Всё даст им война

Обмякший чародей выглядел, как обычный человек. От обожжённой руки пахло поджаренным мясом, и Кирилл ничего с собой поделать не мог — против воли внюхивался жадно. Стыдно ему не было — биология, в конце концов. К тому же, не охотился он слишком давно, чтобы просто игнорировать это. Яр, и вовсе не стесняясь, дышал шумно и дико. Ровно до тех пор, пока не получил подзатыльник от вампира, сопровождаемый коротким «животное». От вампира теперь пахло почти как от человека, разве что животное чутье безошибочно подсказывало, что жрать его нельзя — отравит, да и не дастся… Теперь — не дастся. Кирилл вздохнул, задержал дыхание и поднял Женю на руки, устроил голову чародея у себя на груди. Вампир молча метнулся к двери, придержал ее, чтобы не захлопнулась, и только оказавшись в пространстве коридора, наедине с Кириллом, коротко шепнул: — Поговорить. Чтобы ответить «мне надо отнести его куда-нибудь», пришлось вдохнуть. Запах чародея снова проник в ноздри. Подумать только, ни разу за всю свою жизнь Кирилл не давал людям, которых «выключал», очнуться. Конечно, чародей был не простым человеком, но все же… Александр кивнул, возник в конце небольшого коридора и потянул на себя заскрипевшую дверь. Вампиры двигались быстрее оборотней, но при желании, можно было разглядеть их перемещение. Желания следить за клыкастым у Кирилла не было. Все, чего он хотел — есть и спать. В комнате Александр указал на диван, от которого уже пахло чародеем, его болезненным ожиданием, надеждой и стыдом. Кирилл уложил на него Женю. Подумал и принялся стаскивать с него остатки футболки, вырывая кусочки, которые пристали к грязным ранам. В сознании чародей бы корчился от боли, а сейчас — лежал и не мешал. — Ты отдал меня вампирам. — констатировал Александр, присев на край дивана. — Да. — не стал отпираться оборотень. — Не совсем я, но… — Мудак. — Александр не изменился в лице. — Но я понимаю. — Это все, что ты хотел мне сказать? — Кирилл дёрнул футболку чародея, разрывая ее по шву. — Если я прощен, то можешь идти, только щенка держи подальше от Жени. Яр правильно сказал, чародей нам ещё нужен, надеюсь, это ты тоже… — Не говори со мной, как с недоразвитым, дядя. — в речи вампира скользнула шипящая угроза. — Я в том подвале сидел, когда твоя мать ещё бате не дала, и я тоже нечисть. — Я помню все твои ночные излияния, можешь не пересказывать. — поморщился Кирилл. — К делу. — Я вижу, что ты передумал меня убивать. — Александр придвинулся чуть ближе, задумчиво разглядывая лицо чародея. — И ты хорошо устроился — он прикончит меня на месте, если узнает, что я тебя тронул. — Ты можешь перестать ходить вокруг да около? — вспылил Кирилл. — Какой у тебя план, оборотень? Драться против всей нечисти вчетвером? — Александр, не запнувшись, перешёл на шёпот. — Учитывая, что мелкий бесполезен? Кирилл устало потер лоб рукой. По сути своей, этот план самоубийства был неплохим. Но подобным образом напугать нечисть было просто невозможно. После совместной победы над четырьмя сумасшедшими Совет бы только сплотился, и про полноту власти для оборотней можно было бы забыть. — В Совете грызня. — честно признался оборотень. — Нам не придется драться, по крайней мере, против всей нечисти сразу. Они не станут нападать сообща. — О, да это меняет дело… — губы Александра растянулись в нехорошей злой улыбке. — Да мы же сразу победим… — Если у тебя есть план — озвучь. — Нет у меня никакого плана. — вампир скрестил руки на груди, равнодушно наблюдая, как Кирилл отдирает прилипший к ране кусок ткани. — И мне не нравится та ситуация, в которой мы оказались… — О, и что же тебя не устраивает? — вежливо поинтересовался Кирилл. Александр сарказма не оценил, посмотрел на оборотня, как на идиота, и вздохнул. Потом он потрогал пальцами рану чародея, коснулся одного из лопнувших волдырей и брезгливо убрал руку. — Я видел, как от подобного умирали. — заметил вампир. — Ты знаешь, как лечить людей? — Понятия не имею. — В прошлый раз он смог сам. — Александр повернул голову чародея, отводя в сторону волосы и открывая шею, на которой виднелась новая туго натянутая кожа — Вампир то ли больно хотел сделать, то ли просто по-другому не умел — вцепился так, что едва ему позвонок не вырвал… — Ты спас его? — уточнил Кирилл. — Мы спасали друг друга. — уклончиво ответил вампир. — Он больше не мой должник, а я — не его… Если действительно война, то лично мне надоест считать, кто там кому