По следам былого

Из автомобиля такси напротив скромного многоквартирного дома вышла девушка, сверяясь с написанным на листочке адресом. Сизая дымка заката уже тянулась паутинкой вдоль затянутого тучами неба. День выдался жаркий, но к вечеру сорвался ветер, судя по ощущениям вот-вот должен был хлынуть дождь. — Всё хорошо, сеньора?— спросил водитель, заметив мрачное настроение клиентки. — Я в порядке,— после паузы ответила Мел,— у меня просто был длинный день. Вот, возьмите,— она протянула ему деньги,— сдачи не нужно. И подождите меня здесь, прошу вас. День действительно выдался трудный. Вокруг все словно старались её вывести из себя з самого утра: сначала она споткнулась об машинку сына и пролила кофе на новую блузку, споря по телефону с матерью, потом в офисе секретарь потеряла важные документы и Леонидас вовсю распекал дрожащую девчонку, из-за чего в висках у Мел пульсировало, а затем был звонок из клиники... Доктор сказал, что Режининье становится хуже и Мел раз десять прокляла нерешительность Нанду — приятель до сих пор не решился прийти в клинику, зато сдал тест на отцовство, подтвердивший его родство с маленькой Меланией, что очередной раз ввергло его в депрессию. Тем не менее новости из клиники дали понять, что дальше откладывать визит в дом родственников Режининьи нельзя. Прошлый визит несколько дней назад сорвался, потому что хозяйки банально не оказалось дома, но соседка за небольшое вознаграждение согласилась сообщить Мел когда она вернётся. — Мел, а вот и ты!— поднявшись по хилой лестнице дочь Лукаса столкнулась лицом к лицу с Иветти. — Иветти, а я уже думала, что ты не приедешь! — Как я могла? Ты же просила меня приехать, я просто решила немного осмотреться здесь... — Да?— Мел осмотрела выложенные битой плиткой стены и немного покосившуюся лестницу, а напротив — ржавые почтовые ящики, явно нуждающиеся в покраске.— И нашла что-нибудь интересное? — Ещё как!— кивнула блондинка.— Например, мать твоей подруги не в лучшем финансовом положении. — Да?— Мел слабо улыбнулась.— А я было решила, что ей просто нравится идея жить в старинном здании... — Я не об этом,— отрицала Иветти,— ты посмотри на почтовый ящик. Оттуда выглядывает куча счетов, и кажется даже сообщение от судебного пристава... — Предлагаешь ей заплатить, если она сама не согласится поехать в больницу?— уточнила Мел. — Считаешь, что она откажется?— удивилась Иветти. — Она же выгнала дочь из дома,— пожала плечами Мел,— к тому же, Режининья упоминала, что у них с матерью были сложные отношения ещё до того как она начала принимать наркотики, а потом уж и подавно. Ну вот, кажется это здесь...— они остановились перед дверью с чуть облупившейся краской и Мел нажала на звонок. Мел тяжело вздохнула, готовясь к трудному разговору — не каждый день сообщаешь женщине, что её дочь при смерти. Она оглянулась через плечо на Иветти. Жена её деда выглядела как всегда решительной и энергичной в красном брючном костюме, и Мел немного успокоилась. Она показалась ей подходящей компаньонкой для этой поездки и сразу же откликнулась на её просьбу. Мел не могла себе представить, что сможет сделать это одна, и просто невероятно было предположить, что с ней поедет её мать. Конечно, она бы наверное согласилась, попроси её Мел об услуге, но сомнительно, что Маиза сможет вынести общество матери Режининьи дольше пары минут. И она не хотела просить: достаточно того сколько раз Маиза уже переступила через себя пока Мел лечилась, было жестоко снова напоминать ей те времена. Да и трудно не заметить, что большинство близких считали усилия Мел ради Режининьи глупой затеей. Девушка знала, что они волновались прежде всего за неё, боялись как бы она не сорвалась, однако Мел знала одно: увидев что случилось с Режининьей, она уж точно никогда не вернётся к наркотикам. После долгого ожидания дверь наконец открылась, однако ненадолго. Едва увидев на пороге двух дорого одетых женщин, хозяйка тут же начала закрывать дверь перед их носом. Мел опешила: она не ждала радушной встречи, но не настолько же! Зато Иветти не растерялась и вовремя перехватила дверь, и опомнившись Мел пришла на помощь родственнице. — Уходите!