Кратные звезды над Родиной.

Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что день тогда не задался с самого начала, или вся неделя, которую этот день предвещал, или весь месяц, а может быть неудачным был весь год. Как бы там ни было, этот понедельник оказался самым беспросветным на моей долгой памяти. А началось все так банально. Утро. В щель между тяжелыми бархатными портьерами заглядывает вредное яркое солнце и пускает зайчиков прямо в глаза, которые я сомкнул пару часов назад. Уснул я в гостиной в кресле. И без того плохое самочувствие усугубилось неудобной позой, в которой пребывало мое тело, многодневным недосыпом, жестоким похмельем и необходимостью перебраться в постель. От того что я уснул в шинели и двигался во сне открылись свежезатянувшиеся раны. Одежда была безнадежно испорчена и мне требовалась срочная перевязка. - Как же погано… - простонал я в пустоту комнаты. Раны немилосердно ныли от каждого неосторожного вздоха и сочились кровью, хотя прошло несколько месяцев. Никогда не предполагал, что Распад так сильно на мне скажется. Пожалуй, хуже было только в 17-ом году, после убийства царя. Тогда я харкал кровью сутками, жар и слабость не давали подняться с постели… лихорадило меня - будь здоров. Странно, что никто всерьез не пытался посягнуть на мои территории, хотя знаю я тех, кто был бы не прочь. Тот же Артур попытался осуществить Интервенцию, установить контроль надо мной, и это сразу в след за Первой Мировой и Революцией. Я всегда знал, что Кирклэнд боится и ненавидит меня, но он ненавидит весь мир… Я не делал ему зла, но и добра он от меня не видел, я не обижал его, если только дразнил. Я многих дразню – тех же Прибалтов и немцев, да хоть Финляндию… или последнего я и правда мог обидеть?.. А теперь Развал Союза в очередной раз долбанул по мне веслом. Я так сильно хотел сохранить свою семью, но я не смог… Ретроспектива: У меня новый правитель. И я не хочу себе такого, никто бы не захотел. Он ненавидит и презирает меня, моих детей, мою семью. Он разрушает наш общий большой дом, который мы строили с верой в лучшее. Он таким влюбленным взглядом смотрит на Америку на мировой карте в своем кабинете, что мне тошно. Он подписал указ и Молдавия с Грузией теперь со мной не разговаривают. Я бы тоже не разговаривал с собой, если бы я оказался на их месте. Армения вообще не показывается на глаза, сестры говорят, что и из комнаты не выходит. А мне так нравились их вина - вкусные, терпкие, сладкие. И вот теперь их не будет. Как царь Мидас все превращал в золото, так и этот человек разрушает все к чему прикасается. Конец ретроспективы. В конечном итоге, единственное, что хорошего совершил этот человек – это вывод войск из Афганистана. И помоги мне Бог, как же я понимаю моих детей, которые проклинают его на все лады. Я не хотел ссориться с Афганом, и мы много времени с ним пытались договориться и вроде пришли к единому мнению, но война все равно началась. Афганистан – странный парень. Хитрый и верткий, как и все азиаты, но есть в нем что-то такое этакое, необычное и суровое. Казахстан, кстати, очень похожа на брата, но как девушка ведет себя мягче. Я люблю азиатов, они разные и одновременно очень одинаковые. Горячие, вспыльчивые, спокойные, созерцательные. И все эти качества намешаны в них, как вещества с разной плотностью, самостоятельно находящиеся в спокойном равновесии, но меняющиеся под внешним воздействием. Может быть я симпатизирую им потому, что после смерти Золотой Орды часть его народа стала моей. Ведь когда я убивал его, он сопротивлялся и знатно меня порезал, мало что сам весь был изранен. Мы оба были в крови, своей и противника, которая смешалась в гремучий коктейль. А потом я встретил Его. Страну, с которым пытался подружиться. Страну, который любил войну самозабвенно. Мы то мирились, то враждовали, и только перед тем, как Его упразднили (к чему и я, признаться, приложил руку), а территории разделили, я увидел пожар ненависти в Его глазах. Ненависть и боль. И почувствовал тогда себя предателем, хотя сам не понимал кого или что я предал. Тогда, сразу после войны, он ненавидел и презирал меня, а я жутко на Него злился. Ведь ни я, ни мои дети не хотели проливать кровь на войне, это понимал даже не самый мудрый мой правитель, потому и заключил Пакт о ненападении, хотя не прекратил помогать другим. Но Судьба распорядилась иначе – и мы снова встретились в бою. Неимоверные страдания легли на мои плечи. Его могли отдать кому-то другому, или и вовсе убить, но я был очень настойчив в своем желании получить Его себе. Союзнички по Альянсу, помню, до рвотных позывов боялись, что и Людвига я приберу к рукам, но Германия был мне не особо нужен. Меня интересовал только Он, ни о ком другом