* * *
В маленькой квартирке на первом этаже не горит свет. Если заглянуть в ее криво зашторенные окна, то можно увидеть очертания простой, скудно обставленной гостиной. Фанерные двери, тусклые бумажные обои, несколько старых, не представляющих ценности вещей – ничто в квартире не способно вызвать интереса ни у вора, ни у любопытного зеваки… но знал бы хоть кто-то из них о том, что скрывается в ее подвале! Банти знает, что или, точнее, кто в нем скрывается и потому спускается туда без опаски. Рыжеволосую девушку встречает беспорядочный хор звериных голосов. Несколько странных птиц – серых, с переливчатыми изумрудными крыльями, проносятся у нее над головой. Огромный рогатый зверь – то ли лев, то ли лось, приветствует ее басистым рыком. На середине лестницы волшебница замирает и, опершись на перила, смотрит вниз – туда, где в розоватом свете террариума вырисовывается фигура юноши. – Банти, это ты? – не оборачиваясь, окликает помощницу Ньют Саламандер, – ты вовремя! Можешь заняться Пинки? Она все еще простужена… Пару мгновений Банти еще смотрит на ссутулившегося юношу, бинтующего лапки извивающейся лечурке. Он никогда не оборачивается, но это не мешает ей этого ждать. Закапав в нос лунтеленку, удалив больной зуб Рогачу, волшебница подходит к магозоологу за новым поручением. Наконец-то ей удается увидеть его лицо – она встречает его милой улыбкой, от которой ее простые черты словно светятся. Но, увы, Ньют Саламандер остается равнодушен к этому проявлению человеческого тепла: – Если ты не устала, можешь забежать в лавку к Найрусу. Травяные гранулы закончились… заодно спросишь у него, не нашел ли он какое-то объяснение тому происшествию. – Хорошо, мистер Саламандер…, – глухо отзывается Банти. Лицо ее сереет, но, как и раньше, это замечают только глазастые чуткие лунтелята. Когда волшебница скрывается наверху, Ньют побрасывает в кормушку авгурею несколько лечебных зерен, после чего замирает подле клетки, погрузившись в тревожные размышления. Вот уже десятый день, как с ним и его питомцами происходит необъяснимое. Все началось с того, что из подвала сбежала особо строптивая горегубка. Несмотря на то, что магозоолог быстро вернул ее в клетку, Министерство не проявило к нему снисхождение: пятьдесят галлеонов за «недосмотр за опасным магическим существом» – это известие ввергло Ньюта в уныние, ведь ровно столько ему удалось скопить за год. Скрепя сердцем он выскреб из тайника нужную сумму, когда в окно ему вновь постучалась министерская сова. Она принесла новое извещение, в котором его любезно благодарили за вовремя уплаченный штраф... юноша даже проверил, не исчезли ли деньги прямо у него из рук, но мешок был по-прежнему приятно тяжелым. Что заставило чиновников пересмотреть свое решение, Ньют выяснять не стал – из боязни, что они могут пересмотреть его снова. Еще более странный случай произошел с одним из его питомцев. Руби – один из лунтелят, что сейчас резвится в загоне, по сути не должен был увидеть этого дня. Бедный зверек страдал «кристальной лихорадкой» – страшным заболеванием, которое магозоолог так и не научился лечить. Ньют бился над существом целый месяц, но в тот день, когда прилетела сова со штрафом, он понял: до следующего утра его питомец не доживет. Плача, Ньют перенес Руби в отдельный загон и заснул с тягостными мыслями о том, что завтра найдет на его месте бездыханное тело… Трудно описать его радость, когда утром он увидел своего любимца живым – вялым, бледным, напуганным, но живым и, что самое удивительное, здоровым. Что спасло лунтеленка от смерти? Событие было слишком счастливым, чтобы Ньют пожелал докапываться до его сути. Но все следующие происшествия уже не могли не вызывать у него тревогу. Налоги, уплачивающиеся сами собой, двоящиеся деньги, вещи, присланные «в подарок» в самый что ни на есть нужный момент. Только вчера он обнаружил на своем пороге посылку от Найруса с лекарствами для авгуреев. Старина Найрус не из тех, кто будет делать подарки и уж тем более – преподносить все как некую случайность. Быть может, Банти удастся что-то выяснить… хотя, шансы