— требовала мать Режининьи, навалившись на дверь всем телом.— Я уже говорила, что у меня нет ни копейки, мне нечего вам отдать, из какого бы банка вы не пришли, потому не тратьте ни моё ни своё время! — Постойте, мы не из банка!— воскликнула Мел. — Да что вы говорите? А что же тогда вы забыли на моём пороге?— хмыкнула женщина.— Деточка, одни твои туфли дороже этой квартиры! — Мы здесь из-за вашей дочери!— ответила вместо неё Иветти.— И если вы пустите нас на порог, мы сможем сказать вам больше! — У меня нет дочери!— решительно нахмурившись ответила она, и обе гостьи опешили от этих слов, настолько резко и жестоко они прозвучали. Тем не менее дверь она перестала держать и хмуро смотрела на них, скрестив руки на груди.— Если эта дрянь что-то у вас украла, вы сами виноваты, можете быть уверены, что я вам ничего возмещать не собираюсь. Она и без того принесла мне достаточно убытков, а вы не бедствуете. — Нет, мы здесь не из-за этого,— возразила Мел, надеясь, что голос у неё не дрожит. Страшно подумать, что так же могли бы поступить с ней её близкие, просто отказавшись от заблудшей овцы и продолжая жить дальше.— Режининья... Она... Она очень больна, у неё СПИД, врачи говорят, что ей осталось жить всего ничего! Режининья хочет с вами встретиться и поговорить, потому мы здесь! Прошу вас, давайте поедем в больницу, она очень просила чтобы вы пришли! — Надо же, я и не думала, что она до сих пор жива...— протянула женщина. Что-то промелькнуло в её глазах, отдающее грустью и даже болью, но быстро сменилось тем же жёстким взглядом.— С её образом жизни такого конца и стоило ожидать. Я никуда не поеду, всё, что надо было сказать, я уже сказала ей раньше, а теперь уходите. — Да как вы можете?!— возмутилась Иветти, резко потянув на себя дверь, которую хозяйка снова начала закрывать.— Вам только что сказали, что ваша дочь умирает! У вас нет сердца? Как вы можете быть такой чёрствой? Вы знаете как она сейчас страдает? Чего вам стоит поехать и её выслушать, если это её последнее желание? Вы же сами потом будете сожалеть! — Чего мне стоит?— горько хмыкнула мать Режининьи.— Надо же, какие все вокруг добрые и ранимые... А вы знаете как это иметь дочь наркоманку? Каково жить в одном доме с обезумевшей девчонкой, которая тащит всё, ради чего вы работали годами? Бояться, что однажды она явится под кайфом и перережет тебе горло, потому что у тебя нечего ей дать? Она же уже всё украла... Мой муж ушёл из семьи, сын переехал и даже не звонит, а я осталась здесь, с долгами и без перспектив, люди до сих пор смотрят на меня как на прокажённую. Я думала она умерла, нет её и никогда больше не будет, хотела сделать вид, что не было никогда такой. А теперь вы сюда приходите и говорите, что я чего-то там ей должна? Осуждаете меня? Вам этого не понять. Иветти уже открыла было рот чтобы начать спорить или убеждать женщину, когда Мел набралась смелости и тихо заговорила: — Я понимаю. Понимаю, потому что однажды я превратила жизнь своих близких в похожий ад. Я говорила ужасные слова, воровала, бросала в них вещи, не заботясь не причиню ли им вред... Всё это я делала потому что мне было очень больно, я не могла найти место в мире и верила, что все против меня. Нельзя простить мои ужасные проступки, было бы правильно, если они не пожелают больше видеть меня. Именно этого я и ожидала, чтобы они доказали, что на самом деле никогда не заботились обо мне, чтобы я могла впасть в наркотический дурман, жалеть себя и винить окружающих, а когда меня не станет...