Летящий ястреб, рыжая лиса

Кэтрин выбралась из палатки и огляделась по сторонам. На небе угасали отблески заката, и на долину опустилась густая синеватая мгла. Повсюду горели костры, окутывая поляну дымом и запахами еды. Кэтрин проглотила слюну. В этой суматохе она совсем забыла о голоде, но сейчас желудок настойчиво давал о себе знать. Вокруг было полно народу. Мужчины прогуливались, женщины готовили ужин, между шатрами сновали стайки детей. Казалось, все обитатели деревни высыпали на улицу, предвкушая хороший отдых после тяжелого дня. Вокруг царило радостное оживление, а Кэтрин ощущала себя изгоем. Кто же знал, что Брайан подхватит эту чертову простуду, и ей придется искать подход к его сородичам одной. Первым делом она решила пойти к своему ти́пи и переодеться в сухую одежду. Выйдя на окраину лагеря, она увидела, что ее жилище светится изнутри, а миссис Смит складывает у входа дрова. Завидев Кэтрин, «свекровь» выпрямилась и так выразительно подняла брови, что Кэтрин невольно потянулась к блузке, проверяя, все ли пуговицы на месте. К счастью, миссис Смит не стала отпускать комментарии по поводу ее внешнего вида. — Как себя чувствует Чета́н? — спросила она. Кэтрин усмехнулась, вспоминая, что произошло, а вернее, чуть не произошло в палатке потения. — Похоже, ему гораздо лучше, — ответила она. — А вообще, долго ему там еще торчать? — Шаман велел ему молиться в потельне всю ночь, чтобы прогнать злых духов. «Злых духов, — мысленно хмыкнула Кэтрин. — Ну и ладно, пусть хоть дьявола изгоняют, лишь бы помогло». — А это не опасно? — на всякий случай поинтересовалась она. — Там очень жарко. Миссис Смит покачала головой. — Не волнуйся. Камни постепенно остынут, и станет прохладнее. Ладно, идем ужинать. Ты наверное голодна? — Очень, — кивнула Кэтрин. — Я мигом переоденусь и вернусь. Отодвинув полог, она забралась в ти́пи. «Свекровь» уже успела здесь похозяйничать: в центре горел обложенный камнями костер, у стены были постелены две лежанки из бизоньих шкур, а над ними висели плетеные обереги. «А она не такая вредная, какой хочет казаться! — обрадовалась Кэтрин. — Может, мы еще и поладим». Она переоделась в сухое, повесила влажные вещи на протянутую между жердями веревку и вышла наружу. «Свекровь» ждала ее у входа, и они вернулись в центр стойбища, где уже полыхал большой костер. У шатров горели очаги поменьше, и возле них ужинали семьи. Кэтрин и миссис Смит подошли к одному из костров, где сидело несколько женщин, и уселись на сухую траву, разбросанную вокруг вместо подстилки. Индианки умолкли, с любопытством уставившись на Кэтрин. — Хау! — Она несмело помахала рукой. Женщины заулыбались, а одна из них — совсем юная, почти девочка, сказала: — Привет! — Ты говоришь по-английски? — обрадовалась Кэтрин. — Немного. Мага́скави учить нас слова и понимать говорящая бумага. Кэтрин вопросительно взглянула на миссис Смит. — Да, я учу детей вашему языку, — кивнула «свекровь». — Читаю им газеты и книги, которые привозит мой сын. — Здорово, а мы как раз привезли вам несколько книг. — Я видела, спасибо. Одна из них даже с картинками — думаю, с нее мы и начнем. — Да, это Фенимор Купер «Последний из могикан». Там как раз про индейцев. — Где бледнолицые, как обычно, выставляют нас кровожадными дикарями? — горько усмехнулась «свекровь». — Вовсе нет. Точнее, там есть и хорошие индейцы и плохие. Так же, как и белые. — Ну что ж, думаю, это будет интересно, — голос миссис Смит слегка потеплел. Разговор протекал под деловитое бульканье медного котелка. «Свекровь» помешала его содержимое костяным черпаком, затем попробовала похлебку на вкус и удовлетворенно кивнула. Женщины оживились