Всё даст им война

Этот съезд не обещал ничего интересного, как и все городские. Снова закрытые двери, замурованные окна, кислород — только через вентиляцию. Время, которое можно было отследить лишь по часам… Съезд даже не был внеочередным, собранным срочно, требующим немедленных важных решений. И всё же, оборотень отсидел его весь, слушая речь за речью, отчёт за отчётом. Ни чародеям, ни вампирам, ни оборотням Кирилла удивить не удалось. Все они не выходили за пределы охотничьей нормы, не лезли в чужие угодья, соблюдали необходимые предосторожности и, разумеется, ели только самых плохих. Реальность от этого разительно отличалась, и, естественно, всем хватало ума об этом молчать. Большая схема вещей была проста, и состояла всего из одного пункта: «люди нужны всем». В стае это объясняли каждому. Тем, кто не принимал эту простую истину, стоило уйти. Тем же, кто смирялся с этим фактом и решался пойти в Совет, чтобы как-то влиять на политику города, стоило принять ещё одну: «охотничья норма мала». Зверь верен, пока ты ласков с ним, пока его выгуливаешь, пока сам отдаёшь ему половину своей личности, пока балуешь лакомствами… Зачем пристреливали собак, попробовавших человечину? Кирилл принял обе истины и смирился, даже проглотил информацию о том, что у чародеев тоже присутствует «охотничья норма». Раз уж это необходимо было принять, чтобы ему позволили говорить на съездах, Кирилл был готов. Он хотел изменить мир к лучшему. По крайней мере — для оборотней. Чародеи и вампиры в картину идеального мира Кирилла не вписывались, но об этом стоило молчать. Оборотень великолепно помнил развал Союза, продемонстрированную Северной Столицей слабость из-за грызни в Совете… Вот уж когда даже на городских съездах не было скучно, чего уж говорить о Всероссийских. Ему, как и всем остальным, пришлось признать, что лишь создав хотя бы видимость мира в Совете, они смогут вернуть под контроль Петербурга развоевавшиеся между собой города. Тогда, в девяностые, посреди запутавшейся страны, Кирилл хотел сделать многое, но для этого нужно было уважение всего Совета, а значит — слава. Удачно подвернулось уже затянувшееся восстание в Якутии, поднятое абасами — духами-великанами. Гордеев-старший когда-то, ещё при царях, заключил с ними мир, на терпимых для обеих сторон условиях. Теперь Гордееву-младшему, назначенному на пост офицера, предстояло привести захотевших большего духов к покорности… Какая красивая история могла бы выйти. К сожалению, абасы слишком хорошо знали свою территорию, а в Совете вампирам слишком важно было, чтобы войну завершил вампир. Когда взамен «затягивавшего» войну оборотня, прислали вампира, подававшего большие надежды, Кирилл стерпел. Стерпел и когда вместо вампира прислали чародея, благодаря действиям которого духов даже удалось потеснить. Потом всё-таки снова прислали оборотня, уже — другого… Это была война не с абасами. Это была война за влияние в Петербурге и в Совете. Вампиры и чародеи что-то доказывали друг другу, тесня оборотней с постов командующих, но на фронте не менялось ничего. Подавление восстания всё больше напоминало войну, и Кириллу ничего не оставалось, кроме как пытаться уберечь своих от ударов абасов, которым тоже начинало всё это надоедать. Командовавший тогда оборотень совершил ошибку, дав себя окружить. Абасы могли бы истребить всех, но потребовали переговоров, и говорить они хотели только с Гордеевым. Спасти армию удалось, сохранив тот же самый мир, который был до восстания. Кириллу, кажется, удачно удалось пригрозить тем, что Северную столицу по праву звали Лернейской гидрой, тягаться с которой было бы абасам не под силу, и вложить в огромные головы духов мысль о защите, которую сулил мир с Петербургом. Он спас армию, но Северной столице нужна была победа. Совету хотелось безоговорочной капитуляции — с данью, с