой схватке поражение, и пришлось признать, что магия существует, ей нет разумного объяснения.  — Наслаждался вечерней прогулкой, — бледные губы изгибаются в подобие улыбки, но Лука не видит выражения его лица, так что и понять не может, насколько она искренняя. — Вижу, тебе получше.  — Я читал, что прогулки на свежем воздухе полезны, — юноша неловко взгляд отводит. — Сегодня вот полегч… Новый приступ кашля раздирает горло, и Бальза торопливо делает несколько шагов назад, прикрывая рот ладонью. Вот же… сглазил. Приступ продолжается ещё несколько секунд, прежде чем ему удаётся привести дыхание в норму. Он осторожно поднимает взгляд, следя за реакцией собеседника. Тот лишь прикрывает глаза (точнее глаз) и качает головой.  — Простите, — Лука опускает взгляд, чувствуя, будто сделал что-то неправильно. Но что именно? Это ведь не от него зависит же. — Вам будет лучше не подходить ко мне.  Он не ожидает, что реакцией на эти слова будет… смех? Собеседник мягко смеётся и вновь головой качает. Лука чувствует, как щёки заливаются краской от стыда. Неужели сказал какую-то глупость?  — Меня не страшит заражение, — нарушает человек в красном молчание. — Можешь не беспокоиться об этом. Лука молчит. Конечно. Этому человеку болезнь не страшна, раз он так спокойно здесь ходит и может делать что захочет. Точно глупость сказал.  Бабочки так и не думают улетать, разве что ещё одна усаживается изобретателю прямо на ладонь. Тот приподнимает брови удивлённо и рассматривает светлые узоры на крыльях. До этого ему ни разу не доводилось видеть их настолько близко.  — Необычный вид, — произносит он, чтобы хоть как-то нарушить неловкое молчание.  — Ох, таких бабочек в дикой природе не встретить, — отвечает собеседник, не сводя с Бальзы внимательного взгляда. — Да и сомневаюсь, что кто-то ещё кроме меня таких разводит. Лука хочет сказать что-то ещё, но вновь кашляет, и, не выдержав, пошатывается, едва не опускаясь прямо на холодную землю, но что-то удерживает его от падения. Чужая рука вцепляется в его плечо чересчур резко. Голова привычно гудит, в ушах начинает звенеть, и Бальза почти ничего не соображает, когда слышит словно со стороны спокойное: — Тебе нужно вернуться в дом.  Лука даже ответить ничего не успевает. Вторая рука собеседника оказывается на его спине, и тот настойчиво тянет юношу в сторону входа, так что остаётся только подчиниться. Тем более, Бальзе и правда становится всё хуже, какой бы хорошей эта прогулка не была, пора заканчивать, если он не хочет пролежать на улице до самого прихода Эмили. Совсем скоро изобретатель оказывается в своей комнате рядом с кроватью, и только тогда его отпускают, позволяя двигаться.  Лука осторожно садится на самый краешек кровати, но не спешит ложиться. Косится на человека в красном опасливо. Кажется, тот не собирается уходить, только пододвигает ближе стул, усаживаясь на него. Изобретатель не решается сказать и слова.  — Должен заметить, ты стойко держишься, — хмыкает собеседник, нарушая молчание. — Многие, кого мне довелось встретить, так сильно не хотели принимать происходящее, отрицали и до последнего не хотели отпускать свои маленькие жизни, не замечая, что уже всё потеряли.  — Я уже давно это принял, — вздыхает Бальза, понимая о чём идёт речь. — Просто хотелось… посмотреть на окружение ещё раз. Надоело видеть одни и те же стены. Кашляет. Невыносимо. Последние дни эти приступы стали происходить всё чаще и сильнее, и он думает, что скоро выплюнет лёгкие, если всё продолжится в таком темпе. Лекарства Эмили уже давно не помогают, и принимает их Лука только потому, что ему их настойчиво пихает доктор.  — Ты уже принял решение? Лука замирает на месте. А затем отворачивается и обхватывает плечи руками, словно хочет закрыться от вопроса. Нет. Не принял. Он уже сам не знает что с ним будет после смерти. Забвение? Исчезновение? Он, честно, ни во что не верил до последних событий, и сейчас просто запутался. Ещё и предупреждение Антонио до сих пор звучит в голове.  — Это важное решение. Я понимаю.  