Жажда делать зло

Во время совещания Олег вошёл в комнату бесшумно, как мог, но его появление не осталось незамеченным. Присутствующие поёжились. Разумовский осёкся, но через секунду продолжил свою речь о новых функциях приложения «Вместе». Марго давно это подметила в Олеге: «Когда ты приходишь, ощущение, будто вместе с собой в комнату вошёл целый полк». Он многим казался огромным, и дело было не только в росте и широких плечах. Олег заполнял собой пространство, и в его присутствии становилось ощутимо сложнее дышать, он душил горьким запахом сигаретного дыма, которым пропахли его пиджаки («Я брошу курить в ту же секунду, когда ты перестанешь сутулиться перед компом»). Виднеющаяся под пиджаком кобура прекрасно дополняла образ. Если бы Серёжа захотел найти себе другого телохранителя, помощника и партнёра, то не смог бы найти лучше, чем этот, которого он сам себе вылепил. Серёжа обожал Олега, соавтора своих злодеяний, начальника службы безопасности, командира их маленькой, но эффективной боевой группировки. Раньше небольшая армия Чумного Доктора была в подчинении у Игрока, теперь же Олег занимался бойцами сам. А ещё Серёжа обожал то, как Олег внушает людям страх. С подчинёнными Олег строгий, а с жертвами безжалостный и неумолимый. Радуйся, когда такой человек, как Волков, на твоей стороне, а не против тебя. — Пришёл полюбоваться на меня или что-то случилось? — спросил Серёжа, когда совещание закончилось и они остались вдвоём. — И то, и другое. — Олег протянул Серёже свой телефон. — Посмотри. Он наверняка к тебе скоро наведается. Серёжа посмотрел на фотографию на экране. Мужчина в полицейской форме, относительно молодой, жилистый. Вот другая фотография: в гражданском, в кепочке, небритый. — Так. — Серёжа нахмурился. — «Гром Игорь Константинович, майор бла-бла…» Копает под меня? — Да. Изначально он занимался делом Гречкина, но ничего не нашёл, потом его отстранили от дела, потом опять разрешили вернуться к поискам Доктора. Похоже, он подозревает тебя. Более того, мы с ним знакомы через одно рукопожатие. Через Марго. Гром был тем самым участковым, который помог ей избавиться от мужа. Мир тесен. — Марго, это правда? — спросил Серёжа в шутку, и беловолосая помощница всплыла на большом экране на стене. — Я искусственный интеллект, — вежливо напомнила Марго. — В мою память не были загружены данные о человеке по имени Гром Игорь Константинович. Вы хотите загрузить данные? Серёжа мотнул головой, и Марго удалилась. — Как думаешь, мы где-то просчитались? Оставили улики? — Возможно. Но я думаю, дело не в этом. Все знают, что Чумной Доктор пользуется именно твоей соцсетью, чтобы хвастаться о своих преступлениях. Видимо, твои отговорки насчёт того, что ЧД невозможно вычислить, не всех убедили. Настроение Серёжи резко испортилось. До сих пор им удавалось избегать излишнего внимания полиции. Да, он открыто выражал сочувствие Чумному Доктору, но это позволяли себе многие медийные личности до того момента, когда симпатию к Гражданину приравняли к экстремизму и начали арестовывать людей. Теперь же какой-то пронырливой ищейке приспичило заняться Разумовским. Очередная головная боль. Серёжа едва успел отойти от проблем с кейсом генерал-полковника… Убийство генерал-полковника Вознесенского привело к скандалу международного масштаба. Власти обвинили в убийстве западные спецслужбы: якобы они жестоко расправились с высокопоставленным военным, чтобы нанести урон армии и спровоцировать беспорядки в стране. Впрочем, насчёт беспорядков забеспокоились не зря: после убийства Вознесенского в нескольких военных частях страны произошли бунты рядовых против командиров. Пропагандисты путались в показаниях: Чумной Доктор у них становился то засланным из Америки агентом, то марионеткой европейских политиков, то юным наивным революционером, которого