Все и одинокие сердца (all and the lonely hearts)

Джон сел на диван и глубоко вздохнул. В голове у него стучало, а тело, казалось, сотрясала дрожь. Опять кошмар. Если он вообще мог это так назвать. Несмотря на темноту в гостиной, было ещё рано. Он встал и подошёл к окну, глядя на улицу и стараясь не чувствовать себя пленником. Это была нелепая мысль. Ради бога, это было просто пищевое отравление, а не конец света, но он не мог избавиться от тоски, которая скручивалась у него в позвоночнике каждый раз, когда он просыпался от кошмара. Он выпрямил спину и попытался отогнать воспоминания об этом. После такого кошмара он всегда просыпался нервным, и все его худшие мысли рикошетом проносились внутри его черепа. Каждый раз, когда он засыпал, это было похоже на подведение итогов тех двух лет, которые он провёл, думая, что Шерлок мёртв. Каждый раз, когда он открывал глаза, ему приходилось следовать ритуалу воспоминания и забвения, плача и почти истерически смеясь над тем фактом, что Шерлок умер, а затем воскрес. Мысль о том, что Шерлок, будучи живым, все еще причиняет ему такую сильную боль, приводила Джона в куда большее замешательство, чем он мог подумать, леча своё проклятое пищевое отравление. Это должно было быть его главной заботой в данный момент — не его собственный бесконечный монолог о Шерлоке и его смерти, Шерлоке и их жизни и просто… о Шерлоке. Разум Джона играл с ним злую шутку. Последние два дня Джон летал в догадках, строил предположения о том, что случилось с Шерлоком, пока его не было. Он ворочался во сне, в то время как его мозг снабжал его искажёнными образами того, что мог вынести Шерлок, и Джон не мог знать наверняка. Шерлок никогда бы не сказал ему, он знал это очень хорошо. В снах Джона Шерлок всегда появлялся окровавленным и избитым. Но теперь его израненное и разбитое тело стояло посреди темной комнаты, а группа незнакомых людей смеялась над его страданиями и издевалась над его телом. В кошмарах Джона Шерлок не произносил ни слова. Он пытался избавиться от ощущения, что с Шерлоком могли делать именно это. Джон никогда не узнает. Его не было рядом, чтобы помочь Шерлоку в реальной жизни, так же как он никогда не сможет изменить неизбежный исход своих кошмаров. Смерть. Снова и снова. Джон почувствовал тошноту, вспомнив насилие, которое он причинил Шерлоку в тот день, когда тот снова появился. В каком-то смысле Джон чувствовал себя виновником этих кошмаров, потому что ни черта не мог сделать. Это заставляло его хотеть вылезти из кожи, мечтать о боли Шерлока и быть тем, кто её причинил. Его желудок ворочался и ворочался, явно пытаясь вылезти наружу через рот. Джон с трудом сглотнул и задышал глубоко, но прерывисто. Прошло два дня после вечеринки, два дня с тех пор, как Шерлок сбежал от него со сломанной рукой, ничего не объяснив. Джон всё ещё спрашивал себя, как детектив получил эту травму. Его пытали? Как долго? И где, черт возьми, был Майкрофт, когда Шерлок нуждался в нем? Джон вернулся к дивану и тяжело опустился на него. «Это не моя вина», — в тысячный раз сказал себе Джон. Джон не виноват в том, что Шерлок работал на Майкрофта в одиночку, как и эти два года не были его виной. Шерлок оставил его одного, Джон не мог знать — видимо, в этом и был смысл. Майкрофту, Молли и всем бродягам в Лондоне было позволено это знать, но только не Джону. Джон встал бы на пути великого Шерлока Холмса. Он выпил остатки воды из стакана, стоявшего на кофейном столике. Его горло жгло, будто оно было полно песка. Джон посмотрел на образцы тканей, которые Мэри оставила ему утром. Свадебные штучки, как они привыкли их называть. Дюжина оттенков розового, которые выглядели совершенно одинаково. Хоть убей, Джон не видел разницы между лососевым и розовым. Джон знал только один оттенок розового — розовая-леди — и его не было среди образцов. Он не знал, что Мэри выигрывает, ожидая его мнения, но понимал, что она нуждается в его помощи. У Мэри не было матери, которая могла бы помочь ей выбрать одно платье из другого или выбрать лучшие цветы. В каком-то смысле они с Джоном были похожи. У Джона тоже никого не было. Он мог ее понять. У Мэри, по крайней мере, были