***
Я стою в зале, полном высокопоставленных гостей и обычных толстосумов. Они подходят и благодарят меня за вечер, а я украдкой, не подавая вида, наблюдаю за нужными гостями. Я не передаю нужные бумаги из рук в руки. Для этого у меня есть специальные люди. Моя задача лишь смотреть, чтобы всё прошло гладко и без запинок. Но кое-что сейчас меня волнует даже сильнее чёртовых документов. Я объявил начало праздника, и уже прошло полчаса, а Алёны всё ещё нет на горизонте. Неужели она передумала приходить? Да нет, бред какой-то... Я нахмурился и покачал головой. Так звала меня сюда, так восхищалась, и... просто не пришла? Быть этого не может. Я щелкал пальцами и нервно, по одной штуке, поглощал лежащий в чаше зелёный виноград. Он такой сладкий... Сплошная глюкоза... Говорят, сахар помогает мыслить быстрее и яснее. Что ж... на мне это не действует, ведь клубок моих мыслей становится только запутаннее. Алёна. Документы. Виноград. Танцы. Поставщики. Праздник. Любовь. Гости. Бомбы. Музыка. Щелчки. Терроризм. Документы. Виноград. Танцы. Поставщики. Праздник. Любовь. Гости. Бомбы. Музыка. Щелчки. Терроризм. Гости. Губы. Поцелуи. Талия. Платье. Грудь. Алёна. Причёска. Макияж. Руки. Алёна. Язык. Любовь. Алёна. Алёна! Я прокусил губу и сразу спохватился, схватив салфетку со стола и приложив к ранке. Раз уж мне суждено быть вешалкой для этого дорогущего костюма, то надо его беречь, и чёрта с два я в первый же час его носки безвозвратно испорчу его своей гадской кровью! Кинув прощальный взгляд на пустую гроздь, на которой когда-то были десятки виноградинок, я направился в уборную.***
Я открыл кран и умылся прохладной водой. По телу прошлись мурашки. Я облокотился руками на раковину, вмонтированную в столешницу и уставился в зеркало перед собой. Крупные капли стекали с моего носа и подбородка. Я облизнул ранку. Из за постоянных укусов мои губы приобрели глубокий тёмно-розовый, почти алый цвет. И на каком-нибудь американском или корейском актёре это даже смотрелось бы привлекательно, но не на мне… Хотя… Может эта деталь и мне придаёт особый шарм… В последнее время меня стала меньше раздражать моя внешность. Нет, мои претензии никуда не делись, но… Я будто научился с ними жить. Она меня научила. Оказывается, видеть в плохом хорошее — так просто... И для этого всего лишь нужно быть счастливым. А чтобы достичь этого, нужно уже постараться... или как я, дождаться помощи от ангела, который почему-то ходит по земле... Я снова потянул волосы в хвосте в две стороны, чтобы резинка потуже затянулась. Всего пару раз в жизни я собирал их в такую прическу, и все время максимально их затягивал. Чем туже — тем больше у меня контроля над ситуацией. Какой? Не важно. Главное, что это придаёт мне уверенности.***
Я и сам не заметил, как уже стоял перед Алёниной дверью. Я глубоко вдохнул и трясущейся ладонью постучал ровно три раза. К моему удивлению, в этот раз моё ожидание составило не более минуты. Дверь распахнулась, и на меня налетела Алёна, цепляясь за мою одежду на груди и что-то бубня. — Я дура! Дура! Дура! — она отлипла и вновь направилась вглубь комнаты. — Ты?.. Что происх... — я не закончил фразу и тоже вошёл, прикрыв за собой дверь. Девушка бегала туда-сюда, хватая разные косметические штучки. На её лице уже был вечерний макияж в тёмных тонах, а волосы были собраны в гульку, но пара прядей выбивалось, искусственными кудряшками обрамляя лицо Алёны. Я подметил про себя, что мне не нравится, когда на ней такого вида макияж. Слишком много. Слишком темно. Слишком… Слишком! Ещё и эти длинные стрелки… Да, он выглядел очень технично, и, видно, Алёна уже набила в этом деле руку. Но… Видеть её без всей этой тонны красок мне куда приятнее. Приятнее наблюдать её естественный бледный румянец, а не этот ярко-розовый. Алёна продолжала суетиться и на её лице играла нескрываемая паника. Но не смотря на это... даже так она прекрасна. Даже с тонной штукатурки и искажённым ужасом лицом. Она