Начало конца

      Мы подскочили на неровности, и Уён рывком сел, уставившись на дорогу ничего не соображающим спросонья взглядом. Мы катили вторые сутки. Я сменила его в тот момент, когда он начал клевать носом и на мгновение отключился прямо во время езды. Он отрицал, что зверски устал, но всё было написано на его измождённом лице. Разложив карту на коленях, я старалась ехать по намеченной Юнхо линии. Вот бы ещё указатели помогали… но, к несчастью, на периферийных дорогах их практически не было. Я очень боялась, что отошла от условленного маршрута и сожгла топливо впустую. Ещё неприятнее было бы выслушивать гневные тирады Уёна, ведь он и так всё время гнал на меня, как старый недовольный дед.       Потихоньку он пришёл в себя. Мы сделали остановку, и я показала ему приблизительный путь, который проделала, пока он дремал, но сверяться особо было не с чем. Он покрутил головой, разглядывая местность, и пришёл к выводу, что…       — … да хрен его знает, где мы. Смотри, — он постучал пальцем по тому месту, где линия обрывалась и оканчивалась обведённым несколько раз кружком. — Здесь какая-то постройка или что-то типа… фермы. Если она и правда там будет, значит ехали правильно.       — А если не будет? — встревоженно спросила я.       — Признаешься в том, что дура набитая, будешь делать всё, что я говорю, и отдашь мне свою половину еды, — осклабился Чон.       Мой желудок безрадостно ответил на его провокации урчанием. Уён обернулся назад и подтянул к себе рюкзак. Зомби на заднем сидении с промедлением переместил взгляд на своего приятеля. Порывшись в рюкзаке, Уён вынул оттуда хрустящий шоколадный батончик Crunky, изначально принадлежавший ему.       — На.       Он протянул батончик мне. Отказываться было глупо, потому что кишки сводило от голода, голова не соображала, а в глазах то и дело мелькали мушки. Я разорвала упаковку и разломила шоколадку посередине, сразу же отправив в рот свою половину. Понятия не имею, где он умудрился достать его, но вкус был, что надо. Молочный шоколад с кусочками воздушной пшеницы, похрустывающими на зубах. Я закрыла глаза, смакуя Crunky, и протянула Уёну его часть батончика. Но он не торопился его забирать. Я направила на него вопросительный взгляд.       — Ешь всю, я не хочу, — быстро проговорил он, сморщив нос. — Терпеть не могу сладкое.       Продолжая нарочито жевать, я с ещё большим интересом вперилась в него глазами, пытаясь уличить в наглой лжи. Шоколадку я продолжала держать на весу.       — Чё вылупилась? — по-грубиянски отозвался Чон.       Вместо тысячи слов и уговоров, я поднесла батончик к его рту и ткнула им в его полные губы. К ним прилипли шоколадные крошки.       — Давай. Не время джентльменствовать, — сказала я. — Сейчас жизнь одного зависит от жизни другого.       Уён недовольно выдохнул, прикрыв глаза, будто вода из стакана его терпения хлестала через край. Я подождала, пока он не вонзил в Crunky зубы, после чего смяла в руке пустую упаковку.       Мы продолжали ехать по бездорожью, сделав остановку лишь раз. Это была одинокая автозаправочная станция, которая всё равно не работала, потому что все механизмы переклинило. Бензин слили из брошенных в округе тачек и пополнили бак топливной смесью. Магазинчик при станции был, естественно, выпотрошен кем-то до нас. Имевшиеся там журналы, зарядные устройства для телефонов и бутыли с моторным маслом мы не тронули за ненадобностью. Единственное, чем удалось поживиться, так этой коробкой с кукурузными хлопьями, которую мы приберегли на потом.       