Голос собеседника звучит спокойно, но что-то внутри всё равно замирает тревожно. Будто что-то в происходящем неправильно, но юноша понять не может что именно. Он не видел ни разу, чтобы этот человек вёл себя по отношению к кому-то жестоко, а жертвы, как и Бальза, сами мучались от болезни и молили об избавлении и покое. — Что будет, если… если я соглашусь? — Лука действительно хочет знать, прежде чем идти на такой серьёзный шаг. — Я… исчезну? — Нет, — собеседник только головой качает. — У каждого человека есть запас сил, что используются в магии. Во время ритуала мне нужна только эта энергия. Но ты станешь призраком в любом случае. Не могу гарантировать того, что случится, если ты выберешь естественный ход событий.  Лука опускает взгляд. Ему бы лечь и поспать немного, но нельзя. Не сейчас, когда разговор зашёл на такую серьёзную ноту. Он не смотрит на собеседника, но чувствует на себе его пристальный взгляд, отчего становится неуютно, и собрать в кучу мысли становится куда тяжелее. Чего он добивается? Почему всё ещё здесь?  — Это больно? — Тихо, едва ли не шёпотом, спрашивает изобретатель. — Ритуал? Нет. Ты уснёшь и ничего не почувствуешь, — качает собеседник головой. — Бытие призраком? Нисколько. Духи ничего не чувствуют: ни боли, ни страданий, ни переживаний. А ты сможешь продолжать наблюдать за миром, как и хотел.  Лука так и не решается поднять взгляд, предпочитая разглядывать доски пола и носки собственных ботинок. Теперь он знает. Теперь выбор стал немного понятнее. Неизвестность или становление призраком. Конечно, всем будет лучше, если изобретатель согласится. Жители смогут забыть на время о тревогах, а он перестанет страдать от болезни. Но из головы не уходит одна мысль. То самое предупреждение. Действительно ли скрипач что-то знает, или же это его полубезумные бредни? Да и с какой стати ему предупреждать мальчишку, которого тот почти не знает?  Лука слышит шаги, как постукивают каблуки ботинок по скрипучим доскам пола, видит нависшую над ним тень, и инстинктивно отшатывается, чуть ли не падая на кровать, но успевает упереться локтями. Поэтому в следующий миг замирает, чтобы не испортить ничего и не удариться случайно.  — Чтобы согласиться на такое, нужна смелость, — хмыкает человек в красном, стоя непозволительно близко, совсем не волнуясь о том, что так нагло вторгается в личное пространство.  Лука поднимает взгляд, но так и не может заставить себя заглянуть в лицо напротив. Проще разглядывать складки на насыщенно-красной одежде, витиеватые узоры, большую бабочку, сияющую белым светом, сидящую прямо на гнилом сердце.  Но и этого Бальзе не позволяют. Когтистая ладонь легонько поддевает его подбородок, и поднимает слегка, вынуждая смотреть прямо в глаза. Лука замирает весь, не решаясь шевельнуться, чувствует  как сильно бьётся собственное сердце, а любая мысль вылетает из головы. Смотреть в лицо напротив слишком сложно. Всё внимание перенимает на себя белоснежный цветок, растущий из глазницы, и, если рассматривать это растение без привязки к человеку, оно могло быть даже красивым, но не сейчас.  Сейчас юноша просто не понимает, что думать и чувствовать. Реальность будто бы размывается, и ничего другого больше не существует. Словно он сейчас находится далеко от дома, и ничего не имеет значения, кроме человека напротив. — Достаточно ли в тебе смелости, Лука Бальза?  Изобретатель не знает, что ему стоит ответить. Не может. И человек в красном только хмыкает, отпуская его и отходя на несколько шагов.  — Я не могу дать вам ответ. Сейчас не могу, — Лука вновь отводит взгляд в сторону, чувствуя, как медленно возвращается в реальность, и очертания комнаты не кажутся больше чужеродными.  — Не затягивай с ответом. Ради себя же.  Высокая фигура медленно разворачивается и исчезает в дверном проёме. Только когда тихо хлопает дверь, в голове изобретателя будто щелкает невидимый переключатель, и он обессиленно валится на бок. Нужно снять ботинки и лечь нормально под одеяло, но сил совершенно не осталось, поэтому он не шевелится.  Лука смотрит в одну точку пустым взглядом, не зная, как ему быть дальше.