— голос Мел дрогнул.— Я хотела чтобы они винили себя, чтобы никогда не забывали, что отвергли и убили собственную дочь и внучку. Тем не менее, они меня не бросили, простили и заботились о моих нуждах и моём сыне, пока я была слишком слаба чтобы это сделать. Никто из нас не идеальный человек, но я поняла одно: мы семья, и это никогда не изменится. Меня было кому поддержать и вытащить, но у вашей дочери этого не было... Это зло поглотило её, уничтожило личность, потому что она была одна в жестоком мире. Я ни в чём вас не виню, жить с наркоманом — ад, вы спасали собственный рассудок, но Режининья ваш ребёнок, вы её привели в мир, а теперь она близка к кончине и хочет только увидеть свою мать. Просто увидеть, она не требует вашего прощения, вашей любви... Я умоляю, поговорите с ней...— голос Мел сорвался, когда эмоции взяли верх, девушка изо всех сил старалась сдержать слёзы.— Пожалуйста... — Я всё думала, зачем вам это надо,— усмехнулась женщина.— Теперь я понимаю. Наверное, ты её бросила в каком-то Богом забытом месте? Как это трогательно: богатая девочка в память о прошлом помогает бедным и немощным... Знаешь, я тоже не так уж богата, моя дорогая доченька об этом позаботилась, так может по доброте оплатишь и мои счета? — Я...— заикалась Мел, не в силах выдавить из себя ни слова. Она хотела бы сказать, что она делает это не просто ради благотворительности или нечто в этом роде, что она готова и заплатить, если это заставит женщину пойти ей навстречу, но прежде чем она успела заговорить, дверь закрылась перед ней. Было очевидно, что разговор окончен и продолжения не будет. — Вот нахалка...— возмущалась Иветти.— Мел, ты не обращай внимания на её слова! — Я в порядке, я просто устала...— отмахнулась Мел, опускаясь прямо на грязную лестницу в своём светлом костюме. — Слишком много всего произошло в последнее время, столько поводов для размышлений... Я просто хочу помочь, сделать для Режининьи хотя бы что-то... — Ты и делаешь, ты столько всего сделала, ты не можешь перепрыгнуть через себя, Мел,— утешала её Иветти. — Но этого недостаточно, никогда не будет достаточно... Она всё ещё умирает, а я ничего не могу сделать!— девушка разрыдалась, потеряв самообладание. — Мел, дочка?— подняв заплаканное лицо с груди Иветти, Мел увидела спешащую к ней Маизу. Она вскоре оказалась рядом, обеспокоенно глядя на дочь.— Что с ней случилось, Иветти? Что ей сказала эта женщина? — Мама, зачем ты приехала?— Мел покачала головой, вытирая слёзы.— Я же говорила тебе не приезжать! — Но я же твоя мать, не так ли? Я не одобряю твою затею, но если ты собираешься это сделать, я буду рядом с тобой,— Маиза не хотела вспоминать времена когда всё было иначе, и к чему это привело. К сожалению, никто не застрахован от ошибок. — Твой отец тоже здесь,— добавила Иветти,— он в машине за рогом и придёт как только я ему позвоню. — А дедушка и Далва шпионят за мной из глазка соседней квартиры?— Мел тихо рассмеялась, восстановив часть прежнего самообладания. Забавно, что она не хотела вовлекать их всех в эту историю, но на душе стало так тепло от того, что они всё ещё были здесь... Её родители могли создать другие семьи, но Мел оставалась их дочерью и они её любили. Наверное, пора было начинать ценить то, что она имеет, с каждым днём Мел понимала как много у неё есть.