Погода и не думала пособничать нам. За окном было промозгло, туманно и сыро. Я ёрзала на сидении, потому что от продолжительной езды всё тело ныло. Как ни пыталась усесться, задница то и дело немела: то одно полужопие, то другое. Уён тоже периодически потирал затёкшую шею и зажмуривал глаза, чтобы как следует сосредоточиться на дороге. Также отягощающим фактором явилось то, что мы, ко всему прочему начали, замерзать.       В голове кружился ворох кошмарных воспоминаний. Дабы задвинуть их в дальний ящик и на время позабыть, я выбрала одно из них, наименее страшное, но не оставляющее меня в покое с того самого момента, как мы покинули убежище.       — Почему Ёсан выбрал пикап? — произнесла я вслух.       — Чего? — переспросил Уён, витавший где-то в своих мыслях.       — Ну… взять минивэн на семерых было бы разумнее, — пояснила я. — Но он взял пикап.       Уён безрадостно хмыкнул.       — Я вижу только два варианта. Либо там что-то произошло. Либо… он попытался смыться.       Я резко развернулась к Уёну.       — Да ну…       — Ёсан… — Уён отвёл взгляд к зеркалу дальнего вида, и я увидела, как он злостно улыбнулся, — … скользкий тип. Было пару моментов, ещё до того, как ты нарисовалась, когда он повёл себя ненормально. Но в принципе я понимаю, почему Хон доверил ему тачку. Он больше ни на что другое не способен. Я уверен, что бросить нас там было его решением.       Трудно судить человека, действующего в состоянии паники. Невозможно предугадать, как он поступит. По крайней мере, он услышал просьбу капитана и выполнил её, хоть и не совсем так, как от него этого ожидали. И потом, я хорошо помнила, что прежде чем уехать, они сделали крюк, высматривая выживших.       Пока я осмысляла, сказанное Уёном, он добавил:       — Если он жив, и я когда-нибудь ещё его увижу — убью.       Желваки заиграли на его скулах, и я отвернулась к окну. Надоело смотреть, как он брызжет ядом. Я вообще пожалела, что завела этот разговор.       К вечеру ливень усилился. То ли температура заметно понизилась, то ли голод и отсутствие отдыха сыграли свою роль, но у меня зуб на зуб не попадал. Я тёрла озябшие плечи, пытаясь скрыть он Уёна то, что меня колотит от холода. У него у самого побагровели руки и превратились в две раздутые культи, пристывшие к рулю.       Внезапно он резко дал по тормозам, и я больно впечаталась лбом в лобовое стекло.       — Блин… — он поднёс руку к моей голове и растёр между пальцами кровь, — … ты как? Я… не специально.       — Н-нормально. Всё в порядке, — я отмахнулась, делая вид, что ничего эдакого не произошло. В голове жутко гудело.       Я повернулась, чтобы проверить, как там зомби-парень. Он тоже завалился и пытался поднять корпус, хватаясь своими грязными ручищами за сидения.       — Смотри, ачжума, — Уён указал пальцем вперёд. — Ты-таки привела нас к ферме. Ты на хрен следопыт какой-то!       Это была не ферма, а просто отшельнический домик в глуши с небольшим пристроем и участком вокруг, обнесённый забором из сварной сетки. Мы оставили машину неподалёку, закамуфлировав её поломанными ветками, и отправились на разведку. Ходячие трупы там не гостили. Дом оказался вполне себе жилым, не заброшенным, за исключением того, что семья, некогда жившая там, была мертва. Причём, судя по запаху, уже давно. Мы с Уёном перетащили два найденных трупа на задний двор, окончательно вымокнув.       — Ну всё, идём внутрь! — крикнула я, пытаясь перекричать дождь, резавший по щекам, точно бритвами.       Уён кивнул, но прежде, чем уйти, он раздавил ногами головы мертвецов, превращая их в чёрное месиво из костей и сгнивших мозгов.       — Зачем? Они уже мумии, — я подняла было руки, чтобы остановить его, но тут же опустила их. Не было сил бороться с этим своенравным бараном.       — Им уже всё равно, — заорал он. — А вот нам нет!       