невелики. Все чаще Ньюту кажется, что за ним следят и что у него появился тайный покровитель. Конечно, помощь ему не помешает, особенно теперь, когда он взял на себя заботу еще и о человека. Но когда юноша представляет себе то, что кто-то наблюдает за ним, тайком посещает его дом, быть может – читает его мысли, он чувствует, как по спине у него пробегают мурашки. Эти мысли занимают магозоолога, когда слуха его вновь достигают девичьи шаги. – Банти?! – изумляется он, оборачиваясь к лестничным ступеням, – ты уже вернулась? Что с тобой, Банти?! Девушка спускается неуверенно, плечи ее дрожат, веснушчатое лицо побелело от страха. – К-к-к вам г-гость, мистер Саламанд-дер…, – заикаясь, произносит она, с трепетом глядя на подоспевшего юношу. Тот отвечает ей недоумевающим взглядом: – Гость?! Кто он? Почему ты так…, – начинает было Ньют. Но тут слышатся новые шаги – мужские, четкие и уверенные. Интуитивно магозоолог задирает голову кверху, к открытой входной двери… и замирает в ужасе. По ступеням, шелестя влажным дорожным плащом, спускается Грин-де-Вальд. Ньют протирает глаза, но страшное наваждение не проходит – темный маг уже преодолевает последний лестничный пролет. Замерев перед юношей и бледной чародейкой, Грин-де-Вальд миролюбиво поднимает ладони: – Я с миром, мистер Саламандер. Это известие изумляет магозоолога не меньше, чем раздвоившееся сбережение. Собравшись с духом, он наклоняется к своей помощнице и шепчет ей на самое ухо: – Банти, иди в террариум пинчей! Там ты будешь в безопасности… С заметной неохотой Банти оставляет юношу наедине со зловещим гостем. На террариум с пинчами наложены самые крепкие Защитные чары… хотя, вряд ли они способны остановить разбушевавшегося чернокнижника. Ньют почти уверен: Грин-де-Вальду хватит одного-единственного заклинания, чтобы оставить от дома глубокую воронку. Тут он замечает, что темный маг мягко и несколько сконфуженно улыбается: – Вижу, я сильно напугал вашу подругу, мистер Саламандер… – Чем я обязан вашему визиту, мистер Грин-де-Вальд? – Я просто хочу поговорить вами… вы позволите? – жестом маг указывает на единственный незаваленный в помещении стол. Достав волшебную палочку, Ньют придвигает к нему пару стульев. Пораздумав, он также распахивает буфет и левитирует на стол пару бокалов и бутылку легкого домашнего вина. В конце концов, нужно быть вежливым, да и – он сам не понимает, почему, что-то в облике Грин-де-Вальда заставляет его расслабиться. – Я должен поблагодарить вас, мистер Саламандер, – начинает темный маг, отпив из своего бокала. – За что, мистер Грин-де-Вальд? – Я не забыл, что вы сделали для меня тогда, на нью-йоркской площади. Рука юноши вздрагивает, а на его травяные глаза наворачиваются уже знакомые магу слезы: – Я не мог позволить вам умереть, мистер Грин-де-Вальд. То, что случилось на площади, это… это было ужасно. – И поэтому вы позволили мне сбежать? – губы волшебника поддергиваются в улыбке, – далеко не каждый на вашем месте решился бы на такое… – Как вам удалось выжить с такими ранениями? – Сила воли, мистер Саламандер… и немного удачи. А вам – вам сильно влетело за мой побег? – Мистер Грейвс намекнул, что вреда от меня не меньше, чем от ваших сторонников. – А Пиквери? – Она не ругала меня. Президент тоже была напугана, а еще…, – магозоолог заминается. – А еще она не забыла, что это вы поймали меня в метро на Таймс-Сквер, – договаривает за него Грин-де-Вальд, – кстати, о том моем промахе… вам хотя бы дали за меня вознаграждение? – С меня сняли обвинение в том, что я незаконно ввез в штаты опасных животных. – И все? А те пять тысяч галлеонов, что назначены за мою голову? – Мне это было не нужно, мистер Грин-де-Вальд. В конце концов, это было случайностью – я даже не знал, что это вы. – Но вы знали это тогда, на площади, и вас это не остановило. Итак… По-деловому скрестив пальцы, точно бы речь шла о заключении сделки, Грин-де-Вальд весело произносит: – Во сколько вы оцениваете мою спасенную голову, мистер Саламандер? Что самый страшный в мире преступник может сделать для вас? – Вам не нужно что-либо