и сколько раз должен подчиняться до гроба. — Тоже верно… Александр явно хотел добавить что-то ещё, но Кирилл понял и без слов. В конце концов, они оба были нечистью достаточно долго, чтобы не произносить вслух: «я не буду защищать тебя, потому что ты мудак». — Если тебе, вдруг, интересно… — Александр коснулся своей изуродованной шеи. — Он теперь может также. Кирилл с сомнением посмотрел на бессознательного чародея. Все становилось проще. По крайней мере, вампиров можно было опасаться не больше, чем людей… И, все же… Иван Геннадьевич просил уничтожить проклятие прежде, чем его расшифруют. Уничтожить прежде, чем Женя запомнит его, прежде, чем наложит на кого-то ещё, кого чародеи смогут забрать как материал на опыты… Прежде, чем они смогут модифицировать его для уничтожения оборотней. Кирилл ошибся. И теперь у него не было ни малейшей возможности исправить ошибку. Александр слишком хорошо устроился. Теперь он был не только Жениным подопытным, но и боевым товарищем… А это сильно меняло дело. — Что ты будешь делать с щенком? — спросил Кирилл. — То же, что и ты с чародеем. — Александр выдержал театральную паузу и пояснил. — У меня с ним договор. Спасибо тебе лично. Договор был унижением. Особенно межрасовый. Особенно между расами, которые враждовали неприкрыто. Ни одна нежить не согласилась бы подчиняться другой, если, конечно, имела хоть какое-то к себе уважение. Подобный договор был тем, чему стоило предпочесть смерть… Однако Александр, если и испытывал угрызения совести, их не демонстрировал. Тот огромный, растекающийся по всему его существу слой апатии какая-то вина пробить не могла. — Ему надо раны водой промыть. — Яр не стал стучать — вошёл, одной рукой держа пятилитровую бутылку, а второй — листая что-то в телефоне. — Конечно, поздно уже, но всё-таки, чтобы они дальше не лопались… И ткань нужна. Он всеми силами пытался показать уверенность в том, что делает и говорит, однако, стоило ему взглянуть на раны, эта уверенность значительно уменьшилась. — Пишут, что влажную повязку надо. — щенок показал им открытую страницу какого-то сайта, где они, видимо, должны были разглядеть, что надо делать при ожоге. На самом деле, Яр вряд ли заботился о чародее больше, чем о самом себе. Ему нужен был повод попасть в комнату, и он его нашёл. Оборотень был почти уверен, что Александр, как и сам Кирилл, прекрасно понимал, что Яр подслушает. Они оба говорили, не скрываясь. Наверное, вся эта игра в таинственность и прятки от Яра, была затеяна только ради того, чтобы он не лез в диалог и не перебивал лишний раз. Единственным, что Александр сказал шёпотом, было: «учитывая, что щенок бесполезен». Не хотел ранить чувств своего хозяина? Боялся ли, что мальчишка может сбежать? — В любом случае, надо вызывать скорую. — Яр медлил, боясь прикоснуться к ране. — Боюсь, врача не пустит дом. — Александр отобрал у Яра воду, плеснул на подвернувшийся обрывок ткани, и вручил его Кириллу, как будто он был тут самым главным экспертом по промыванию ран. — А без защиты чародея нам мгновенный пиздец. Кирилл кивнул. Он понимал, что после произошедшего в Совете не мог уйти оттуда без «хвоста». Разумеется, теперь вся Северная Столица была в курсе, что Кирилл Гордеев живёт в заброшенном доме 22 по улице Сакко-Ванцетти. Слежка была самым правильным решением в данной ситуации. Слежка и разработка плана атаки. По крайней мере, сам Кирилл именно так бы и поступил… Мокрую ткань Кирилл устроил на груди у Жени, стараясь укрыть как можно большую площадь раны. Наощупь кожа в месте ожога была чуть горячее, сукровица мерзко липла к рукам. Теперь, когда добрые и наивные глаза чародея были закрыты, он производил совсем другое впечатление. Волосы — грязные и спутанные, обожжённые по краям, больше не казались лёгким золотым облаком, для человека он выглядел довольно крепким. Страшная рана его, естественно не украшала, но сам факт того, что чародей оставался жив с подобным ожогом, вызывал уважение к нему. Конечно, если не вспоминать о природе раны… Кирилл помнил. Помнил полный жалости к себе протест. Слёзы, которые чародей, кажется, даже не заметил. Мелочную эгоистичную обиду. Много ещё эмоций, на которые он не имел права. Вместо того, что сказал Кирилл, подобрав правильные слова, успокоив, как сумел… Хотелось просто ударить Женю, не сдерживая силы. Сломать ему челюсть, чтобы заткнулся и перестал говорить, если не навсегда, то уж хотя бы надолго… Чародей своей