Первым делом мы накрепко законопатили двери, забаррикадировали окна, обследовали, что в доме осталось из съестного и одежды. В небольшом подпольном отсеке мы обнаружили банки с сомнительными соленьями. Зато в нерабочем холодильнике нашлось пару банок законсервированной кукурузы, одну из которых мы сразу же приговорили. Я порылась в стенном шкафу и отыскала там немного затхлого шмотья, которое если выстирать, вполне можно было бы использовать как сменку. Но самой необычной находкой оказалась керосиновая лампа. Мне доводилось видеть такие только в художественных фильмах. Тем не менее, благодаря ей, у нас был свет, огонь и при желании на ней можно было даже приготовить еду.       Отобрав себе кое-что из гардероба умерших хозяев, я с удовольствием сняла с себя мокрые вещи и переоделась в старомодный спортивный костюм. Уёну достались майка, клетчатая шерстяная рубашка и деревенские вытянутые в коленях штаны в цветочек. Я еле сдержала смех, увидев его в этом шутовском одеянии.       — Что? Это такой спальный комплект, — раздражённо пробурчал он.       Пока Уён продолжал обследовать неизведанные закоулки жилища, я краем глаза следила за его бродящим дружком. Он всюду оставлял за собой мокрые следы, и мне вдруг стало его ужасно жалко. Бедное создание!.. Он и не там, и не здесь. Не жив, и не мёртв. Одному Богу известно, что он чувствует, если вообще способен на чувства. Кто знает, может изнутри его сжигает пламя негодования, а он не может выбраться из клетки собственного тела. Я видела подобное в научно-фантастическом кино.       Не в силах смотреть на него, до нитки промокшего, я повторно зарылась в шкаф и нашла в нём старенькую мужскую футболку и поношенный, но более-менее чистый рабочий комбинезон.       — Тут есть кровать! — послышалось неожиданное восклицание Уёна со второго этажа.       — Здорово! — не отрывая глаз от зомби, прохрипела ему в ответ я.       Мёртвый пацан, ощутив на себе мой взгляд, остановился возле по-деревенски грубо сколоченного массивного деревянного стола и уставился на меня. Я собралась с духом, вцепилась в найденные шмотки и стала осторожненько к нему приближаться. Шаг за шагом. Он не сводил с меня своих остекленелых глаз, что в какую-то секунду мне захотелось бросить эту затею и сходить наверх за Уёном. Но я тут же одёрнула себя: он не настроен враждебно, просто подойди.       Нас разделяла всего пара шагов. Я заговорила:       — Одежда, — я показала ему вещи, что держала в руках. — Переоденься.       Взгляд зомби скользнул по шмотью и обратно вернулся ко мне.       Так… он не понимает, чего я от него хочу. Попробуем по-другому.       — От тебя… — я ткнула в него указательным пальцем, — … плохо пахнет, — зажала свой нос двумя пальцами. — Нужно сменить одежду, — потрясла перед ним вещами.       Трупак продолжал пребывать в прострации, но его рука нерешительно дёрнулась. Она медленно взмыла в воздух, застыла на том уровне, где я держала одежду, и ухватила её пальцами.       — Да, вот так, — я одобрительно закивала ему. — Это нужно надеть на себя.       Зомби склонил голову набок, прожигая меня своими мертвецкими глазами, и разжал руку. Вещи упали к его ногам.       — Господи, ну какой же ты глупый! — выругалась я, подбирая всё с пола.       Уговорить собаку встать в нужную позу, удобную для стрижки, было куда проще! Ты справишься, Руми!       Я протянула к нему руку и кончиками пальцев взялась за лямку его грязной дырявой майки, подёргав за неё.       — Это нужно снять, — повторила я, чётко проговаривая слова. — Подними руки.       Я продемонстрировала ему то, что от него требовалось. Сама подняла руки кверху и замерла в этой позе, как круглая идиотка. Он посмотрел на мои руки, затем на меня, затем вновь перевёл взгляд на мои руки и… отзеркалил движение.       — Есть! — обрадовалась я. — Стой так. Только не злись, хорошо? Я просто сниму с тебя эту вонючую, никуда не годную, тряпку. Сан, правильно? Тебя ведь зовут Сан? Ты помнишь своё имя?       Приговаривая всё это, я закатала его майку к плечам и, привстав на цыпочки, продёрнула её к голове и дальше к рукам.       Уфф! Верхнюю часть туалета мы преодолели.       Я вовсе не собиралась пялиться, но ненароком поглядела на его торс. Он был целёхонький, за исключением свежего пореза на плече и синюшных следов от кандалов на запястьях. Кожа была серовато-мраморной, полупрозрачной. Через неё проступали синие паутины вен и бордовые — кровеносных сосудов. В целом он был атлетического телосложения. Кажется, Уён упоминал, что он занимался единоборствами. У него была узкая талия, такие же узкие бёдра, и невероятно развитые мышцы спины. Плечи были широченными, а руки мускулистыми.       Это показалось мне очень странным. Я ещё ни разу не видела, чтобы на мертвяке было столько цельного мяса и рабочих мышц, сколько на этом экземпляре.       Меж тем, на нём ещё оставались кеды и штаны. Стараясь двигаться как можно медленней и не делая резких движений, я ухватилась за его спортивки в области бёдер и потянула их вниз. Когда они достигли пола, я расшнуровала его кеды и заставила его поднять ноги — одну, затем другую — всё ещё следуя выбранной тактике отражения языка собственного тела. Ноги у зомби-пацана были в таком же «жизнеспособном» тонизированном состоянии, как и верхняя половина туловища, за одним лишь исключением, что мускулы на них были менее выражены, нежели на руках. Их можно было назвать стройными.       На нём также были и трусы. Вот уж куда заглядывать мне совсем не хотелось, так это в зомбячьи причиндалы. Их я решила вообще не трогать. Кто знает, вдруг память о мужском начале взыграет в нём, и он решит защитить самое сокровенное и, чего доброго, ещё набросится на меня. Нет-нет-нет. Смены верхней одежды будет достаточно.       С горем пополам мы вместе продели его ступни в штанины, затем напялили футболку и, в довершении, я зафиксировала на нём комбинезон при помощи пряжек. Старые рваные кеды, за неимением альтернативы, пришлось водрузить на былое место. Отступив на шаг, я оценила проделанную работу. Получилось недурственно. Он вполне мог сойти за человека… смертельно инфицированного.       Мёртвый парень вращал головой, разглядывая обновки. Подняв руку, он залип на чёрном рукаве футболки, доходившем ему до локтя. Затем его заинтересовала собственная рука, и он принялся подносить её к глазам и отдалять, разглядывая пальцы. Он походил на несмышлёного ребёнка, который впервые в жизни обнаружил у себя между ног пи-письку, и ещё не догадывался каково же её предназначение. Его лицо, безусловно, не было интеллектуальным, но я уловила в нём отголоски былого разума.       Его лицо… можно было бы назвать «приятным», не будь он мёртв. Широкий разрез глаз, средних размеров нос, небольшие аккуратные губы, ярко очерченная челюстная линия. Отдельно взятые черты гармонировали между собой. Но всё портило общее впечатление: болезненно впалые щёки, синие губы и, конечно же, жуткие глаза цвета стали. Примечательно, что волосы его были хоть и походили на гнездо, но были короче, чем у того же Уёна. Вероятно, после смерти, они перестали расти.       — Чё это вы делаете? Косплеите Марио? — заржал, как чайка, появившийся на лестнице Уён.       Я вздрогнула от неожиданности и прибрала снятые с зомбака шмотки в дальний угол.       — От него смрад невозможный. Я решила, что смена одежды поможет отбить запах. И знаешь… — я принюхалась, — … помогло! Стало реально лучше.       — Ну, ещё бы! Он не переодевался с того дня, как умер, — произнёс Уён, спускаясь. — Смотри, что я нашёл.       