Багерлее-блюз

Очнулся Ричард в удушающем раскаленном сумраке. Голова горела едва ли не больше обожженной кнутом спины. Он пошевелился, обнаруживая себя лежащим лицом вниз на горячем каменном полу. Темнота вокруг пахла болью и лишь сделав несколько вздохов Дик понял, что на самом деле в воздухе стоит тяжелый запах крови. К горлу подкатила тошнота — чтобы осознать, где он находится, много ума не нужно было. Значит вот к чему привело сочувствие бывшему эру… Багерлее, та самая камера над пекарней, о которой с таким упоением рассуждал Альдо и которая, в последнее время служила клеткой Рокэ Алве. Даже при всей своей наивности Ричард не стал обманываться мыслью, что произошедшее с ним — случайность. Альдо не из тех, кто легко реагирует на предательство, а порыв Ричарда, в глазах щепетильного Ракана, непременно должен был выглядеть предательством… Да, сука, что же так больно… Дик, охнув, коснулся дрожащей рукой ноющей головы, нащупывая внушительную шишку на затылке. Зашипел, прижимаясь щекой к горячим камням, и выждав немного, попытался подняться. Вышло не сразу, как и рассмотреть пышущие жаром застенки. Света в помещении не было, если не считать мерцающей светлой полосы пробивающейся из-под двери. — Ну и что это был за выпад, позвольте вас спросить? — хриплый голос, донесшийся из самого темного угла, заставил Ричарда вздрогнуть и обрадоваться одновременно. Алва был жив и находился где-то рядом, впрочем, последнее вряд ли могло стать причиной для радости. Дик не оборачиваясь неопределенно хмыкнул, не зная, что ответить. Голова болела, и придумать удачную фразу вот так сразу не представлялось возможным. Да и что он мог сказать? Я не мог вынести, как вы страдаете, эр Рокэ? Я испугался, что пытка в очередной раз убьет вас? Пф… — Каких тварей ты полез на рожон, я тебя спрашиваю? — снова прохрипел Алва, и теперь Дикон отчетливо услышал в его искореженном голосе гнев, не глумливость, не язвительную насмешку, а настоящую, открытую и такую несвойственную бывшему маршалу, злость. Рокэ редко выходил из себя. Сейчас Ворон злился. Да неужели? — Полагаю, это было мое личное решение и его мотивы вас… — Дик запнулся, едва сдерживая привычное «эр Рокэ», на которое он сейчас не имел права, поспешно подыскивая иное обращение, — …господин герцог, не касаются. — А твое ли оно было, Окделл? — прошипел из своего угла Алва. — Может этот акт взыгравшего благородства просто ловкий ход, чтобы вернуть утраченное некогда доверие, для того, чтобы последствии доставить Альдо удовольствие, пнув врага Великой Талигойи побольнее? Я смотрю, Его Белоштанное Величество из кожи вон лезет, чтобы развлечься поизощреннее. Ричард замер, от каждого слова ощущая жгучую боль, как от удара той плети. Он это серьезно? Даже несмотря на то, что Рокэ имел право думать о своем бывшем оруженосце подобным образом, Дик разозлился, поддерживая настрой Алвы. И эта вспыхнувшая в нем злость разметала сковавшее его оцепенение. Он повернулся в сторону, откуда шел голос Рокэ и раздраженно выдал: — Не говорите ерунды, монсеньор, разве это вообще возможно, вернуть ваше доверие? Теперь хмыкать настала очередь Алвы: — Ты прав, невозможно. Дик поморщился, ну а чего он ожидал? Но размышлять об этом сейчас было недосуг. Ричард сделал шаг туда, где привыкшие к темноте глаза смогли различить силуэт Алвы, толком не понимая, что в сложившейся ситуации делать. Рокэ лежал на лавке, израненной спиной вверх. Злость, внутри Ричарда ушла так же быстро, как вспыхнула, а перед глазами снова появился столб и Рокэ, стоящий под ударами. Дик вздохнул, опустился рядом с лавкой прямо на пол, обхватил колени руками — опереться спиной было бы больно, и произнес, скорее для себя, чем для Ворона: — И что теперь со всем этим делать? — Об этом нужно было думать прежде чем так тупо геройствовать. — У меня не было времени думать, — честно признался Ричард, покачав головой, — когда я понял, что палач будет бить до тех пор, пока не выбьет из вас либо крик, либо дух. — И тебя это огорчило настолько, что ты вопреки воле своего анакса кинулся под плеть? Помнится, было время, когда ты хотел выбить из меня дух собственноручно, — злости в голосе Рокэ больше не было, лишь приправленная желчью язвительность. — Не хотел, — буркнул Дикон. — Даже когда поил меня ядом? — еще один удар плетью, этот по лицу… — Это был не мой выбор, мне дали понять, что либо умрете вы, либо будут убиты десятки невинных людей. Эр Август показал мне список приговоренных… — Ричард стиснул до хруста пальцы, понимая, что сейчас, после всех его похождений с Альдо для Рокэ это лишь пустые слова, но все же добавил. — Я хотел уйти следом за вами, но сначала мне не хватило удачи, позже духу… — Ты идиот, Ричард, — прошипел Рокэ после довольно продолжительного молчания. — Какой же идиот! Но хуже всего то, что я во всей этой скверной истории повел себя ничуть не лучше, обремененного излишним благородством недоросля. Твою же мать… Дик подобного поворота никак не ожидал, как и обращения по имени, от которого как-то сладко и почти забыто, екнуло в груди, а потому сидел молча, боясь даже обернуться. Алва же, тяжело втягивая в легкие горячий воздух, продолжал хрипло каркать: — Видел бы ты лицо этого старого вечно больного мудака, когда на следующий день я явился к нему в особняк и предложил выпить со мною вина. Эта старая гнида прекрасно знала, что его план провалился, но его волновала только собственная шкура, Ричард. Твоя судьба другу твоего отца была совершенно безразлична! — Рокэ перевел дыхание и едва слышно спросил: — Почему ты мне тогда ничего не сказал? — Разве это что-нибудь изменило бы? — Дикон поднял голову и обернулся, наугад ища в полутьме лицо Рокэ. Он действительно не понимал, что заставило монсеньора взглянуть на эпизод с ядом по-новому, не понимал, но чувствовал, что случилось совершенно невозможное — Рокэ простил его, во всяком случае, частично, более того, Алва отчего-то разделил с ним вину. Но самое главное — больше не злился. Об этом Ричарду дала понять горячая, дрожащая ладонь, которая осторожно легла на его плечо и утомленный, тихий шепот Рокэ: — Мы легко могли избежать всего этого кошмара…