для меня делать. – Не нужно, но хочется. – Это правда, мистер Грин-де-Вальд – у меня все есть. – Прямо-таки все? – Все. – И вас ничего не беспокоит? – Ничего… – Но может, я хотя бы могу помочь вам что-то найти? Скажем… то, что вы ищете в Тайной библиотеке Оксфорда? Ньют вздрагивает. По спине у него опять-таки пробегает холодок, а в сознание начинает закрадываться внезапная догадка: – Откуда вы знаете, что… – Я много чего знаю, мистер Саламандер, но об этом я предпочел бы поговорить позже… итак, скажите мне, чем вас так привлекают оксфордские фолианты? – Я просто ищу информацию, мистер Грин-де-Вальд. Касательно одного проклятия… или отравления – я даже не знаю, что… – Это проклятие, мистер Саламандер. Оно называется «эхо боли». Ньют чувствует, как внутри у него все леденеет… загадки, что последнее время окружали его, разрешаются все в один миг: – Так это сделали вы?! – Что именно сделал, мистер Саламандер? Юноша опускает глаза. Затем он медленно поднимает их и спрашивает, борясь с волнением: – Это вы уплатили за меня штраф? – Мои агенты, если говорить точнее. – А Руби тоже вылечили они? – Руби? – Лунтеленок – он был смертельно болен. – Ах да… один из моих агентов хвалился тем, что сумел вылечить вашего питомца. – А деньги? Корма для существ? Препараты? – Вам не нужно беспокоиться об этом, мистер Саламандер. Или… быть может, вы беспокоитесь о чем-то другом? Глаза магозоолога вновь обращаются к столешнице. – Мистер Саламандер, – мягко проговаривает Грин-де-Вальд, – вам не нужно меня бояться, ведь я здесь потому, что считаю себя вашим должником и желаю расплатиться с вами. Скажите, что вас тревожит, и я постараюсь вам помочь. Помочь как друг – не как революционер или чернокнижник. Секунду-другую Ньют не произносит ни слова… но все же странное доверие, что начал вызывать у него Грин-де-Вальд, пересиливает страхи. К тому же юноша понимает: нежданное добросердечие темного мага может быть последним шансом. – На днях мисс Голдштейн прислала мне письмо. Она просит помощи – у нее странный недуг, колдомедики не смогли определить его происхождения. Она видит мир в серых тонах, совершенно не распознавая яркие краски. Единственный цвет, который она различает – это цвет крови… и каждый раз, когда она видит кровь, то чувствует сильнейшую боль. Кроме того, ее посещает видение: ей мерещится какое-то чудовище – будто оно набрасывается на нее… – Это чудовище зовется Криденсом Бэрбоуном, – холодно изрекает Грин-де-Вальд. – Так это вы… – Да, мистер Саламандер, это я проклял Тину. – Но почему?! – несмотря на страх, в тоне магозоолога появляется возмущение. Призывая его к спокойствию, темный маг поднимает правую ладонь: – Позвольте я вам все разъясню, мистер Саламандер. Видите ли, тогда, на площади, когда мистер Бэрбоун пытал меня в своем дымовом обличье, я случайно стал свидетелем одной крайне гнусной черты человеческого характера. В отличие от вас Тину Голдштейн не ужаснула ярость Криденса, а совсем наоборот: она была в восхищении от его грубой силы и разрушительной мощи, ну а к моим страданиям отнеслась не более, как к спектаклю… или как к возмездию, справедливо обрушившемуся на мою голову. Если бы я увидел такое выражение лица у матерого мракоборца, для которого убить – тоже самое, что откупорить шампанское, я не был бы удивлен. Но увидеть такое на лице юной девушки… можно смело сказать, что я был шокирован! Я решил раскрыть мисс Голдштейн глаза, дав ей вдохнуть одно из разработанных мною снадобий. Я понадеялся, что увидев мир в сером цвете, она ощутит то отчаяние, которое ощущал я, думая, что умру в окружении врагов. Что же касается крови, то каждый раз, когда мисс Голдштейн смотрит на нее, то чувствует толику тех мучений, что испытывали жертвы Криденса. Видит она и его самого, опять же таким, каким его видели его жертвы – отвратительным чудовищем, а не эффектным юношей-обскуром. После слов Грин-де-Вальда в помещении повисает тишина, нарушаемая лишь говором волшебных созданий. Ньют вспоминает сцену на нью-йоркской площади, крик темного мага, удушающую тьму обскура… неужели Тина могла