словно богиня, которой даже при всём своём желании, не получится выглядеть менее привлекательно, чем она есть на самом деле. И вообще, кто я такой, чтобы судить её внешний вид? Это её дело, и если ей нравится так краситься, то я не в праве её критиковать. Кто я — искусственный человек без талантов и с незаслуженным «успехом» и она — великолепная, не побоюсь этого слова, величайшая пианистка этого столетия, да и просто успешная женщина. — Прости… Я уже почти всё, осталось платье… — она побежала в ванную комнату и из-за закрытой двери продолжала: — будильник не прозвенел, сволочь! Боже, сколько мне лет, а впадаю в ситуации, будто мне снова семнадцать, — в её голосе слышалась злоба, но я, вопреки этому, улыбался. Она так мило злится на саму себя. Глупая. Будто случилась мировая трагедия. Хотя… я же и сам такой… Вечно по пустякам беспокоюсь. Алёна вышла из ванной, придерживая платье за грудь. — Помоги, — её голос в мгновенье сменился с оглушающего контрабаса на тонкую тихую скрипку. Она повернулась ко мне спиной. На красном платье, которое я не смог разглядеть из-за слишком близкого расстояния, был расшнурован корсет. Воздух повысил свою температуру на несколько градусов. Или мне лишь показалось? Но наблюдать голую спину, обсыпанную родинками, казалось даже интимнее того, что происходило при последней нашей встрече. Девушка медленно повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Я всё ещё рассматривал её лопатки и вдруг разморозившись, я опустил взгляд, будто она застукала меня за чем-то непристойным. Хотя, верно, так оно и было. — Нужно зашнуро… — Да, — перебил я её, слишком громко, нежели хотел, — я знаю… — уже тише, почти шёпотом. Она ниже меня ростом. Я наклонился и приблизился к шнуровке. Моё тёплое дыхание прошлось по её коже. Она шумно выдохнула и слегка дернулась. — Можешь сильно затягивать... Я лишь слегка кивнул, хотя она всё равно этого не увидела. Я не говорил. И старался вообще не издавать никаких звуков, чтобы вдруг не выдать того, что я на пределе. Что вот-вот, и сорвусь... Что вместо того, чтобы эту чёртову ленту вдеть в петельки, вовсе сорву её, и платье лёгкой материей спадёт на пол. А что потом? Потом даже представлять страшно. Какой ужас. Нет. Я зажмурился. Пока Алёна не позволит, я не должен так мыслить. А даже если позволит... Все равно не должен! Для её же блага. И когда мою голову стали посещать такие грязные мысли? И ответ: уже давно... Но другой вопрос беспокоит меня больше: когда это я перестал корить себя за это?.. Следующие минуты я технично, пытаясь не думать, ловко продевал ниточку в отверстия и в конце потянул за оба конца и завязал идеально ровный бантик. — Го... — я прокашлялся, — готово... Она прошлась к зеркалу и покрутилась. — Ничего себе. Как ровно... Да у тебя талант! Было бы чему радоваться. Но я скромно улыбнулся. Даже этому глупому умению я целую неделю учился по книжкам и учебным видео. Когда-то клиентка попросила завязать ей корсет. Меня лично. А разве я мог отказать? Кажется, я ей нравился. Хотя, может, мне лишь казалось, но после того как мои руки ловко выполнили прошенную работу, я попрощался и ушёл восвояси. С тех пор в казино эта девушка не появлялась. Я даже забыл её имя. Хотя такого никогда со мной не происходило. Наверное, я должен был ей отказать, ведь это точно не входило в мои обязательства, но... Но тогда я делал всё, что захочет моя семья — клиенты казино. Моя семья. От одной лишь мысли о моём представлении об этом слове в прошлом бросало в дрожь. Семья... Тогда я считал так... И не важно как мне придётся для этого унизиться. Но сейчас всё по-другому. Сейчас у меня есть Алёна. И моя жизнь в кои-то веки стала налаживаться. Я наконец смог разглядеть её платье. Оно совсем не похоже на то чёрное, из моих фантазий. Но оно не менее красиво. Алый корсет был расшит переливающимися бабочками, сделанными из каких-то драгоценных камней. Непышная юбка, сделанная из атласной бардовой