истреблением племени абасов, с кровью… Особенно — вампирам. Они громче всех кричали о том, что мир заключен без согласия Совета, о том, что Кирилла вместе с командующим стоило бы показательно казнить, а ещё лучше — выдать абасам вместе с сообщением о расторжении мира… Кирилла не выдали и не казнили. Однако тот, допустивший ошибку Командующий, всё ещё являлся ему во снах и сулил самый жаркий котёл в аду за то, что Кирилл сделал вид, будто бы он был всего лишь его подчинённым, и действовал по его приказу. Теперь съезды были уже не те. Ностальгию по крикам «выдать их абасам» и «на смерть» Кирилл, признаться, не испытывал, но вонь лицемерия в плохо проветриваемом помещении стояла страшная. Он смотрел на то, как легко меняют мнения чародеи и вампиры, как легко либералы превращаются в консерваторов, стоит их противникам переменить сторону, как бездарности занимают руководящие посты, и как все, включая оборотней, об этом молчат, избегая открытого конфликта. Молчали… Со своего места в заднем ряду оборотень увидел только спину поднявшегося чародея — будто бы сведённую судорогой. От всей чародейской трибуны соблазнительно пахло людьми, и запах того конкретного, которым — теперь Кирилл припомнил, чародеи с недавнего времени полюбили припугнуть несогласных, было не различить. Однако даже без помощи обоняния и возможности смотреть в лицо, Кирилл мог определить, что чародей был напуган, в первую очередь, собственной смелостью… И не врал. Он произносил слово за словом, давясь ими, выплёскивая, кажется, всё то, что копилось у Кирилла уже давно. Об интригах вампиров, о том, как бесполезен закон о ненападении без подкрепления магией, о том, что охотничьи нормы превышаются и жрут больше положенного, в первую очередь те, кто сидят в Совете, о проблеме перенаселения, которую не решают, ставя под угрозу тайну существования нечисти, о бесконтрольном размножении и отсутствии норм обращения, о небесконечности, даже учитывая постоянную подпитку Петербурга эмигрантами, человеческих ресурсов города… Речь была некрасивая, нескладная. Судя по напряжённым плечам, чародей от собственного стола глаз так и не поднял, чтобы не встречаться взглядом ни с кем, чтобы его не смогли заткнуть те, чья воля была сильнее. Дело было даже не в гипнозе, хотя Кирилл мог бы дать руку на отсечение, что чародей ему подвержен… Дело было в том, что чародей боялся не столько всей окружавшей его «нечисти», сколько того, что увидит в глазах приглашённых на съезд не гнев, не презрение, а смех… Между тем, в глазах почтенных членов Совета проскальзывала скорее досада. Чародея не затыкали, но слова его, если и слушали, то вполуха. Правду в Совете знали и без него. Гораздо интереснее был сам чародей. Его голос — удивительно чистый и ровный, его интонации, его мимика, его запах… Как же жалел теперь Кирилл, что после того давнего промаха его отослали на задние скамьи Совета… Оставалось довольствоваться лишь наблюдением за теми, кто видел чародея лучше. Коллеги-чародеи на разбушевавшееся оружие массового поражения уже, кажется, примеряли подходящую кобуру, которая заткнёт ему рот и напомнит где его место, а клыкастые, злобно прищурившись, на глаз определяли размер необходимых для погребения белых тапочек… На оборотней Кириллу даже не нужно было смотреть. Оборотни, даже не прислушиваясь к речи, встали бы на защиту оратора. Доказать вампирам, что они неправы, перетянуть на свою сторону симпатии главного козыря чародеев, тем самым обезопасив себя — чем не идеальная возможность усилить влияние, чтобы потом при помощи этого влияния изменить мир к лучшему? Кирилл понял это слишком быстро. У него хватило времени дослушать речь чародея. Услышать в ней не только искренность, но и правоту. Чародей был человеком. Слабым человеком, при этом — Кирилл был уверен — пребывавшем в неведении о наличии у него охотничьей