использует коллективный Запад, то вовсе несуществующим, выдуманным персонажем, под личиной которого скрывается целая террористическая группировка, опять же, засланная с Запада с целью раскачать лодку, разжечь смуту, запугать элиты и простых граждан, окунуть страну в кровавый протест, революцию, хаос и апокалипсис. Кем бы ни был Доктор — прислугой госдепа, идейным революционером или выдумкой — его на всякий случай объявили иностранным агентом, экстремистом и террористом, последовательно. Разумовскому, то есть Чумному Доктору, пришлось много сил потратить на отмывание репутации и напоминание людям о том, что его деяния — на благо народу и никак иначе. Доктор дискредитировал самого себя убийством Вознесенского. Но Серёжа всё равно ни о чём не жалел. Люди поняли его верно, убийство отозвалось в солдатских сердцах, количество фанатов Чумного Доктора росло. Молчание прервала Марго, снова высветившись на экране. — Сергей, к вам пришли из полиции. Пришедший представился как майор Гром Игорь Константинович. — Пусть заходит. Направь его в мой кабинет. — Серёжа встал, они с Олегом направились к двери. — Придётся отложить новый кейс, пока не станет ясно, что знает майор, — сказал Олег. — И так уже месяц откладываем. — Серёжа вздохнул. — Но да, придётся. — Он улыбнулся. — Потерпишь? Олег ответно оскалился: — Потерплю. В крайнем случае найду на улице животину и сверну ей голову. Они подшучивали друг над другом, хотя на самом деле обоим уже не терпелось приступить к новой жертве. В последнее время им редко удавалось проводить красочные убийства. Иногда даже приходилось действовать чужими руками. Попытка нападения на министра провалилась, после неё долго пришлось отсиживаться в тени. Олег ждал. Иногда ждать становилось слишком тяжело, и он действовал самостоятельно, но об этом Серёже не обязательно было знать. С годами совесть стала просыпаться всё реже. В какой-то момент Олег просто понял, что ему никого не жаль. Есть его близкие — Серёжа и Марго, остальные — расходный материал. В какой-то момент он понял: ему можно всё. Он делал всё правильно, он был «добром с кулаками», а значит, имел право позволять себе что-то лишнее. Изредка приходили кошмары. Ни живые, ни мёртвые ему больше не снились, снились только могилы. Но с этим можно было мириться. С Серым было… терпимо. Они договорились, что у них свободные отношения. На деле это означало свободу для Серёжи, потому что Олегу она не была нужна. Всю свою энергию он перенаправлял в работу. Что касалось Серёжи, он спал с другими мужчинами, никого из них не любя. Серёжа сам не понимал, почему весь белый свет для него сошёлся на Олеге. Может, как раз из-за того, что Олег был недоступным и холодным, так сильно хотелось именно его. Серёжа хотел видеть его своим мужем, спутником жизни не только в делах и убийствах, а вообще во всём. Сожрать и обладать. Но Олег не поддавался и лишь изредка посещал спальню Серёжи. У Серёжи был хороший выбор из мужчин самых разных мастей. А он всё равно никого из них не хотел так сильно, как своего ненаглядного поломанного адреналинщика. Чужие тела, то есть туши, предназначенные на убой, интересовали Олега больше, чем тело Серёжи, что оскорбляло и расстраивало последнего, но тем ценнее были те моменты, когда Олег всё-таки одаривал его своим вниманием. Олег никогда не был снизу, только сверху. Серёже было всё равно, лишь бы быть с ним, чувствовать его рядом, в себе, на себе. Что ж, по крайней мере, Серёжа мог не опасаться насчёт того, что Олег уйдёт от него к другому. Олегу при нём удобно и хорошо. Кто ещё мог бы дать ему возможность убивать и при этом чувствовать себя героем? Никто. Серёжа не мог не задаваться вопросом, как так вышло, что Олег превратился в машину для убийств. К самому себе у Серёжи вопросов не было, себя он знал, протипировал