Летящий ястреб, рыжая лиса

Когда Кэтрин проснулась, солнце уже вовсю заливало комнату ярким светом. Брайан, как обычно, поднялся раньше, и сейчас его не было в номере. Кэтрин выбралась из-под одеяла, умылась и почистила зубы. Вчерашняя беготня по городу так утомила ее, что не было сил толком расчесаться перед сном, и теперь прическа напоминала воронье гнездо. Подтащив к напольному зеркалу стул, Кэтрин уселась на него и развязала ленточку на растрепавшейся косе. Тут скрипнула дверь, и в комнате показался Брайан с увесистой сумкой на плече. Кэтрин не успела поинтересоваться ее содержимым, как он поставил свою ношу на стол и подошел к ней. — Можно я расчешу твои волосы? – спросил он. Кэтрин удивленно кивнула. Брайан встал позади нее и осторожно, даже с каким-то трепетом взял в руки ее косу. Он начал ее распускать заботливо, неспешно, стараясь не дернуть ни один волосок. Наблюдая за ним в зеркало, Кэтрин видела, какой нежностью светятся его глаза. Их взгляды встретились. — Отец всегда расчесывал матери волосы по утрам, — чуть смущенно пояснил Брайан. – У та́куя принято, что мужья расчесывают волосы своим женам. Разве у белых не так? Кэтрин покачала головой. — Нет. Папа заплетал мне косички, когда я была совсем маленькой, но не припомню, чтобы отчим причесывал мою мать. Брайан распустил косу до самого основания и теперь ласково перебирал ее волосы. Кэтрин даже сама залюбовалась, как густые медные пряди струятся между темными пальцами, золотистыми искорками переливаясь на солнце. — Наверное все потому, что белые не стараются быть хорошими мужьями, — заметил Брайан. – Знают, что жены от них никуда не денутся, ведь, насколько я знаю, развестись довольно тяжело. — А у индейцев разве не так? — Нет. Если люди разлюбили друг друга, то почему они должны, скрипя зубами, жить вместе до самой смерти? За измену женщине могут отрезать нос, зато развестись ей проще простого. — Да ну? — Угу. Надоел муж – вышвырнула из ти́пи его пожитки, и ему ничего не остается, как уйти. Ну, или попытаться с ней помириться. — И все? — И все. — Так просто? — А почему это должно быть сложно? — Черт... Не знаю... Кэтрин никогда не думала об этом в таком ключе. Она, воспитанная в христианской морали, привыкла считать развод чем-то ужасным, постыдным, тем, чего всеми силами следует избегать. Ее отцу удалось добиться развода с матерью лишь потому, что он сумел доказать супружескую неверность. Алан родился, пока тот был на войне, и по всем срокам никак не мог быть его сыном. Церковь запрещала прелюбодейкам повторно вступать в брак, потому мать так и не вышла замуж за Джорджа. Живя с ним во грехе, она выдавала себя за его жену. Но в маленьком поселке шила в мешке не утаишь, и по намекам и обрывкам фраз становилось понятно, что местные кумушки все знают. В Новой Англии самозваную «миссис Джордж Миллер» со скандалом изгнали бы из приличного общества, но в Каспере ее терпели, так как нравы на Диком Западе все же были чуть посвободнее, чем на пуританском Востоке. Тем временем ласковые пальцы погрузились в волосы на затылке, нежно массируя кожу. По телу пробежали мурашки, и Кэтрин откинула голову назад, невольно закрывая глаза. — М-м-м... — промурлыкала она. – Если твой отец каждый день проделывал это с миссис Смит, бьюсь об заклад, она даже не думала о разводе. — Никогда, — подтвердил Брайан, легонько потирая ее виски. – Они были очень счастливы, хоть временами и ссорились. — Ссорились? Почему? — Как правило, из-за меня. У каждого из них было свое мнение о том, как воспитывать детей. Отец считал, что иногда не грех задать мне хорошую трепку, а мать приходила от этого в ужас, предпочитая вразумлять меня разговорами. — А было за что? – полюбопытствовала