У Дрейка пиздатые щеки

Они не говорят утром. Денис просыпается один в кровати, со скомканным за ночь к углу одеялом. Шум в квартире говорит, что в ней определенно есть кто-то еще. Надеяться до конца — это уже тактика проигрышная, но Коломиец её придерживается. Мама, не ведая о вчерашнем, готовит блинчики на кухне, как Денис любит. Отец уже на работе. Голова, что странно, не болит. Только виски давит, да и пить хочется ужасно. Сгущёнка в прозрачном резервуаре стоит на столе. Комнатный кактус у окна питается еле пробивающимися солнечными излучениями. Хочется зевнуть. Громко и широко. Только вот, челюсть болит, стоит её чуть шире, чем на букву «а», попытаться открыть. Зубы сходить бы, почистить. Он идёт и чистит. Постанывает от боли временами, когда пену сплёвывает. В зеркало смотрит, глаза заспанные, на щеке красные вмятинки. Он бы, возможно, себе улыбнулся, но эмоций особо нет. Солнце холодным блеском слепит глаза, Денис щурится, выходя из подъезда. Он такси заказал, с барагозерами списался, деньги и прочую лабуду не забыл. На улице дышать даже легко слишком. Его плющит не то потому, что во рту и горле до сих пор фантомно член друга ощущается, или что он волнуется перед встречей с этим другом. А, ну и надо признать, что барагозеры не пиздят, там реально валына. Причём, мощная. С этой ситуации вообще плакать надо, а Денис смеётся негромко, уже сидя рядом с Лёшей, Андреем и дядей Стёпой. Они заказали чего-то, начали кушать и как-то даже об Илье, о котором говорят весь день, забыли. Столько ему обновок купили, даже шипперов порадовали парными толстовками. Только вот, какова будет реакция Ильи на Дениса после вчерашнего вечера — максимально непонятно. Он ему не отвечал, ни в Телеграме, ни просто на звонок. Хотя Андрею ответил почти сразу. Дрейк даже замолчал, чтобы не выдавать своё присутствие, вдруг друга спугнёт. Друга. Илья жмёт руку, что кажется странным. В глаза особо не смотрит, но и не стреляется от этого. Просто вот, будто совсем другой, но одновременно такой же, как и обычно. Он не мог забыть о вчерашнем. Дрейк тоже выдумать всё то, что было совсем недавно, не мог, у него челюсть до сих пор немного тянет, особенно когда он смеётся, а Илье хоть бы хны, будто вчерашние несколько часов до сна отрубили полностью. Денис хмыкает, подпирает руками подбородок, когда они садятся за барную стойку в квартире у Стёпы. Мысли переключаются сначала на настройку стрима, потом на покупки, а потом Илья его обнимает. Всё. Ошибка сервера. Мир падает. Осознавать, что ты не можешь быть ни в чём уверен сейчас и что всё происходящее колеблется уже на грани громадного рофла, ни капли не смешно. Хочется истерить. Вместо этого он, отстранившись, обхватывает губами горлышко бутылки и прощается мысленно с уплывающей на волнах сладкого алкоголя адекватностью. Ему перестаёт быть комфортно на одной плоскости с Мазелловым, особенно когда он смеётся над очередной тупой пастой из чата, зачитывая её под Лёшин битбокс. Пить резко перехотелось, теперь хочется воспринимать себя, поэтому, не найдя места лучше, чем громадная этажерка (или как она, блять, называется), Денис на неё по лестнице взбирается. Распластывается первые секунды, ногой свисает. Потом наконец проползает чуть вперёд, чтобы на камере светиться хоть как-то. На экране начинается перекличка чата Мазеллова. Дрейк зачем-то об этом оповещает, привлекая к себе внимание. — Лежит, пантера, — мурашки как вчера по затылку бегать начинают, живот сводит, — в чате волнуются, не упади. И всё. На этом их односторонний диалог закончился. Больше за стрим они не говорили. Только если кто-то привлекал внимание обоих к себе, тогда да, или когда надо было, уже ближе к концу потока, переключать