себя по всем шкалам, диагнозы сам себе вынес. Но как Олегу удалось так быстро из нормального парня превратиться в маньяка? Серёжа вспоминал. А был ли Олег «нормальным парнем» изначально? Вспоминай. Был ли он нормальным в детстве? Кажется, да. Серёжа уже плохо помнил. Да и о какой нормальности может идти речь, когда при слагаемых «смерть, похороны, похороны, детдом» получается что угодно, только не нормальность? Дрался Олег жёстко, бил без жалости. Но ведь не нападал первым? У него было такое правило. Сколько Серёжа помнил, Олег всегда был якорем, который не позволял Серёже терять берега. Даже убив ту злополучную кошку в детдоме, Серёжа больше всего боялся не реакции воспитательниц, а осуждения друга. Был ли Олег нормальным до армии? В старших классах связался с плохой компанией, но с Серёжей всё равно старался вести себя прилично. Хотя они часто ссорились тогда… Был ли Олег нормальным после армии? Нет. Он смотрел на Серёжу волком, шарахался от него первое время, потом стало лучше, но были какие-то странные моменты… Серёжа многое забыл с тех времён, только помнил смутно: Олег долго избегал близости с ним и пару раз, кажется, чуть ли не покалечил его. Олег сказал однажды, что в армии его били, и попросил больше никогда не спрашивать об этом. Почему? Что в этом такого? Как сильно должны были бить, что и говорить об этом так тошно? Олегу стало по-настоящему хорошо и спокойно, когда они создали Чумного Доктора. Олег успокаивался, убивая. Серёжа листал биографию Олега в голове, последовательно перебирал события, как чётки, отматывая то назад, то вперёд, пытаясь найти ответы. Каждый раз он натыкался на одно и то же слепое пятно — армейскую службу Олега, о которой знал очень мало. Он упорно мотал дальше и утыкался в самый ранний факт Олеговой биографии, о котором знал — смерть отца. Неужели, как всегда, всё будет упираться в родителей или их отсутствие? Как прозаично. В целом, Серёже не так важно, почему Олег стал таким. Главное, что работу свою Олег выполняет блестяще. Просто иногда Серёжа задумывается, не обернётся ли жестокость Олега против него. Что если Олегу станет мало в какой-то момент? Что если ему надоест убивать «плохих людей», на которых указывает Серёжа? Серёжу пронзило. Вообще-то, Олегу и впрямь давно уже надоело. Ведь Серёжа видел те видео, которые не предназначались для его глаз. Серёжа знал, что Олег пытал людей без его ведома.

***

— Ты сделал что? На лице Олега крайне редко отражалось столько эмоций сразу. Серёжа повторил: — Я переспал с Громом. А что? Нам будет только на пользу, если я подберусь к нему поближе. Марго отказалась помогать мне с этим, сказала, что давно не общается ни с Пчёлкиной, ни с её Игорьком. А я же должен знать, что у него на уме. — Пока ты пытаешься залезть к нему в голову через трусы, он делает то же самое. Боже, Серёж. — Олег покачал головой. — Я не могу поверить. Ты лёг под мента. — Когда ты это так формулируешь, это реально звучит мерзко. Не лёг под мента, а хорошо провёл время с неплохим человеком. В мою голову он всё равно не залезет, а в Башне ничего не найдёт. Пускай обыщет тут всё, всё обнюхает — тут нет ничего, что указывало бы на мою виновность. Я заболтал его, рассказал про политику конфиденциальности во «Вместе», про свободу слова, про своё отношение к Доктору… Если он что-то и нароет, я не посмотрю на его красивую моську и большой хер и найду способ его убрать. Олег болезненно свёл брови: — Избавь меня от подробностей, прошу тебя. — Так и быть. — Он точно тебе нравится? — уточнил Олег, уже серьёзно. — Точно, — устало кивнул Серёжа. — Хватит стыдить меня… — Я и не стыжу. Просто не хочу, чтобы ты спал с кем-то, с кем не хочешь на самом деле. Серёжа еле удержался от едкого ответа: «Тогда со мной должен спать ты, тогда бы не было ни Грома, ни всех остальных».

