Холодные сердца обжигают больнее

Брок просыпается от невесомых касаний прохладной бионики его спины. Выдыхает медленно, глаз не открывает, лишь сжимает пальцами простынь под подушкой, пока Джеймс выписывает на коже неведомые узоры, разгоняя по ней сонную дрожь. Наигравшись, Барнс наваливается всей своей тяжестью, приникает горячей грудью и целует между лопаток, медленно, нежно, выдыхая мягко не менее горячий воздух из суперсолдатских легких. Сжимает руками броковы бока, на грани неуёмного желания и боли, будто проверяя их на прочность. Ведет языком по позвонкам к основанию шеи и там замирает, чтобы в один миг, резко впиться зубами в загривок, выбивая из Брока рваный выдох-стон. Рычит, всё так же удерживая «добычу», притираясь каменным стояком к чуждому бедру. Брок только лицом в подушку утыкается, распрощавшись с последними остатками сонного состояния, ерзая нетерпеливо в попытке устроиться удобнее из-за собственного уже изнывающего под ним члена. Джеймс его считывает моментально, разворачивает на спину, тут же впиваясь в сухие губы своими влажными. Вторгаясь меж гостеприимно разжимающихся зубов, вдохновенно вылизывая их гладкую изнанку. Жмурится, втягивая шумно воздух, да отстраняется нехотя. Смотрит на своего заспанного командира внимательно, да так и зависает на медовом взгляде, чернеющем сейчас тяжелым возбуждением. При развороте Рамлоу машинально опускает одну из рук на плечи супера, касается мягко затылка, за разорванным поцелуем тянется инстинктивно, отрывая голову от подушки, тут же вплетая пальцы в отросшие совсем уже волосы своего ебливого чудовища. Играет с ними, роняя собственную голову на мягкое, наслаждается откровенно томностью момента. Им обоим привычно будить друг друга среди ночи, или под самое раннее утро, чтобы занежить, залюбить до шалого взгляда, до пьяного мозга, до дрожащих коленок… И они будят. Джеймс, не боясь, рычащего порой возмущения Брока. Брок – рефлекторного удара в челюсть. Приспособились. Притерлись, как не совсем ровные, но подходящие наиболее идеальным образом сколы разных пород минералов – Барнс, что своенравный бенитоит, Брок – целебный шунгит. Притерлись, да сплавились этими самыми краями, так, что теперь ничто и никто уже не смог бы развести их хоть насколько-то друг от друга. Не смог бы, да и не пожелал. Чревато. Смертью. Джеймс на касание пальцев урчит еле слышно, сдерживаясь, плавится от любимой ласки, с трудом отрываясь от лавового огня броковых глаз. Тянется к покатому неуступчивому лбу командира, убирает аккуратно с него растрепавшиеся из чудаковатой челки пряди, да так и не может руки отвести, очерчивает кончиками пальцев путь дальше – от виска к скуле, до линии подбородка, скользнув под него, опустился ниже в яремную впадину. Жадно припадает губами к пульсирующему под смуглой кожей каналу, по которому сердце сейчас разгоняет кровь быстрее обычного. И Брок замирает, выгибаясь навстречу, дыхание задерживает, ждет. Но Джей не кусает, как чаще всего бывает, лишь легонько прихватывает, втягивая кожу. Отпускает и вдыхает поглубже всегда сводящий с ума запах его человека. Жмурится довольно и одним слитным движением перетекает на броковы бедра, устраивается удобнее, соударяя их напряженные члены, кожа к коже, вынуждая Брока зажмуриться тоже, откинуть голову назад и сжать зубы до сведенной челюсти, только бы не издать кажущийся ему позорным стон-скулеж. Держится. Выдерживает. Лишь хрипло выдыхает сквозь зубы, да инстинктивно следует за движениями супера, потакает желанию быть ближе, попыткам устроиться удобнее, притереться теснее. Сам ведет руками от его коленей по бедрам выше, слегка царапая кожу своей шершавой, мозолистой, останавливая ладони на упругой заднице. Сжимает половинки, до белых отметин и разводит в стороны, заставляя кольцо мышц размыкаться податливо. Джеймс выдыхает рвано, от собственной готовности раскрыться по первой прихоти, прогибается в пояснице, отставляясь сильнее, прижимая возбуждения обоих к животам, остро ощущая каждое их подрагивание. Чувствует, как кожа увлажняется в миг, становясь чуть липкой, наполняя воздух пряным, ярким нетерпением. Брок подается вперед, лижет широко, оказывающуюся так близко барнсову шею, добирается до подбородка, и кусает ощутимо, скалясь на то, какие приглушенные звуки это выбивает из Джеймса, вынуждая того буквально поперхнуться ими же. Опираясь руками на броковы ребра, Барнс медленно приподнимается, смещаясь одновременно выше, проходится задницей по члену Брока, позволяя головке упереться в дрожащий вход. А в следующее мгновение насаживается полностью, до самого основания, резко откидываясь назад, прогибаясь от вороха ощущений. Брок и сам еле удерживается на границе сенсорной перегрузки, но глаза он не закрывает, любуется. Тянет руки непроизвольно к тугим грудным мышцам, плавно перекатывающимся под кожей, очерчивает самыми кончиками пальцев каждый кубик пресса, опускаясь на тонкую талию, сжимая её в кольцо пальцев, фиксируя на себе чужое тело, подаваясь бедрами выше, толкаясь глубже, выбивая из сурперсолдатских легких последний воздух вместе с рваным стоном. И замирает, наслаждаясь и восторгаясь мощью чужого тела, подвластного сейчас любому его капризу. Но Рамлоу не спешит пользоваться этой властью, наоборот – выжидает. Знает наверняка, что стоит чуть помедлить и Барнс оживет, решив, как ему самому лучше, и возьмет под контроль ситуацию, полностью забирая всю власть над происходящим себе. Секунда, две, три… И он решает. Срываясь со всех своих внутренних цепей, Джеймс трахает Брока до блаженного исступления, двигая мощными бедрами в бешеный такт их сердец, ровно так, как нравится им обоим. Кончив на секунду позже командира, падает сверху, опираясь на локти, чтобы не раздавить, но размазывая собственное удовольствие по груди того, улыбается шало, целуя в самый уголок довольного оскала: – С добрым утром, Командир? – Хуй поспоришь, детка.