В погоне за ветром

      Марсель так и не оправился. Но для себя он решил, что если и вернётся в ту компанию, то совершенно для другого повода. Да, крест Виктории у него остался. Но он забыл о нём тогда, не отдал. Может быть, отдаст в церковь. Ну и что, что декоративный.       Погода отнюдь не отличалась приветливостью. На смену дождю пришёл снег. Деваться некуда — либо сидеть под навесом с одичавшими от голода людьми, либо выставляться напоказ. Местом проведения «концерта» он выбрал парк неподалёку. Сердце глухо билось в волнении: Марсель никогда не выступал один, да ещё и не выходил в такую даль от дома. А есть ли теперь этот дом?       Юноша расстелил на полу чехол от гитары. Не спеша отнял руки.       «Нет, невозможно. Какой позор — выпрашивать деньги у людей.»       «И правда. Чего теперь стесняться? Мой наставник не будет всего этого наблюдать, тогда в чём же позор?»       С особой злостью он вспомнил смерть Елены. Поначалу даже не воспринимал её рассказы, считал, что её родители такие же, как и его. Марсель и не представлял всего кошмара её жизни. Того, что они могут убить. Получается, его бы тоже убили?       Равнодушно смотреть на людей Марсель не мог. Всё равно чувствовал стыд перед многими за занятие. Какая-то особая грусть, охватившая голову, мешала сосредоточиться на музыке. Пальцы соскальзывали со струн. Глядя сквозь толпу, он зажимал губу, продолжая, как ни в чём не бывало. Вскоре, помимо чьей-то речи, в голове потихоньку развилась мелодия. По такому течению и шёл парень, прислушиваясь к мимолётным отголоскам в своей голове. Будто реальность никак его не касается.       Руки мёрзли. Согреть их было почти нереально, Марсель требовал от себя постоянной игры. Пальцы постепенно переставали сгинатся. Переходить на соседние аккорды становилось всё сложнее. Лицо юноши замерло. Оно выражало полнейшее ко всему  равнодушие. И за всем этим покровом бесчувствия в него вживалась обида.       Подушечки пальцев по непонятной причине стали прилипает к металлу. Марсель отнял руку от струн, осмотрел её. Поначалу ничего не смутило парня, а следом он наконец разглядел. Протёр о ладонь.

***

      — У него кровь! — глаза Итана налились безумием. Торкио попятился от Томаса.       — Что? — Вик вышла из соседней комнаты. Дамиано уже опустился рядом с Раджи, принялся разглядывать его лицо.       — Сколько ты не спал? — строго кивнул Давид.       — Да ладно, не от этого. — протянул Томас, отмахиваясь.       — Что происходит? — настойчиво повторила Виктория, которой явно не нравилось игнорирование.       — А от чего тогда? — недовольствовал Давид, гневно рассматривая друга.       — Эти…как его… — выкручивался Раджи, — магнитные бури.       — Ой, ну тебя… — выругался Дамиано, отошёл куда-то в сторону. Виктория нахмурила брови:       — Это что за культ молчания? В чём я виновата?       — Кто сказал? — Томас поднял голову. Он действительно выглядел бледно.       — Действительно, кто же сказал? — интонация девушки вилась в сарказме. — И без слов всё понятно. Пашешь, пашешь — а без толку! Вон, какая красота!       Она пренебрежительно махнула на кровь около верхней губы Томаса. Тот виновато потёр кончик носа.       — Вик, никто не пытается тебя задеть, правда. — плавно обьяснился Итан. — Мы пытаемся сохранить самообладание, но не всегда выходит.       — Я вижу. — буркнула Анджелис. — Никогда ни у кого не выходит. Одна я на свою голову…       — Хватит. — утвердительно шепнул Торкио. — Эмоции — это не то, что сейчас нужно.       — Да, ты считаешь? Тогда разгреби! Разгреби всё, что на меня навалилось! Не стесняйся, я поделюсь с тобой, если мало!       Дамиано рыкнул прямо над её ухом:       — Прекрати орать. — в руках молодого человека была перекись и вата. — Человек тебя по-нормальному просит, а ты ноешь.       — А что мне делать? — девушка махнула рукой, рассекая пространство между ними. — Ты знаешь ответ?       — Да. — грубо перебил он. — Не запутывать нашу жизнь ещё больше.       — Сидеть и смотреть? Ты предлагаешь ждать течения? А его нет!       — Ну так успокойся, наконец! — руки Давида уже тряслись, взгляд светился. — Прекрати разводить весь этот цирк, слышишь?!       — Если бы не главный клоун, — она обиженно вскинула голову, — это превратилось бы в нормальное шоу.       Виктория собиралась уходить, но перед этим Дамиано бросил:       — У клоуна есть честь и честность, а не понты. — послушав, Анджелис хлопнула дверью.       — Зря ты так с ней. — пожал плечами Томас, — Ви не со зла так поступает.       — И не с добра. — процедил Дамиано.       — Томас прав. — тоскливо выдохнул Итан, — Она на нервах. Место не особо знакомое. Тяжело.       — Ты не представляешь, как тяжело всем нам. — Дамиано вполне серьёзно посмотрел на барабанщика, развернувшись, — И по итогу, никто не потерял лицо. Ты понимаешь, что если так будет и дальше продолжаться, то она погрязнет. И ничто её не спасёт. Видно, что старается, — он вновь развернулся к Томасу и его «ранению», — но не в ту сторону.       — Если бить по сломанному ребру, кость не выйдет наружу.       Давид задумался. В чём-то была истина.       — Сначала нужно понять, куда именно тогда бить. Кости тоже срастаются неверно.       — Это всё, конечно, эпично и круто, — холодные пальцы Томаса обхват ли запястье Давида, — но ты сейчас сломаешь мне нос.       — Ой… — томно прохрипел тот, расслабив пальцы. — Извини.       — Ничего. Пока что все живы.       «Пока что…» — обречённо повторил Дамиано. Сколько ещё им придётся пройти, а главное, каким будет результат? Чего хочет Виктория? А чего хотят они?