нормы: два других человека на полгода. Такой вряд ли смог бы нарушить закон о ненападении, даже будь в том необходимость. Родись этот чародей оборотнем, он бы, наверное, выбрал бы не пробовать человечину, загонять зверя поглубже, в полнолуние глушить его наркотиками или антидепрессантами, прожить свою человеческую жизнь половиной личности, а после навсегда обратиться, и прожить короткую собачью — половиной собачьей души. Большая схема вещей была проста: «люди нужны всем». Этот человек был нужен Кириллу лично. Живым. После выступления чародея заседание предсказуемо затянулось. Менялись партии, распадались одни союзы, формировались другие. Имени чародея, который, наверное, догадывался о том, что теперь стал главным предметом торга, никто не произносил, а это Кирилла подбешивало, потому что имени «оружия» оборотень, как назло, вспомнить не мог. Обсуждались лишь поднятые им вопросы, закипали и затухали споры в разных частях зала, а удара гонга, сулившего долгожданную свободу, всё не раздавалось. Кириллу было привычно, что вампиры тянут время до поздней ночи. Разумеется, им хотелось отправляться домой сразу же по окончании съезда, а не просиживать штаны в замкнутом пространстве, однако в этот раз время не тянулось. Создавалось ощущение, что его одновременно категорически не хватает, и в то же время, все торопят его вперёд. Всем было ясно, что большая игра, спровоцированная маленьким чародеем, начиналась сразу же за дверями зала, и все стремились успеть хоть как-то договориться о правилах и санкциях за их несоблюдение. Кирилл лишь раз украдкой глянул на те места, где сидели самые уважаемые из оборотней. Высшие были единодушны, защищая идеи чародея. Стая всегда принюхивалась к их эмоциям, подчинялась. «Магическая поддержка закона о ненападении была бы кстати», «ограничить охотничьи территории членов Совета» — похожие слова, произносимые чужими голосами в разных частях трибуны, железная вера стаи. Насолить вампирам, ткнуть чародеев в их же ошибку носом… Кирилл молчал, украдкой поглядывая на несчастного чародея. Тот сидел, вцепившись в волосы пальцами, будто бы стараясь закрыться от звуков, доносившихся до него. Интересно, насколько хуже людской слух? Мог ли он услышать, как посмеиваются на задних рядах рядом с Кириллом молодые оборотни, чья карьера только началась? Мог ли почувствовать холодную угрозу с трибуны вампиров? Вряд ли. Он, должно быть, и сам не до конца осознавал весь масштаб угрозы, нависшей над ним, а может быть, просто запутался. Без должного обучения и опыта разбираться в интригах совета было также реально, как доплыть до дна Марианской впадины с аквалангом, и это учитывая, что за ныряльщиком не гонятся разъярённые акулы, а в баллон не забыли закачать кислород. Когда, наконец, ударил гонг, Кирилл не спеша поднялся со своего места, давая торопящейся молодёжи проскочить к выходу вперёд него. Оборотню ни к чему было толкаться в толпе, тем более, что ему нужно было к высшим, а они тоже не спешили на выход. Гордеев-старший входил когда-то в их круг, его сыну осталось лишь право заговаривать с ними на равных, не боясь осуждения. Однако Кирилл старался этим не злоупотреблять — всё же, он был виноват перед тем Командующим, на которого, наверняка, возлагали большие надежды Высшие. В этот раз, впрочем, Кириллу даже не понадобилось ничего говорить. Иван Геннадьевич лишь тяжело вздохнул, пряча за этим то, как легко читал Кирилла по запаху: — Вреда от этого не будет. Иди. Предсказуемо, на месте чародея не обнаружилось, как и на трибунах, где разговаривали его коллеги, в сторону вампиров Кирилл даже оборачиваться не стал. Клыкастые твари бы и близко его к себе не подпустили. Не особенно отчаиваясь, Кирилл, заставив каких-то чародеев подвинуться, уступая ему дорогу, поднялся к месту, где всё заседание просидел тот самый маленький