У Дрейка пиздатые щеки

Денис вообще не понял, когда паста из чата переросла во что-то большее, чем рофл. «У Дрейка пиздатые щеки для минета». Или как-то так, Денис уже, правда, не помнит, он вообще мало что помнит, перебрал сегодня, хорошо перебрал. — Ты ёбик, эссой нажрался, — посмеивается Илья, усаживаясь в кресло Дрейка. Смешно ему. Мазеллова-то так не мажет, он старше, выносливее и пропит уже давно. Ему забавно наблюдать, как молодой, только окрепший организм распластывает по кровати от явно лишнего количества алкоголя, влитого в него. — А ты нахуя мне её купил? — немного вываливается из сознания, но предложение собирает. — А нахуя ты пил? — вопросом на вопрос. «Сука». И вот не ответить, не огрызнуться даже никак. Там даже не то чтобы сказать нечего, просто по факту нечем. Язык еле шевелится, мозг плавится, напрямую отказываясь слова какие-либо находить и подбирать. Глаза вообще заплыли разноцветными вспышками света ещё включённых мониторов, они все как назло рябят. Голос слышится отдалённо, знакомый ещё такой, пиздец. «Рейд же дали шефу, точно». — Блять, выключи эту мигалку сраную, нахуй, — игнорируя вопрос, перекладывает голову на другую сторону. Обои стекают по стенам вниз, завтра такие вертолёты ловить будет, ммм, весёлая хуйня. Спустя пару кликов мышки, мониторы тухнут, погружая комнату в тихую тьму. Облегчённый выдох звучит громко для только образовавшейся беззвучной ямы. — Оставляю тебя дрыхнуть тогда, только щас, тазик надыбаю, — шустро проскользив по комнате, выходит в светлый коридор. Мать Дениса что-то советует, их голоса глухо слышны через водопад на стене. Барагозеры вообще съебались с чистой совестью, уже едут в отель. Спать хотелось, пиздец, а Илюшу, как человека с шилом в жопе, оставили уложить дитё. Разумно? Еще как. — Он мать напугает в таком состоянии и нам от батька его влетит, — спокойно пояснял сонный Андрюша, — плюс, это ты алкашку покупал. — А то, что я, блять, в магаз гонял, тебя не смущает. — Ну, для начала, таков был жребий, далее ты сам отказался, чтобы мы с тобой шли, а, — его перебил Лёша. — А в-третьих — он твой малой, — как-то неоднозначно это звучало, но усталость брала верх, даже шутить не хотелось, — такса у ворот, мы поехали. — Смотри, чтобы барагозить не начал. Дверь закрывается с громким стуком. Коломиец кривится и стучит ладонью по кровати в поисках подушки. Последняя, как только оказывается найдена, летит в лицо, заботливо ставящего на пол рядом с изголовьем кровати тазик, Мазеллова. — Ахуел? — Да. — Пизда. Вот и поговорили. Кровать слегка прогибается под весом чужого тела. Илья уселся на край, рядом с расслабленной тушкой друга. Вздохнул в тишину. Молчат. А что говорить? Стрим закончился. Главные кипишмейкеры — Барагозеры, уже наверняка спят в своих кроватках на другом краю Питера. О чём им вообще говорить, если у Дрейка глаза поочерёдно заспано моргают и губы сухие, облизать даже не получается, а Илья тупо в точку одну уставился и просто сидит, дышит. У вас есть люди, с которыми молчать комфортно? Если да, то Дрейк вежливо скажет вам идти нахуй, ибо он этого не понимает. Так ведь не бывает. Всё зависит от атмосферы, а не от человека. Илья мог домой поехать уже раз пять, хотя бы такси вызвать, а он сидит. Ждёт? «А чего ему ждать?» — Поток ёбнутый был. — Это ты ёбнутый, а не поток. — Кто из нас ещё больше ёбнутый, я, в отличие от некоторых малолетних полудохлых шпал, сижу и могу ходить ровно, хотя выпил больше. — Бля, как ты заебал, — переворачивается на спину, шурша покрывалом, — самое ёбнутое сегодня — пасты. Смеются. Вспоминают, возможно, об одних и тех же, возможно, о разных, не важно. Вот она, точка соприкосновения мыслей и интересов, казалось бы, нужно было всего лишь подумать о твиче, как диалог тут же вяжется. — Про щёки, конечно, перебор я считаю, — складывая руки в замок на груди, тихо басит, — кто её запустил вообще? В бан полетит. — За что? За правду? — За какую, блять, правду, Илья, — насколько может выкрутить громкость голоса, выкручивает, получается совсем неагрессивно, — хочешь сказать, ты согласен с тем, что у меня щёки для минета? — отрывает голову от