***
Секунды здесь кажутся годами. Минуты – веками. Рей не уверена, прекратили ли прихвостни искать её. Она сомневается в этом; они упорные, как собаки. Она продолжает идти, в то время как дождь превращается в безжалостное рыдание, перед ней сплошная стена воды и не единого знака, говорящего Таков путь. Она останется в этом лесу, если придется. Ты одинока, девочка. Рей мотает головой, откидывая слова Платта обратно в темноту, туда, где держит все вещи глубоко закопанными. Я должна была ударить его в сердце, думает она. Я должна была… Жуткий, непривычный для слуха голос царапает по стволам деревьев, переходя с макушек, двигаясь никуда и во все стороны. Рей замирает и прислушивается, мурашки пробегают по её коже. Это ерунда, думает она. Но голос, этот шепот, этот странный набор все усиливающихся звуков: ногти, скребущие по коже, стучащие зубы, ресницы, бьющиеся, как крылья; все это тоже внутри неё; это, трепетный шнур, дергающий за сердце, разоблачающий нить, стягивающую его, заставляющее её двигаться, двигаться ближе к тому, кто шепчет. Она не может двинуться с места. Она застряла. Ветка ломается под тяжестью грязного ботинка. Вот ты где, рыбка. Прихвостень выпрыгивает из темноты и прижимает её к земле. Ты дергаешься, как червяк, маленькая рыбеха. — Отпусти меня! Рей пинается и ударяет его, рыча и швыряя мокрую грязь в лицо прихвостня, и тот ругается и пытается вытереть лицо. Она замечает шанс сбежать. Со всей жестокостью, которая у неё есть и даже больше, она коленом ударяет прихвостня в пах. Тот падает на землю в агонии. Рей поднимается на ноги, но тут же появляется еще один прихвостень, и еще один, хватающий её за талию, выбивая из равновесия. Она падает и ударяется головой о камень. Шум в ушах звучит усыпляюще, как жуткая колыбельная. Она пытается прийти в себя, веки трепещут, как крылья бабочки, руки тяжелые, как свинец, ноги твердые, как ветки. Рыбка, пора идти домой. Где? Где дом? Её разум плывет, мысли едва ли громче шепота, даже в голове. Нет, хочет крикнуть она. Нет… Прихвостни наклоняются, чтобы схватить её за лодыжки, но вдруг колеблются. Ты слышал это? Я надеюсь, что это медведь, думает она. Я надеюсь, что всех вас съедят. Я ничего не слышал. Голова Рей тяжелая, как и все тело. Мир вращается. Её глаза играют с ней в игры или тени приняли твердую форму, звездные плащи, что укрывают землю, отливаются в тела, темные ленты превращаются в руки, глаза сияют, как луны? Она моргает один раз. Прихвостни кричат и опрокидываются, как деревья. Она моргает еще раз. И тени летят над ней, их лица будто марионетки, жесткая кожа натянута назад, как деревянная, губы и брови будто нарисованные. Серебряные нити мигают в лунном свете, ниспадая с их спин, тянут их головы, руки, ноги. — Дом… Её глаза закрываются, и она прижимает сон близко к сердцу.***
Рей одна, когда просыпается – одна в темной комнате. Она садится, её мокрая одежда прилипает к телу. Она трогает лоб, пальцы становятся липкими от крови; она не так сильно ранена, но такое чувство, будто голова раскалывается надвое. Возможно, так и есть, и она мертва, и это ад. Мертва или нет, но она встает и осматривает комнату. Вода капает с трещин в куполообразном потолке, собирается в лужицы на неровном полу, четыре дверных проема находятся напротив неё и ведут туда, куда она не знает. Мшистые стены окружают её, факелы едва ли держат комнату подсвеченной. В центре комнаты стоит переносной кукольный театр, красный бархатный занавес опущен, на его фоне лабиринт, а на сцене лежат куклы-марионетки ручной работы: одна похожа на получеловека-получудовище; другая на деревенскую девушку. В воздухе висит тревожная тишина. Рей обходит театр вокруг, более любопытная, чем испуганная, потому что все это, должно быть, сон. Она проснется в любую минуту, и у вещей опять будет смысл, но когда у вещей он действительно был? Нити у кукол начинают