По следам былого

Лео поднялся на третий этаж небольшой новостройки, уютные белые балконы которой "смотрели" прямо на набережную с бурным морем, пенистые волны которого нынче бушевали, из-за чего на пляже оказалось довольно мало отдыхающих, опасающихся прекрасной, но от этого не менее бурной стихии. Сверив номер квартиры с записанным в блокноте адресом, парень решительно позвонил в дверь. В ответ он услышал только собачий лай и звук скребущих по дереву лап животного, но к двери никто не подходил. Он позвонил ещё раз. – Иду-иду!– услышал он наконец знакомый голос откуда-то из глубины квартиры, а потом раздался щелчок замка и дверь открылась. Стоящая на пороге женщина нахмурилась, сначала не узнавая пожаловавшего к ней гостя.– Здравствуйте, вы ко мне? Лео изучал женщину. Она почти не постарела, разве что добавилось морщин вокруг глаз, да худоба просто таки бросалась в глаза. Впрочем, может это из-за непонятного индийского балахона, похожего на комбинезон, надетого на ней? Хотя вещь выглядела очень дорогой и, наверное, стоила немало денег. Эдна отрастила и покрасила волосы в тёмный цвет, закрученный на голове хаотичный пучок был украшен яркой повязкой. Она и сейчас хорошо выглядела, а в молодости, должно быть, была просто красавицей. Так почему же Альбиери так её и не полюбил? Лео жёстко отругал себя, что очередной раз вспомнил этого человека, размышлял, что и почему он сделал или не сделал, что чувствовал. Почему доктор не полюбил свою жену? Да потому что банально не умел любить, уж в этом Лео успел убедиться! Ему только и нужны либо послушные марионетки, либо обожатели, восхищающиеся его гением! – Здравствуйте, дона Эдна...– заговорил он, и как Лео и предполагал, женщина побледнела и схватилась за горло, словно хотела расстегнуть воротник, которого не было. Конечно, Лео знал, что его визит поразит жену доктора, однако в какой-то момент всерьёз заволновался, до того она побелела.– Вы в порядке? Может вам скорую вызвать?– он поддержал её, чтобы не упала. Как ни странно, это действие Лео успокоило Эдну, потому что она убедилась, что это не очередное помешательство и не явившийся вдруг призрак, а вполне реальный человек. Не хотелось даже вспоминать, сколько раз в клинике под дурманом лекарств к ней являлся Альбиери: она видела его злым, разочарованным и нахмуренным, отчаявшимся и протягивающим к ней руки из пустоты, куда он провалился, а иногда – такие "видения" затягивали больше всего – он выглядел почти любящим, смотрел прямо на неё и словно бы видел только её одну во всём мире, как она всегда мечтала, но чего так и не получила, как ни старалась. Временами рядом с ним появлялся и Лео, и вдвоём с Альбиери они смотрели на неё укоризненно, якобы обвиняя в том, что она открыла правду совету по этике, дала интервью, побудившие их бежать от жизни в далёкую Сахару, где терялись их последние шаги. С тех пор, как врачи признали её здоровой и готовой вернуться к обычной жизни, не было ни одного намёка на повторение этих приступов, потому когда на пороге вдруг появился Лео, да ещё заговорил, чего раньше никогда не бывало,– приходившие к ней в дурмане "призраки" всегда молчали, чем сводили её с ума и доводили до истерики,– Эдна испугалась, что опять начинает сходить с ума. – Л-лео...– пробормотала женщина, отстраняясь от него. Она сделала несколько глубоких вдохов и уже спокойно посмотрела на парня, правда вцепилась в ручку двери.– Значит ты жив, Лео...– выдохнула она. Эдна не знала, удивило ли её открытие: Лео был молод и, по словам Деузы, и раньше выживал в экстремальных условиях, вот и пустыня его не убила. На кончике языка трепетал вопрос, который она, однако, никак не решалась озвучить вслух. – Да, я жив...