друзья. С другой стороны, Джон… Он подобрал кусочки разных тканей и потёр их между большим и указательным пальцами, делая вид, что понимает, что делает. На ощупь они были почти одинаковыми, и Джон всё равно не собирался носить что-то из этого. Он был совершенно безнадёжен в свадебных делах. Он попытался перейти к делу и выбрал два случайных розовых, которые выглядели такими же розоватыми, как и все остальные, но были ближе к нему. Это был такой же хороший критерий, как и любой другой, предположил он. Он снова потер их в ладонях и подумал, что, может быть, одна ткань была более гладкой, чем другая. Он выберет именно эту. Ну вот, — подумал он. — Сделано. У него всё ещё были образцы тортов и всевозможных пирожных, которые он должен был попробовать, но он не мог этого сделать. Одна только мысль о том, что у него в желудке будет столько сахара, была невыносима. Джон как-то раз взглянул на пушистую глазурь и кремовые начинки, и желудок его скрутило от отвращения. Он подозревал, что все они на вкус одинаковы, поскольку на самом деле не был сладкоежкой. Мэри могла съесть целый торт и пойти дальше, но Джон мог съесть только тонкий ломтик, и всё. Забавно, но на Бейкер-стрит он наслаждался пирожными больше, чем когда-либо в жизни. Лакомства миссис Хадсон были просто неотразимы, и они обладали непревзойдённой привлекательностью — их пекли не на кухне Шерлока. Джон фыркнул про себя, вспомнив, как однажды пытался воспользоваться их духовкой. Можно было положиться на то, что Шерлок оставит там свободно жить два разных вида ядовитых пауков — «Это для эксперимента, Джон, очевидно же». Джон перестал жаловаться и сидел на полу, смеясь до тех пор, пока слёзы веселья не потекли по его лицу. Честно говоря, с Шерлоком это иногда был единственный возможный исход. Иногда же Джону хотелось свернуться калачиком и притвориться, что Шерлока с ним никогда не было. Он вздохнул и лег на диван, повернувшись на бок. Он почувствовал начало головной боли — или, может, это была ее середина, так как он чувствовал её с перерывами в течение нескольких дней. Мысли обо всей этой драме с Шерлоком совершенно не помогали. Всё его тело болело. Его внутренности все еще боролись с проклятым каперсовым соусом. Никто больше не отреагировал на это, но иммунная система Джона уже довольно давно подводила его. Он спросил себя, как Шерлок, из всех людей, точно знал, что вызвало недомогание у Джона. Конечно, он знал, он был Шерлоком Холмсом, но как он не удалил у себя выбор соуса Джоном? Джон и сам до сих пор не понимал, почему так отреагировал. Очевидно, ему придется позвонить Шерлоку по поводу его собственной истории болезни, и насколько это было хреново? Это заставляло его чувствовать себя глупо. Было время, когда он тоже был таким человеком для Шерлока. Теперь Шерлок получал ранения, а Джон узнал об этом последним. Джон попытался рассеять это облако мыслей. Он всё больше и больше уставал отрицать первое побуждение снова быть рядом с Шерлоком каждый день. После вечеринки Джон не знал, что делать, если Шерлок не согласится стать его шафером. Это не должно было быть таким уж удивительным, но Джон внезапно осознал очевидный факт, что у него нет никого, кто мог бы сыграть эту роль. Конечно, у Джона были приятели по регби. Конечно, он всё ещё поддерживал связь со старыми армейскими друзьями. Но ни один из этих людей не был настолько важен. Никто не был так важен, как Шерлок. Всё ещё был. Шерлок был важен. Джон разрывался между очевидным осознанием и желанием отрицать это, пусть и бесполезно. Шерлок был чертовски важен. Настолько, что Джон с трудом мог забыть тот факт, что у него была сломана рука, а Джона не было рядом, чтобы помочь. Джон мог притворяться, что не замечает этого, но это была правда. Шерлок изменил всё во многих отношениях — хороших и плохих, — и Джон не мог просто сидеть в темноте и рассказывать их историю. Всё было не так просто. Его собственный разум не имел к этому никакого отношения, его собственное тело снова и снова напоминало ему, что Шерлок всегда будет рядом. Это приводило в бешенство — действительно приводило. После всего, через что прошёл Джон, он должен был признаться