Кэтрин. Брайан взял с тумбочки черепаховый гребень и принялся аккуратно расчесывать ее волосы, одну за другой отделяя тонкие прядки. — Там где мы жили, было много мальчишек моего возраста, — пояснил он. – Они хоть и подшучивали над моим происхождением, но мы неплохо ладили. Частенько устраивали различные проказы. То окно разобьем, то яблоню обнесем... в общем, те еще шалопаи... Но с возрастом почти все друзья от меня отдалились, начали оскорблять меня и моих родителей. Приходилось бить им рожи. Как я узнал позже – это их матери настраивали их против меня. — Почему? — Потому что я – грязный полукровка, мой отец – «муж скво», а мать... – Брайан тяжело вздохнул. – Лучше я не буду повторять те слова, которыми эти приличные, благовоспитанные леди обзывали мою мать. — Несладко тебе пришлось. – Кэтрин погладила его по руке. – А для меня ты самый лучший. Я ни на кого тебя не променяю, будь он хоть королевских кровей. И матушка твоя – очень славная женщина. — Спасибо, Лисичка. — Брайан чмокнул ее в макушку. Закончив расчесывать волосы, он разделил их на три пряди и принялся заплетать косу. Кэтрин смотрела в зеркало на него, на себя… Его волосы, черные, как смола, и ее – рыжие как огонь... Его лицо – скуластое, с резкими чертами, и ее – мягкое, еще не утратившее детской округлости... Насколько же они разные, но как гармонично смотрятся вместе! Кэтрин невольно представила, как выглядели со стороны их обнаженные тела, сплетенные в порыве страсти... Кофе со сливками — индейская смуглость и кельтская белизна... При мысли об этом щеки тут же стали пунцовыми. — Ты чего это? – спросил Брайан, от которого явно не укрылось ее смущение. — Да так... – пробормотала она. Он закончил плести косу и, перевязав ее голубой ленточкой, перебросил ей через плечо. Коса вышла настолько ровной и аккуратной, что Кэтрин не удержалась, и провела по ней пальцами. — Спасибо. — Она взяла Брайана за руку и потерлась о нее щекой. – Получилось куда лучше, чем, когда я заплетаю сама. Из тебя бы вышел отличный парикмахер. — Парикмахер? Из меня? – фыркнул Брайан. — Ну да. Так и представляю, — Кэтрин провела ладонями в воздухе, изображая вывеску: — «Летящий Ястреб – стрижка, бритье, снятие скальпов». — Что? – возмутился Брайан. – Ах ты вредная острячка! Он склонился над ней и, обхватив сзади руками, медленно провел кончиком языка по шее от ключицы до уха. У Кэтрин перехватило дыхание, а когда ее мочка оказалась у него во рту, то между ног вдруг стало мокро и горячо. Она уже была готова вскочить со стула и повалить Брайана на кровать, но тут в дверь постучал официант. Чтобы уместить на столе посуду, сумку, которую принес Брайан, пришлось переставить на стул. Когда официант ушел, Кэтрин поинтересовалась: — А что там? — Ах да, совсем забыл. Кое-кто отвлек меня своими прелестными локонами, — ответил он, и Кэтрин смущенно хихикнула. – Когда мы отправим Вудвиллу письмо, нам лучше будет какое-то время затаиться и не высовываться на улицу. Так, на всякий случай... И чтобы ты не скучала, я кое-чего прикупил. С этими словами он одну за другой выложил на стол книги в цветастых переплетах и несколько иллюстрированных журналов. Кэтрин увидела заголовки, и у нее загорелись глаза. Это были те самые новые романы Жюль Верна, которые она еще вчера заприметила в витрине книжного магазина. — Боже! Я тебя обожаю! – взвизгнула она, и чуть не задушила Брайана в объятиях. Когда восторги улеглись, Кэтрин и Брайан сели завтракать. Покончив с яичницей и беконом, Брайан налил себе кофе и достал из сумки стопку газет. — Что ты ищешь? – поинтересовалась Кэтрин, глядя, как он бегло просматривает заголовки. Брайан поднял глаза. — Если Вудвилл не согласится на