я даже думать не мог. *** Блин, как же больно. Все это так по-дурацки. Все вокруг думают, что это мое падение в пропасть лишь оттяжка неизбежного финала, но они ошибаются. Я еще разочарую их, утру им нос, заставлю рыдать кровавыми слезами за насмешки и пренебрежение. Или я не Россия. Пытаюсь разозлить себя, чтоб оторваться от кресла, но кого я обманываю? Я ничего не могу сделать. Я проигрался по-крупному, поставил на кон все и не сдюжил. Теперь осталось только смириться и пожинать плоды, что посеял. А впереди бесславный конец и мир, празднующий мою смерть. - Прости, мама, не оправдал я твоих ожиданий… - шепчу я будто в бреду, замаливая грехи. – Я подвел всех. Сестер, мои республики, моих детей. Непутевый я, мама. Правду говорил Орда: «Иванушка – дурачок». Не умею сам держаться за жизнь, все нужно на кого-то полагаться. А теперь посмотри, что натворил. Цеплялся за них как утопающий за соломину, грозил им, а толку? Все ушли, все покинули… И даже от сестер прощального слова не услышал. Прости меня… Умоляю, прости… И тут же пред мутным моим взором предстала мать. Высокая, статная, светлая Древняя Русь. Матушка. Светло-русые косы, цвет которых унаследовала Наташа, тяжело давили на грудь, затянутую в красный, расшитый янтарем и жемчугом, сарафан, длани в рукавах льняной нижней рубахи, расшитых языческими защитными символами, смотрелись крылами лебедя, строгие пронзительные глаза цвета теплых весенних ручьев глядели на меня с укором и любовью. И не верилось, что столь прекрасный, дикий, гордый цветок всего лишь мираж, тень, воспоминание. Хотелось обнять ее как в далеком, почти забытом детстве, когда прибегал в деревянную избу на полпути между городом и пристанищем ведунов. Хотелось броситься в ноги, прося совета и защиты. Хотелось, чтоб обняла и приласкала, как всегда делала, невзирая на ошибки и промахи, пожурила, успокоила. Кое-как сверзившись со своего насеста, я бухнулся на колени и заломил руки. Свесил голову, жаждая благословения, и взмолился ей, как не молился ни одному богу: - Матушка-Русь, прости нерадивого сына свого, ибо жил как умел, не помня наставлений твоих. Вразуми мня советом своим светлым, огради от напасти, что смертию мне грозит, научи как поступить. Не слушал я, но во время лихое не к кому мне идти, кроме тебя. Строил семью я, да не смог от ворогов хитрых оградить - все оставили меня, в агонии покинули. Дружбы искал, да други вчерашние только что не плюют в мою сторону сегодня. Любви не ждал, но обрел, как свет свечи в далеком окне, только не помощник он мне, ибо самого его спасать надо. Веру свою поругал сам, не ведая что творю, теперь стыжусь и ужасаюсь содеянному. Был опорой и надеждой для других, ничего не прося взамен, а сам надежды в душе своей не сохранил. Ничего-то у меня, матушка, не осталось, все раздал. Что же мне делать? Как быть, матушка?.. Повторял как заезженная пластинка, даже когда пропал голос - шевелил губами, в чаянии что услышит и ответит. Но чуда не происходило, только где-то в доме скрипел потрескавшийся паркет, да тикали старые ходики. Чуть слышно жужжал советский холодильник на кухне и едва заметно подпевали ему хрустальным звоном бокалы в рассыхающемся буфете в столовой. Я не замечал ни звуков, ни запахов, ни образов вокруг, полностью погрузившись в себя. Все ждал и ждал ответа на свою молитву как голодающий ждет ломоть хлеба. Я и сам не знаю, чего конкретно ждал, может знака какого или еще чего, но только не холодных рук на щеках и блеска кровавых глаз напротив. - Иван, ты чего? – громом прозвучал хриплый простуженный голос в тиши. – Чего нюни распустил и раскис? Соберись, живо! Нашел время жалеть себя. Вот не ожидал я такого. Смотрел на своего альбиноса и не верил собственным глазам. Ведь и он ушел со всеми, или это такой же призрак как Русь? Но ладони его реальны, голос его говорит со мной. Может он не уходил? Голова раскалывалась от ослепительной боли, все тело трескалось как скорлупа яйца, мой мир сходил с ума, а я не замечал этого. Я даже думать перестал. Вдруг сглажу. И когда я уже почти потерял сознание от перенапряжения, теплый ветерок окутал меня. Я уловил запах луговых трав в ясный полднь, хвойный дух леса, свежесть родниковой воды на губах, и кожу на лице согрели лучи ласкового солнышка, которое было таким сотни лет назад, когда матушка была еще жива и мир был удивителен, добр и огромен. Я нашел свой новый стержень, свой новый смысл. Пора вставать и что-то делать. Простите великодушно. Вторая часть главы (после ***) небечена, ибо моей бете некогда. Буду рад публичным исправлениям, особенно в знаках препинания. Еще хочу сказать, что эта вторая часть практически "ода к матери". Надеюсь, вам понравится. Если что - все вопросы в комменты. Ваш Дров.