этим восхищаться? Нет, этого не может быть! – Мистер Грин-де-Вальд… боюсь, вы неправильно истолковали выражение лица мисс Голдш-тейн! Она не восторгалась жестокостью Криденса – просто человеку при виде чего-то необычного свойственно впадать в состоянии транса. Она была поражена внешним видом обскура и… – Мистер Саламандер, – мягко перебивает Грин-де-Вальд, – мы оба знаем, что это не так. Обскур не мог удивить мисс Голдштейн – она уже видела его раньше… и уж простите, но в том, что касается людей, у меня большой опыт. Во всяком случая, восторг от транса я всегда отличу. С некой обреченностью магозоолог опускает на руки подбородок. Разочарование на его лице сменяется страхом, страх – решительностью: – Сколько продлится эффект вашего снадобья? – Вечно, – отвечает темный маг, – или около двадцати лет, если у мисс Голдштейн есть врожденная сопротивляемость к ядам. – Что мне нужно сделать для того, чтобы вы расколдовали ее? – А зачем вам что-то делать? – Даже если то, что вы сказали – правда, мистер Грин-де-Вальд, я не могу оставаться равнодушным. Мисс Голдштейн, она… очень страдает! Мне страшно представить, каково это – жить в мире, где совсем нет ярких красок. Кроме того, ее младшая сестра писала мне, что у нее развивается паранойя: она начинает панически бояться острых предметов, людей с недугами, содрогается, когда кто-то берется за швейную иглу… если так пойдет и дальше, мисс Голдштейн сойдет с ума. Вы спрашивали…, – Ньют сглатывает, – что можете сделать для меня… так вот: расколдуйте Тину! И можете больше не считать себя моим должником. – Мистер Саламандер, постарайтесь понять: меня очень ранило отношение мисс Голдштейн, и я предпочел бы, чтобы она была наказана за свою беспощадность. – Но вы уже ее наказали! Она никогда не забудет пережитого! – Хм…, – брови темного мага сдвигаются в раздумье, – знаете, мистер Саламандер, я мастер идти на компромиссы. Как вам такой вариант: я пришлю вам противоядие ко Дню Рождения мисс Гольдштейн, и вы подарите ей его от моего имени. И пусть она воспринимает возращение ярких красок как новую жизнь, в которой кое-чему из того, что было в прошлой, уже нет места. – Хорошо, мистер Грин-де-Вальд, – соглашается юноша, – я передам мисс Голдштейн ваши слова… и я уверен, она поймет их и будет вам благодарна. – Я пришлю противоядие с совой – на посылке будет адрес вашего знакомого, мистера Найруса. Все, что требуется сделать мисс Голдштейн – это выпить содержимое флакона… что ж, на этом мы закончили. У вас есть еще какие-нибудь желания, мистер Саламандер? Или, быть может, вопросы? Под проницательным взглядом мага Ньюту становится не по себе. Все же он находит в себе решимость, чтобы ответить: – Да, мистер Грин-де-Вальд, кое-что есть… видите ли, мисс Голдштейн писала мне, что в тот же день, когда на нее легло ваше проклятие, мистер Персиваль Грейвс пропал без вести. Так же давно нет никаких известий о Криденсе… – Ваши подозрения верны, мистер Саламандер, – безрадостно улыбается волшебник, – за их исчезновениями стою именно я… о, нет, – заметя в травяных глазах ужас, Грин-де-Вальд поспешно поднимает руку, – не беспокойтесь, они живы. Правда, мистер Бэрбоун больше не обскур, а мистер Грейвс теперь далеко не мракоборец… – Что вы с ними сделаете? – с дрожью спрашивает магозоолог. – Я отомщу им – за все, что по их вине мне пришлось пережить… и, предугадывая ваши намерения, хочу добавить: вы ничего не можете для них сделать. Глядя на юношу, нервно сцепившего взмокшие пальцы, Грин-де-Вальд понимает – заставить его «сдаться» будет непросто. Действительно – уже спустя мгновение магозоолог начинает, тщательно подбирая слова: – Мистер Грин-де-Вальд, я… хочу, чтобы вы знали: после вашего побега с площади, Криденс, он… он испугался того, что сделал. Я слышал, как он говорил с мистером Грейвсом – о том, что был жесток с вами, что вел себя неправильно… но мистер Грейвс переубедил его – сказал, что его поступок вовсе не жестокий, и что он не должен испытывать угрызения совести. Я думаю, если бы не влияние Грейвса, Криденс никогда бы с вами так не поступил. Встреть