ткани, струилась к полу. На левом бедре начинался разрез, который открывал вид на длинные аккуратные ноги. Эту девушку можно рассматривать вечность. — Красивая... — вырвалось из моего рта. Алёна обернулась. — Что?.. — она мне улыбнулась, — я уже готова. Можем идти. — Я сказал: ты красивая... — повторил я. Хотя ещё пару недель назад побоялся бы даже представить как я говорю ей это. Её ресницы дрогнули. И без того розовые щёки из-за косметики побагровели на несколько тонов. Она поджала губы и закивала. И вместо ответа со всей силы вцепилась в мою руку, прижавшись к моему телу. Верно говорят, что действия иной раз могут сказать больше слов... В моём желудке заиграло приятное чувство. Как это называют?.. Кажется, "бабочки в животе". Да, как в глупых бульварных романах. Но это не роман. Я настоящий и Алёна тоже... И после этого мне захотелось ещё сотню раз повторить, что она красивая... Что она умная, чудесная, добрая, великолепная, что я... что я люблю её! Но я не стал. Хотя так хочется. Сказать три простых слова. И как же забавно то, что в этих трёх словах содержится столько чувств, сколько я не смог бы передать за всю свою жизнь. Но как же она поймет то, что я вложу в них? И много ли в наше время значат слова? Иногда ими раскидываются как мусором. Свою любовь нельзя доказать словами. Но иногда так хочется... Хочется, чтобы всё было так просто... — Нужно идти. Уже середина праздника, — я аккуратно отодвинул её от себя, не отпуская её руки. — На самом деле... Я тут подумала, и может мы... — она запнулась. — М-м-м?.. — я замер. — Нет, нет... Ничего, — она покачала головой. — Пойдем. Тебя наверное все заждались. — Да... Ты права, — Алёна взяла меня под локоть и мы направились в бальный зал. Знала бы она, как мне плевать на всех. Все — лишь массовка. Я не вижу в них абсолютно ничего. Мне нужна только ты. Алёна — пример того, как в оболочке простого человека может скрываться всё самое лучше, великолепное, красивейшее, что есть в нашей вселенной.***
Мы зашли в бальный зал. Некоторые люди уже изрядно выпили и проводили свой досуг, сидя на диванах по периметру с бокалами в руках. Но намного большее количество гостей танцевало в центре зала, медленно кружась, сливаясь с лившейся с мини-сцены мелодией. Я увидел, как на сцену выносят микрофон и к нему подходит девушка. В следующую секунду Алёна потянула меня за руку к танцующим. Сначала я растерялся, но потом спохватился. — Сейчас начнётся... — она прошептала и положила руки мне на плечи. Девушка с микрофоном объявила: — Посвящаю эту песню всем влюблённым, ведь любовь — двигатель всего человечества. И тела и души. Я почувствовал как от её слов у меня загорелись щёки. Руки начали трястись. Я посмотрел потерянным взглядом на Алёну, как бы спрашивая: можно?... Я и так знал ответ, но... Вместо слов она взяла мои руки и положила себе на талию, а сама прижалась ко мне всем телом, до этого момента не отрывая взгляд. Из уст певицы полилась песня. Я узнал её. Это песня знаменитой группы "Desireless", но спета она совершенно в другой манере... Мягко, нежно... — Plus loin que la nuit et le jour... — тихо подпевала Алёна, обдавая меня тёплым дыханием, которое я чувствовал даже через одежду. Точно, она же знает французский... Я даже забыл об этом... Говорим постоянно только на английском с лишь иногда проскакивающими русскими словами. Мой уровень французского языка очень слаб. Ничего кроме базовых вещей сказать не могу, тем более перевести чужую речь. Так что мне следовало лишь догадываться, о чём она поёт. — Dans l'espace inoui de l'amour... Мы кружились под мягкий голос девушки, и всё вокруг будто исчезло из этого мира. Остались лишь я, мои руки, держащие её тонкую талию, и она, прижимающаяся ко мне своим тёплым телом. Да, банально, но казалось, что время вокруг нас остановилось. И мы, наши души, улетели в бескрайний космос мечт, надежд, и, самое главное, любви. Мы в том мире, где я могу быть счастливым. Где Алёна может