дергаться, выдергивая Рей из её мыслей. Она делает пару шагов назад и смотрит в ужасе и заинтересованности, как куклы начинают двигаться. Представление короткое, извращенная маленькая история: существо гоняется за девушкой туда-обратно на сцене, пока не ловит её и разрывает в клочья, красная ткань изливается из того, что должно быть ранами, пока радостная карнавальная музыка играет откуда-то из глубины темноты. Это предупреждение. Рей наклоняется и достает кинжал из ботинка, который, к её удаче, остался с ней. Я выживу, напоминает она себе. Я выживу. И она заходит наугад в один из проемов.***
Чтобы это ни было за место, Рей вскоре понимает, что это хуже ада. Тут намного холоднее. Намного темнее. Каменные стены окружают её со всех сторон, на некоторых из них нарисованы давно забытые истории. Подожженные факелы отбрасывают туманный свет на темные коридоры, которые и не думают заканчиваться. Некоторые разветвляются, некоторые встречаются вновь, иногда поворачиваются и закручиваются; изогнутые лестницы ведут вниз и наверх; появляются то пустые комнаты, то комнаты, заставленные мебелью, покрытой белыми пыльными простынями. Из этого лабиринта не видно выхода. Паника захватывает Рей. Что если она останется здесь навсегда? Что если она не сможет найти путь наружу? Что если? Что если… — Аргх! Она не одна, в конце концов. Осознание одновременно и успокаивающе, и тревожно. Самое плохое, что может случится, это то, что монстр, создавший этот дьявольский лабиринт, придет убить её. Или это может быть прихвостень, застрявший здесь, как и она. Рей кусает нижнюю губу; она никогда не делала ставок, но в таком месте, устроенная как кукла с ужасным выбором, она делает свою ставку. Она поворачивает за угол осторожными, медленными шагами. В конце коридора сидит фигура, сгорбленная, наполовину на свету, наполовину в тени. Рей не видит её лица. Но она видит низ фигуры от пояса. На ней разорванные штаны, порванные ниже колен, ноги большие, как столбы, голые ступни грязные, мускулистые руки недвижимо лежат рядом. — Привет? — спрашивает Рей. Факелы подсвечивают её тропу, языки пламени шепчут ей слова храбрости. — Вы ранены? Маленький ручеек крови течет в длинную трещину каменной плиты с её стороны. Её глаза расширяются. — Вы ранены! Она быстро встает на колени около фигуры и отрезает кусок своей рубашки кинжалом. —Где? Где ваша рана? Ответа нет. Рей ищет в темноте и находит два призрачных глаза, глядящих в ответ. — Пожалуйста, — умоляет она фигуру. — Я могу помочь. Фигура снова не говорит ни слова. — Как долго вы здесь находитесь? Вы знаете, где выход? Что… Яростный крик сотрясает стены. Сердце Рей начинает стучать быстрее. Она не решается посмотреть назад, туда, откуда исходит крик. — Давай же, — говорит она фигуре. — Поднимайся! Слышишь? Поднимайся! Фигура продолжает сидеть. Снова раздается крик. — Вставай. Вставай! Я не знаю, где выход. Нам нужно найти его. Вместе. Давай же. Поднимайся! Пожалуйста. Почему ты не слушаешь? Слезы застилают её глаза. — Я… Я не хочу быть одна, — шепчет она. Напряженный стон фигуры падает на её кожу, как легкое поглаживание. Она смотрит, как руки фигуры исчезают во тьме, ноги тоже. Вернись, жалко думает она, как ребенок, оставленный второй раз. Пожалуйста. И, как тихое волшебство, фигура выходит на свет. Рей закрывает рот рукой, сдерживая шок. Существо наполовину человек, наполовину бык нависает над ней, древние глаза пронизывающе смотрят в её удивленные, которые впитывают все, что является этим существом. Ох. Медное кольцо свисает из носа существа, ноздри раздуваются. Закрученные рога в виде полумесяцев сияют, блестящие, как жемчужины, острые у краев. Грива восхитительных, волнистых волос спадает на толстую шею и широкие плечи, как водопад, мускулистая грудь будто вытесана из лучшего камня, мышцы пульсируют с каждым рваным вздохом, с раной у края. — Прекрасный, — говорит она.