слабостью просто выводил оборотня — побегом, попыткой суицида, потаканием эмоциям… Кирилл должен был заботиться о нем, но это с каждым поступком чародея становилось всё сложнее выносить. К тому же, Кирилл завидовал. По крайней мере — тому, что сейчас трое хищников, в чьих общих бедах виноват был лично Женя, сидели и пытались сообразить, как не дать ему сдохнуть… В отношении себя оборотень даже вообразить подобной ситуации не мог. Он знал, что за любую слабость, за любую ошибку будут последствия, и старался быть сильнее, чем любой живущий. Чародей же будто бы состоял из одних слабостей, и, наверное, дня бы ни прожил, не вызывай он в каждом встречном желание защищать. — Поспи. — Александр кивнул на Женю. — Он никуда не сбежит. Разбужу, если нас придут убивать. Он встал, всем своим видом выражая, что не потерпит возражений, если таковые возникнут, и Кирилл впервые почувствовал благодарность к этому существу, не нуждающемуся во сне. Яра вампир утащил за собой, за что Кирилл был ему особенно признателен. Сон пришёл далеко не сразу, несмотря на то, что уставшее тело буквально молило о заслуженном отдыхе. Последние несколько дней он спал урывками, нормально поел всего раз, а вяленую человечину «на чёрный день» пришлось отдать Яру. И, судя по тому, с какой лёгкостью молодой оборотень поднимал тяжести, как быстро передвигался по дому и, подумать только — уже облизывался на чародея… Наверняка, там оставалось немного. Оборотень устроился рядом с чародеем, стараясь занять как можно меньше места. В том, что собака, мечтающая об охоте, на этот раз точно захватит его сновидения, Кирилл почти не сомневался, как и в том, что сопровождаться это будет бегом во сне. В его силах было минимизировать неудобства, причиняемые чародею, но о том, чтобы спать на полу, оборотень даже не думал. Он промчался через половину Северной Столицы, не давая себе ни единой секунды передышки. За звоном трамваев, автомобильными гудками и криками людей ему всё слышался свист невидимых крыльев клыкастых тварей. Не было сомнений — его преследовали, и знали теперь, где именно зализывает раны маленький чародей… Почему-то в том, что Женя каким-то чудом выживет в столкновении с вампирами, Кирилл не сомневался с того самого момента, как электричество пронзило тело оборотня. Любой другой, отправившийся драться с шестью боевыми вампирами, был бы обречен, но… За чародея не было страшно. Ни капли. Потому что он обязан был выжить. Хотя бы потому что Кирилл, которого едва ли не качать хотели за героический поступок — «попытку остановить сошедшего с ума чародея», вместо того, чтобы позволить себе стать героем и возглавить охоту на Женю… Оборотень не хотел вспоминать о том, чего наговорил, и кому именно… Он тогда вдруг представил, что чувствовал бы Кирилл-человек, не понимай он большой схемы вещей, люби он маленького чародея по-настоящему… Жестокость, воспитанная сотнями охот, столько лет сковывавшая его сердце, вдруг показалась чуждой, навесной. И он будто бы действительно забыл, каково это — понимать убийство себеподобного, вдруг понял, отчего больно — когда убивают друга, вдруг понял, что для сохранения этого «друга» можно было забыть о собственной безопасности и нарушить все мыслимые и немыслимые устои… Само слово «понимание» вдруг стало ему ненавистно… И когда алая пелена спала с глаз, когда он осознал, что именно кричал самым главным чинам Совета в лицо, и как глупо выглядел, даже в глазах Ивана Геннадьевича, спровоцировавшего его на это, Кирилл мгновенно заткнулся и бросился вон, понимая, что массивные двери Совета больше никогда-никогда-никогда не пропустят его в душный огромный зал, где решались судьбы страны. *** Кирилл понял, что всё-таки задремал, когда проснулся от того, что Женя пошевелился и застонал. Чародей очнулся. Кирилл понял это по запаху осознания боли, заполнившему ноздри, стоило оборотню вскочить на лапы и наклониться над Женей. Чародей неосознанно потянулся к ране, стремясь ощупать её края, но Кирилл протестующе упёрся ему в руку холодным мокрым носом. Чародей засмеялся, но тут же перестал — должно быть, ему больно было даже дышать. Он коснулся морды Кирилла, и только потом открыл глаза. Вряд ли он смог разглядеть хоть что-то кроме силуэта огромного пса, сидящего рядом с ним на разложенном диване. Кирилл перетёк в человеческую форму. Так было удобнее разговаривать. — Ты обжёг себе левую руку и половину груди. — сообщил оборотень ровным