чародей. Запах ещё не выветрился. С такой проветриваемостью он бы не выветрился ещё дня два. Пахло страхом, скукой, печалью и успевшей застояться усталостью. Кирилл спустился обратно, получив прощальный кивок от Ивана Геннадьевича, тут же, впрочем, отвернувшегося от него, чтобы не привлекать внимания. Хотя это уже было бесполезно. Кирилл относительно своей заметности иллюзий не строил. Вряд ли вампиры и чародеи проглядели его прогулку до чужого места и обратно. Оборотень не скрывался именно поэтому. Стоило показать им, что чародей теперь под патронатом оборотней, и любая угроза ему будет расценена, как объявление войны. Ну, не так радикально, конечно, но всё же… Свои предсказуемо оставили чародея одного. Страх перед молчаливым Васильевским почти вытеснил из запаха остальные эмоции. Кирилл бежал вслед за ним, метрах в двадцати, стараясь не сильно цокать когтями по асфальту и, где возможно — бежать по пыльной земле, призванной изображать газон, и по возможности — держаться в тени. Чародею не стоило знать об оборотне. Чародеи, оставляя своего в одиночестве посреди знаменитой тишины Васильевского, наверняка хотели его напугать. Показать, что без их поддержки он — никто. Вампиры же не представляли угрозы: они взяли слишком агрессивную стратегию поведения. Нападение сейчас в любом случае свалили бы на вампиров, кем бы оно ни было совершено, а драться одновременно против стаи и чародеев вампирам не хватало сил. В эту ночь чародею грозила опасность разве что пасть жертвой какой-нибудь одуревшей мелочи, вроде чересчур предприимчивого беса, решившего стравить сильнейших, чтобы самому захватить господство. Этот вариант был совсем уж маловероятен. Выходило, что в эту чудную летнюю ночь чародею, если и предстояло драться, так только с внутренними демонами. Кирилл не собирался ему мешать. Чародею стоило напридумывать себе страхов самостоятельно прежде, чем Гордеев любезно предложил бы ему защиту оборотней. К сожалению, план сработал не слишком гладко. Появившийся вампир, как оборотень и предполагал, был не заинтересован в драке, но и в нахождении Кирилла в непосредственной близости от чародея, также заинтересован не был. Вампир оказался донельзя дотошным. Хоть в собственном искусстве убеждения и финальной победе Кирилл и не сомневался, вампир успел порядком ему надоесть. Однако в конце концов, вампир намекнул Кириллу, что, желай оборотень чародею исключительных благ, он вряд ли бы стал тащиться по его следам, вместо того, чтобы сопровождать лично. — Вы действительно правы. — прошептал Кирилл вампиру. — Я намереваюсь исправить свою ошибку. Избавьте меня и этого юношу от вашей компании, или мне придётся вызвать вас на дуэль. Последнего предложения вампир вряд ли ожидал. Дуэли были запрещены отдельным законом, впрочем, тоже не скреплённым магией, а ещё вызов на дуэль формально показывал, что политическая ситуация, сложившаяся вокруг маленького чародея и Кирилл никак не связаны. Какая политика, когда оборотень желает оградить своего возлюбленного от нежелательного общества? — Уходите. — посоветовал опешившему вампиру Кирилл. — или я дам вам пощёчину, и выбор оружия будет за вами. Верно оценив соотношение сил, и то, что пощёчину от оборотня полутруп может и не пережить, вампир поспешно ретировался. Если кровососу хватит ума, он не станет трезвонить об угрозе дуэлью. Если не хватит — умные поймут изящество игры, но промолчат, романтичные восхитятся красивой историей, а глупые просто разнесут её по всем уголкам Петербурга, сняв со стаи ответственность за любые, даже самые аморальные и противозаконные действия сошедшего с ума от любви оборотня. Вытащить чародея из-под купола оказалось как-то до смешного просто. Ещё проще — не допустить проклятия. Конечно, вред чародею Евгению Кирилл причинять не собирался, но дурацкие формулировки словесных проклятий