поверхности кровати и смотрит в глаза развернувшемуся к нему другу. — А что если да? — Блять, пиздец, — щурится, в организме будто меньше содержания алкоголя стало после этого «да», — давай не надо вот это всё, приколы свои записать можешь и потом в тексты песенок добавить. Резкое движение. Настолько, что оба сообразить сами не успевают, что происходит. Илья, опершись руками по обе стороны от лица друга, нависает над ним. Слишком близко, не то чтобы ближе чем в некоторых моментах на стримах, но в жизни, без чата и потока, так никогда не было. «А как «так»? Хорошо? Комфортно?» — А давай проверим, опытным путём докажем или опровергнем данный факт. Дрейк смеётся слегка истерично, хмурится, смотрит в глаза, пытается найти путь к отступлению, но за спиной уже стена в виде достаточно жесткой кровати, а другие возможные попытки разбиваются о руки, расставленные по бокам от напряжённых плечей. — Ты же не серьёзно сейчас, — попытке провал уже предначертан, но всё же, стоит пробовать. — А что тебя смущает? Да блять, а что может не смущать в данной ситуации? Это абсурд чистой воды. Из последних сил Денис пытается родить хоть какую-то отговорку. Родил. — Моя мать буквально в соседней комнате. И сразу козырями пошёл. — Это единственное, что тебя останавливает? — отталкивается руками от матраса, проходит к столу и садится в одно из кресел, — хочешь сказать, не было бы матери в квартире, ты бы мне отсосал? Дрейк поднимается на локтях и заново фокусирует взгляд на лице старшего. По факту, маме никуда не надо, она и не денется никуда просто так, поэтому, — Да. — Забились. — Что? — Что? Входная дверь хлопает. Мурашки холодными лапками бегут по спине и выше по шее и загривку. Они вообще могут там появляться? — Ты дверь забыл закрыть? — надежда умирает последней, этот пункт надо закрыть. — Твою маму в гости подруга позвала, она попросила с тобой посидеть немного, — пауза длинная, ровно десять ударов сердца Дрейка. Он считал. Это единственное, что он мог сделать, чтобы не думать о происходящем. И как мать оставила его, не предупредив, вообще не намекнув никак на своё резкое исчезновение? Рофлы рофлами, но чтобы дошло до такого… Сказать, что Денис смущён, ничего не сказать. Он красный, как только сваренный рак, горячий от градуса расползающегося по телу сладкой негой. Ему сердце бы успокоить и покалывание в кончиках пальцев прекратить, вычеркнуть волнение из чувств, с чем должен был справиться алкоголь. Как оказалось, средство неэффективное, и Денис уже не раз пожалел, что выпил эту ебаную бутылочку с безобидным с виду напитком. Но напиток же не виноват, что парень оказался в такой ситуации? Не он тянул его соглашаться на заранее проигранную игру. Поэтому, Коломиец, пару раз прокляв Илью, повернулся, глядя на долбаёба-друга, как на надоевшую, сварливую бабу: немного устало, однако, с ожиданием дальнейших действий. Мазеллов, улыбаясь едко, как только он умеет, медленно преодолевает расстояние между ними, оказываясь в ногах друга. Глаза в глаза. Одни лукаво-тёмные, глубокие и другие, светлые, чистотой блестящие. Денис разглядывает чужие родинки, подавляет в себе улыбку, но Илья, сука такая, так и тащит её из Дениса, заставляя согласиться на любые авантюры. Дрейк ещё находит силы и здравый смысл, чтобы хоть как-то упираться. Хотя нет, уже не находит. Чужая рука касается ног, плавно и даже нежно обводя складочки на чужих штанах. Невесомо водя по ткани, пуская такой рой мурашек, что Денис содрогается от возмущения и импульсов в теле. Такую ласку ему не дарил, кажется, никто. Обычные касания чужих рук казались необходимыми сейчас, но голова Дениса всё ещё била тревогу: это неправильно, они друзья, они парни, в конце концов. На стриме играть геев было весело, но как только со стороны Ильи дело приняло серьёзные обороты, так Коломиец сжался, испугавшись. Всё-таки играть на аудиторию легче. — Как самочувствие? Чел издевается, расходимся. И глаза невинные блять, будто его рука не покоится на чужой ноге, будто не он своими движениями импульсы разные по телу пускает. Совершенно спокоен, чем ещё больше напрягает. Денис думает, хватая ртом воздух, а потом