тоном. — Мы не знаем, как это вылечить быстро. — Я знаю. — Женя попытался сесть, но тут же рухнул обратно. — Сейчас… — Скажи, что будешь делать. — оборотень заметил свечение магии на кончиках его пальцев. — Выращу новую кожу. Я уже это делал… — невидящий в темноте взгляд чародея метнулся к окну. — Вчера. — Это не опасно? — уточнил Кирилл. По лицу чародея скользнула гордая ухмылка. Он дёрнул пальцами, что-то буркнул себе под нос — Кирилл в заклинания предпочитал не вслушиваться, и вся комната вспыхнула бледно-зелёным фосфорическим светом. Ярче всего засиял древний продавленный диван под ними. Мгновение спустя весь этот свет устремился к чародею, и Кирилл, судя по движению воздуха, понял, что свет материален. Это была пыль. Пыль, которая, судя по чьим-то там исследованиям, состоявшая из частичек человеческой кожи почти наполовину. Действие заклинания выглядело неприятно — вся эта светящаяся пыль будто бы налипала на рану слоями, вмешиваясь в выступившую кровь, однако чародей, кажется, отвращения не испытывал. Он не смотрел толком, лишь изредка касался, будто бы проверяя, насколько плотным получался слой нарощенной кожи. Там, где слой выходил недостаточным, от нажатия проступала кровь. Спустя несколько минут чародей удовлетворился проделанной работой, и комната погасла. Сев, он попытался вытянуть левую руку перед собой, но не смог даже толком приподнять её — свежая кожа натянулась и едва не треснула. Ему больше не было больно, хотя, наверное, кружилась голова — от тела чародея шёл жар, хотя, возможно, он был лишь остаточным явлением. Здоровой рукой Женя снова потянулся к тому месту, где была рана, потёр новую кожу, которая казалась влажной. В эмоциях чародея явно читалось неудобство, которое он испытывал перед тем, как о чём-то Кирилла попросить. Теперь, когда больше ничего не подсвечивало комнату, чародей не мог видеть лица оборотня, но Кирилл всё равно постарался придать своему лицу наиболее сочувствующее и понимающее выражение, на которое был способен. — Такие заклинания — штука тонкая. — пояснил Женя, пристально рассматривая свои руки. — Я, кажется, перетянул кожу на плече, это… Это не даст мне шевелить рукой, я не смогу совершать заклинания с замахом. — Ты можешь это переделать? — уточнил Кирилл. — Снять кожу, и снова приставить её на место? Могу. — приглядевшись, Кирилл заметил, что у чародея чуть подрагивают пальцы. Почти незаметно, но раньше оборотень подобного за ним не замечал. — Но, боюсь, результат будет тот же. — Тогда скажи, что тебе нужно от меня. — не выдержал Кирилл. — Не теряй время. Чародей нашёл в темноте руку Кирилла и положил себе на плечо: — Постарайся растянуть кожу. Неважно, как именно. Я бы сам, но у меня будут заняты руки. Кирилл кивнул, и Женя, наверное, почувствовал это по движению воздуха, потому что видеть ничего точно не мог. Кожа чародея действительно оказалась влажной. По ощущениям, она напоминала новую резину — была слишком плотной, непохожей на обычную человеческую, и очень чувствительной. Чародею было неприятно, но он стоически терпел прикосновения, лишь плотнее сжимая зубы. Руки у него действительно были заняты — от них шло мягкое тепло, которое распространялось по телу, и будто бы чуть расплавляло кожу именно там, где оборотень пытался её растянуть. Массаж был Кириллу более знаком, чем лечение ран. Раны затягивались на оборотнях сами, а вот спина вполне могла заболеть после неудачного прыжка, и против такой боли регенерация совершенно не помогала. Оттого их всех заставляли тренироваться, одновременно пугая историями об оборотнях, у которых из-за защемления нерва не выходило охотиться, и они умирали от голода. Стая не терпела слабых и немощных. Отец научил Кирилла помогать в этом случае, но, к сожалению, в тот момент, когда отцу всё-таки понадобилась помощь сына, Кирилл был далеко — он подавлял восстание. Постепенно от совместных усилий кожа стала более эластичной. Женя стал раз в несколько минут прерывать заклинание и проверять, насколько свободнее стало движение руки. Прогресс был налицо, и Женя каждый раз после этого улыбался напряжённой сосредоточенной улыбкой, обдавая оборотня запахом смущённой благодарности. Кирилл понял, что произойдет, наверное, гораздо раньше, чем понял это сам маленький чародей. Было очевидно. Они оба сидели на одном диване, Женя терпел прикосновения Кирилла — необходимые, но причинявшие ему боль… Чародей так очевидно отводил взгляд, так подставлялся