биты, тогда тоже, и когда Дрейка на выходе из ванной перехватывают, заталкивая обратно. К стене жмут и рот рукой татуированной накрывают. И молчат. Илья в копошение вслушивается за дверью, а Денис бы с радостью на друга наорал за такие мувы, но припечатали крепко, да и как-то спокойно ему стало так стоять. Барагозеры и дядя Стёпа покурить выйти хотели и мусор вынести, там может и девушка хозяина хаты вернётся, Ксюша, вроде. Дениса мало волнуют сейчас имена, его вообще мало что реально волнует в положении, в котором он находится. Когда шуршание курток и глухие смешки прерываются звуками поворотов ключа в скважине, Илья резко руку от лица друга отнимает. Ему что, противно? Дрейк выпадает из жизни в который раз за сегодня. Лавиной мысли тупые в голову лезут. Это и дружбе, получается, конец? — Не понимаю, чего тебя физически в зюзю не свернуло от того, как ты сейчас себя накручиваешь, — Илья облокачивается на машинку стиральную, руки в замок собирая, — давай только сейчас без хуйни всякой слащавой поговорим, как два мужика, хорошо? Коломиец кивает. А у него есть выбор? Даже если бы был, он бы всё равно предпочёл диалог. Это нужно решить, вся сложившаяся вчера ситуация должна быть разобрана. Оба начинают бояться. — Ну, — Денис мыслю собрать пытается, — а что говорить? — Ну, хуй,

 — здоровый у тебя.

— Блять, я реально не могу ничего кроме «понравилось ли тебе его сосать» сгенерировать, Денис, это пиздец, — он ерошит рукой жёсткие тёмные волосы на затылке, реально беспокоится. Денис улыбается, на плечи кроме воздуха больше ничего не давит. — Понравилось, но у меня челюсть с утра болит пиздец, еле жевал сегодня бургер этот ебучий, — Коломиец посмеивается, рукой улыбку перекрывая, смущение даже давить не пытается. — И ты бы повторил? — голос вкрадчиво тёмный, приятно, когда он так говорит, настолько серьезно, что в коленках фантомная дрожь появляется. Денис смотрит в глаза другу и нагло кивает, губы зачем-то быстро облизывая. Рука по позвоночной линии ведёт, вторая за шею тянет на себя. Илья покусывает мягкие губы, резко поцелуй углубляя. Дрейка ведёт, он почти трезв и, ощущения что вчера были слегка приглушены расслабляющей пеленой сейчас такие яркие, такие манящие. Он на радостях руками к лицу Мазеллова тянется, укладывая ладони на щёки. Илья, в свою очередь, к стенке жмёт и балдеет от того, как руки друга уже за плечи и затылок цепляются, поглаживая. Дениса хочется нежно, чтобы всю сладость получить, чтобы не жалеть, что уехал и не прочувствовал его полностью. Время есть, ведь Андрей без сигнала Ильи домой никого не пустит, договор есть договор. До дивана они не идут и из ванной вообще не выходят. Мазеллов покрывает поцелуями линию челюсти, извиняясь за неприятные ощущения, что оставили в сердце парня неразбериху после вчерашнего. Он сам на себя злится, пока Коломиец за волосы его слегка от себя не оттягивает, к губам снова припадая. Он Илью не винит от слова совсем, только очень хочет его сейчас рядом и на подольше, пока тому на электричку бежать не придётся. В поцелуй оба улыбаются, лениво друг по другу руками слоняясь. Им хорошо, тепло, спокойно. Руки под толстовкой гладят талию, по спине мурашки пускают. Тело Дениса чувствительность выкручивает на максимум рядом с Ильёй, и от этого голова кружится. Тихий стон вдоль стен ванной разливается, когда рука друга под резинку спортивных штанов, подаренных сегодня, забирается. Пальцы оглаживают сквозь боксеры всю длину, проходясь по головке с особым вниманием. Илья в шею другу утыкается, чувствуя, как во лбу чужой пульс отпечатывается. К венке, сердечный ритм отбивающей, губами прислоняется, и снова стон выпускает, шумно выдыхая. Рука ласкает чужой орган, затрудняясь в