на выдохе тихо шепчет: «нормально». Вот он и подписал себе гейский договор, лавочка закрывается, обратного пути нет, договор вступит в силу через секунду. Тогда, когда Илья рывком поднимается, упираясь коленом в край кровати, промеж ног Дена, нависает над парнем. С невиданной уверенностью целует сначала в уголок губ, давая возможность отпрянуть и сказать «нет», но, не получив ничего в ответ, целует уже в губы, выгоняя последний воздух из лёгких Дениса. На рёбрах чувствуется рука, колено упирается в плоть между ног, и Денис в миг теряет равновесие, хоть и лежит. Он теряет голову и самообладание, удерживая Илью у самых губ. Мазеллов даёт ему передышку, снимает его очки, а затем снова впивается в пухлые губы, ощущая сладость на самом кончике языка. Ебаная эсса даёт такой привкус, что Дениса хочется съесть, а не зацеловать. Вот единственное, на что Коломиец до сих пор был не согласен — это оголяться. Однако так хотелось перешагнуть эту практически невидимую грань между поцелуем и чем-то большим. Мазеллов целовался, конечно, пиздато, Дрейк даже опешил в начале, но Илья требовательно сжимал чужую руку, будто прося чего-то. Денис прекрасно понимал что именно от него требуется, только робость никак не давала ему опустить глаза вниз. У него было две мысли: быстрее сделать, чтобы не давать заднюю и не тянуть, и чуть больше желания. Не ясно, откуда вдруг появилось второе, но руки невесомо проходятся по ткани прямо там, где нужно, чтобы парня случайно цапнули за нижнюю губу. Понимая, что чуть ли не за каждое малейшее действие его будут награждать такими укусами-поцелуями, он расстёгивает чужую ширинку. Денис в жизни не занимался подобным, лёгкий градус придавал ему уверенности, что первый раз может выйти даже неплохим. С огромным нежеланием он отдаляется от чужих губ, смотрит вниз и теперь тщательно следит за своими движениями. Мазеллов сползает. Его расслабленный вид метает в сердце Дениса стрелы, обнажая душу. Столько хочется наговорить, однако, быстро приходит осознание, что лучше он что-то будет делать, чем бесцельно болтать. В руке оказывается чужой член. Горячий, время от времени содрогающийся, но Дениса это почему-то не пугает. Он спокойно смотрит куда-то на грудь Ильи, плавно вздымающуюся от мерного дыхания. Набирается сил и на сухую ведёт вниз. Снова вверх, снова вниз. Подумать только, полгода назад восемнадцать стукнуло, а он дрочит другу у себя же в комнате. Коломиец усмехается и лижет головку, понимая, что не хочется сдавать назад. Может быть, под утро ему и станет стыдно, но сейчас ему хочется делать самые странные вещи. Хочется чисто по-мужски отсосать другу. И он это, как ни странно, делает достаточно хорошо. Ну, просто пока что он не брал в рот. Только лизал неумело, что Илью больше забавляло, чем возбуждало (хотя, судя по реакции организма, так сказать было нельзя). Денис не рассуждал о размерах, о том, как всё пойдёт дальше. Голова его была пуста, и в этой пустоте только слышалось эхо чужих вздохов. Он делал приятно и это мотивировало на продолжение банкета. Взяв четверть в рот, Коломиец прислушался к другу. Тот вздохнул уже более ясно, поддёрнул бёдрами, побуждая к действиям, и растёкся на кровати, словно лужица. Единственное, где скапливалась сейчас энергия — низ живота и пальцы правой руки, чтобы нежно поглаживать пшеничную шевелюру. Из всех немногочисленных отсосов Илья выбрал бы этот — робкий, неумелый, и оттого более возбуждающий. Он даже не направлял. Просто поощряющим жестом держал ладонь на чужой макушке. И Денис был за это благодарен, ибо если бы его насильно заставили опустить голову ниже, он бы точно поперхнулся. Пока ему хватает по сантиметру, медленно, но верно погружать чужое достоинство в свой рот. А выходит даже круто, судя по довольным вздохам и хрипам. Очнулся от транса Денис только тогда, когда его схватили за волосы и насильно оттащили назад так, что он выгнулся в пояснице от неожиданности. Смекнув, почему Илья так грубо и быстро оттащил его, Денис положил ладонь на плоть и в темпе начал водить вверх-вниз, доводя Илью до звёздочек в глазах. — И как? — спрашивает, отдышавшись. — Чат шарит.