***

Лео блаженно улыбнулся, что было в эти дни редким явлением, наслаждаясь ощущением бриза на своей коже и видом Самиры, сосредоточенно листающей страницы толстой тетради с множеством цветных вкладышей. Девушка слегка кусала губы, записывая его ответы в бланк. На ней была простая футболка, а её короткие волосы собраны наверх с помощью обычного карандаша, чёлка то и дело падала ей на лицо и ему приходилось бороться с соблазном коснуться и почувствовать на ощупь шелковистую прядь — такой жест она бы точно не оценила, Самира в принципе не любила когда к ней прикасались. Они сидели в маленьком прибрежном кафе, где было довольно мало посетителей рано утром и вместо здорового завтрака заказали популярные бразильские бригадейро и морковный кекс, и пожалуй он не мог найти лучшего способа провести утро. К своему удовольствию, Лео успел обнаружить, что Самира была сладкоежкой и каждый раз старался порадовать её хотя бы так. Она любила бразильские сладости, но не хотела ничего слышать о Востоке даже в таких мелочах,— когда в прошлое их занятие он предложил купить немного лукума в качестве угощения, Самира быстро забыла о войнах с Аргентиной и засобиралась домой, даже не прощаясь. В следующий раз он об этом не упоминал, что казалось наиболее удачным выходом из ситуации. Маленькие жесты иногда вызывали желанную улыбку на её лице, прежде чем она это замечала и снова хмурилась, а на её лбу появлялась складка, свидетельствующая о грусти, что Лео успел изучить за прошедшие пару недель. С тех пор как Самира согласилась подготовить его к экзаменам, они установили некую рутину, и Лео даже хотелось поверить, что она считает его своим другом, а не просто путающимся в датах безграмотным недоумком. — Итак, в каком году Бразилия получила статус королевства как составная часть Соединённого королевства Португалии, Бразилии и Алгарви?— переспросила Самира. — В тысячу восемьсот пятнадцатом,— быстро ответил Лео,— ты задаешь этот вопрос уже третий раз. — Ну ты же продолжаешь путать год признания независимости с отменой рабства, хотя я задавала этот вопрос далеко не три раза,— невозмутимо заметила Самира, позволяя себе лёгкое поддразнивание. — И это верно,— хмыкнул Лео,— ты должно быть считаешь меня совсем дураком. — Я почти уверена, что половина людей на улице, если мы их спросим, ответит неправильно,— пожала плечами девушка, отправляя маленький кусочек кекса в рот с помощью пластиковой вилки.— Это забывается, тебе просто нужно запомнить главные даты перед экзаменом... М-м-м, всё же здесь всегда лучшие сладости! Да простит меня Дона Жура, но даже она не умеет готовить такой морковный кекс, у неё лучше получается поджарка и фирменные пироги. — Ты часто говоришь об этой женщине. Вы с ней наверное близки? — Она была ко мне очень добра,— кивнула Самира.— Но ты должен тоже знать дону Журу, ты же бывал в Сан-Криштоване,— Самира не позволила своему голосу дрогнуть,— и кстати, она твоя родственница. — Кто? Дона Жура?— удивился Лео. — Свекровь Мел, дочери Лукаса,— уточнила Самира,— Мел твоя племянница, Дона Жура её свекровь, а значит вы родственники. — Ах, верно...— Лео слегка потянул себя за ухо.— Мне до сих пор странно считать Феррасов своими родственниками... Хотя с тех пор как я вернулся, Леонидас Феррас раз десять звонил и предлагал прийти на ужин. Я уже молчу о Далве! — Далва...— Самира с улыбкой покачала головой, вспоминая экономку Феррасов.