наши условия, то нам нужен запасной план. Я хочу найти журналиста, достаточно честного для того, чтобы можно было передать документы ему. — Но ведь ты сам говорил, что если все узнают о золоте, то у та́куя отберут земли. — Говорил. Но с правительством хотя бы можно договориться. Выторговать для племени лучшие условия. А этот недоносок Вудвилл способен на любую подлость. Так что, если он не поменяет маршрут, то пусть гниет в тюрьме. — Согласна, — кивнула Кэтрин. – Из-за этой сволочи погиб мой отец и другие люди. Слишком жирно отдавать эти земли ему. — Угу. – Брайан снова закопался в статьи. После завтрака они отправились в ателье, где темпераментный француз вручил им фотокарточки. Документы на снимке вышли настолько четкими, что можно было прочитать каждое слово. Совместный портрет тоже получился прекрасным – Брайан и Кэтрин стояли, держась за руки на фоне морского заката, и смотрели друг на друга влюбленными взглядами. Хозяин студии выдал по этому поводу огромную порцию восторженных комплиментов, а Кэтрин, хоть и не поняла половины французских эпитетов, была с ними совершенно согласна. Затем, взяв наемный экипаж, они поехали на другой конец города, туда, где обитали богачи. Брайан хотел взглянуть на дом Вудвилла, а заодно опустить письмо в почтовый ящик, расположенный в том районе – подальше от «Прекрасной Елены». Коляска ехала по широкому, залитому солнцем бульвару. Пара гнедых звонко цокала копытами по мостовой. Кэтрин во все глаза таращилась на шикарные особняки, принадлежащие богатейшим толстосумам этого города. Никогда прежде ей вживую не доводилось видеть такой красоты. Одни только кованые заборы с гербами и вензелями можно было выставлять в музее как произведение искусства. А что говорить про ухоженные изумрудные лужайки с фигурно подстриженными кустами, ажурными беседками и мраморными фонтанами! А сами особняки! Все они были разные, и все словно состязались друг с другом в роскоши и богатстве. Брайан легонько толкнул ее локтем в бок. — Вот его дом, — негромко проговорил он, кивком головы указывая направление. Даже на фоне кичливой роскоши этого района, жилище Вудвилла выделялось особым великолепием. За витыми воротами с позолоченными украшениями раскинулся пушистый ковер сочной зеленой травы. Дорожка, усыпанная светлым гравием, с двух сторон огибала пеструю клумбу с фонтаном, и вела к белокаменному особняку. Стройные мраморные колонны, высокие окна, выступающий над первым этажом полукруглый балкон – здание казалось воплощением совершенства. Оно выглядело одновременно и величественным и легким, и скорее походило на небольшой дворец, чем на частный дом. «Так вот как живет ублюдок, из-за которого погиб мой отец», — с ненавистью подумала Кэтрин. Вся эта помпезная роскошь произвела на нее гнетущее впечатление. У этого мерзавца должно быть столько денег и связей, что он просто раздавит их с Брайаном как докучливых букашек. Она не стала выказывать Брайану своих опасений, но по его сжатым губам и нахмуренным бровям догадалась, что его одолевают похожие мысли. Кэтрин нащупала его руку и пожала ее, а он в ответ стиснул ее ладонь. Особняк Вудвилла остался позади, но они продолжали сидеть в коляске, держась за руки, пока впереди на углу не показался почтовый ящик. — Останови здесь! – велел Брайан кучеру. Когда тот осадил лошадей, он спрыгнул на землю и, подойдя к ящику, вынул из кармана письмо. Миг, и белый конверт провалился в прорезь. Кэтрин почувствовала, как сердце учащенно забилось. Вот и все. Пути назад больше нет. «Почта Колорадо. Выемка писем три раза в день», — гласила надпись на ящике. Скорей всего, уже завтра утром Вудвилл получит послание. И каким будет его ответный шаг? — Ты бледная, как