***

На почту Серёже пришло официальное приглашение от кризисного центра помощи женщинам «Рита». Серёжа усмехнулся: могла бы просто написать в мессенджере, куда прийти и во сколько. Его туда пустят в любом случае: центр существует на его деньги. Впрочем, и про Марго можно сказать то же самое. Марго тоже долгое время существовала исключительно на деньги Серёжи. Благодаря ему она выучилась в более-менее нормальном вузе на психолога и встала во главе кризисного центра. Это было её мечтой. Даже оформить эту мечту помог именно Серёжа. Марго просто хотела как-то помочь женщинам, которые оказывались в безвыходных ситуациях, как она сама когда-то, но как именно это сделать, подсказал ей друг. Серёжа был на открытии центра, но потом посещал его редко, в основном чтобы встретиться там с журналистами и набрать лишних очков социального одобрения: всегда приятно напомнить людям, кто в этом городе главный филантроп и хороший человек. На этот раз Марго организовала в центре курс лекций под названием «Жажда делать зло: откуда она берётся и что с ней делать». Часть лекций она проводила сама, часть — сотрудники центра или приглашённые лекторы. Марго удалось даже уговорить известного политолога провести лекцию о связи домашнего насилия и режима («Моя девочка, даже без меня справилась», — подумал Серёжа, читая программу лекций). Серёжа понимал, почему Марго попросила его прийти именно на первую лекцию, которую проводила она сама. Марго волновалась. Она ещё никогда не выступала на большую аудиторию, тем более с целями кого-то просвещать. На лекции должны были присутствовать журналисты из крупных оппозиционных изданий, для центра это было важное мероприятие. Первая лекция была бесплатной, все желающие могли прийти. Войдя в полузаполненный зал, Серёжа увидел в основном женщин, но и нескольких мужчин заметил. Скоро в зал вошла Марго. Серёжа придирчиво осмотрел её внешний вид и остался доволен. В ней нельзя было узнать ту Марго, которая была раньше. Она сильнее осветлила волосы, так, что они стали почти белыми, и носила каре. На ней был синий брючный костюм и, по совету Серёжи, кроссовки — чтобы образ не был слишком формальным. Марго начала лекцию, объяснила, почему считает важным говорить о природе и истоках насилия. «Говори громче», — с досадой подумал Серёжа, и Марго, будто услышав его, чуть расправила плечи и повысила голос. — Многие считают, что склонность к насилию — врождённая черта человека. Якобы внутри нас изначально есть потенциал к жестокости, есть некий импульс, и рано или поздно эта жажда насилия попросится наружу. Есть ли на самом деле этот потенциал? Попытаемся сегодня с этим разобраться. Человек — единственное из живых существ, способное получать удовольствие от насилия. Никакое другое животное не убивает без цели защититься или насытиться пищей. Жестокость ради самой жестокости свойственна только человеку. Более того — человеку современному, так как древние люди… Марго рассказывала про агрессию, про жестокость и её отличия от агрессии, про жажду причинять другим вред, про причины этих явлений, сыпала именами психологов, психиатров, антропологов, социологов, стараясь убедить всех присутствующих, что жажда жестокости не является ни нормальной, ни врождённой чертой человека. В конце лекции слушатели могли задать Марго вопросы. Одна девушка сказала, что хотела бы устроиться волонтёром в её центр, и спросила, каковы основные трудности такой работы. Марго вспомнила свои первые, самые тяжёлые, недели работы в центре и загорелась: — Работа с жертвой насилия не может быть простой! Представим, что вы будете работать с людьми в остром психозе, вам придётся услышать вещи, от которых волосы будут стоять дыбом — подумайте хорошенько, готовы ли вы к этому. Мы с вами так много говорили про агрессоров сегодня, давайте и про жертву скажем пару слов, это важно. Что происходит с человеком, который систематически подвергается насилию длительное время? Во-первых, это проблемы с доверием — человек воспринимает чьё-то хорошее отношение как ловушку. Как следствие — изоляция, отстранение от друзей, если они есть, и от общества в целом, у человека создаётся ощущение, что помощь получить невозможно или она будет бесполезна. Женщины, которые обращаются к нам, часто находятся в состоянии отчаяния. Опыт пережитого насилия — это повышенные риски суицидального поведения. И, к сожалению, велик риск, что жертва станет жертвой снова, но это тема отдельной лекции… Другой слушатель спросил, как понять, что человек подвергался