— Тётя Жади очень её не любит, хотя это чувство взаимно... Я бывала в гостях у родственников Лукаса, между Далвой и тётей Жади летают молнии, за этим забавно наблюдать. Тебе досаждают их звонки? — Не то чтобы досаждают,— пожал плечами Лео,— наверное дело в том, что я не понимаю до конца чего они от меня хотят. Кто я для них: Лео, копия Лукаса, реинкарнация Диогу? Кем они хотят меня видеть? А кем я хочу видеть себя? Ты наверное будешь смеяться, но я сам не знаю, долгие годы этот вопрос — кто я и откуда, какое моё предназначение — мучило меня настолько, что я готов был сбежать куда угодно, но пустыня и океан, ночные улицы и незнакомые города не помогли мне понять больше, я просто прятался в них. Трудно считать себя неестественным существом, и хуже всего то, что даже мой "создатель",— это слово он сказал горько, почти выплюнул,— не мог дать ответы на мои вопросы. Он бросил меня в мире, где мне могло не быть места и заботился только о себе, понимаешь? Лео удивлялся сам себе, что рассказывает ей как на духу всю правду, хотя они знакомы не так долго. Но говорить с Самирой было легко, душу открывать перед ней наизнанку — просто и правильно, ни с кем раньше не испытывал подобного, словно только этого и ждал всю жизнь. А может этого и ждал? Может Самира и есть его судьба, единственная и неповторимая, та самая женщина, которую он так мечтал найти? Только разве возможно это, если он впрямь существо без души и предназначения? Есть ли высшая сила, о которой все говорят, вдыхающая душу в каждого младенца, и была ли у Него — настоящего Создателя — душа для него и только для него, что он не делил с Лукасом или Диогу? — А кому есть место в этом мире, Лео?— вдруг тихо спросила Самира, устремив взор на океан.— Каждый из нас приходит в этот мир по-своему, один, и уходит тоже один, даже близнецы, две половины одной души их ещё называют, не делают разделяют одновременно первое дыхание. Правда в том, что никто не знает своего предназначения, никому не известно что его ждёт и ждёт ли вообще — сущая удача, игра в рулетку, и неважно как ты был зачат. Вот я, как считал мой отец, родилась чтобы вырасти послушной мусульманской женой, заглядывающей в рот мужу, словно своему господину. Ни права голоса, ни возможности выбирать, найти предназначение в этом мире, родить детей по своему выбору, а не потому что надо или бесценный муж может привести вторую, если ему не угодишь. Так моя мать всю жизнь жила, а я не хотела. Я это к тому веду, что не странно, что Леонидас Феррас видит тебя кем-то другим. Мои родители растили меня с младенчества и не знали кем я выросла. Чего ты ждёшь от человека, который не знает тебя? — Я никогда не думал об этом таким образом,— признал Лео,— но ты права: Альбиери приручил меня в детстве, словно ту же овечку, и заставил следовать за ним, никто меня не знал, и я тоже никого знать кроме него не хотел. — Так ты собираешься пойти на ужин? — Наверное,— кивнул задумчиво Лео,— они же меня не привяжут, если что я всегда могу уйти. — Это хорошо,— заметила Самира,— когда имеешь право уйти, не все это могут... — Но ты смогла, никто не смог тебя удержать, ты выбрала путь и следовала ему, можешь гордиться собой, Самира,— на свой страх и риск Лео потянулся к её руке как заворожённый.— Ты сильная, смелая, ты умная, я никогда не встречал раньше таких как ты... — Мне пора,— Самира отдёрнула руку, едва его пальцы коснулись кончиков её ногтей, и поспешила уйти, на ходу застёгивая сумку. — Самира, стой, я...— Лео устало вздохнул, замолчал на полуслове. Не было смысла бежать за ней и кричать, иначе она никогда не вернётся. Судя по всему, он задел очередной её шрам, пусть и не знал до сих пор откуда они взялись, кто их оставил в её душе, почему так сильно ранили её сердце... Ему ли — разбитому — учить её клеить? Она бежала, от себя, и от его слов. Бежать всегда проще, может потому она поняла стремление Лео укрыться в пустыне, было время когда она сама рада бы найти укрытие. Только мир вокруг был тёмным и пугающим, нигде нельзя спрятаться, потому что разум достанет в любом укрытии. По правде говоря, Самира знала: книжный ум мало чего стоит, и она не была ни сильной, ни смелой, она просто гораздо хуже умела убегать...