под пальцы, и так сильно пах нерешительностью, спокойствием и едва прикрытой нежностью, что оборотень ничуть не удивился, когда Женя повернул к нему голову и, не глядя в глаза, коснулся губ — сухо, мягко, не обязывающе. Кирилл ответил. Продавленный диван жалобно скрипнул, когда оборотень подался вперёд, соскальзывая рукой с груди Жени на талию, обнимая и притягивая к себе. Глупый-глупый запутавшийся чародей… Оказывается, он был смелее, чем показался вначале. Решительнее. Кирилл ждал этого, делал все, чтобы… Это произошло. Но не ждал так скоро. Впрочем, наверное, попытка самоубийства многое меняла в сознании людей. Кирилл знал, что так и будет, и он готов был на это с самого начала. За все, что творили с Женей, он имел право потребовать себе что угодно на прощальный пир. Он требовал Кирилла. Он имел на это право. И все же, как сложно было ощущать себя трофеем. Добычей. Ему не было мерзко от самого процесса: зарыться в мягкие спутанные волосы чародея рукой, позволить крепко вцепиться себе в плечи и даже коснуться основание шеи, пройтись по позвоночнику, смять уже безнадежно-испорченную грязную рубашку. Женя не вызывал отвращения. Он был нежным и отзывчивым. Может быть, Кирилл полюбил бы его, если бы… Не чувствовал себя таким беспомощным, связанным по рукам и ногам долгом перед Стаей и справедливостью. Может быть, где-то в другой вселенной, он бы от счастья умер на месте, узнай он о том, что его любит такое существо… Или не умер — прожил бы всю свою неизмеримо короткую, по сравнению с веком чародеев жизнь, под боком у Жени. Они бы всю жизнь трахались лицом к лицу, жили бы где-то далеко на севере, в горах Хибинах, подальше от Северной Столицы с ее интригами и подковерной борьбой, Кирилл бы любил его до самой своей смерти. Сдох бы с улыбкой, положив поседевшую собачью морду на колени все такому же юному чародею… Они были в этой вселенной. И поцелуй был процессом физическим. Наполненным горечью, фарсом и ощущением неправильности от того, что целовались они только потому что были обречены. Они уродовали сам смысл любви, только Кирилл — сознательно. Сердце у чародея стучало по-птичьи заполошно. Он верил. Сквозь страх и отчаяние — верил, цеплялся за якорь, брошенный ему оборотнем. И, самое отвратительное — он бессознательно просил о самом сложном. Ему не нужен был секс. Сейчас, в последние спокойные часы перед войной, которая уже заранее казалась уродливой, отвратительной и совершенно не героической, Женя просил Кирилла о нежности. Он ластился. Он боялся причинить оборотню неудобства — за плечи держался осторожно, все норовил обнять, языком в рот не лез… Но и инициативу перехватить не давал — перевести все в горизонтальную плоскость, на понятный Кириллу уровень. Это не было похоже на то, к чему готовил себя оборотень. С чем смирился. Чародею хотелось дать пощечину и крикнуть в лицо: «ты не успеешь». Чародея должны были убить. Скоро. Такой любви, о какой просил Женя, в какой нуждался, какой заслуживал, действительно нужны были века, а не часы, которыми они располагали. Женя выпустил его довольно скоро. Вряд ли это длилось дольше минуты. Чародей отстранился, глядя куда-то в стену, потом зачем-то закрыл себе лицо руками. Наверное, думал, спрятать свой счастливый смех от оборотня, забыв, что тот слышит и чувствует куда больше остальных. Чародей успокоился или, по крайней мере, отошёл от того состояния, в котором готов был сжечь себя на месте от того, что про него, видите ли, забыли. То, что чувствовал в этот момент Кирилл, было не важным. Вчерашняя клятва — пойти до конца, «помочь»… Вот что было важным. Если то, что произошло только что, могло сделать из него лидера — того, кого по-настоящему испугается Северная Столица… Что ж, цена невысока. Захотелось вытереть губы, а лучше — умыться, но он не стал. Во-первых, не было воды, а во-вторых — слишком заметно. Ударит по нестабильному чародею. Нельзя. — На нас скоро нападут. — сообщил Кирилл, вставая и подходя к окну, которое медленно начинало светлеть. Острая неуместность этой реплики казалась очевидной, но оборотень всё-таки продолжил. — Внутрь им не забраться. По крайней мере это выйдет не сразу. — в голосе Жени скользнуло непривычное самодовольство. — Мы не сможем здесь просто сидеть и ждать. — возмутился Кирилл. — По крайней мере, мне и Ярославу нужна будет охота. Про вампира я не особо в курсе, но, кажется, в конце концов, ему тоже понадобится еда, а из еды тут