сексуальному насилию. Серёжа к тому времени начал откровенно скучать и выцеплял из сказанного только фрагменты. — Бывает, что со стороны это невозможно увидеть, но могут быть косвенные признаки… Если мы говорим о людях, переживших сексуальное насилие… Довольно часто человек становится одержим чистотой. Ему повсюду мерещится грязь, он кажется сам себе «грязным», он зацикливается на чистоте, это проявляется в преувеличенной и, на первый взгляд, избыточной заботе о гигиене: человек может без конца чистить зубы и прочее… Насилие может приводить к развитию ПТСР у человека, у нас много именно таких… Люди сталкиваются с паническими атаками, тревожностью. И при этом жертва подавляет воспоминания, не хочет ни с кем ими делиться, часто отрицает сам факт насилия. Человек врёт окружающим и самому себе. «Этого со мной никогда не происходило», следовательно, «я не испытываю боли». Серёжа не считал, но, кажется, Марго задали с десяток вопросов, и желающих было ещё много, но лекцию пора было завершать. Марго отвечала складно, только под конец начала повторяться и немного выдохлась. Серёжа усмехнулся, когда Марго, уже на последнем вопросе, стала едва заметно задыхаться и облизывать пересохшие губы. Такая же привычка, только в более тяжёлой форме, была у неё в школе, когда она отвечала параграф по истории или географии, отчаянно пытаясь связывать слова в предложения. Тогда падежи и ударения ей не подчинялись, и слушать Ритку было тяжело. Нет, всё-таки Марго проделала титаническую работу над собой — вон как гладко стелет, грамотно, и не скажешь, что в девятом классе какая-то там Анна Васильна считала её за умственно отсталую. Марго поблагодарила всех присутствующих и кивнула. Люди стали вставать со своих мест. Серёжа кивнул самому себе. Хорошо получилось. Чувство, будто вложился в хороший проект. Через час, когда Марго пообщалась ещё и с журналистами, Серёжа вызвался подбросить её до дома. Марго тяжело плюхнулась на сидение, громко выдохнула и расстегнула пуговицы пиджака. — Ну, кажется, было не так уж плохо. — Лекция была хорошая, не переживай, — сказал ей Серёжа. — Вначале было много воды, на мой вкус. Но, может, другим было полезно это послушать. А в целом всё в порядке. Я не сомневаюсь, статья про наш центр в «Мидии» выйдет просто отличная. — М-да, я еле успела доработать презентацию к сегодняшнему дню, — вздохнула Марго, пропустив похвалу мимо ушей. — Банально получилось, как будто очевидных вещей наговорила… — Есть такое. Но это для тебя очевидно, с твоим образованием. А люди много нового узнали. Марго посмотрела на него. — А ты? Узнал что-то новое для себя? — Ты что, я, знаток человеческой психологии… — притворно закатил глаза Серёжа. — Узнал, вот то, что ты про жертв и ПТСР говорила, про травматическую память… было интересно. Серёжа задумался. Он вспомнил, как однажды от скуки зашёл в блог вдовы генерал-полковника, которого они убили. Она жаловалась, что после пережитого почти не выходит из своего дома в Италии, а дом напичкан охраной и системами слежения. Чумной Доктор травмировал её основательно. Не то чтобы Серёжа сожалел об этом. Образ белобрысой генеральской вдовы раздражал, маячил перед мысленным взором и что-то заслонял. Слушая лекцию, Серёжа думал о чём-то ещё, но мысль ускользнула. Олег? Да, он думал об Олеге. — Марго, можешь ещё раз рассказать, что ты там сегодня говорила про жертв насилия?

***

Когда Серёжа убедился, что Гром не опасен и у него нет никаких улик, они с Олегом решили, что пора наконец наведаться к судье. Идея расправиться с судьёй Литвининым возникла ещё давно, когда он вынес несправедливый приговор по делу Гречкина. Это дело было особенной болевой точкой для Разумовского, но даже тогда, клокоча от злости, он смог здраво рассудить: слишком мелкая рыба этот судья. Гречкин убил девочку из детдома. Привлекать слишком много внимания к этому делу — значит привлечь лишнее внимание к детдому и своей собственной персоне, ведь Серёжа его спонсировал. Теперь же прошло несколько лет, и за это время за судьёй протянулся кровавый шлейф. От оправдательных приговоров отпрыскам чиновников и прокуроров Литвинин перешёл к обвинительным приговорам неугодным политикам. После нового громкого процесса Серёжа решил, что судья уже просто напрашивается. У судьи был хороший, богатый дом. Конечно, это не Башня, но тоже хоромы. Олег прохаживался по гостиной и разглядывал картины на стенах. Этажом ниже происходила стандартная процедура: пафосная речь Чумного Доктора перед убийством. Олег