Уён хвастливо поднял свою находку над головой. Это была бутылка золотисто-янтарного Джека Дэниэлса. Нашарив на кухне пару пыльных стаканов, он разлил в них виски. Взяв в руку один, Уён поднёс его к моему лицу. Резкий запах алкоголя шибанул в нос.       — Пей.       — С чего ради? — отшатнулась я.       — Пей, я сказал, — настойчиво повторил он. — Не хватало, чтобы ещё и ты сдохла от гулек под дождём. Это поможет тебе согреться.       — Не собираюсь, — я с вызовом посмотрела на него.       — Тогда я силой волью его в тебя. Я не шучу.       Взгляд Чона сделался таким тяжёлым, что я ни капли не сомневалась в том, что его угрозы не пустые слова. Катнув глаза к потолку, я взяла у него стакан, задержала дыхание и разом хлебнула то, что он мне всучил. Горло сию же секунду обожгло, глаза зарезало, в них проступили слёзы. Скользнув по пищеводу, горячительное спустилось в желудок. Грудь обдало жаром. Я разинула рот, не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть.       — Дыши носом, — подсказал Уён. — Вдохни.       Я последовала его совету и втянула ноздрями воздух. Как же это всё-таки приятно — дышать.       Уён следом опустошил свой стакан одним глотком. Недолго покорчившись, он вновь разлил виски. Я помотала головой, но этот номер вновь не прошёл. Вторая порция была столь же обжигающий, но теперь-то я уже всё знала и была готова к кратковременной потере дыхательной функции. Тут я вспомнила, что у меня в рюкзаке есть пшеничные хлопья и кинулась на их поиски. Найдя коробку, я тут же разорвала картон, загребла ладонью горсть хлопьев и заела им этот огненный ужас. Уён последовал моему примеру.       На двор опустилась ночь, и мы убавили керосинку на минимум, чтобы не привлечь в дом непрошенных гостей. Мы опустошили бутылку Джека на треть. Моя голова после удара об лобовое чудесным образом перестала трещать. И Чон оказался прав — от алкоголя я согрелась так, что даже стало жарко и мне захотелось снять верх от спортивного костюма. Сам Уён хоть и выпил поболее моего, выглядел бодрячком, разве что на щеках проступил румянец, которого не было до этого. Облокотившись о столешницу, он о чём-то размышлял и пулял в зомби-пацана хлопьями. Они прилетали ему то в глаз, то в подбородок, а иные и вовсе застревали в волосах.       — Эй! — я толкнула Уёна в плечо. — Не переводи еду. И ты некрасиво себя ведёшь. Он ведь не собака тебе…       Брови Уёна поползли вверх. Он вернул мне обраточку, пихнув в ребро.       — Да что ты говоришь? Это мой дружбанчик. Чё хочу с ним, то и делаю, понятно?       Он заграбастал ладонью горсть хлопьев, поднёс к лицу бедняги и размазал их так, что часть попала тому в рот. Зомбак расценил это, как еду. Сделал пару-тройку жевков, после чего скривился и всё, что он нажевал, вывалилось обратно.       — Что? Невкусно тебе? — нарываясь на недоброе произнёс Уён.       Мертвец поднял на него голову, и из его глотки послышалось животное рычание.       Ну и дебил же! Даже не боится, что тот может цапнуть его и всё… Прощай, Уён.       Я вскочила из-за стола и схватила Уёна за руку.       — Ну всё, не перегибай палку. Ты провоцируешь его. Идём спать.       Я потащила его к лестнице, пока тот, жестикулируя, отдавал последние на сегодня ценные указания своему приятелю.       — Ты остаёшься здесь, понял? Охраняешь нас. Понял, ты?! Марио!       Кровать в спальне на втором этаже, по-видимому, принадлежавшая тем старичкам, стояла тут с незапамятных времён, но на удивление не струхла и даже не сломалась, когда я всей своей тяжестью опустилась на неё. Стены комнаты кружились. Я крепко зажмурила глаза, затем вновь открыла их, но ничего не поменялось. Потолок плыл, стены то сужались, то расширялись. Справа от меня приземлился Уён. Он сел ко мне спиной и склонил голову к коленям.       — Тебе плохо? — промямлила я неворочающимся языком.       — Мне офигенно, — ответил Уён.       — У тебя что, иммунитет к алкоголю?       — Типа того.       После некоторого молчания, он заговорил:       — Когда Хари обратилась и я убил её… я сидел там в своей квартире… несколько дней, отрезанный от всего остального мира… и думал, что схожу с ума. Я бухал. Надеялся сдохнуть. И знаешь, что самое смешное? Я вообще ни разу не опьянел. Алкоголь был для меня, что вода. Поэтому в каком-то смысле — да, у меня иммунитет.       Я повернулась и поглядела на его согбенную спину.       — Уён?       — Мм? — протянул он, всё ещё не оборачиваясь.       — На кой ты меня спас? — спросила я.       Он, наконец, развернулся и плюхнулся рядом. Даже в темноте я увидела, что он скалит зубы в улыбке.       — Не льсти себе, — сказал он. — Я вытащил тебя не ради тебя. А ради себя.       — То есть? — я приподнялась на локте и уставилась на него.       — Ну, сама подумай. Что может быть хуже, чем остаться одному? — он обратился лицом ко мне.       — Аааа, — протянула я. — Кажется, поняла. Ты преследовал эго… — мой язык упорно не хотел поворачиваться, — … эгоцентрические цели, да? Из-за страха остаться в одиночестве.       — Примерно так, — просипел он.       Мы лежали в темноте, глядя в никуда. Дождь продолжал стучать по окнам. Кровь гоняла алкоголь по телу, но в ногах я ощущала лёгкий холодок, поэтому отдёрнула шерстяной плед и залезла под него.       — Морозит? — навострил уши Уён.       — Нет.       Он тоже залез под плед и подвинулся ко мне вплотную.       — Когда одно тело замерзает, ему нужно тепло второго тела, — вкрадчиво прошептал он. — Ну, для регуляции теплообмена. Для эффективности можем раздеться.       — Чокнулся что ли? — я толкнула его в грудь. — Мне не настолько холодно.       — Да? — он схватил меня за руки, чтобы я не могла ими махаться. — А с Юнхо ты была согласна на всё. Я слышал ваш разговор тогда. Кому ещё ты не смогла отказать? Сонхва? Чонхо? Ты ж сутками с ними пропадала.       — Ты совсем съехал, — я заворочалась как уж, пытаясь двинуть ему коленом в пах. — Тебя это не касается. Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — прошипела я сквозь зубы.       — Да ладно, не прикидывайся овечкой, — Уён приблизил ко мне своё лицо. Он него воняло алкоголем, который не сделал его слабее, скорее, напротив, прибавил ему сил. — Что если мы последние друг у друга?       Пока я выдумывала ответ похлёстче, он разом навалился на меня и впился в губы. Во мне всё взбунтовалось. И дело было не в том, что он применил силу — это можно было списать на невменяемость, а в том, что человек был мне неприятен. С самого начала он питал ко мне отвращение, насмехался и издевался. Теперь же его действия в отношении меня были попросту оскорбительны. Меня будто в несмытый унитаз головой окунули.       Я укусила его и отпихнула. Схватила пушку, которую он оставил возле подушки и направила ему в лоб. — Ещё раз тронешь меня, сукин сын, я размозжу твою башку, — с расстановкой сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.       Уён усмехнулся и подставил свой лоб под пулю, напирая им на дуло.       — Давай. Я уж боялся, что ты не предложишь.       Он вытаращился на меня, готовый встретить смерть с открытыми глазами. Даже в кромешной темноте я разглядела, насколько безумен был его взгляд. Мы оба блефовали, но понимали, что всё это не всерьёз. Я не собиралась стрелять, а он не собирался умирать. Я убрала палец с курка и положила пистолет на место. Уён иронически сложил губы и хмыкнул.       — Сука бешеная.       Я повернулась к нему спиной и закрыла глаза.

