* * *
Когда отворяется дверь камеры, Персиваль Грейвс вздрагивает, но не от неожиданности, а от страха. На сей раз, когда Грин-де-Вальд входит в темницу, у него возникает такое чувство, что она делается теснее: исходящая от темного мага сила электризует воздух, окружает и точно сдавливает его. На губах Грин-де-Вальда нет былой усмешки, а в его разномастных глазах застыл холодный гнев. «Он пришел убить меня», – думает мракоборец, обреченно глядя на грозного гостя. Он хочет было приподняться на локтях, но темный маг жестом останавливает его. Что странно, в голосе его не звучит ярость: – Лежите, мистер Грейвс. Мы вполне можем поговорить и так. Присев на край матраса, Грин-де-Вальд пару мгновений всматривается в лицо узника – бледное, с потухшими глазами, в которых не осталось и тени былого нахальства. – Вы ничего не хотите спросить у меня, мистер Грейвс? – интересуется он затем. – Разве я имею права на вопросы? – тихо отзывается Персиваль. – А разве вам для этого нужно право? Раньше вы обходились без него… итак? Опустив глаза, мракоборец нервно облизывает губы. Не услышав от него ожидаемого вопроса, Грин-де-Вальд презрительно фыркает: – Да, мистер Грейвс, вы не перестаете меня разочаровывать… что ж, если вам нечего спросить, в таком случае вопросы буду задавать я. Итак, мой первый вопрос: скажите, мистер Грейвс, считаете ли вы себя героем? Устало вздохнув, Персиваль чуть приподнимается на локте: – Я не считаю себя героем, мистер Грин-де-Вальд. Но я считаю, что всю свою жизнь я делал все, что в моих силах. – И то же вы делали? – Все для того, чтобы улицы Нью-Йорка стали спокойнее. – О! – саркастически восклицает темный маг, – не могу сказать, что ваш ответ меня не смущает, но… пожалуй, я оставлю разборки на потом. Ну а пока – мой второй вопрос: совершали ли вы когда-нибудь преступления, мистер Грейвс? – Да. – По отношению к другим людям или только к самому себе? – К людям… – И какое же из ваших преступлений было самым тяжким? Несмотря на всю безысходность своего положения, Персиваль не удерживается от сарказма: – Вы, конечно же, ожидаете, что я покаюсь перед вами, мистер Грин-де-Вальд? – О, нет, – качает головой темный маг, – вовсе не этого я от вас жду, мистер Грейвс. – А чего же? – Как я уже говорил, я ожидаю от вас вопроса… касательно одного человека… как раз-таки того человека, перед которым вам следовало бы покаяться, раз уж вы заговорили об этом. Скажите, мистер Грейвс, вам абсолютно безразлично, в каком состоянии сейчас пребывает Криденс Бэрбоун? Мракоборец вздрагивает. На его бледном лице отображается уже знакомое Грин-де-Вальду чувство стыда. – Ваше предательство, мистер Грейвс, очень меня впечатлило – даже несмотря на то, что я его предугадал… но знаете, только сегодня я понял одну простую истину: вы предали Криденса гораздо раньше, чем я думал. Вы предали его, когда приняли как человека, но при этом видели в нем лишь обскура, лишь разрушительную силу, что можно использовать в своих целях. Вы говорите, что делали все, чтобы улицы Нью-Йорка стали спокойнее? Тогда объясните мне, мистер Грейвс: почему, когда вы с вашим феноменальным питомцем взялись за это благородное дело, американские волшебники стали бояться выходить из дому? Вы знаете, что говорят про вас в волшебном обществе? Я бы вам рассказал, но… думаю, картина будет лучше любых слов. Запустив руку в карман мантии, темный маг вынимает сложенный лист бумаги. Развернув его, он демонстрирует своему пленнику искусную карикатуру: холеный чародей с седеющими висками самодовольно вздергивает уголок рта. В правой руке он держит министерский ордер на арест, в левой – натянутую цепь. На ней неистово бьется Криденс – страшный, с горящими белыми глазами и окровавленной зубастой пастью. Картину дополняет беспощадный заголовок:«Фас, мой мальчик!»