он другого человека – и он сам был бы другим… – Вам известно, что Криденс напал на меня и во второй раз, мистер Саламандер? А еще, что у него весьма беспощадные методы по борьбе с преступностью? – Я знаю, мистер Грин-де-Вальд. Но все же я считаю, что виной тому в первую очередь жесткость Персиваля. – И что же вы предлагаете? – усмехается темный маг, – наказать Грейвса, но пощадить Криденса? На бледном лице магозоолога отображается растерянность. – Давайте не будем продолжать, мистер Саламандер – в конец концов, в своем решении я оста-нусь непоколебим… а вы? Вы тоже непоколебимы в своем решении? – Что вы имеете в виду, мистер Грин-де-Вальд? – То, не захотите ли вы когда-нибудь примкнуть ко мне, разумеется. – Это исключено, – честно отвечает Ньют, – боюсь, вам придется смириться с тем, что вы не увидите меня в рядах своих сторонников. – Отчего же? Вам непонятны мои идеи? – Нет, мистер Грин-де-Вальд – меня, как волшебника, временами тоже тяготит Статут о секретности… но я не хочу, чтобы свобода волшебного мира стоила стольких невинных жизней. – Эти жизни не так невинны, как может показаться на первый взгляд, мистер Саламандер. Но я верю вам… и все же мне было бы больно увидеть вас в рядах приверженцев Министерства. Юноша качает головой: – А вы меня там и не увидите. Я не собираюсь занимать чью-либо сторону. – Никогда? – Никогда. – А вы могли бы поклясться мне в этом? В травяных глазах проскальзывает недоверие. – Мне просто нравится ваша позиция, мистер Саламандер, – поясняет Грин-де-Вальд, – мне бы очень хотелось, чтобы вы и дальше сохраняли нейтралитет. Вы могли бы поклясться, что – какое бы давление не оказывали на вас противоборствующие стороны, вы не займете ни одну из них? Лоб Ньюта Саламандера прорезает морщина. Пару мгновений он делает вид, что отпивает из своего бокала, после чего произносит – с внезапной твердостью в голосе: – Я готов поклясться вам в этом, мистер Грин-де-Вальд. Но у меня есть одно условие… – Какое? – Я хочу, чтобы и вы мне кое в чем поклялись. Смерив юношу заинтересованным взглядом, темный маг отвешивает утвердительный кивок. – Поклянитесь, что всегда будете слушать то, что говорит вам сердце. Что если в нем появится жалость – вы пожалеете, если оно захочет кого-то пощадить – вы пощадите… и если оно скажет вам отступить и повернуть назад, вы повернете. Лицо Грин-де-Вальда темнеет, но выглядит он отнюдь не злым. Кажется, слова магозоолога задели в его душе некую струну, которую давно никто не трогал – и теперь она звенит, одновременно и тревожа, и наполняя все его существо чем-то светлым. – Я клянусь вам, мистер Саламандер. Бокалы пустеют: одернув плащ, Грин-де-Вальд поднимается с места. Желая проводить гостя, юноша следует за ним к лестнице. – И еще кое-что, мистер Саламандер, – говорит темный маг у самых ступеней, – один вопрос – правда, очень личный… – Да, мистер Грин-де-Вальд? – Скажите, вы любите мисс Голдштейн? Вопрос магозоолога явно смутил – во всяком случае, отвечает он не сразу: – Я не знаю, мистер Грин-де-Вальд. Думаю, я еще не разобрался в своих чувствах. – Я хочу дать вам совет, мистер Саламандер, и немного поделиться с вами своими наблюдениями. Когда-то давно один человек сказал, что «противоположности притягиваются». На беду остальных он умолчал о том, что, притянувшись, противоположности с такой же силой отталкиваются друг от друга. Свою любовь стоит отдавать тому, кто в чем-то похож на вас, а не тому, с кем у вас совершенно нет сходства. Но самое главное: любить стоит того человека, который идет вам навстречу, тянется к вам, как мотылек к свече… и знаете, мистер Саламандер, – неожиданно губы волшебника трогает улыбка, – этот человек сейчас находится рядом с вами! Глаза Грин-де-Вальда обращаются к дальнему вольеру. Проследив за его взглядом, Ньют вздрагивает: у решетчатой стены стоит Банти. Она не спряталась в террариуме пинчей – все это время она напряженно наблюдала за беседой, держа руку на палочке. Лицо волшебницы искаженно страхом… но когда сказанное темным магом доходит до ее сознания, она отвечает ему благодарным