– кивнул Лео, а потом добавил, догадываясь, что именно женщина хочет спросить, но не решается.– Альбиери тоже жив, дона Эдна. – Жив...– ахнула Эдна, её рука снова полетела к шее. Столько времени ей понадобилось, чтобы принять одну идею гибели Альбиери, а он оказался живым!– А где же... Он с тобой? – Нет, он не со мной,– покачал головой Лео. По реакции Эдны он понял, что Альбиери определённо не пытался пока с ней связаться, до того обескуражена была женщина, впрочем, это не гарантировало, что не попытается, потому поговорить с ней нужно непременно.– Именно об Альбиери мне и нужно с вами поговорить, дона Эдна, иначе я бы не пришёл и не стал будоражить вас своим визитом. Ваш адрес дал мне Лукас. Могу я войти? – Войти?– переспросила Эдна, с минуту задумавшись, хорошая ли это идея, а потом кивнула, отодвигаясь в сторону, открывая ему проход.– Конечно, проходи. Август, лежать!– велела она большому белому псу и тот послушно лёг на коврик в прихожей. Лео незаметно усмехнулся, следуя за женщиной в гостиную, отделённую от кухни блестящей барной стойкой. Интересно, случайно ли жена доктора дала псу настолько созвучную кличку? Впрочем, что за мысли лезут ему в голову! Он бегло осмотрел гостиную с красочными пейзажами и фотографиями на стенах и большими бархатными портьерами. На спинке дивана деремала пара персидских кошек, негромко работал телевизор, а часть гостиной, к удивлению Лео, была заставлена мольбертами и холстами с набросками, на столиках были сложены кисти, краски и другие художественные принадлежности. Эдна устроилась на краю дивана, нервно перебирая ткань своего комбинезона, и объяснила: – Если тебе дал адрес Лукас, ты наверное уже знаешь, что со мной случилось, потому нет смысла скрывать... Рисование, животные, путешествия... Всё это советовали мне врачи, говорили мне нужно знять себя чем-то помимо ожидания возвращения Альбиери, сменить декорации, переехать в другое место. Мне понадобилось несколько лет, чтобы собрать себя по частям и научиться жить без него. А теперь ты приходишь и говоришь, что он жив. А я всегда в глубине души знала, что Альбиери остался жив, иначе я бы почувствовала. Понимаешь?– она покачала головой и махнула в сторону бара.– Конечно, ты не понимаешь... Будь добр, налей нам выпить, пожалуйста... Лео молча согласился и поднялся, спустя некоторое время возвращаясь с содовой для себя и коктейлем в высоком стакане с зонтиком для женщины. Эдна благодарно кивнула и сделала большой глоток. – Хм... Очень приятный вкус. – Я год работал барменом в Сальвадоре,– пожал плечами Лео,– вот и научился. – Вот значит, чем ты занимался... – Ну да... Либо играл незатейливые мелодии на гитаре в том же баре по вечерам, когда меня сменял другой бармен. По началу был просто официантом, знаете, на работу не особенно берут людей, которые даже школу не закончили, я как-то никогда до этого не думал об этом. Альбиери же не мог работать без своей лицензии, а кому-то нужно было. Он было нашёл место в подпольной клинике, но потом её накрыли, он боялся, что его привлекут к суду и выяснится, что он живёт под фальшивым именем, а потом нас могут вычислить, мне-то было проще замаскироваться, а Альбиери какое-то время даже в магазин боялся выйти. – Почему Сальвадор?– не выдержала Эдна. – А почему нет? Мы не хотели светиться, потому путь в Рио заказан, можно было податься в Европу, но там проблема с языковым барьером... У меня с иностранными языками не очень, не считая того, что в пустыне я выучил берберский и немного арабского... – Значит вы таки были в пустыне?