***
Сначала Дин понятия не имеет, как он вообще должен это провернуть. Конечно, ему нравится думать, что где-то глубоко внутри у него есть романтическая жилка, но правда в том, что он едва сводит концы с концами. Все эти сентиментальные штучки на самом деле не его конёк. Поэтому он всегда был более чем счастлив позволить другим брать на себя планирование свиданий в мельчайших деталях, в то время как Дин просто держался за это. Но теперь он совсем один, и рядом нет никого, кто мог бы взять на себя эмоциональную часть вечера. Он не может заказать столик в хорошем ресторане при свечах и ненавязчивой живой музыке. Он не может снова арендовать целый музей и заставить Каса почувствовать себя королём мира. Он не может просто выйти и позволить потоку унести себя. Его собственное представление о романтике —это просто совместное времяпровождение, разговоры обо всём и ни о чём и, возможно, просмотр парочки хороших фильмов. Когда свидание проходит исключительно удачно, вы можете намеренно поставить ужасный фильм, чтобы у вас был отличный повод целоваться часами, как подростки. Конечно, это уж точно не верх романтики. И хотя Кас, вероятно, был бы не против провести остаток дня на диване с Дином и назвать это свиданием, он, безусловно, заслуживает лучшего. После того, как он каждый божий день собирал цветы, покупал любимый пирог Дина и организовал целый долбаный пикник в романтическом месте (за вычетом вонючего пруда), он, несомненно, достоин чего-то гораздо большего. И вот тут-то Дин и решает взять себя в руки и приняться за работу.***
В конце концов, в этом нет ничего особенного. Наверное, это даже слишком нормальная вещь, чтобы ею хвастаться. Но когда Дин заканчивает последние приготовления, он не может сдержать чувства гордости за себя. Ему всегда нравится делать что-то приятное для кого-то другого — будь то для партнёров или его семьи и друзей — и он почти уверен, что Кас оценит все усилия и подарит Дину одну из своих великолепных сладких улыбок. Дин не может дождаться. Когда он ставит жаркое в духовку, то в последний раз бросает взгляд на настенные часы и замечает, что у него осталось около двадцати минут. Он в последний раз осматривает кухню и гостиную, убеждаясь, что всё на своих местах, прежде чем подняться наверх и проскользнуть в свою спальню. Не обращая внимания на то, что его нервная система постепенно начинает нагреваться, он смотрит в зеркало. Некоторое время назад он надел спортивные штаны и удобную рубашку, потому что не хотел, чтобы какие-либо потенциальные несчастные случаи испортили его наряд. И хотя он выглядит прекрасно, и Кас, вероятно, не возражал бы против повседневного наряда, это особый случай, и Кас, безусловно, заслуживает Дина в его лучшем виде. Поэтому он снимает свободные спортивные штаны и переодевается обратно в обтягивающие джинсы, которые надел сразу после душа ранее, потому что а) это самая красивая пара джинсов, которые у него здесь валяются, и б) он выглядит в них чертовски хорошо. По крайней мере, он уже заметил, как Кас несколько раз украдкой поглядывал на задницу Дина в этих джинсах, и у Дина не было бы никаких проблем с тем, чтобы мужчина делал это снова и снова весь вечер. Затем ему требуется ещё пять минут, чтобы определиться с остальным нарядом, и в конце концов он останавливается на той зелёной рубашке, от которой, как утверждают люди, у него глаза вылезают из орбит (что бы, чёрт возьми, это ни значило), и тапочках вместо модной уличной обуви, потому что этот оттенок домашнего уюта в сочетании с этим милым нарядом, несомненно, посылает заметный сигнал. Поэтому, когда Дин заканчивает разглядывать себя в зеркале, он кивает, удовлетворённый тем, что видит, а затем направляется в спальню Каса. И ровно в шесть вечера Дин стучит в дверь. Он чувствует себя немного глупо из-за того, что так легкомысленно относится ко всему этому, но это полностью выходит из-под его контроля. Внезапно он снова становится тем тупым четырнадцатилетним подростком, который всегда был рад просто тусоваться рядом с Касом и который регулярно спотыкался о собственные ноги, как только мальчишка