себе, что у него больше никого нет. И это было не потому, что другие люди в жизни Джона не стоили этого, а потому, что Джон никогда не чувствовал потребности иметь кого-то поблизости, пока рядом был Шерлок. Лёжа в темноте, Джон посмотрел на свои ноги и вздохнул. Подружки приходили и уходили, и Джон время от времени встречал других своих приятелей, но Шерлок был там каждый день, прямо перед ним, будучи несносным и блестящим таким образом, что у Джона с самого первого дня перехватывало дыхание. Джон погрузился в неё — в ту жизнь, которая у них была, с преступлениями, с блогом, с квартирой. Джон облачился в Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Он сделал это, он был тем, кто позволил всей своей жизни плавать вокруг сумасшедшего мерзавца в драматичном пальто. И он чертовски любил это, наслаждался этим, лелеял это. У Джона был прекрасный маленький воздушный пузырь, который был разрушен самым жестоким и мучительным образом. Следовало ожидать, что у Джона всё ещё никого не было. Прошло два года, а у него по-прежнему не было никого, кроме Мэри — прекрасной Мэри, которая спасла его от забвения. Джон потёр руки и посмотрел на свои пальцы. Он инстинктивно погладил указательный. Что говорит о нём то, что он настолько прочно увяз в этой жизни, что теперь она вспыхивала красным в его памяти всякий раз, когда он видел сны о ней? И самое главное: что говорит о нём то, что он до сих пор не может представить себе жизнь, оторванную от неё? Джон должен быть честным. Он поднял голову и посмотрел на потолок. Он никогда не был трусом, он должен принять неумолимую правду. Шерлок не уйдет. Он никогда не уйдёт из жизни Джона. Не только потому, что он был мерзавцем, но и потому, что он был лучшим другом Джона. Он был всем миром Джона, когда тот нуждался в нём больше всего. Шерлок не уйдет, потому что Джон никогда бы его об этом не попросил. Вот это была правда. Он никогда по-настоящему не захочет этого, не важно, сколько чёртовых часов он проведёт на диване, пытаясь избавиться от тошноты. Шерлок, безусловно, потерпел крах. Так было всегда, и он давным-давно задавил Джона. Неумолимая правда заключалась в том, что Джон ни за что на свете не изменит его. Он должен был признать, что ради любой крупицы душевной устойчивости он всё ещё мог сохранить его для себя. Если Шерлок не согласится стать шафером Джона, у Джона его просто не будет. Для этой задачи не было никого другого, Джон не хотел никого другого в качестве шафера. Какой бы очевидной она ни казалась, на самом деле эта мысль немного освобождала. Это было всё равно что принять смерть, перестать молиться о чуде. Джон громко рассмеялся аналогии. Только Шерлок мог быть настолько травмирующим, что Джон мог сравнить его со смертью и ни в малейшей степени не чувствовать себя неуместным. Может быть, Джон был настолько испорчен, что у него было желание смерти или что-то в этом роде. Это был один из способов объяснить неизбежное притяжение, которое он всегда чувствовал к Шерлоку, и безумные возможности, которые приходили с ним. Джон старался не беспокоиться о том, что Шерлок не согласится стать его шафером. Хотя это было возможно. Джон не появлялся рядом последние месяцы и отказывался бывать на местах преступлений, куда его осмеливался приглашать Шерлок. Вполне возможно, что, получив отпор, Шерлок просто отказался от работы с ним навсегда. Может быть, выполнение работы Майкрофта было способом Шерлока показать, что он больше не нуждается в докторе Джоне Ватсоне в качестве своего партнёра. Ну и чёрт с ним, подумал Джон. Его сломанная рука явно говорила об обратном. Он нуждался в Джоне. Может быть, он никогда и не нуждался в дружбе, утешении или партнёрстве Джона, но ему определённо нужен был пистолет Джона и сам Джон, чтобы нажать на курок. Джон без колебаний сделал бы это, если бы Шерлок был в опасности. Джон не знал, что ему придётся сделать, чтобы снова быть рядом с Шерлоком и поддерживать его эмоциональную защиту, но в тот самый момент он обнаружил, что это не имеет значения. Попытка держаться подальше не принесла ему никакой пользы, — это было очевидно — и Джон собирался сделать гигантский шаг в своей жизни, он