– спросила она, начинавшая было уже в этом сомневаться. – Мы жили там несколько лет, в первый же день в пустыне на нас налетела буря... Я мало помню, только как закрыл лицо и просто заставлял себя идти вперёд, чтобы не упасть, тащил на себе Альбиери, он-то почти сразу обессилел... В общем, в итоге нас подобрали и вылечили туареги, это племя берберов, кочевой народ, в итоге там мы и остались. – А почему же вы решили уехать? Если вам было так хорошо в пустыне... – Не то чтобы хорошо,– пожал плечами Лео,– скорее спокойно... Вдали от мира, от лишних взглядов... Я женился в пустыне, у меня родился ребёнок. Малу всегда восхищалась, когда я говорил ей про большой город, мы говорили, что уедем туда однажды, но она не пережила роды... Я решил вернуться вместе с Ахмедом. Альбиери поехал с нами. От Малу мне достались верблюды и овцы, на первой же стоянке я их продал, и на вырученные деньги мы сделали документы, купили билеты и вернулись в Бразилию. – Сын... У тебя есть ребёнок...–Эдна сделала ещё пару глотков напитка, прикрыв глаза.– Я тоже хотела детей. Но Альбиери не хотел, чтобы я их рожала. Он не хотел от меня детей... Он-то говорил, что не хочет их в принципе, но я всегда знала, что он врёт. Просто я не была его давно погибшей невестой, наверное, он её представлял, когда ложился со мной в постель, закрывая шторы. Я даже первую брачную ночь провела в одиночестве, представляешь? Я уже тогда ему была не нужна...– рассмеялась Эдна. – Дона Эдна...– только и заикнулся Лео, ему было откровенно неудобно выслушивать настолько интимные подробности. Про себя он подумал, что возможно сделал ошибку, добавив в коктейль двойную порцию джина. – Наверное, он даже не вспоминал обо мне, правда? Считает, я его предала... Но я не предавала, я просто больше не могла оставаться невидимой! Я дала ему всё... Посвятила ему тридцать пять лет своей жизни, я им восхищалась... Я просила в ответ всего-то капельку любви. Неужели это так сложно?– она уставилась на парня, который не знал куда деть глаза, и только тогда опомнилась.– Извини, я не должна была,– посерьёзнела Эдна,– я сама не своя от новостей об Альбиери... Так где он сейчас? Ты мне не скажешь? Мы же до сих пор женаты, мы так и не развелись, как жена, я имею право знать, где пропадает мой законный муж. – Я не знаю, где он, но очень хочу узнать,– ответил Лео,– потому и пришёл с вами поговорить, на случай, если он с вами свяжется. Альбиери украл моего сына, дона Эдна. – Как украл?– ахнула Эдна. Она могла ожидать чего угодно от своего мужа,–ради всего святого, он же умудрился даже тайком клонировать человека и скрывать это на протяжении почти двух десятков лет,– но чтобы Альбиери украл маленького ребёнка... – Мы поссорились, а на следующий день он испарился. Ему нужны деньги, он взял с собой очень мало денег и вещей, единственным выходом для него было бы попробовать добраться до Рио и своих старых сбережений, значит он должен для этого связаться с вами...– продолжал объяснять Лео. Позже он сидел на пляже около бушующего моря и думал о разговоре с женщиной. Эдна обещала сообщить, если объявится Альбиери. Но сдержит ли она обещание? Очевидно, что она до сих пор готова на многое ради признания Альбиери, как ни старалась отрицать. В душе царил сумбур. Он вернулся в свой город, к людям, которые его ждали... И всё равно его душа не успокоилась. Лео знал, что сделает что угодно, чтобы вернуть своего сына, тогда всё наладится. Но исчезнет ли когда-нибудь эта пустота в самой глубине души? Чем её заполнить?