движении из-за давящей резинки. Скорость не набирает, постепенно двигается, выдавая умиротворение на лице. По шее и ключицам поцелуи порхают, вздохи рваные волнами удовольствие по телу пускают. Руки, что до этого уже привычно лежали на талии, исчезают, оставляя холодные отпечатки после себя, но тут же появляются у ширинки джинс. С легким остервенением Илья снимает зауженные джинсы с мальчика, приникает к привставшему члену ладонью горячей, быстро доводя до полного возбуждения. Денису правда нравится то, как Илья сейчас старается для него, как губами снова его ищет, языком тут же проникая в специально приоткрытый рот. Коломиец слишком мило губу закусывает и стонет несдержанно, часто, когда Мазеллов скорость увеличивает, то и дело по головке большим пальцем проводя. На ладони блестит естественная смазка, когда Илья ей по животу впалому ведёт, футболку новую с анимешкой задирая. Кожа светлая-светлая, нежная-нежная и такая чистая. Знать, что сейчас он может касаться и касаться её неограниченно и доставляя такими движениями удовольствие — заставляет плавиться. Мозг медленно отпускает ситуацию, подкидывая инстинкты на место размышлений. Рукой, тату забитой, из своих штанов чужую вызволяет, на плечо укладывая. Сам же свои боксеры со штанами приспускает, и, расстояния совсем между друг другом не оставляя, оба члена обхватывает, в быстром темпе, приловчившись, надрачивает. Дрейк дышать забывает, когда ему в голову оргазм ударяет, ноги уже потряхивает. Он накрывает руку Ильи, помогая и ему до разрядки дойти. Хорошо так, невозможно. Его невесомо в скулу целуют и с улыбкой носом о щеку трутся. Денис губами к макушке Ильи жмётся и по лопаткам руками водит, вводя расслабленные мышцы в тонус. — Щас, дай руки помою, и пойдём, полежим, — он натягивает нижнее бельё на себя, быстро Денису помогает и поворачивается к раковине. Коломиец улыбается, устало на стену облокотившись. — Ты только не усни, — уже лёжа на диване, тихо сипит Денис, голос всё же немного сорвал, — тебе ещё ехать, — находит чужую ладонь и со своей сцепляет, крепко-крепко сжимает, отпускать не хочет. Илью с такой, от части, детской попытки выразить чувства, мажет, и он с грустинкой в улыбке ближе Дениса прижимает, ноги с его спутывая. Они целуются до одури долго, смешки ловя в промежуточных вдохах и не веря до сих пор, что всё так как есть. Такая идиллия длиться вечно, к сожалению, не может. Андрей смс-ку шлёт уже, наверное, пятидесятую, что заебался шутом работать и парней отвлекать. Илья, который в итоге задремал, уткнувшись носом в светлую макушку, конечно, все сообщения игнорирует, и тогда уже Лёша начинает ебать мозг Денису, который Ильёй был полностью занят. Вырывать Мазеллова из царства морфея пришлось всё равно, ибо барагозеры угрожали устроить лютый барагоз, если они там уснули и забили на них хуй. В целом, так и было, но оба без обсуждений решили об этом умолчать. Денис смеялся с того, как поёбано выглядел Илья всю дорогу до электрички. Хотя ладно, в свете желтых, еле слышно гудящих лампочек в трамвае он на него залип, получая украдкой полный взаимности взгляд. Ему так спокойно не было давно, хотелось прямо там, в том пустом (да, они удачно попали на один из последних трамваев) вагончике с разрисованными стёклами, пошарпаными ветхими сидушками, развалиться и уснуть. Желательно ещё рядом с Ильёй, прямо под боком. Андрей приобнимает друга, прощаясь через рукопожатие, Лёша в плечо кулаком несильно бьёт и кивает, мол, прощаемся, но ненадолго. После рофлянку какую-то пускают и втроём прыскают смехом, захлёбываясь. Денис стоит рядом, но ощущает себя не полностью в компании, некоторых локалочек он до сих пор не понимает и, возможно, никогда не поймёт. Он даже