и, взяв из груды деревянные миски, протянули их миссис Смит, а та начала зачерпывать суп половником и разливать по тарелкам. Получив наполненную миску и кукурузную лепешку в придачу, Кэтрин с жадностью принялась за еду, но с первых же глотков поняла, что в похлебке нет соли. Она поискала глазами солонку, но не нашла. Наверное индейцы не солят пищу. Досадно, но ничего не поделаешь, главное — сытно и горячо. Прихлебывая суп, она с любопытством смотрела по сторонам. Женщины вокруг непринужденно болтали, смеялись и выглядели так беззаботно, словно им не пришлось весь день заниматься тяжелым трудом. Группа юнцов неподалеку затеяла шуточную толкотню, которая вскоре переросла чуть ли не в настоящую драку, но никто из старших не вмешивался, позволяя молодняку самостоятельно выяснять отношения. Возле трех сидящих рядом женщин на траве лежали какие-то свертки. В полумраке Кэтрин приняла их за сумки, но когда один из «свертков» захныкал, то поняла, что это люльки с младенцами. Кэтрин невольно поморщилась. Ну вот, сейчас начнется! Даже один грудничок своими воплями порой превращал воскресную проповедь в адскую пытку. А если детей было несколько, то они обычно начинали плакать один за другим, устраивая настоящее светопреставление! Но тут мать ребенка, отложив ложку, аккуратно зажала младенцу носик и закрыла ладонью рот. Кэтрин изумленно вытаращила глаза. Что происходит? Она растеряно посмотрела на остальных, но индианки, как ни в чем не бывало, продолжали есть. Миссис Смит поймала ее взгляд и чуть заметно пожала плечами. Да они тут с ума посходили! Кэтрин уже хотела вмешаться, но в этот момент мать отпустила руку. Личико ребенка сморщилось, ротик плаксиво скривился. «Сейчас заорет как резаный», — подумала Кэтрин, но стоило малышу издать нерешительный писк, как индианка снова зажала ему нос. — Что вы творите! –не удержалась Кэтрин. Женщина не удостоила ее ответом, но руку убрала. Вопреки ожиданиям ребенок больше не делал попыток заплакать. Индианка приложила его к груди, и он, довольно причмокивая, угомонился. — Что за варварство! — возмутилась Кэтрин, обращаясь к миссис Смит. Та смерила ее снисходительным взглядом. — Варварство — это когда бледнолицые бьют своих детей, — с достоинством ответила она. — Мы никогда не бьем наших, потому что знаем, что это искалечило бы их души. — Но вы издеваетесь над беспомощными младенцами! — Мы просто отучаем их плакать. — Но зачем? Все дети плачут — это нормально! — Для вас — может быть, но не для нас. У нас нет домов с кучей комнат. Вся семья, восемь — десять человек, живут в одном ти́пи. Представь, во что превратится их жизнь, если младенцы будут орать, когда им заблагорассудится. Но это еще полбеды. Дети своим плачем могут выдать наше расположение врагу. Когда я была маленькой, как-то раз мы отбились от своих, и нам нужно было пробраться мимо огромного лагеря черноногих. С нами были грудные дети, включая моего младшего брата… Знаешь, что сделали наши воины? — Что? — Они убили младенцев с согласия их матерей. — Какой ужас! — ахнула Кэтрин. — Потом мы горевали много дней, но у нас не было другого выхода. Если бы враги нас заметили — погибли бы все. Поэтому пускай лучше дети учатся вести себя тихо, чем кому-то придется принимать такое решение. Кэтрин молчала, не зная, что на это сказать. Страшно было представить, что чувствовали матери, позволившие убить своих детей. Но все-таки в этой жертве была, пусть жуткая и циничная, но целесообразность. Кэтрин знала, что когда разоряют волчью нору, волчица никогда не защищает своих волчат, «понимая», что ее жизнь ценнее, ведь она может родить новых. Костер в центре стойбища разгорался все