***

Эдгар склоняется над листами бумаги, оставляя карандашом несколько пометок. Последнее время он только и делал, что занимался исследованием местности, чтобы в случае чего, увести Эмили отсюда. Да и, если честно, он плохо знает окрестности, находящиеся чуть дальше деревни, поэтому старается восполнить этот пробел. После случая с Виолеттой беглец опасается выбираться слишком далеко в одиночку. Вдруг история повторится, но во второй раз ему не повезёт? Он и правда больше её не видел, только замечал краем глаза слишком широкую тень, а по ночам слышал до ужаса знакомый скрип механических конечностей. Иногда болезнь напоминала о себе, и приходилось отлёживаться в постели. Но Эдгар стабильно принимал лекарство и старательно вырезал каждый стебелёк, стоило тому появиться на теле, потому и оставался на ногах.  Стебли перестали прорастать сквозь трещины в стенах. Возможно, заклинание подействовало, но теперь спалось ему куда спокойнее. Занятия с Эмили продолжались, и иногда она составляла Эдгару компанию, когда тот уходил исследовать местность, и помогала объяснениями где что находится, чтобы дополнить его самодельную карту. Но даже так он старался возвращаться домой до темноты, отчего слишком далеко уходить не получалось.  Обычно компанию составлял Лука. Он мог продвинуться намного дальше беглеца, и давно проверил все, что ему доступно до невидимых границ. Вот и сейчас он стоял напротив, указывая пальцем на какую-то точку в карте.  — Дальше не иди. Там обрыв. Несколько наших погибло там, когда мы искали дорогу отсюда, — Объясняет он. — Здесь начинается лесная полоса. А тут озеро.  — Понял тебя. Эдгар делает последние пометки и откидывается на спинку стула. Карта очень простая, над ней ещё работать и работать, но хотя бы примерно он знает где что находится. Как добраться к ближайшему населённому пункту, Эдгар пока не знает. Судя по рассказам Эмили, многие пытались выбраться к людям, но погибали по пути. Кто-то мог заблудиться в лесу, кто-то сорвался с обрыва, кого-то разорвали дикие звери, а кто-то просто исчез, возможно, решая забыть то место как кошмарный сон. Беглец помнит примерный путь, но всё равно сомневается.  Эдгар аккуратно складывает скреплённые листы и убирает образовавшийся беспорядок. Просто не любит, когда вещи и инструменты раскиданы не на своих местах, тем более в чужом доме. Хоть и владелец этого места мёртв, беглец всё равно считает его главным здесь. И не хочет слишком сильно наглеть, нарушая общепринятые нормы приличия.  — Ты не против, если мы ещё посмотрим, что в твоём дневнике? — Спрашивает он, доставая с полки тетрадь. — Не хочу смотреть содержимое без тебя.  Лука удивлённо приподнимает брови, а затем кивает, соглашаясь. Эдгар и правда хочет узнать что внутри, но при этом лезть в чужую жизнь тоже. Когда его дневник читали без спроса, он чувствовал себя ужасно некомфортно. И, хоть призрак разрешил смотреть ещё тогда, будет лучше, если тот тоже все увидит и остановит в случае чего. Жаль только, что пока они занимались исследованиями и составлением карты, время всегда заканчивалось, и призрак исчезал.  — Там только чертежи, они тебе точно не помогут, — качает Бальза головой. — Но если тебе так важно моё присутствие… Эдгар кивает, открывая первую страницу. Тогда он успел прочесть только самые первые строки, потому и смотрит заинтересованно. Призрак подходит ближе, тоже заглядывая внутрь. "Доброго времени суток тому, кто это читает. Меня зовут Лука Бальза, и я владелец этих записей. Если вы нашли эту тетрадку, то верните её мне, пожалуйста. Или же…" Дальше записи перечёркнуты так, что их не разобрать.  — "Или же верните моей семье", — призрак качает головой. — Вот что там было написано. Я вычеркнул эту строчку за ненадобностью. Беглец кивает, перелистывая страницу. Внутри и правда оказываются чертежи, самые разные: какие-то небрежные, а какие-то сделаны очень аккуратно, даже не верится, что их делал не опытный мастер, а юный мальчишка. В этих чёрточках Эдгар решительно ничего не понимает. В основном на полях были пометки о том, каких материалов не хватает, чтобы создать пробную модель. Не факт, что многие из этих задумок сработали, но сколько же стараний во всё это вложено! Быть может, если бы Лука жил нормальной жизнью, то мог бы стать изобретателем. Возможно, известным. Эдгар листает очередную страницу, но вместо чертежей видит записи. Лука заметно напрягается, но кивает, разрешая ему читать. "Наверное, всё начало становиться хуже, когда Виолетта… изменилась. Она была нашим лучиком солнца, но когда я увидел её впервые за долгое время, то не мог поверить своим глазам. Да, благодаря этой конструкции она теперь может свободно передвигаться, но что случилось с ней? Она говорит, что пошла на это добровольно, но неужели можно довести себя до такого состояния по собственной воле? Я не понимаю что происходит" Призрак выглядит ошарашенным, и не сводит удивлённого взгляда с написанных строк. Эдгар даже проверяет почерк с записями на предыдущих страницах, и понимает, что ничего не изменилось.  — Дальше есть что-нибудь? — Тихо спрашивает Бальза. Эдгар молча перелистывает страницу. Ещё одна запись.  "Я не верил в загробную жизнь. До последних событий. Сегодня я ходил в храм, и Энн была там. Она не сразу меня заметила, поэтому я видел как она сидела на коленях и шептала что-то своему коту. У неё было очень обеспокоенное выражение лица.  Когда мы заговорили, я спросил о том, что с нами всеми станет, когда болезнь победит. Она ответила что-то про то, что всем душам воздастся за все страдания и деяния.  Когда я уходил, она сказала, что будет молиться за меня" Выражение лица Луки не меняется, только становится более испуганным. Он словно не помнит об этих записях. Иначе как объяснить такую реакцию? Дальше несколько листов вырваны. На это указывают неровные полоски, оставшиеся после такого небрежного обращения. Остаётся лишь одна запись, за ней одно предложение, а дальше пустые листы.  "Эмили говорит, что мне осталось пару дней. Если повезёт — неделя. Её лекарство для меня всё равно что вода — не помогает давно.  Не могу выбросить из головы слова Антонио. О том, что он говорил про душу.  Его слова тоже выкинуть из головы не получается. Мне осталось всего несколько дней, и я не хочу. Не хочу ждать. Не хочу бояться. Умирать не хочу.  Я знаю, какой дам ему ответ" На следующей странице виднеется всего одно короткое предложение. "Вот было бы здорово ещё раз увидеть первый снег" Дальше только пустота. — Он? Человек в красном? — Эдгар оборачивается в сторону собеседника. — Что он тебе говорил? Чем заманивал на жертвоприношение? Лука? Лука, очнись! Ответь мне! Лука же глядит в одну точку, обхватив плечи руками. В глазах его настоящий испуг, словно увидел он нечто страшное. Но что? Что довело его до такого состояния. — Не помню, — призрак произносит эти два слова очень тихо, но в вечерней тишине они звучат неожиданно громко. — Не могу… вспомнить. Эдгар смотрит на его лицо внимательно. Страх. Испуг. Почему призрак реагирует так сильно? Это же просто записи, может, просто забыл о такой мелочи, вот и всё?  — Эй, ты чего? Всё в порядке, Лука, — не придумав ничего лучше, беглец машет рукой перед его лицом. — Не помнишь, значит не помнишь. Я тоже многие мелочи забываю!  — Это не просто мелочи! — Призрак отстраняется. — Если я начинаю забывать, то всё плохо! Ужасно, просто ужасно!  Эдгар смотрит на него ошарашенно. Что ему стоит сказать? Нужно как-то своего призрачного друга успокоить, просто смотреть на то, как он переживает какие-то негативные эмоции плохой вариант. — Почему это ужасно? — Решается спросить юноша. — Бабочки теряют разум через некоторое время после превращения, — отвечает Лука, обхватывая плечи руками и глядя в одну точку. — Я уже давно так существую. Почти три недели. Сначала исчезают воспоминания. Затем способность мыслить. А затем невозможность вернуться в человеческий облик. Я не… я не… я не хочу! Не хочу! Не хочу! Не хочу! Он хватается за голову, впиваясь пальцами в волосы. Конечно. Конечно, как Эдгар мог забыть? Если такое случилось с другими призраками, наверняка Бальза боится похожей участи. А Валден так и не нашёл заклинания, что сможет его освободить. — Лука! — Достаточно громко произносит беглец, отвлекая призрака от беспокойного бормотания. — Выслушай меня.  