только ты. — В таком случае, выбора нет. — пожал плечами чародей. — Я буду открывать вам порталы. Воспоминание о том, как Женя отказывался открыть портал, чтобы забрать из дома резинку, всё ещё было свежо, и Кирилла поразило то, с какой непринуждённостью он предлагал теперь открывать порталы для похищения людей. Это ведь означало и немалый риск обнаружения, и возможность попасть внутрь дома для случайно оказавшейся поблизости нечисти, да и, в конце концов, необходимость потворствовать похищению людей хотя бы раз в неделю, если не чаще… Кирилл посмотрел на Женю и догадался. Он не оценивал возможности. Ему было всё равно. — Жень, сосредоточься, пожалуйста. — попросил оборотень, присаживаясь на корточки возле дивана. — У тебя руки трясутся. Какие порталы? — Ничего не трясутся. — чародей повёл рукой в воздухе, будто вспоминая что-то. — Это временное. Да и порталам это не помешает, как и боевым заклинаниям… в теории. Там всё — с замахом, а не какие-то тонкие пасы… — Порталы — это опасно. — надавил оборотень, прерывая его. — А если через портал к нам сунется какая-то нечисть прямо в дом? — Тогда я… — Женя запустил пальцы в волосы. — Ты, скорее всего, просто ничего не успеешь сделать. — подытожил Кирилл. — Слишком медленный. — Значит, ты или Саша… Кириллу было сложно выдумывать аргументы, потому что, в общем-то, чародей был прав. Высидеть осаду, воруя из-под носа у ополчившихся сторон еду и людей, было, в целом, даже почти реально, особенно если бы порталы открывались куда-то в не слишком заметные места, и подальше, например, в другие города. Сам Женя до этого то ли не додумался, то ли пока молчал. План был хорош… За исключением, разве что, перспективы повторить судьбу вампира — семьдесят лет просидеть в заколдованном доме в компании, которая отвечала далеко не всем требованиям Кирилла… К тому же, оборотень был очень даже смертен, в отличие от все того же вампира, и на такое отведённые ему годы тратить не собирался. — Бред. — авторитетно сообщил Кирилл. — Они друг друга перегрызут. — вдруг сообщил Женя. — Ты же сам говорил: оборотни, в первую очередь, против чародеев и вампиров, и так далее… — Они не перегрызут. Они договорятся. — буркнул оборотень. — Если не будет стимула, они просто договорятся и прибьют нас. — А пока они не договорились? — предположил чародей, ложась на диван боком и пытаясь заглянуть в глаза Кириллу. — Что, если они передерутся у наших дверей? Кирилл положил голову на скрещенные руки и прикрыл глаза. Он знал, что Женя за ним наблюдает. Чувствовал. Ждал верного ответа. Однако дать его Кирилл не мог, да и не хотел. Почему-то сдохнуть хотелось не лидером операции, а максимум — подельником, а лучше — исполнителем… — Они не передерутся, Жень. — вздохнул оборотень. — Ты меня, конечно, извини, но сейчас ты скорее городской сумасшедший, чем тот, за чью голову станут драться. — Ну спасибо… — чародей задумался. — А если мы станем теми, за чью голову станут драться? — Кто-то сначала победит остальных, а потом — нас. Наверное, именно так и появлялись легенды о пророках. Предатели выдавали планы героям, притворяясь то сумасшедшими, то божественными вестниками, а герои всё равно шли напролом… И иногда, очень редко, всё заканчивалось не так, как сообщали провидцы. *** Всех, кто спал, разбудило начавшееся около десяти утра громкое неритмичное щёлканье. Оно разносилось по всему дому и проникало, кажется, в каждый угол. — На нас пришли нападать. — гаркнул вампир в самое ухо Кириллу, и тут же, увернувшись от оплеухи, оказался возле окна, выглядывая на улицу сквозь стекло. Сперва Кириллу показалось, что он стоит, закинув руки за голову и искренне наслаждаясь происходящим, но это было не совсем так. Вампир затыкал себе уши, и всё равно при каждом щелчке страдальчески вздрагивал. Дверь скрипнула, пропуская младшего оборотня, на голове которого красовались наушники. Кирилл поднялся и присоединился к вампиру. На расстоянии полуметра от дома стоял человек в офисной одежде и пытался закурить. Он держал во рту сигарету, а руки сложил, будто бы прикрывая огонёк зажигалки от ветра. Больше рядом с домом не было никого. — Всего один расшифровщик… — Женя вытащил из тканевого гнезда, в котором спал, какую-то кофту, и накинул её на себя. — Это можно как-то прекратить? — чуть громче, чем нужно, поинтересовался Александр. — Можно. Только отойдите. Александр тут же исчез за дверью, Кирилл отошёл к стене, Яр немного замялся, но