ярче, а за шатрами простиралась непроглядная темнота. На площадку вынесли большой украшенный перьями барабан и принялись отбивать в него ритмичный мотив. Одна из женщин затянула песню, вскоре к ней присоединились остальные. Несколько молодых индейцев вышли на середину поляны. На одних были причудливые одеяния, украшенные мехом, перьями и рогами, на других — только набедренные повязки. С громкими криками и улюлюканьем танцоры закружились вокруг вздымающегося к черному небу костра. — Хэйя-ха! Хэйя-ха! — запели мужчины, а женщины принялись подпевать им тонкими голосами. Все больше и больше людей выходило к костру, и вскоре в неистовой пляске участвовало почти все племя, за исключением певцов и нескольких стариков. Кэтрин сидела на земле, чуть не оглохнув от грохота барабана и высоких пронзительных голосов. Смуглые полуголые тела мельтешили перед глазами в оранжевых отблесках огня. Зрелище было столь завораживающим, что Кэтрин не могла отвести от него взгляд. Чувственный, животный ритм нарастал, а в глубине души пробуждалось нечто дикое и первобытное. Нечто, толкающее вскочить на ноги и поддаться всеобщему безумию. Но все же голос разума умолк не совсем, и Кэтрин осталась сидеть на траве, невольно подергиваясь в такт барабану. Прошло немало времени, прежде чем буйство начало утихать. Первыми из круга ушли женщины, уводя за собой детей. Они разбрелись по жилищам, и вскоре шатры осветились изнутри очагами как гигантские бумажные фонари. Кэтрин тоже поднялась. Она поискала глазами миссис Смит и, не найдя ее, отправилась к себе. В ти́пи было темно и прохладно, огонь почти угас. Кэтрин раздула угли, подкинула несколько веток, а затем разделась и улеглась на мягкую шкуру, накрывшись одеялом. В голове все еще гудели отголоски барабанного боя, а под закрытыми веками проносились картинки прошедшего дня. Индейцы, ти́пи, баня… голый Брайан. И ее ладони, развратно скользящие у него по груди… Хорошо, что его сейчас здесь нет, иначе она сгорела бы со стыда. К счастью, Кэтрин так сильно устала, что очень скоро провалилась в сон. *** — С добрым утром! Кэтрин вздрогнула и открыла глаза. Посреди ти́пи стоял Брайан. Сон как рукой сняло, а тело обдало жаром, словно она вновь оказалась в индейской бане. — Привет, — смущенно пробормотала она, по подбородок натягивая одеяло. — Как ты себя чувствуешь? — Гораздо лучше. — Брайан опустился на корточки и принялся рыться в одной из сумок. — Твое лечение помогло, — вполголоса добавил он. Кэтрин вспыхнула. Господи, она вела себя хуже девицы из салуна! Что теперь Брайан о ней подумает? Он выпрямился, держа в руках мыло и полотенце. — Пойду искупаюсь. После завтрака обычно на реке никого нет, так что потом, если хочешь, тоже можешь окунуться. Когда за ним запахнулся полог, Кэтрин встала с лежанки и начала одеваться. Пальцы дрожали так, что она с трудом попадала пуговицами в петли. Усилием воли она заставила себя сделать глубокий вдох. Надо успокоиться и вести себя как ни в чем не бывало. Ну подумаешь, просто вжилась в роль «супруги» и немножко переиграла… И нет, она ничуточки не влюбилась! Какая к черту любовь? И без этого хватает проблем. Справившись с непослушными застежками, Кэтрин вышла наружу. Яркое солнце заливало поляну, и белые конусы ти́пи сверкали как заснеженные вершины. В деревне вовсю кипела жизнь. Женщины и девочки суетились вокруг очагов, а юноши и мужчины шли к реке или возвращались после купания. Кэтрин увидела, как с разных сторон к шатру подходят Брайан и миссис Смит. «Свекровь» обрадовалась, заметив сына. — Мичи́нкши! — Она протянула руки, намереваясь его обнять, но Брайан жестом остановил ее. — Не надо, мама, не хочу