поглядывал в его сторону. Дин задаётся вопросом, испытывает ли Кас что-то подобное. Однако у него не так много времени, чтобы обдумать это, так как дверь открывается буквально мгновение спустя. И когда Кас появляется прямо перед ним, у Дина мгновенно пересыхает во рту. Кас, очевидно, тоже решил принарядиться по такому случаю, и, БЛЯДЬ, он проделал потрясающую работу. Брюки, в которые он одет, (за которые можно умереть) облегают фигуру, верхняя пуговица рубашки расстёгнута, а рукава закатаны почти непристойным образом, демонстрируя мускулистые предплечья Каса. А ещё очень знакомый жилет. Дин тихо хнычет при виде его. Этот ублюдок точно знает, что делает. По крайней мере, его улыбка болезненно самодовольна, когда он наблюдает, как слабеют колени Дина, и это всё, что Дину нужно знать. — Здравствуй, Дин, — приветствует его Кас. — Ты очень хорошо выглядишь. Дин издает какие-то бессвязные звуки и проклинает тот день, когда он встретил этого парня. — Э-эмм… ты— ты тоже. Это, конечно, бесстыдное преуменьшение высшего порядка, но если бы Дин действительно сказал ему правду о том, что он на самом деле чувствует, этот вечер не остался бы в рейтинге PG надолго. И даже несмотря на то, что образ того, как они бросают всё и вместо этого кувыркаются на простынях до самого утра, очень волнующий и умопомрачительный, у Дина есть особые планы, и он и в прямь хочет всё исправить. Кас заслуживает того, чтобы надрать ему задницу, и это именно то, что Дин намерен сделать. Поэтому он указывает на коридор и спрашивает: — Идём? Кас в последний раз окидывает взглядом внешность Дина, как будто он полон решимости сохранить это зрелище в своей памяти на целую вечность, и лучезарно улыбается, когда Дин протягивает руку, чтобы Кас взял её в свою. — Я вижу, вы настоящий джентльмен, — замечает Кас с ужасным, чрезмерно сильным британским акцентом. Это звучит совершенно нелепо, и Дин смеётся всю дорогу вниз. Войдя в кухню/гостиную, Кас останавливается в дверном проёме, его глаза с любопытством оглядывают всё вокруг. Не то чтобы у Дина было под рукой какое-то банальное украшение, чтобы всё выглядело как модный и супердорогой ресторан, но он постарался, чтобы комната выглядела особенно красиво. Он даже поставил свою шикарную посуду, которую обычно вынимает только на Рождество, и разбросал по всему дому красивые свечи, какие только смог найти в своих запасах. Конечно, он ещё не зажёг ни одну из них, потому что сейчас шесть часов вечера в августе, и солнце всё ещё ярко светит, но Дин надеется, что свидание продлится достаточно долго, чтобы у него появилась возможность создать более романтическую атмосферу с помощью этих двухсот свечей. Кас, по крайней мере, сияет при виде приведённого в порядок вида, как будто Дину удалось построить целый ресторан всего за несколько часов. И когда, наконец, запах готовящейся в духовке еды достигает его носа, его лицо эффектно озаряется. — Пахнет потрясающе, — вздыхает он, как человек, которому не терпится попробовать всё самое вкусное. Дин пытается не покраснеть, когда объясняет: — Всего лишь запечённая картошка. Лучшее, что я смог придумать за такой короткий срок. — Перестань недооценивать себя, — упрекает его Кас. — Я не могу дождаться, когда попробую еду. Дин чувствует, как его сердце воспаряет от такого энтузиазма. Организация этого свидания определённо была отличной идеей, в этом нет никаких сомнений. — Понадобится ещё около двадцати минут, — сообщает он Касу. — И поскольку я попытался воссоздать настоящую атмосферу ресторана, я подумал, что мы могли бы послушать живую музыку, пока мы ждём, что скажешь? Кас сразу оживляется. — Живая музыка? Дин лишь улыбается и мягко подталкивает его к дивану в гостиной. Кас легко следует за ним, одновременно смущённый и удивлённый, он садится. Дин, тем временем, позволяет себе игривую улыбку, занимая место в кресле напротив него и вытаскивая свою гитару из её незаметного тайника. Глаза Каса сразу же становятся большими. — Ты играешь на гитаре? — Разве я никогда не упоминал об этом? — Дин пытается изобразить невинность, хотя прекрасно знает, что он намеренно никогда