не знает точно что именно происходит у них с Мазелловым. Они так нормально и не поговорили. Не то чтобы Денис жалуется, он соврёт, если скажет, что ему не понравилось происходящее, когда они были наедине в квартире. Сам факт того, что они имеют сейчас много недосказанностей, колет грустью где-то в районе сердца. Илья руки широко расставляет, к другу шаг делая, и в объятиях укутывает, носом в плечо утыкаясь. Денису на душе почти спокойно, и он плечи чужие обнимает, ближе к себе прижимая. Андрей с наигранно-усталым вздохом закатывает глаза и, подхватив Лёху под локоть, к выходу на улицу друга тянет. Рот рукой прикрывая Дрейк смеётся с картины перед ним происходящей, но стоит барагозерам в толпе провожающих потеряться, как Коломиец оборачивается и смотрит в глаза напротив. Они своей красотой ловушку образуют и, мерцая под фонарями холодными, о любви клянутся. Голова пустеет, когда Илья на мысочках приподнимается и в уголок губ клюёт, улыбаясь слишком по-доброму. Денис снова его к себе жмёт и в макушку, покрытую жёлтой шапкой с осуждающей надписью, носом утыкается, оставляя прощальный поцелуй. Слёзки зачем-то по щекам сползают лениво, предательницы лишь подтверждают, что прощаться ему сейчас и правда обидно. Очень хочется, чтобы Илюшка остался. Хочется хоть немножко ещё побыть вместе, по Питеру ночному походить-побродить, в парке в снегу поваляться, ночью на балконе, древесиной пропахшем, курить одну сигарету на двоих. Илья оставляет руки в районе талии, освобождаясь из тесных объятий. Он на электричку смотрит, тяжело вздыхает и ладонями куртку чуть сжав, снова на Дениса взгляд обращает. Ему уезжать не хочется. Он бы Дрейка с собой забрал, только вот предлог нужен хороший, чтобы дядя Дима его потом не застрелил за кражу сына, тем более, что он вряд ли его от себя потом обратно в Питер отпустит. Если уж и ехать вместе, то уже и оставаться вместе. Такого пока они позволить себе не могут. Оба это понимают, как и понимают, что скучать будут невозможно. Илья себя корит, что весь вечер подступиться к парню боялся, а Дрейк жалеет, что от тупой гордости и лёгкой обиды не был инициативным. Они потеряли целый вечер, который попытались наверстать, но то время уже всё равно не вернёшь. Денис под женский (не роботизированный! Это как вообще?) голос, оповещающий о скором отбытии поезда со станции, наклоняется и целует, трепетно, старается нежно-нежно, и ему так же отвечают. Щемящая сердце робость и лёгкость порхающей щекоткой проносятся по животу. С негромким, мокрым от слюны звуком Илья быстро отстраняется и тараторит о том, что приедет ещё, чтобы Дрейк ждал и не думал, что тот его бросает, что похоже слишком нежные чувства испытывает и хочет сделать для мальчика, что стоит перед ним, всё, лишь бы он сейчас его спокойно отпустил. И Денис отпускает, чужого лба напоследок губами касаясь. Мерный звук дребезжащих металлом колёс эхом впечатывается в сознание Коломийца. Он прямо там уже начинает ждать. Вдруг в голове идея тупая просыпается, но она своей легкостью в исполнении Дениса так привлекает, что он с места срывается и за тем самым вагоном, вслед бежит, в котором сидит его человек и глазами стекло оконное буравит. Когда макушка знакомая белокурая в поле зрения врывается, сердце бешено в груди сальсу чеканит. Илья улыбается и тепло на запыхавшегося парня смотрит, который постепенно тормозить начинает, там дальше станция заканчивается и, спустя секунды, глаза встречают серую стену, которая тянется недолго, но достаточно уныло, чтобы от неё взгляд почти сразу отвести. Разочарование в сердцах двух людей сменяется на смирение ближе к утру. Смирение же, в свою очередь, лелеет надежду и жадный интерес в ожидании следующей встречи.