полотно, Кэт, — заметил Брайан, забравшись в экипаж. – Тебе дурно? — Все в порядке, — натужно улыбнулась она, не желая откровенничать при извозчике. — Поедем домой? — Пожалуй. Брайан назвал кучеру улицу, расположенную за несколько кварталов до пансиона, и тот повез их обратно. Кэтрин больше не глазела по сторонам. Солнце словно померкло, все вокруг потускнело, а в животе ворочался холодный липкий страх. Оказавшись в номере, она заперла дверь на ключ и, плюхнувшись на кровать, свернулась в комок. — Черт побери, Кэт, ты так напугана, что я уже пожалел, что впутал тебя во все это, — сказал Брайан. Он сел рядом и притянул ее к себе. Она склонила голову к нему на плечо. — Не знаю, — вздохнула она. – У меня плохое предчувствие. Что, если он нас поймает? — Мы будем сидеть тихо, как мыши. – Брайан погладил ее по волосам. – Две недели, Кэт. Две недели – и все решится. А потом мы с тобой уедем, куда захочешь. Хочешь – на Восток. Или в Калифорнию? Или в Канаду? — Мне все равно куда, лишь бы с тобой. — А может тебе уехать сейчас? – задумчиво проговорил он. – Посажу тебя на поезд до какого-нибудь большого города. А потом, когда здесь все уляжется, приеду к тебе. — Нет! – выпалила она. Перспектива расстаться с Брайаном даже на день пугала сильнее, чем опасность угодить Вудвиллу в лапы. Кэтрин покрепче обняла возлюбленного и уткнулась носом ему в шею, вдыхая солоновато-терпкий запах его тела, так похожий на аромат полыни в бескрайних степях. *** Следующие несколько дней Кэтрин и Брайан почти не выходили из номера. Впрочем, особой скуки они не испытывали. Двум молодым и влюбленным всегда есть чем заняться наедине, и Кэтрин могла бы даже назвать это время счастливым, если бы не смутная тревога, назойливым червяком точившая ее изнутри. Они читали, беседовали, играли в карты и домино, занимались любовью, но все равно, по ночам Кэтрин долго ворочалась без сна, вздрагивая и прислушиваясь при малейшем шорохе. На тумбочке в изголовье всегда лежал заряженный револьвер, а под кроватью – винчестер. Каждое утро к завтраку приносили свежие газеты, и Брайан пролистывал их от корки до корки, зачитывая вслух интересные статьи. Особого внимания заслуживали очерки из «Новостей Скалистых Гор», нещадно клеймящие мошенников, шулеров, нечистых на руку бизнесменов и коррумпированных чинуш. Довольно часто нападкам подвергался и Вудвилл. Его серебряные рудники и литейные цеха критиковали за то, что они отравляют воздух и воду, превращая леса вокруг Денвера в грязные пустыри. Кроме того, в красках живописали, в каких опасных и вредных условиях вынуждены трудиться рабочие, которым Вудвилл платит сущие гроши. Но самой интересной оказалась заметка о маршруте Денвер-Сиэтл. «Шесть лет – это много или мало? – вопрошал журналист. – К примеру, Union Pacific и Central Pacific успели за этот срок, невзирая на Гражданскую войну, проложить Тихоокеанскую железную дорогу, пересекающую весь континент с Запада на Восток. А вот для Томаса Вудвилла – шесть лет – это ничтожно мало, ведь за этот срок он всего лишь удосужился протянуть рельсы от Шайенна до Лошадиного Ручья. Почему же такая черепашья скорость? Чем занимался мистер Вудвилл все эти годы? А занимался он тем, дорогие читатели, что набивал карманы. За эти шесть лет он ухитрился удвоить свое состояние, прибрав к рукам земельные угодья шириной десять миль по обе стороны от проложенных путей...» «Так куда же уходят деньги налогоплательщиков?» — задавался риторический вопрос в конце статьи. — Если Вудвилл заупрямится, то документы попадут прямиком главному редактору на стол, — сказал Брайан, дочитав заметку. – Нужно с ним познакомиться, и узнать кому принадлежит эта газета. Скорей всего – какой-то