тебя заразить. — Но ведь ты прошел ритуал очищения. Шаман сказал, что в тебе больше нет злых духов, — возразила она. — Я и правда чувствую себя гораздо лучше, но простуда не может испариться за один день. Лучше повременить. Брайан действительно выглядел бодрым и посвежевшим, но его голос все еще звучал немного сипло. — Как скажешь, — кивнула «свекровь» и добавила. — Я только что говорила с нашим вождем. Он готов сегодня встретиться с тобой. — Сегодня? Может, лучше через пару дней, когда я окончательно поправлюсь? Миссис Смит покачала головой. — Ты же знаешь, что завтра мы начинаем готовиться к Пляске Солнца, и у вождя не будет времени на разговоры. — Ладно… — с сомнением в голосе протянул Брайан, — сегодня так сегодня. «Свекровь» пригласила Кэтрин и Брайана к очагу, где тушилось рагу из кукурузы, фасоли и помидоров, а рядом в кипящем масле жарился хлеб. — О чем ты хотел поговорить с вождем, Чета́н? — поинтересовалась миссис Смит, когда они уселись завтракать. — О том, что белые собираются протянуть через наши земли железную дорогу, — ответил тот. Глаза «свекрови» встревожено заблестели. — Ты уверен? — Да, нам с Кэт удалось раздобыть карту. Боюсь, что все обернется как под Каспером пять зим назад. Если не хуже… — И что теперь делать? — Не знаю. — Брайан вздохнул. — Хочу поговорить с Черным Медведем, узнать его мнение на этот счет. Лично мне кажется, что мы должны отсюда уйти. — Уйти? — нахмурилась миссис Смит. — С нашей священной земли? Он никогда на это не согласится. — Тогда придут Длинные Ножи и всех нас перебьют. Уж насколько лакота и шайены были сильны, когда разгромили Длинноволосого, но и то бледнолицые загнали их в резервации. А нас слишком мало, мы и подавно не сможем сопротивляться. — Ты прав, но куда же нам отступать? Мы и так уже забились в горы. Что нам остается? — Не знаю. Нужно выиграть время. Может, если мы уйдем дальше на запад, бледнолицые оставят нас в покое. Миссис Смит лишь сокрушенно покачала головой. Кэтрин молча слушала их разговор. Пару лет назад газеты славили кавалерию Соединенных Штатов, загнавшей «кровожадных дикарей» в резервации. Кэтрин тогда тоже радовалась вместе со всеми. А сейчас — видела перед собой людей, которых вытесняли с родных мест, у которых отнимали землю, обрекая на голодную смерть, и ей стало стыдно за своих соотечественников. После завтрака Кэтрин отправилась на реку. Она нашла тихую заводь, скрытую густыми камышами от посторонних глаз, и, раздевшись догола, вошла в студеную прозрачную воду. Хоть воздух и успел достаточно прогреться, но холод тут же пробрал ее до костей. Кэтрин с минуту поплавала и вышла на берег. Облачившись в свежее белье и чистую одежду, она вернулась к ти́пи. Брайан сидел на траве у входа и курил. Кэтрин уселась рядом. — Ну, как тебе здесь? — поинтересовался он. — Поладили с матерью? Кэтрин усмехнулась. — Было непросто, — сказала она и, строго прищурившись, спросила: — А почему это ты не рассказал мне, что собираешься жениться на дочери вождя? Брайан глубоко затянулся, закашлялся и вдавил окурок в землю. — Я не то, чтобы собираюсь… — Он смущенно пригладил косу. — Просто мне уже двадцать восемь — давно пора обзаводиться семьей. Сразу скажу: я никому ничего не обещал, но мама и Черный Медведь вроде как уже договорились… — А ты что? — Ну… Я был не против. Как раз и поехал охотиться на Бастера, чтобы получить награду за его голову и посвататься к Кими́меле. Кэтрин ощутила, как горло сдавила невидимая рука. Хотя, казалось бы, какое ей до этого дело? — И что теперь? Они все думают, что ты женат. Брайан безмятежно пожал плечами. — Та́куя могут брать и несколько жен, — совершенно будничным