ухмыльнулся, представив, как дедуля сейчас всхлипывает перед Разумовским, сотрясающим воздух, как умоляет о пощаде, а Серёжа не затыкается и неумолимо выносит приговор. Это было обязательной частью процесса. Когда обстоятельства позволяли, Серёжа предпочитал как можно больше времени провести с жертвой, прежде чем убить её. Больше всего ему нравилось выбивать из жертвы настоящую исповедь, чтобы последние слова жертвы были словами раскаяния. В этот раз всё сложилось удачно. Жену судьи пришлось убить практически сразу, но самого Литвинина взяли живым — взяли чуть ли не спящего. Олег вспомнил, Серёжа рассказывал, что у судьи есть внуки, и иногда они живут у него. Внукам повезло, что они не гостили у деда в тот вечер. Что-то звенело в ушах и раздражало. Олег обернулся. К одному креслу у окна был привязан сын судьи, к другому — домработница, девушка лет двадцати пяти. Они и кричали, мычали и визжали сквозь кляпы. Олег должен был убить обоих. До недавнего времени у них с Серым было правило: убивать только преступника, а не его семью и случайных свидетелей. Теперь же это правило было отменено. Уничтожали всех свидетелей. Олег должен был убить обоих, но вместо этого связал. Он слишком долго этого ждал. Серёжа там сейчас развлекается по-своему, ведёт ненужный с практической точки зрения разговор, который просто приятен ему самому. Должен же и Олег как-то развлечься. Он вынул кляпы. Пригрозил пистолетом, чтобы пленники не орали. — Как звать? — спросил у домработницы, наставляя на неё ствол. — Меня? — Дрожащие губы краснели размазанной помадой и кровью из ссадины. — К-Катерина. Я здесь просто работаю, я… Она была, наверное, постарше, чем Олегу показалось сначала. Никогда не умел определять возраст, особенно у женщин. — Сколько лет? — Олег перевёл взгляд на парня. Парень явно пытался сообразить, как будет выгоднее соврать. — Мне… мне… семнадцать, — сказал тихо, чтобы Олег плохо слышал его явно взрослый голос. — Не бреши. Я знаю, что двадцать. — Зачем тогда спрашивать… — прошептал парень. — Завали, — буркнул Олег и облизнул губы. Возраст он помнил, а вот имя забыл. Пацан на судью не был похож. Младший сын старого хрыча от второй жены. Загорелый, чернющие густые волосы — у Олега тоже такие были, до того, как рано начал седеть. Лохматый бобик, волосы всклокочены — это даже красиво, будто этого юношу сейчас будут снимать в рекламе мороженого на каком-то пляже. То, что глаза влажные, полные страха, непонимания и ненависти — не важно. — Мужик, ты чё?.. — Пацану совершенно не нравилось происходящее, и внезапная задумчивость на лице незнакомца с пушкой тоже не понравилась. Он не понимал, как с Олегом разговаривать, но, кажется, мозгов хватило не грозить и не дерзить. Пацан выбрал путь мольбы и уговоров. Большинство его выбирает. — Бля, я вас очень прошу… Отпустите нас… — Нахуя мне вас отпускать? Домработница запричитала: — Пожалуйста, отпустите, я не имею никакого отношения, я… у меня дома семья… — Помолчи. Я с бобиком разговариваю. Ну? Наделал делов ваш дедуля. Точнее, твой отец. Он ответит, и вы тоже ответите. — Вы чё? Это из-за приговора этому, что ли?.. — Пацан нервно засмеялся. — Давайте я с папой поговорю! Он всё переделает… он всё сделает, как вы скажете! Кого там надо отпустить, посадить, он всё сделает, только… Отпусти нас хотя бы! Мы ни в чём не виноваты… — Ты, парень, виноват в том, что под руку мне попался. Понимаешь? Так бывает. Что-то менялось в лице пацана. Тупой бараний страх сменялся чем-то более осмысленным, будто он понимал, кто перед ним, и понимал, что не отвертится, не добьётся ничего ни уговорами, ни обещаниями. Ужаса в глазах становилось больше. Хотелось даже пожалеть… Что-то толкнуло Олега изнутри, как внезапно сильный толчок из глубин речной воды. Олег изобразил сомнение: — А может, мне реально вас отпустить?.. Ладно, давайте так. Порешаем сейчас этот вопрос в другой комнате. — Олег кивнул на дверь, ведущую в спальню. — Решайте, кто из вас пойдёт со мной. Пленники посмотрели на дверь. Опять эти напуганные взгляды, причитания, слёзы, и ничего по сути дела. — Ну, Катя-Катерина, с тобой, что ли? В ответ — молчание, точнее, рыдания Катерины. Олег с раздражением зыркнул на пацана: — Ты чё, серьёзно? Даже не заступишься за женщину? Взрослый мужик, сидишь ссышься. Тебе жизнь дороже жопы или как? Достаточно было пару секунд посмотреть в плачущие карие глаза, и Олег почувствовал, что его утягивает на речное дно. Уже не слушая никаких возражений, Олег отвязал пацана и повёл в другую комнату.