За неоновыми красками

Остаётся последняя надежда. Ты берёшь градусник, наивно веря в то, что там будут высокие цифры. . . … Он даже не включен… Ты швыряешь его со всей силы куда-то в стену и быстрым шагом направляешься в ванную, дабы хоть немного остыть. Ты уже стоишь перед зеркалом. — Я тебя ненавижу. Я тебя так ненавижу! С-с-сука… — бормочешь под носом ты, будто шипя, словно змея. В самых обыденных, привычных тебе словах всё так же была злоба и обида. Неудивительно. — Говори со мной лицом к лицу, ибо я тебе не зеркало! — резко отчеканила мать с кухни. Ты посмотрела куда-то в сторону голоса, а затем и на своё изумлённое отражение. Ты до сих пор удивляешься тому, как она умудряется «видеть тебя сквозь стены». Резко послышался омерзительный скрип двери. Ты оглянулась, думая, что её открыла мать. Но дверь будто сама приглашает тебя на кухню, на мамину беседу, которая вряд-ли обойдётся одной разбитой кружкой. — Ну, уже выходишь? — снова послышался мамин голос, но уже менее серьёзный, более мягкий и спокойный. Ты громко и утвердительно мычишь, словно с тем же набитым пищей ртом, а затем стремительно направляешься на кухню, ногой толкнув единственную преграду, ту самую дверь. — Не хлопай дверьми! Смотри, не упади. — в её тоне слышалось беспокойство и волнение уже не за твоё здоровье, а за саму дверь, которую ты широко распахнула. Из твоих уст слышится дрожащий, «ангельский» голосок, который ты всегда используешь для того, чтобы «искренне» раскаяться за содеянное. — П-прости! Прости! Прости!!! — жалобно взглянув на маму и склонив голову, ты ожидаешь очередную дерзость в ответ. Но та лишь с подозрением взглянула на тебя, прищурившись, будто ища всю правду в твоих лазурных радужках и не веря, что с ней разговариваешь ты, а не какая-нибудь самозванка. Мать цокнула по дерзки, но с неким чувством вины на лице. Та лишь ответила. — Да забудь ты уже об этом, меня лучше прости, что довела тебя! . . … Вы ещё очень долго смотрели друг на друга. От одного лишь взгляда становилось теплее и роднее. Наконец-то, солнце выглянуло из окон, согревая тебя своими тёплыми, янтарными лучами. Ты улыбнулась от приятных, щекочущих мыслей и чувств. «Как горы с плеч, — пронеслась эта мысль с неким эхом в твоей голове». — Ой, солнышко выглянуло, не хочешь погулять? Я разрешаю. — уже с доброй улыбкой спросила мама, затем одобрительно тебе кивнув. — Только если с тобой! Ха-ха! — И ты обнимаешь её за талию, закинув голову ей на плечо, словно лямку сумки, которую она когда-то носила на работу. — Аля… — холодно сказала мама, слабо обнимая тебя. — Понимаешь, сегодня к нам приедет… Мама крепче обняла тебя после длительной паузы. После, вы в унисон произнесли четыре буквы. — Отец. Ты расслабила пальцы, отпустила прикованные к маминой талии ладони и хотела уже разорвать объятия, как почувствовала на спине те же холодные руки, что тянули к себе. Тянули к себе и… Не отпускали. — Аля? Чего это ты спешишь? — будто подражая тебе, ангельским голоском спросила мать. Далее ты слышишь шёпот, явно скрывающий в себе азарт и злорадство. — Ах, точно! Скоро приедет папочка… Ему ты точно будешь не нужна, ведь он за мной придет! Хи-хи! Ты приоткрыла рот от удивления. Неужели снова вернулась та самая дерзость, что провоцировала тебя? — М-м-мам, т-ты о чём? — Страшно представить ответ, но ты бы просто умирала от любопытства, если бы не узнала правду. — Твоему папочке не нужна какая-то охранница, что будет шастать по ночам с фонариком в руке! Ой… Да и кому нужно подвергать в опасность чьи-то жизни, если не тебе? — Ты сжимаешь свои руки в кулак, слышишь хруст костей. Ударить бы её. — Что ты такое говор- Но та, не желая слушать, лишь крепче сжимает твою тонкую кожу до ноющей боли. Наверняка вся твоя спина красная от таких крепких сжатий. Ты почувствовала, как ногти, словно иглы, протыкают тебе поясницу. — Знаешь, — продолжила мать совершенно иным, грубым голосом, — я говорю правду. Ты сделала свой выбор. Скатертью дорога, Аля! Мама отпустила тебя и, как ни в чём не бывало, улыбалась. Но совсем не искренне, пытаясь одурманить твой разум и заполучить твоё доверие. — Сходи, прогуляйся, пока на улице солнышко светит, — она даже не посмотрела на тебя, лишь приказала то, что нужно ей, а не тебе. Но это уже не важно. Ты бежишь в прихожую, словно убегая от монстра, и надеваешь всё, что попадётся под руку. Это был почти конец весны, достаточно тёплый, чтобы не надевать надоедливую, вечно спадающую шапку и тонкие перчатки, что никогда не согревали твои тонкие пальцы. Ты сама и не заметила, как уже была одета. Достаточно было надеть чёрный дождевик с большим капюшоном и маленькие ботинки впритык. Посмотрев на зеркало, своё отражение и лицо, ты резко вспомнила… Маску. Ты вспоминаешь, как легко тебе становилось на душе, когда никто не видел твоих настоящих эмоций. Особенно… Под дождём. Когда ты спокойно могла разрыдаться, пока никто не видит. . . … Райское наслаждение. — Эй, ты чего уставилась на своё отражение? Давно себя не видела? Ха-ха! Ты такая смешная, Аля! — в ангельском голоске послышался издевательский смешок. — Ой, прости, уже выхожу! — ты в спешке развернулась и уже хотела потянуться за ручкой, как вдруг почувствовала прохладный холодок по спине. Это была мамина ладонь. — Эй! А ключи твои я что-ли понесу? Ты не перестаёшь меня удивлять! — она протянула тебе ключи, на которых красовались… брелки в виде чёрной и белой гитар. — Оу. Эм… Спасибо! — не зная, что ответить, поблагодарила ты, но ни разу не взглянула на мать. Заполучив ключи, ты поворачиваешь дверной замок и открываешь дверь. Ты только вышла на крыльцо, как услышала обеспокоенный женский голос. — Эй! А телефон не забыла? А кошелёк? Может, деньги дать? — ты отказывалась встречаться с мамой взглядом. Что-то выругав под нос, ты с тяжёлым вздохом говоришь. — Да ничего я не забыла, телефон всегда в кармане, кошелёк в… Э… Деньги не надо! — вспомнив, что твоя мама частенько берёт мелочь из кошелька, ты решаешь не выдавать ей свой «тайник». Не очень то и хотелось расставаться с деньгами, что прячутся за чехлом твоего телефона. — Ладно, за порог нельзя, иди уже. . . … Гуляй.