тоном пояснил он. — Что?! — Кэтрин задохнулась от возмущения. — Черта с два! Я не собираюсь участвовать в твоем гареме! Она выпалила это, но тут же прикусила язык. Какой гарем? Она ведь Брайану не жена. — Не бойся. Кими́мела тоже не согласится стать второй женой, — усмехнулся Брайан. Кэтрин непонимающе уставилась на него. — Постой… — протянула она, — так ты хочешь жениться, или нет? Брайан вздохнул. — Знаешь, с тех пор как… в общем, в последнее время я все больше понимаю, что не хочу жениться только потому, что пора. Но я попросил тебя притвориться моей женой не только поэтому. — А почему же еще? — А кем я должен был тебя представить? — Ну, не знаю… Компаньоном или подругой. — У нас нет такого понятия, как дружба или сотрудничество между разнополыми людьми. Тут очень строгие правила. К примеру, незамужней девушке запрещено разговаривать даже с родными братьями. Та́куя не верят в дружбу между мужчиной и женщиной. — А ты веришь? — Не особо. — Да ладно! А как же мы? — из чистого упрямства фыркнула Кэтрин. Брайан многозначительно промолчал, а Кэтрин покраснела, вспомнив, чем вчера едва не закончились банные процедуры. Она в смятении отвернулась к реке и стала смотреть, как солнечные блики танцуют на неспокойной воде. Сзади послышались звонкие голоса. Оглянувшись, Кэтрин увидела стайку мальчишек, с любопытством глазеющих на нее. На них были только набедренные повязки и мокасины, длинные черные волосы свободно развевались за спиной. Кэтрин редко приходилось общаться с детьми, и она насторожилась, не зная, как себя вести. Но тут самый маленький из ребят улыбнулся. На его щеках заиграли такие умильные ямочки, что Кэтрин не выдержала и улыбнулась в ответ. Мальчик несмело подошел поближе и что-то пролепетал на своем языке. — Он просит разрешения потрогать твои волосы, — пояснил Брайан. — Ладно, — слегка опешив, согласилась Кэтрин. — Хан. — Брайан кивнул ребенку. Мальчишка приблизился и осторожно дотронулся до ее волос. — Шунги́ла… — пробормотал он, поглаживая пальцами блестящие на солнце медные пряди. Он посмотрел Кэтрин в глаза и снова улыбнулся. — Пила́майя! — Что он сказал? — поинтересовалась Кэтрин, когда маленький индеец вернулся к своим друзьям. — «Пилама́йя», я так понимаю, означает «спасибо»? А что такое «шунги́ла»? — «Рыжая лиса», — ответил Брайан. — Знаешь, а ты и впрямь похожа на лисичку. У тебя хитрющие глаза, немного вздернутый нос… Мне нравится. Не возражаешь, если я буду звать тебя Лисичкой? Кэтрин хмыкнула и пожала плечами. — Кстати, а почему тебя назвали Летящим Ястребом? — поинтересовалась она. — Это долгая история, — начал Брайан, поудобнее вытягивая ноги на траве. — У та́куя свое первое имя мальчик получает при рождении, а последующее — должен заслужить. У нас есть обряд Поиска Видений — это ритуал посвящения для юношей, которые готовятся стать мужчинами. Мы с матерью попали в племя, когда мне было тринадцать, и мне тоже пришлось через это пройти. — И что это за ритуал? — Для этого нужно уйти в какое-нибудь уединенное место подальше от стойбища. Ты должен молиться и поститься четыре дня до тех пор, пока не увидишь во сне своего тайного помощника. — Тайного помощника? — Обычно он показывается в виде какого-нибудь животного или птицы. В общем, я покинул лагерь и отправился на священный холм. Там я просидел в яме четыре дня и четыре ночи. После захода солнца мать приносила мне воду, а есть все это время было нельзя. Не скажу, что я верил во все эти байки про тайного помощника, но когда я уже совсем ослаб от голода, мне привиделось, что какая-то птица залетела в мою нору. Я ощутил, как ее перья коснулись моих плеч и спины, а потом, должно быть, потерял