в конечном счёте присоединился к старшему оборотню. Женя залез на подоконник, аккуратно открыл форточку и, набрав в лёгкие воздух, то ли рыкнул, то ли рявкнул: — Тихо, блять! По комнате пронёсся запах злобы такой силы, на какую способны были, пожалуй, только совсем уж отчаявшиеся учителя младших классов. Щелчки прекратились. Эхо крика, пронёсшееся по пустому дому, ещё не успело затихнуть, когда послышался удар об пол и вслед за ним — скулёж. На полу вместо Ярослава валялся брюхом кверху чёрно-рыжий борзый щенок, донельзя испуганный. Невербально просил пощады. На вид, щенку было не больше полугода. Кирилл опустился на колени рядом с ним и на пробу провёл по свалявшейся шерсти. — Не обращайся пока. — потребовал оборотень. Даже дворовые собаки подчас выглядели лучше этого щенка, но порода всё равно угадывалась без труда — русская борзая. Собака, которую не стоило держать в городе, лишать охоты и, уж конечно, нельзя было забывать за ней ухаживать… Будь у Кирилла возможность, он тут же утащил бы щенка к ветеринару и, желательно, на грумминг… Черно-рыжая шерсть, свалявшаяся колтунами, просто бесила. Кирилл вытянул одну из лап щенка, и убедился, что в собачьем облике тот был слаб, как новорождённый котёнок. Носиться, как Валерию, ему уже точно было не суждено — упустил момент, когда надо было тренироваться. — Ну всё, это любовь… — Александр, всё-таки рискнувший вернуться в комнату, застыл, прислонившись к косяку с нечитаемым выражением лица. — Я не знаток вашей собачьей психологии, но Женя, получается, теперь его… вожак? — Не получается. — Кирилл перевернул щенка и поставил на четыре лапы, с улыбкой наблюдая, как тот пытается распределить вес от чересчур длинной спины. — Вожак у него будет в стае. — Ага, конечно… — вампир уселся по-турецки прямо на пол. — А ещё невеста-чихуахуа и лучший друг — золотистый ретривер… — И слуга-вампир. — вставил пять копеек старший оборотень. Александр фыркнул, скрестив руки на груди. Ну конечно, скованный договором надеялся, что прокурорский сынок не вытрясет из договора всей возможной выгоды. Что отпустит вечного нестареющего слугу… Если сынок пошёл в папашу, то вампир рисковал оказаться не просто в услужении, а в самом настоящем рабстве, да ещё и перейти вместе с наследством к детям щенка от невесты-чихуахуа. — Если серьёзно… Вы выглядите немного странно. — подал голос чародей. Кирилл ухмыльнулся и почесал Яра за ухом. Тот не возражал совершенно. Осторожная несмелая ревность чародея не могла ускользнуть от оборотня. И, судя по взгляду, ещё и от вампира, который, разумеется, ночью не спал, и всё прекрасно слышал. — Почему он не станет снова человеком? — поинтересовался вампир. — Потому что собака в нём сидела взаперти лет десять, если не больше. — злость на родителей Ярослава, которая, будто, отступила в тень под гнётом других обстоятельств, снова вернулась и ударила тем сильнее, что Кирилл теперь мог полюбоваться, до чего себя довёл оборотень. — Естественно, теперь ей хочется на свободу. Вы с ней в этом похожи. — Не совсем. То ли обида, то ли зависть — эмоции скользнули так быстро, что Кирилл не успел даже понять, что именно тот почувствовал. Аура отчаяния и ненависти к самому себе снова сомкнулась над вампиром. Хотя, кажется, поводов для подобных страданий не было. Уже не было. Вампиру просто надо было уже взять себя в руки, иначе он рисковал повторить судьбу своей рыжей пассии, сиганувшей в Неву. Кирилл на момент того рассказа уже почти спал. Клыкастый, видимо, специально, убаюкивал его, но оборотень держался стойко. Они оба прекрасно понимали, что стоит одному из них потерять бдительность, как второй его тут же прикончит. Понимали, как и большую схему вещей, как и то, что в шахматы они оба играют откровенно хреново, как и то, что мир сворачивает с привычной колеи… В чудом сохранившемся вампире тогда не выходило ни разглядеть ничего, кроме депрессии и жалости к себе. В его тщедушное тело тогда ничего, кроме этих двух чувств, поместиться не могло. Теперь же всё было иначе. По крайней мере должно было быть. Он ведь наконец-то вернулся в своё тело, он дрался спиной к спине с чародеем, он убивал вампиров… Должно же было это, в конце концов, хоть как-то его обрадовать? Однако выцветшие почти до прозрачности глаза на юном, почти мальчишеском лице, отражали всё то же. Суккубы доставляли удовольствие, взамен забирая только то, что им готовы были отдать… И, если Александр за возможность