не намекал на это во время их чрезмерных разговоров. Он ждал момента, чтобы удивить парня, когда тот меньше всего этого ожидает, чтобы увидеть то выражение изумления и благоговения на его лице, с которым Дин столкнулся прямо сейчас. Ожидание определённо оправдало себя. Не давая Касу возможности проявить эмоции (потому что Дин знает, что он не смог бы сконцентрироваться), он мгновенно сосредотачивается на инструменте в своих руках, сначала осторожно перебирая струны, чтобы снова почувствовать его, а затем играя в полную силу. Дин осознаёт, что ему далеко до профессионала, но он считает себя, по крайней мере, достаточно хорошим, чтобы не стесняться демонстрировать свои навыки в приватной компании. И поэтому, вместо того чтобы испытывать какие-либо проблемы с производительностью, он просто плывет по течению и доверяет своим хорошо натренированным движениям. Когда он берёт первые аккорды «Hey Jude», Кас сразу же прислушивается, узнав песню с самого начала. И, учитывая тот факт, что в юности Дин чаще всего играл, напевал и распевал конкретно эту песню, это неудивительно. Это была мамина колыбельная и для него, и для Сэма, её любимая песня, которую она распевала (в основном фальшиво) по всему дому, и, очевидно, это было первое, что Дин выучил на гитаре. И теперь он сидит здесь, на своём первом официальном свидании с Касом, и просто позволяет воспоминаниям захлестнуть его. Он чувствует ноты, чувствует ритм, а затем открывает рот и начинает петь. Он знает, что поёт не совсем идеально, его вокальный диапазон в лучшем случае шаткий, но в целом, по его мнению, он звучит не так уж ужасно. По крайней мере, он достаточно хорош, чтобы подвергнуть Каса сомнениям. И когда он замечает, как Кас ахает от удивления, когда Дин внезапно начинает петь, с благоговением в голосе, Дин знает, что он на верном пути. Он позволяет себе слегка улыбнуться, прежде чем снова погрузиться в песню. Он вспоминает, как впервые показал её Касу на каком-то старом микстейпе, который сделала ему мама за несколько недель до того особого момента. Как Кас выглядел безмятежным и счастливым, слушая запись. Как после он сказал своему другу, что это очень хорошая песня: «Спасибо, что показал мне её, Дин». Как после этого у Дина вошло в привычку напевать её себе под нос в компании мальчишки, наслаждаясь мягким выражением, которое всегда появлялось на лице Каса. Да, Дин помнит всё это, когда песня плывёт по воздуху вокруг них. И когда песня всё же подходит к концу, он, наконец, осмеливается взглянуть на Каса, сидящего на диване. Он ожидает эмоций и, может быть, сердечных взглядов или чего-то в этом роде. Но вместо этого Кас сильно морщится. Он выглядит так, как будто ему очень больно. Дин хмурится. — Ты в порядке, чувак? Кас скрипит зубами и, честное слово, смотрит на Дина с силой тысячи солнц. — Это несправедливо! Как ты смеешь? Всё его тело дёргается, как будто ему требуются все силы, чтобы удержаться от того, чтобы не потянуться к Дину, и Дин не может сдержать весёлый смешок, когда внезапно понимает, что происходит. — В чём дело, Кас? — дразнит Дин. — Тебе трудно контролировать себя, чтобы не вкарабкаться на меня, как на дерево? Он смеётся от всего сердца, нынешняя ситуация Каса более чем лестна для него. Мужчина, очевидно, думал, что дождаться их традиционного поцелуя будет достаточно легко, и Дин чувствует себя очень самодовольным из-за того, что Кас проявляет признаки крайней несобранности уже спустя десять минут. — Тогда просто подойди и поцелуй меня, — призывает его Дин с усмешкой. — Обещаю, я не буду злорадствовать. — Когда Кас посылает ему недоверчивый взгляд, он добавляет: — Слишком много. Кас фыркает. — Ты неисправимый умник, — жалуется он. — Почему я вообще терплю тебя? — Из-за моего обаяния и моей искрометной индивидуальности? — Нет, дело не в этом. — Кас качает головой слишком яростно. — Тогда, возможно, ты просто мазохист? — Да, это звучит более вероятно. Кас, похоже, очень серьёзно обдумывает всё это, в то время как Дин просто глупо ухмыляется сам себе и наслаждается своим успехом. Похоже, это свидание обещает быть очень весёлым.