подарить мне счастье. Мы там, где я нормальный человек. С матерью, отцом, домом, женой... Я нормальный... Я как и все несколько часов мучал свою мать в роддоме, как и все играл в детском саду в песочнице, как и все плакал из-за первой двойки в начальной школе, как и все старшеклассники влюбился в одноклассницу, которая разрушила все мои мечты, как и все успокаивал родителей на последнем звонке, хотя сам едва сдерживал слёзы, как и все сдал экзамены и поступил на какого-нибудь юриста, как и все отучился, устроился на работу... Как и все женился бы на любви всей своей жизни — вечно напевающей себе что-то под нос брюнетке пианистке... Если бы я только был... Голос девушки затих, а мелодия сменилась. Я вернулся из сладкой страны грёз в горькую реальность. В которой, да, Алёна всё ещё прижимается ко мне, но сколько продлится эта нега после того, как она узнает правду? А она точно её узнает. Сколько бы я не скрывал, всё всегда выходит наружу... И тут возникла мысль... Зачем я так мучаю Алёну, если могу в одно мгновенье её разочаровать. И лучше уж сказать об этом, пока у нас всё не зашло слишком далеко... Насколько? Не знаю!.. Знаю то, что не хочу делать ей больно, так пусть лучше она узнает раньше. Я наклонился к её уху и прошептал: — Пойдем ко мне. — Что?.. — кажется, она в миг обмякла, — ну, я... — Хочу поговорить. Это очень важно, — вот опять во мне бушует откуда ни возьмись взявшаяся решимость... Я без особых сомнений взял её за руку и потянул в сторону выхода. Мы прошли достаточно далеко, чтобы весь шум, даже приглушённый, скрылся. — Сигма... Всё хорошо?.. — она остановилась, не отпуская мою руку. Я повернулся и посмотрел её в глаза. — Je m'inquiète pour toi... Я глубоко вздохнул и потёр глаза. Как же я устал от этих пряток. Хочется уже побыстрее выпалить ей всё и наслаждаться одиночеством до конца своих дней. — Я не понимаю французский... — произнёс я, пожалуй, слишком беспомощно, словно ребёнок. — Ты меня избегаешь... Зачем?.. — теперь на русском. И всё, что я понял это "ты" и "зачем"... — Послушай, я... — я откинул назад шею и закрыл глаза, — я не хочу гадать. Я не знаю что ты говоришь. Зачем всё это языковое... — У тебя есть другая?! — теперь уже на чётком британском английском. Я опешил. Такое обвинение я точно ждал меньше всего. Я положил руку ей на плечо. — Нет... Нет, ты что... Ты одна... — она сбросила мою руку. — Тогда ответь, почему ты всё время меня избегаешь?! Лишь один единственный раз пришёл, а я... Я всё понимаю, и если я тебе не нужна, то зачем ты это продолжаешь? Зачем вселяешь в меня надежду?.. — Ты не понимаешь... Я не такой как все... — Да слышала я уже этот бред сотню раз из фильмов! Какой "не такой". Руки как у всех, ноги как у всех, внешность не как у всех, а в миллион раз лучше каждого мужчины на этой планете. Характер... Ну у каждого свои тараканы, и я не понимаю, когда ты несёшь всякий самоуничижительный бред... Просто какого? Ты — идеал! По крайней мере для меня. И если ты говоришь, что у тебя нет других девушек, то тогда я вообще не вижу резона для твоего поведения! Она это сейчас серьёзно? Или это вновь один из моих снов? Она кричит и ругает меня, но при этом называет меня идеалом. И тут меня одолел порыв, который никогда ещё не был в моей жизни. Я потянул Алёну за руку, прижал к стене, а второй закрыл ей рот, и прошептал на ухо: — Об этом я и хотел поговорить. Пожалуйста, можешь не кричать на весь коридор... И я уверяю тебя, есть действительно веские причины для моего, как ты говоришь, необъяснимого поведения... К моему удивлению Алёна никак не сопротивлялась. Лишь одарила меня ошарашенным взглядом. В один миг в мою голову пришло осознание моего действия. Я отпустил Алёну, и с минуту простояв, обнял её настолько крепко, насколько позволяли в данный момент мои силы. — Я всё объясню... И ты решишь: да или нет... — она обняла меня в ответ. — Что "да или нет"? Я не ответил. Думаю, она и сама всё прекрасно понимает.