потрахаться готов был, не зная об этом, отдать свою волю к жизни и радость от существования, то, пожалуй, теперь он заслуживал того, что ощущал. Яр протестующе заворчал, когда Кирилл повернул его голову, чтобы осмотреть клыки. Попытался цапнуть, но Кирилл быстро отдернул руку, а потом всё равно разжал ему челюсти. Зубы были в порядке, а нёбо — чёрным, как у любой злой собаки, которую стоило бы пристрелить. Как у настоящего оборотня. Пёс, который жил всё это время в пацане, был злым — мечтающим питаться подобающей ему человечиной. Вся природа молодого оборотня была заточена на это… — Пойдём — это, похоже, надолго… — Александр потянул Женю за руку. — Кирилл ему ещё под хвостом не нюхал — наверное нас стесняется. Женя заколебался, но вампир почти вытолкал его из комнаты, и тут же захлопнул дверь за собой. Яр с подозрением посмотрел на старшего оборотня. Тот покачал головой. Кирилл понятия не имел, с какой стати, по мнению вампира, ему надо было нюхать у Яра под хвостом. Не слишком юный натуралист вообще во многом ошибался, разбрасываясь фактами о животных. Вожаками уже давно признавали не тех, кто способен рыкнуть на состайников так, что сработают низменные инстинкты, иначе Стая бы не выжила. У власти стояли те, кто не допускал ошибок. Кто готов был на всё ради блага оборотней. Кто доказывал это год за годом… Слишком недолговечные в сравнении с вампирами и чародеями, наделённые невероятной силой, незаметные… Оборотни отвоёвывали себе место под редким питерским солнцем годами, начиная со снятия блокады. Кирилла тогда ещё не было, но отец многое рассказывал. Гордеев-старший был одним из тех, кто привёл к процветанию Стаю, а затем и весь Петербург, он был честным и смелым, не нарушал законов, вёл переговоры с восстававшими то тут, то там, на всей территории Союза… И даже этого оказалось недостаточно, чтобы Стая признала его вожаком. Вот какие требования были у Стаи. Яр, по просьбе Кирилла, неловко подпрыгнул, и тут же болезненно заскулил — позвоночник был ни к чёрту. К тому же, после прыжка он потерял баланс и неловко завалился на колени к Кириллу всей своей массой, одинаковой с человеческой, но сконцентрированной в тщедушном тельце щенка. — Тебе нужны тренировки. — вынес вердикт старший оборотень, решив не сталкивать щенка. — И вообще побольше бывать собакой. Привыкай. — Зачем? — Яр перетёк в человеческую форму. Даже превращение — естественное и безопасное для всех оборотней, причиняло ему боль из-за неправильно сформировавшихся костей. — Слезь, пожалуйста, ты не пушинка. — вместо ответа попросил Кирилл. — Зачем? — повторил свой вопрос он, скатываясь на пол. В синих глазах молодого оборотня скользнула та же неизмеримая апатия, что и у вампира. Смешанная со страхом и отчаянием, задавленная каким-то внутренним мотором, толкающим вперёд, и ощущением хоть такой, но свободы… А ведь пацан тоже подвергся нападению суккуба. Вряд ли ненасытная тварь щадила мелкого, обработав вампира. Вот только в пацане после той злополучной ночи осталась только тревожность — апатию и печаль он спрятал где-то глубоко-глубоко — там, где мог её почти не чувствовать. Так и надо было. Так и поступали те оборотни, на которых нападали демоны. Так, в своё время, поступил сам Кирилл. И так стоило бы ему поступить сейчас вместо того, чтобы жалеть себя и забывать о своей цели. — Затем, чтобы, когда за наши головы будут драться, твоя бы не полетела первой. — Кирилл сцепил руки в замок и посмотрел на вставшего Яра. — Ты ведь сам понимаешь, что она всё равно полетит? — уточнил он. — Я уже устал повторять, что мне двадцать шесть, а не шесть. Всё, что я могу — это, в лучшем случае, не мешаться у вас под ногами в драке, и не мешать вам с Женей перестраивать вселенную… Я бесполезный в драке, но могу… — Я могу научить тебя убегать и кусаться. Но ты, кажется, хочешь, чтобы тебя ещё и пожалел? — Кирилл почувствовал, как появившаяся на загривке шерсть встаёт дыбом. — Так вот, я тебе скажу, что ты действительно самый слабый и бесполезный здесь. Твой пёс в таком состоянии, что ты даже убежать нормально не сможешь, если всё начнётся. Мы все тут так или иначе собираемся сдохнуть, но у тебя шансы почить в ближайшее время неизмеримо… — …ты в это не веришь. — вдруг тихо произнёс Ярослав, который, кажется, собирался сказать что-то другое. — В то, что мы все умрём. Он тоже был оборотнем. Он лучше всех здесь, после самого Кирилла, чувствовал эмоции. Он был прав.