Тот замолкает и приподнимает голову. Вот так, теперь художника хотя бы слушают. Он набирает в грудь побольше воздуха прежде чем продолжить. — Я не собираюсь отступать от своего плана, помнишь? — Валден хмурит брови. — Да и вообще не факт, что это твои записи. Когда я их нашёл, они все были опутаны стеблями. Может, нас так хотят запутать?  — Ага, очень ловко подделав мой почерк? — Лука поднимает взгляд, и смотрит серьёзно. — Да и зачем им вообще это делать?  — Не знаю! — Эдгар дёргает плечом.  — Тогда зачем ты мне это говоришь? — Призрак отступает ещё на пару шагов. Плечи и руки его мелко трясутся. Так странно, вроде оболочка, а реакции вполне живые. Но не время об этом задумываться.  — Тебя успокоить! — Эдгар сам не замечает, как в голосе проскальзывают раздражённые нотки. Нет. Это неправильно, неправильно кричать в такой ситуации, но он не может сдержаться.  — Не нужно меня успокаивать! — Хмурится Бальза. — Это реальность. Её нужно принять, а не искать оправдания. Я исчезну, и тебе придётся как-то действовать в одиночку. Имей в запасе запасной план!  — Разве не ты начал это всё? — Эдгар делает шаг ближе, сложив руки на груди. — Весь этот план? Так перестань отнекиваться. То ты говоришь, что заслужил этого и будет лучше, если я тебя оставлю. То уверен в том, что исчезнешь. Зачем тогда начинал, раз постоянно даёшь заднюю? Сколько раз мне повторять, что всё будет нормально, и не о чем беспокоиться, но ты снова находишь новые причины отступить! Где-то на самом краю балансирует мысль о том, что это явно не те слова, которые стоит говорить в данной ситуации. Но накопившиеся претензии уже произнесены вслух, и вернуть их невозможно.  — Я делаю это, чтобы помочь тебе! — Лука ещё не кричит, но произносит эту фразу куда громче обычного. — Я уже умер, ясно? А ты нет, и мне не хочется, чтобы ты закончил как я. И если бросить меня будет нужно, чтобы сохранить твою жизнь, так будет лучше, пойми же! — Может, я сам решу, как мне поступать? — Огрызается Эдгар. — Я не просил переживать за меня.  Лука замолкает и отступает ещё на шаг. Он смотрит на беглеца растерянно, а затем отводит взгляд и медленно поворачивает голову в сторону окна, разглядывая виды за стеклом. На деревню давно опустилась ночь, и только звёзды сияют. Эдгар ещё смотрит на него пристально, а затем, в одну секунду, опускает руки, и взгляд становится растерянным. Что дальше?  — Лука? — Уже тише и спокойнее зовёт он. Призрак не откликается.  Эдгар не знает, что ещё может сказать, поэтому они стоят так молча. Бальза смотрит вперёд замутнённым взглядом, и по выражению лица его не ясно, что тот чувствует. Валден же не знает куда себя деть, что говорить и как поступить, чтобы не сделать хуже. Он не чувствует, что сказал что-то неправильное, но понимает, что явно выбрал неудачный момент и интонацию.  — Лука, тебя это задело? — Переступая через все мысли о гордом молчании, тихо-тихо спрашивает беглец. — Не знаю, — призрак на секунду смотрит на Эдгара, а затем опускает взгляд. — Прости.  Эдгар даже добавить ничего не успевает, как на мгновение его ослепляет белая вспышка света, и через секунду на месте, где только что стояла призрачная фигура, не остаётся ничего. Только белая бабочка, да и то улетает, даже не приблизившись, как это бывало раньше. Как не вовремя! В такой важный момент разговора! Валден провожает бабочку взглядом, а затем, разом лишившись всех сил, устало падает на стул, на что тот жалобно скрипит под его весом.  На душе просто погано, и Эдгар тяжело вздыхает, устало закрывая лицо ладонями. Гордость не позволяет отказаться от сказанных слов, и всё же совесть напоминает о том, что стоило сдержаться хотя бы до момента, когда собеседник успокоится.  Но сделанного уже не вернуть, поэтому он заставляет себя подняться на ноги, чтобы дойти до кровати. Завтра стоит поговорить и попробовать помириться. Если Лука вообще появится после такого.