собирался жениться и он не хотел делать это без Шерлока. Он должен был присутствовать на свадьбе с Джоном. Это был единственный возможный путь. Как ни странно, только сейчас Джон понял, что не хочет делить свою жизнь между тем временем, когда он был блогером, и тем временем, когда он был женатым человеком. Шерлок принял Джона как ветерана армии — доктором Джон останется всегда, они могли бы выработать эту новую динамику. «Конечно, могли бы», — подумал Джон. Потому что если Шерлок был лучшим другом Джона, то и Джон был его другом. Он больше не был единственным другом Шерлока — у Джона было чувство, что эти два года изменили его больше, чем Шерлок мог бы признать. Но Джон по-прежнему был важен. Конечно, так оно и было. Конечно, Шерлок согласится стать его шафером. Шерлок… Детектив в шляпе, сумасшедший гений, высокофункциональный социопат, вернувшийся из мертвых человек. Джон судорожно сглотнул и почувствовал, как сердце его сжалось от горя. Шерлок может этого не принять. На самом деле Джон ни о чем не спрашивал, он позволил Джанин делать это, ради бога. Может быть, Шерлок сбежал от скуки такой нормальной жизни, которой теперь жил Джон. Шерлок может не захотеть в этом участвовать. Может быть, этот разговор был вызван тем, что Шерлок пытался плавно отвернуть его. Джон начинал злиться на себя. Теперь он думал о Шерлоке как о разумном человеческом существе с хоть каким-то представлением о социальных условностях. Шерлок никогда не упустит возможности сказать Джону, чтобы тот не был скучным, или закатить глаза на устаревшее чувство адекватности Джона. Просто все было так, как было. Шерлок не пытался отказать Джону. Если он в конце концов сделает это, то станет энергичным и хитрым, несносным и ненавистным. Джон примет все это. Он прошёл в комнату для гостей и открыл дверцу гардероба. Мэри аккуратно повесила пальто и шарф Шерлока и предложила Джону отвезти их к Шерлоку на Бейкер-стрит. Джон отказался это делать, но теперь подумал, что, может быть, они станут лучшим предлогом для того, чтобы без предупреждения появиться в квартире Шерлока. Квартира Шерлока. Эта мысль всё ещё звучала в его мозгу, как сирена. Он сделал себе мысленную пометку никогда не говорить этого вслух. Не раздумывая, Джон разгладил лацкан пальто, ощупывая грубую ткань и признавая тот факт, что он мог отличить пальто Шерлока от любого другого только на ощупь. Это была техника выживания, и она помогала им больше раз, чем Джон мог сосчитать. Неважно, сколько у Шерлока нелепых, шикарных и излишне броских пальто — а у него их было слишком много, — Джон всегда сможет отличить их друг от друга. Вероятно, это было настолько очевидно, что Шерлок счёл необходимым показать Джону окровавленное пальто, чтобы сделать ложь более правдоподобной. Если бы Джон был Шерлоком, он мог бы сказать, где был Шерлок, просто понюхав пальто и шарф. Джон хотел бы, чтобы он мог это сделать. Он спросил себя, носил ли Шерлок это пальто и этот шарф там, где его били или сломали руку. Шерлок, вероятно, мог бы сказать, в какой стране было это пальто. Определенно. Он определенно сможет это сделать. Если бы пальто принадлежало Джону, Шерлок мог бы сказать, в каком настроении был Джон, когда надевал его. Эта мысль заставила Джона хмыкнуть, но безрадостно. Джон всегда был таким простым и незамысловатым. Шерлок играл с ним так, как считал нужным. Он всегда будет это делать, у Джона больше не будет иллюзий на этот счет. Он взял шарф с вешалки и сжал его между ладонями, затем поднес к носу, глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться и на минуту стать Шерлоком. Он попытался связать запах с любой подсказкой, которую смог найти, но это было явно бесполезно. Единственным, что Джон мог учуять, был Шерлок. И, может быть, Бейкер-стрит. Или, может быть, одно и другое были настолько неразрывно связаны в обонятельных каналах Джона, что Джон не мог отличить их друг от друга. Одно не может существовать без другого — во всяком случае, для Джона. Он снова повесил шарф и закрыл дверцу шкафа. Он вернёт его и пальто Шерлоку лично. Может быть, ему удастся обманом заставить его стать его шафером. Обмануть Шерлока Холмса… Да, точно.