***

      Я пробудилась ещё до восхода. Судя по царившей вокруг тишине, дождь перестал. Уён лежал рядом, раскинувшись звездой и крепко спал, издавая размеренный храп.       Вот ни хрена себе! Мы оба уснули, даже не договорившись, кто будет нести вахту. Это был огромный риск, ведь ходячие могли нас учуять, проникнуть в дом и прикончить спящими! А ещё, учитывая то, что мы оба накидались, не думаю, что кто-то бы проснулся от малейшего шороха. Да нас бы вторая волна апокалипсиса не разбудила! Ну и ну…       Я потёрла глаза и неслышно соскользнула с кровати.       Пусть этот хрен проспится. Ему это будет полезно.       Обрез я оставила на месте. Когда проснётся и увидит, что один, он первым делом схватится за него. Не буду лишать его шанса оказаться наедине со страхом одиночества.       Я проследовала до туалета, так как мой мочевой пузырь был переполнен. Нам повезло, что уборная находилась в доме, хоть и была ужасно запущенной. Я присела над унитазом, и прочувствовала весь кайф цивилизации, пусть канализация не работала, и я не могла смыть мочу. Всё-таки как классно было впервые за долгое время пи́сать не в дырку в земле.       Закончив с туалетом, я тихо прикрыла дверь и на цыпочках спустилась по лестнице на первый этаж, проверить, как там зомби-парень, и не явились ли его приятели к нему на зомби-вечеринку.       Всё было точно таким же, каким мы оставили: недопитая бутылка виски, опрокинутая коробка хлопьев и… мертвяк, сидящий за столом.       Он что, всю ночь так просидел? Зомби ведь вечно куда-то идут…       Но я ошибалась. Его руки двигались по направлению к лицу и обратно. Я подумала, что это темнота играет со мной в воображариум, и напрягла зрение. И то, что я увидела, потрясло меня.       Мертвец загребал руками пшеничные хлопья, подносил их ко рту и… перемалывал зубами! Он кривился, скорее всего, его воротило от вкуса, но он продолжал набивать рот человеческой едой!       Я медленно подошла к нему, чтобы он увидел меня и успел переключиться в безопасный режим. Он поднял голову и замер с рукой, не донесённой до рта.       — Ты проголодался? — шёпотом спросила я.       Я готова была поклясться, что он качнул головой. Это было не «да» и не «нет», но это определённо была реакция на вопрос. Я отодвинула стул и уселась напротив, не без интереса разглядывая его.       — Ты помнишь, что с тобой случилось?       Он молчал. К губам прилипли кусочки разгрызенных хлопьев.       — Можешь сказать своё имя? Ты умеешь говорить? — допытывалась я.       Он завёл своё «кххххх» на бесконечном выдохе.       — Меня зовут Руми, — я указала на себя пальцем. — А тебя — Сан, — я состроила из пальцев гору («сан» в переводе означает «гора», — прим. автора).       Он выдохнул сильнее с прерывистым хрипом. Из гортани донёсся клёкот. Его грудная клетка поднялась, как при настоящем вдохе, хотя на самом деле он не дышал.       — Я — Руми, — я положила ладонь себе на грудь. Ты — Сан, — протянув руку, я дотронулась ладонью до его груди. — Я — Руми, ты — Сан. Руми. Сан.       Я повторила несколько раз, чтобы он запомнил. Похоже, эта игра начала ему нравиться.       — Руми, — я вновь указала на себя.       Внезапно его застывшая в воздухе рука шевельнулась, и он ткнул себя ладонью в грудь.       — Эээээ…       Он прикрыл глаза и его губы напряглись, формируя именно то положение, при котором произносится слог «ру». Его грудь вздымалась, будто он и вправду силился сказать что-то.       — Ыууу…       Он выдохнул и открыл глаза. Я просто поверить в это не могла! Смахивало на то, что он попытался произнести моё имя.       — Нет, дурачок, — тихо рассмеялась я. — Это я Руми! А ты — Сан! Сссссаааннн! — повторила я, чтобы он запомнил, каким образом при этом двигаются губы и куда встаёт язык.       Он всё равно продолжал показывать на себя, ничегошеньки не соображая.       В тусклом лунном свете, освещавшем часть его лица, я разглядела ещё кое-что, от чего моё сердце пропустило удар, и вдруг нечем стало дышать. Он улыбался. Я не могла ошибиться. Это отчётливо угадывалось на его внезапно ожившем лице, потому что сделалось очевидным то, что при жизни у этого парня на щеках были ямочки, которые явственно проступали именно тогда, когда он улыбался.