Точно по раскрытой книге, Грин-де-Вальд читает по лицу мракоборца то, что происходит в его душе. Вначале – возмущение и попытка переспорить свою совесть, вслед за этим – понимание, стыд и наконец – тяжкое, горькое признание. Теперь и Персиваль Грейвс избавлен от своей слепоты. Теперь он понимает, что ни для кого не был героем – этим титулом он наградил себя сам. – Еще одна истина, что сегодня открылась мне, – продолжает Грин-де-Вальд, складывая глумливую картину, – это что вы виноваты в моих страданиях гораздо больше, чем Криденс. Ведь это вы воспитали в нем монстра, вы же и сказали ему «фас»… – Так убейте меня! – неожиданно восклицает Персиваль. Впервые в его голосе звенят слезы. – Избавьтесь от меня, а Криденса пощадите! Он больше не обскур – теперь он для вас безвреден… найдите ему дом! Если вы считаете, что вы лучше меня, то… отпустите его! Слеза стекает по щеке мракоборца, прокладывая на ней соленую дорожку. С легким изумлением темный маг провожает ее взглядом, пока она не теряется в воротнике рубашки: – Значит ли это, что вы признаете свою вину передо мной и другими магами, мистер Грейвс? – Да…, – выдыхает Персиваль. – И вы готовы понести удвоенное наказание – за себя и за своего бывшего питомца? – Да. – А готовы ли вы отдать за Криденса свою жизнь? – Если вам нужна моя жизнь – берите. – Хм…, – изображая раздумье, Грин-де-Вальд щиплет себя за подбородок. Вслед за этим он поднимается с койки: – Я подумаю над вашим предложением, мистер Грейвс. И так как я вполне могу его и принять, то… будьте готовы. Не оборачиваясь, темный маг покидает своего узника. Уже по ту сторону металлической двери он останавливается и тяжко, досадливо вздыхает. Он хотел разобраться в своих мыслях, но вместо этого запутал себя еще больше… Значит, лицемерный мракоборец раскаялся в своем предательстве – так, что готов пожертвовать жизнью, лишь бы хоть немного искупить его. Теперь он, Геллерт Грин-де-Вальд может заставить его страдать не меньше, чем Криденса. Вот только… Только что-то мешает ему это сделать. Странно: раньше он четко знал, чего хочет – сейчас же противоречит себе. Он ненавидит Криденса и Персиваля, но теперь к ненависти примешивается и жалость. Их смирение и обреченность прокрались к нему в душу, задели ту самую «струну», которой коснулись слова магозоолога. И зачем только он поклялся Ньюту? А впрочем, что ему клятва – разве кто-то сможет призвать его к ответственности за ее нарушение? Ненависть и жалость вступают в новую схватку. Изнемогая от этой внутренней борьбы, темный маг шагает по длинному, украшенному гобеленами коридору, изо всех сил стараясь не думать о том, что он оставил внизу. Но где молчит желание, там подает голос ответственность: тюремщик не лгал, говоря, что с участью пленников нужно определиться как можно скорее. Если в ближайшие дни он не примет какое-нибудь решение, то судьба может принять его сама. Неожиданно Грин-де-Вальд замирает посреди коридора. Внимание его привлекает один особо красивый гобелен. На нем изображена сцена из сказки, хорошо известной как среди волшебников, так и маглов: счастливый принц ведет под руку прекрасную принцессу, на дальнем плане – ветшающая стена замка и разросшиеся кусты роз. С минуту темный маг задумчиво хмурится, переводя взгляд с принцессы на принца. После же в его разномастных глазах вспыхивают огоньки, а доселе мрачное лицо светлеет. Рывком Грин-де-Вальд преодолевает оставшуюся часть коридора и вихрем взлетает по лестнице. От принятого решения он ощущает небывалую легкость. Жалость еще настойчивее играет на злосчастной «струне», искра ненависти разрастается в пламя, но главное – между этими чувствами больше не идет борьба. Оба они удовлетворены, пусть и не полностью. В своем личном кабинете Грин-де-Вальд нажимает на скрытую панель. Слышится скрежет: несколько стенных камней раздвигаются, открывая его взору маленький сейф… что ж, он заключал пари с Судьбой – теперь же он поставит Судьбу перед выбором.