донельзя бесили своей расплывчатостью. Непонятно, что именно магия могла расценить как «вред», и в чём конкретно состояло проклятие. Чародей вряд ли повесил бы над ним болевое или убивающее — не тот характер, но вот чем-нибудь вроде неспособности приходить вовремя, обеспечить вполне мог. Вблизи чародей оказался старше, чем выглядел в зале. Уж «юношей» Кирилл его точно назвал зря, по крайней мере человек назвал бы их с оборотнем ровесниками. Оставалось надеяться, что Евгений его не услышал, и часть про дуэль, в том числе. Обидой от чародея не пахло, зато пахло югом и морем. В очередной раз вдохнув, Кирилл не обнаружил и страха, хотя внешняя скованность чародея никуда не делась. Он надолго затих после того, как Кирилл сообщил ему о патронате оборотней. Отойти не попытался, но смотрел куда-то мимо, то ли устав держать голову запрокинутой, то ли избегая взгляда оборотня. Кирилл по достоинству оценил неопровержимые доказательства выгоды подобного расклада. С другого берега доносился гитарный перебор. Недомузыкант играл отвратительно медленную версию «Я то, что надо» и отчаянно мазал по струнам. С одной стороны, сложно было найти более московский коллектив, с другой — подобное издевательство над тем же «Секретом» Кириллу было вытерпеть гораздо сложнее. Мост загудел, опускаясь. Евгений обернулся на звук, плохо скрывая облегчение, потом поднял взгляд на Кирилла, и оборотень понял, почему чародей так долго молчал. Теперь же, когда, по мнению чародея, им с оборотнем предстояло расстаться, он решился на вопрос. — Скажите, я… Вам со стороны виднее, — Евгений сцепил руки в замок. — Я сильно всех разозлил? — Откровенно говоря, — Кирилл тоже посмотрел в сторону ползущего вниз моста. — Я думаю, вы совершили ошибку, но никто на вас не зол. — Тогда почему… — Вампиры? — прервал Кирилл и, почувствовав знакомое отвращение, позволил себе улыбку. — Я не эксперт, но, вероятно, так они выражают вам свою симпатию. — Ясно… — полученного ответа Евгению явно было мало, но, видимо, из вежливости, не стал спрашивать ничего больше. — Спасибо вам, и… Хоть мост ещё не опустился до конца, чародей явно развернулся, чтобы направиться к нему. — Простите мою настойчивость. — Кирилл остался на месте, вынуждая чародея остановиться, чтобы его расслышать. — Я не могу сказать больше здесь. И у стен, и у реки есть уши. — Вам… Не за что извиняться. — Евгений повёл плечом. — И в чём настойчивость? Теперь запах относило от оборотня речным ветром, и потому узнать наверняка, какого именно ответа ждёт от него чародей, не представлялось возможным. Искренне ли он не понял приглашения на разговор в более приватной атмосфере, чем посреди улицы, хотел ли услышать подтверждение от Кирилла, собирался ли с мыслями, перечисляя в голове заклинания, чтобы сбежать, едва мост опустится? На съезде, в Совете, во время разговора, чародей обезоруживал своей странной наивностью и неприспособленностью к жизни в магическом мире, но не мог ли он играть всё это время? Разумеется, подделать эмоции было сложно, но ведь этот чародей был оружием, да и купол, которого Кирилл коснулся, был прочнее, чем многие щиты, которые он видел на войне. Выгодна ли была чародею смерть Кирилла? — Я настойчиво предлагаю вам выпить со мной чаю. — решился Кирилл. — Мы доберёмся за пятнадцать минут, если вы не против. Там я обещаю ответить на все ваши вопросы. — А мне говорили не соглашаться на предложение пить чай в Петербурге… — Евгений посмотрел на мост, который, всё же, опустился. На его лицо упал свет фонаря, вернее — солнца с другой стороны земли. — Но, раз настойчиво… — Вам правильно говорили. — Кирилл приблизился к Евгению. — Но только если вам чай предлагает незнакомый человек. — Буду иметь в виду. — чародей щёлкнул пальцами, и фонарь снова моргнул, возвращая на место обычный электрический свет. Мост, наконец, опустился.