***

Самира сидела на односпальной кровати в крохотной комнатке в пансионате, где и были-то всего лишь немного покосившиеся стол и стул, комод, лампа и кровать, дешёвые занавески ужасного болотного цвета, на стенах обои в мелкий цветочек, такие выцветшие, что можно было сделать вывод, что они здесь как минимум с семидесятых. Она давно привыкла к этим декорациям, но всё равно они угнетали. В принципе, никто не мешал ей сменить хотя бы занавески и покрывало, поставить несколько растений, чтобы освежить атмосферу, просто она не видела смысла что-то менять в этом временном жилище, которое не принадлежало ей. А может просто привыкла к этой серости вокруг себя... Каждая эмоция первое время была усилием, а потом пугала, стоило почувствовать себя хоть немного счастливой на мгновение, как тут же накрывал страх, что она потеряет бдительность, снова попадёт в прежние ловушки, чего допустить было нельзя. Она едва выжила в прошлый раз, причём не ясно, больше опасности несли люди, которые остались в её памяти, как чудовища или предатели, или она сама, когда наносила себе повреждения в очередной истерике. Будто эта боль могла её спасти, будто пыталась наказать себя за глупость... Самира старалась выбросить из памяти страшное прошлое, хотя оно ежеминутно было рядом с ней. Она твердила, что оно её не определяет, что внутри она другая, не поломанная, сильная... Но по правде говоря, именно прошлое определило её дальнейшую жизнь. Встреча с Зе Роберту, будто призрак прошлого, разворотила старые раны. Нет, она не тосковала по Зе Роберту, не чувствовала к нему почти ничего, кроме лёгкой душевной теплоты, как к старому другу, к тому времени, когда их дороги разошлись, но именно после его отъезда начались страшные события в её жизни: "подруга",– некогда тайно влюбленная в Зе Роберту, как оказалось, винившая её в его отъезде,– продавшая её отморозку, который давно к ней приставал, но ни в коем случае не получил бы своё, если бы девчонка не подсыпала Самире какую-то гадость в сок; она не могла пошевелиться, ноги будто отнялись, пока они тащили её в какой-то пляжный домик, где этот негодяй на протяжении часа делал с ней что угодно. Она кричала, она умоляла его остановиться, но он только смеялся, поговаривая, что нужно было отвечать на его ухаживания по-хорошему, ведь тогда-то ей было бы хорошо, он ни за что бы так не поступил с ней,– до чего банальное оправдание насильника и тирана, убеждающего жертву,– и самого себя,– якобы она сама виновата в случившемся с ней! До чего грязной чувствовала себя Самира, она пыталась продолжать как ни в чём не бывало, но была не в состоянии! Её мама видела, что что-то не так, но разве Самира могла рассказать Латифе правду? Нет, она бы под землю провалилась от стыда! Жить не хотелось. Бывало, она стояла в ванной с лезвием, а потом с огромным усилием убирала его обратно, не решаясь нанести решающий порез... Выйти замуж в Марокко было тем же самоубийством, только чужими руками. Не проговорись она Зорайде, что больше не девственница, во время одной из примерок, не позвони она тёте Жади, не найди её Жади в Рио, не убеждай с таким запалом, не прими она под влиянием Жади решение бежать из дома, чтобы семья марокканского жениха отказалась от негодной невесты... Самира даже содрогнулась, представляя, что с ней могло случиться. Однако обиженный "жених" нашёл Самиру, прилетел в Рио и выследил. Именно его стараниями её плечо теперь украшал длинный глубокий шрам от марокканского кинжала. Ярость в глазах, оскорбления, занесённый над ней кинжал, от которого она пыталась убежать, бросившись в шторм прямо в одежде, как он поймал её в воде, как она пыталась отбиваться от него... Девушка коснулась сквозь футболку этого самого шрама и не заметила, как слёзы потекли по щекам. Самира уткнулась в подушку, пытаясь заглушить звуки рыданий, сжимающих её горло. Сможет ли она однажды восстановиться от этого? Станет ли прежней? Исчезнет ли эта ужасная пустота?