сознание. Очнулся, лишь когда за мной пришел шаман. Он сказал, что уже прошло четыре дня и четыре ночи, и пора возвращаться. Я рассказал ему о своем видении, и он растолковал, что это был мой дух-покровитель. И если я в дальнейшем проявлю себя, то меня будут звать Летящий Ястреб. — И как же ты должен был себя проявить? — Мне вскоре представился такой случай. Тогда мы еще кочевали по Великим Равнинам и враждовали с другими племенами. Однажды мы пошли к стойбищу черноногих, воровать лошадей. Нам удалось угнать табун, но воины бросились за нами в погоню. Мы отбивались, и я убил одного из них. Тем самым заслужил право носить орлиное перо в волосах и свое новое имя. Признаться, я был доволен, как собака с двумя хвостами, потому что парни, которые проходили обряд в одно время со мной, получили прозвища Бешеный Скунс и Пинающий Койот. Кэтрин усмехнулась. Некоторые индейские имена казались забавными, но если задуматься, они неповторимы и что-то говорят о своем носителе. А европейские имена? Скучные и безликие. «Кэтрин» — вроде из древнегреческого, и наверняка что-то означает на этом языке. Но по сути, это просто набор звуков, которым называют ее… и миллионы других Кэтрин по всему миру. — А еще шаман сказал, — продолжил Брайан, — что ястреб сделает меня наблюдательным, быстрым и неуязвимым, но он охотится в одиночку, вдали от гнезда, и это — мой путь. — Поэтому ты и ушел из племени? — Ну да. Мне нравилось жить с та́куя, но в то же время тянуло назад, в мир белых. Я постоянно думал об этом видении, и через несколько лет стал охотником за головами. Я знал, что так принесу больше пользы своему народу. Какое-то время они сидели молча, думая каждый о своем. Кэтрин смотрела на стойбище, пытаясь понять уклад этих людей. Все было так же, как и вчера. Женщины занимались хозяйством, а почти все мужчины отправились на охоту. Осталось лишь несколько стариков, которые сидели у своих шатров и курили трубки. Так было вчера, так было на прошлой неделе, так было тысячу лет назад. Но что будет завтра? Когда Колумб ступил на американский берег, привычный ход вещей навсегда изменился. Большинство индейских племен уже прочувствовали это на себе, а та́куя только стоят на пороге значительных перемен, пусть даже еще сами этого не сознают. Впрочем и сама Кэтрин пострадала от неумолимой поступи прогресса. Если бы в Каспер не протянули железную дорогу, и этот чертов Вудвилл не стравил бы между собой белых и краснокожих, отец сейчас был бы жив, и судьба сложилась бы совсем по-другому. Но что теперь об этом вздыхать? Все давно уже кануло в Лету. Ее мысли прервал шорох мокасин по траве. Подняв голову, Кэтрин увидела миссис Смит. — Чета́н, Кэтрин, — сказала «свекровь», — вождь Матоса́па зовет вас к себе. — Что? И меня тоже? — встрепенулась Кэтрин. — Да, ты ведь наша гостья. — А вдруг я сделаю что-нибудь не так? — Тогда тебя зажарят и съедят, — прорычал Брайан, делая страшные глаза. — Вот дурак! — Кэтрин толкнула его кулаком в плечо, а миссис Смит укоризненно покачала головой. Брайан встал и протянул руку. — Не бойся, Лисичка, — сказал он. — Я тебя в обиду не дам. Было неожиданно приятно услышать такие слова. Кэтрин ухватилась за теплую ладонь и поднялась с травы. Вставая, она на секунду оказалась в объятиях Брайана, и ее словно с ног до головы окатило горячей волной. Кэтрин поспешно отстранилась, ощущая, как дико колотится сердце. — Не волнуйся, Кэтрин, — сказала миссис Смит по дороге к ти́пи вождя. — Ты будешь просто сидеть рядом со мной. Если к тебе обратятся, я помогу с переводом, но вообще, когда говорят мужчины, наше дело молчать. — Хорошо, — немного успокоившись, кивнула Кэтрин.