важной шишке, иначе бы ее давно прикрыли. Впрочем, кем бы он ни был, главное – остановить Вудвилла. — Будем надеяться, он сам проявит благоразумие и поменяет маршрут, — вздохнула Кэтрин. — Как бы мне ни хотелось упечь этого козла за решетку, для нас это был бы лучший вариант. Но проходили дни, а в газетах не было ни малейшего намека на то, что Вудвилл собирается изменить маршрут. Кэтрин уже устала от вынужденного заточения. Безвылазно сидеть взаперти, хоть и в комфортабельном пансионе со всеми удобствами, оказалось куда мучительней, чем жить в лесу и ночевать в палатке. Брайан иногда выходил под вечер – послушать сплетни в баре, понаблюдать за особняком Вудвилла или за офисом его компании, но ничего нового узнать так и не удалось. Прошла первая неделя, началась вторая. Все было тихо. Складывалось впечатление, что Вудвилл вообще не получал никакого письма. Он явно был в городе, но толком ничего не происходило. Хотя однажды Брайан заметил, как из особняка выходили «пинкертоны», вроде даже те самые, что были в Лошадином Ручье. Значит, что-то все-таки происходит? Но что? На излете второй недели Брайан вернулся в номер с горящими глазами. — Я говорил с главным редактором «Новостей Скалистых Гор»! – выпалил он, отвечая Кэтрин на немой вопрос. – Знаешь кто он? — Кто? Он уселся рядом с ней на кровать и возбужденно заговорил: — Его зовут Уильям Байерс. Он один из отцов-основателей города, очень достойный и уважаемый человек. А сама газета принадлежит некоему Лавленду. Он – бизнесмен и железнодорожный магнат, но самое главное то, что Лавленды издавна враждуют с Вудвиллами. Ты понимаешь, что это значит? — Да-а, — восторженно протянула Кэтрин, глядя в его глаза. – Враг моего врага... — ...мой друг, — закончил за нее Брайан, с чувством сжимая ее ладони в своих. – У нас появился могущественный союзник, Лисичка. Я намекнул Байерсу, что у меня есть компромат, который позволит утопить Вудвилла в дерьме, и он пообещал устроить мне встречу с Лавлендом. Тот будет просто счастлив избавиться от конкурента. — Боже! Это прекрасно! И когда ты собираешься передать ему бумаги? Брайан вскочил на ноги и принялся взбудоражено мерить шагами комнату. — Завтра – последний день, — сказал он. – Если мы не увидим заметки о том, что Вудвилл изменил маршрут, то Байерс и Лавленд получат от меня документы. Когда-то Байерс служил геодезистом в Небраске, а значит смыслит в этом деле. Он сумеет подтвердить, что Вудвилл хочет проложить рельсы по совершенно непригодной для этого территории. — А что насчет золота на Вороньем Хребте? Вдруг этот Лавленд захочет прибрать его себе? — Не исключено. Но я навел справки. Он порядочный человек и с симпатией относится к индейцам. Мы сможем с ним договориться. — Хоть бы так оно и было! Кэтрин выдохнула с неким облегчением. Почти две недели прошли в напряжении и тревоге, особенно, когда Брайан уходил и оставлял ее одну. Она пыталась читать, но получалось скверно, и, перелистывая очередную страницу, Кэтрин ловила себя на мысли, что совершенно не помнит, что было написано на предыдущих десяти. И вот, вторая неделя подходит к концу, а Вудвилл до сих пор не дал о себе знать. Он просто тянет до последнего или ведет какую-то свою игру? Ожидание изматывало, неизвестность пугала. Что делать, если Вудвилл не согласится на их условия? Но если на их стороне будет такой человек, как Лавленд, то Брайан просто передаст ему документы, и дальше тот все сделает сам. По крайней мере, Кэтрин хотелось на это надеяться. Она уже устала от этой борьбы. Скорей бы уехать отсюда подальше, избавиться от дурных предчувствий и спокойно наслаждаться своим счастьем. Ну что ж. Осталось подождать всего один день. Все решится завтра.