взглядом. Тут Ньют чувствует, что Грин-де-Вальд берет его за правое запястье. Вытянув перед собой его руку, он приближает к ней сжатые пальцы. С тихим звоном на ладонь магозоологу падает цепочка с кулоном в виде знака Даров Смерти. – Что это? – Прощальный подарок, – поясняет Грин-де-Вальд, – думаю, вам не захочется, чтобы мои агенты и дальше шныряли по вашему дому? Так вот: если вам понадобится помощь злого, но очень смышленого волшебника, просто поднесите кулон к губам и позовите меня. Я прибуду так быстро, как только смогу. – Спасибо, мистер Грин-де-Вальд. – До свидания, мистер Саламандер. К изумлению юноши, вместо того, чтобы подниматься по ступеням, темный маг попросту поворачивается на каблуках и растворяется в облачке дыма. Защитные чары, что должны были препятствовать трансгрессии, показались Грин-де-Вальду не прочнее паутины. Секунду магозоолог не двигается, ошеломленный случившимся. Придя же в себя, он возвращается к столу и вновь откупоривает винную бутылку: – Банти, ты это любишь? Робко кивнув, девушка спешит к столу. Очистив бокалы взмахом палочки, Ньют наполняет их рубиновым напитком. Принять в гостях опаснейшего темного волшебника, остаться после этого в живых, да еще и обрести в его лице защиту – да, это определенно нужно отпраздновать! Уже сидя за столом Ньют слышит, как в кармане у него что-то тревожно звякает. Запустив в него руку, он извлекает подаренный Грин-де-Вальдом кулон. Точнее – кулон и… пару обручальных колец.* * *
В то время, пока Ньют Саламандер принимает у себя необычного гостя, в одной из гостиных Фреймагихерца разыгрывается тихая буря. Чеканным шагом Хьюго Монтье мерит расстояние от кресла до книжного стеллажа. Его серые глаза метают молнии и кажется, что с каждым его гневным вздохом воздух в гостиной делается все более тяжелым. Сегодня ретивый слуга едва сдержался от того, чтобы не броситься к своему господину, не повиснуть у него на мантии и не закричать: «почему?! ПОЧЕМУ!?». Почему Криденс Бэрбоун и Персиваль Грейвс еще живы? Почему они спокойно сидят в своих камерах, а не мучаются от отчаяния и страха? Почему Грин-де-Вальд щадит их? Нет, этого быть не должно – они должны страдать! Так же, как страдал сам темный маг, так же, как страдал он – его преданный соратник… Воздух в гостиной становится наэлектризованным, как грозовая туча. Не выдержав его невидимого гнета, Хьюго резко выскакивает в коридор. На пути слуге встречается пара беседующих чародеев – не желая с ними сталкиваться, он заворачивает за мраморную колонну и, замерев в ее тени, начинает нетерпеливо перебирать пальцами. – …так когда он вернется? – доносится до него голос одного из магов. – Думаю, что скоро, – отвечает второй, – он в Британии, но исключительно по делу того магозоолога… – И что же? Мы и Саламандера будет принимать в нашем замке? – Если и будем, то только как гостя – мистер Грин-де-Вальд намерен вознаградить его. – Ишь, какая честь для непутевого зверовода! Услышать «спасибо» из уст самого Геллерта Грин-де-Вальда… ха, он про это еще своим внукам расскажет! Я бы, во всяком случае, рассказал… Тихонько посмеиваясь, оба чародея скрываются во входной арке, но Хьюго Монтье не торопится покидать уютную тень. Силясь унять возбуждение, он впивает ногти себе в кожу – так, что на ней вспухают капельки крови. Глаза слуги точно вспыхивают, но уже не от бессильной ярости: теперь каждая черточка его лица источает безумное ликование. Значит, Грин-де-Вальд покинул замок… и теперь ничто не мешает ему совершить возмездие, для которого его господин слишком великодушен. Ничто не спасет Криденса Бэрбоуна от справедливого наказания – теперь-то он узнает, что испытывал он, Хьюго Монтье, когда видел своего господина измученным и умирающим! Теперь они поменяются ролями: бывший палач будет ползать на коленях, а униженный слуга вынесет ему приговор… Резко – так, что взметаются полы мантии, Хьюго бросается к ближайшим коридорам, ведущим в подземелье. Вихрем он слетает по длинной винтовой лестнице, окрыленный жаждой мщения и кажется, что даже огни замковых свечей дрожат, боясь его гнева.