История Нигона

Прежде, чем мы перейдем к рассказу о Королеве Драконов, необходимо посвятить пару строк тем Владыкам, что управляли Нигоном для нее — хотя бы чтобы показать, почему вообще ее воцарение стало возможным и для многих желанным. Помимо не раз уже упоминавшегося Орвальда, который по-прежнему правил унаследованной от отца империей, простиравшейся на сотни миль под землей от Дэскисса и Дэдтимбера и до самых Глубоких Пещер, но мало на что влиявшей в междоусобной борьбе, ибо ее единство было скорее данью традиции и плодом сложной цепи обязательств по уплате дани между проигравшими и побежденными кланами — у Первого Владыки не было механизма управления, который позволял бы ему собрать всех своих вассалов под единым знаменем и отправить в бой или хотя бы помешать им драться между собой, буде они пожелают — наиболее влиятельным из Владык первого поколения следует признать короля-минотавра Громового Кулака. Знакомое слово «‎король»‎ здесь обозначает совершенно иное понятие, которое человеку достаточно трудно постичь — и отсюда рождается множество заблуждений о том, кем является и кем не является владыка людей-быков для своего племени. Даже настоящее имя величайшего минотавра-завоевателя в истории нам неизвестно — с момента, когда он был коронован, он называл себя именем замка, которым правил — а до этого его никто не знал. На протяжении двух десятилетий бесчисленные враги и завистники — из числа людей и медуз, ибо другие минотавры были не так наивны — дожидались, пока король Громовой Кулак умрет, в надежде воспользоваться слабостью его наследников и отвоевать обратно хоть что-то из отобранного у них... В итоге же никто даже не понял, когда это случилось. Сын Громового Кулака получил его место, его имя и продолжил делать то же, что и его отец. И на этом разговор о минотаврах-королях можно заканчивать и начинать разговор о правлении минотавров в целом. Их общество было еще молодым и приняв внешние признаки феодального, внутри оставалось первобытным — не были еще накоплены богатства, который отделяли бы королевский род от остальных, как и не было придумано многочисленных способов транжирства, коими славны человеческие владыки. Больше золота люди-быки ценили оружие, еду и детей — и все это принадлежало не какому-то отдельному лицу, а общине, которая на тот момент была практически одной большой семьей. Каждый ее член имел свою работу — и работа короля была поначалу такой же, как и все остальные. Будь то Громовой Кулак, Дамокл или Король Шипов, все они воплощали не свои личные амбиции, а своего рода. Титул мог быть оспорен членами племени, если они считали, что король плохо справляется — но именно борьбы за власть в том смысле, в каком ее понимали медузы и даже люди, минотавры не знали. Но хотя эта ситуация спасала людей-быков и руководимые ими кланы троглодитов от междоусобиц, она не делала их правление лучше, поскольку у нее была обратная сторона, невидимая самим минотаврам, но хорошо заметная извне — для чужаков они все были безжалостными угнетателями. Покоренные ими троглодиты и медузы сохраняли свое положение внутри своего рода и посты в армии, но полностью отстранялись от управления кланом — надстраивая свои лабиринты над городами-троглодитниками, минотавры буквально ставили свое общество на верхушку существовавшего нигонского. Там, где у медуз и Подземных Владык один правил над всеми, у минотавров целое племя быков доминировало над всеми остальными... Под их игом представителю другой расы невозможно было получить даже звание героя, не говоря о реальной власти. Все их армии всегда руководились быками, и зачастую эти воеводы распоряжались воинами-троглодитами и медузами, как рабами, посылая их на убой в качестве отвлекающего маневра или оставляя в заслоне при отступлении — и примерно так же, разве что с меньшим числом жертв, была организована работа в мирной жизни. Казалось бы, для обитателей Нигона во всем этом не было ничего нового — медузы относились к поданным не больно милосерднее, и разве что они сами пополнили теперь ряды рабынь, для остальных же ничего не изменилось. Времена, однако, были уже другими. Под властью новых владык-людей тирания медуз ослабевала, да и в выборе самой королевы играло роль уже не происхождение и грубая сила, а заслуги перед общим господином. Появилась возможность для младших королевских дочерей, ранее обреченных на вечное рабство, жить при дворе Владыки и размножаться, становиться героинями и чародейками. Появились герои-люди и герои-троглодиты — а при большом везении все из вышеперечисленных могли занять и место Владыки. Это, конечно, ничуть не умаляло страданий подданных от самодурства текущего правителя, но давало некую надежду на улучшение по крайней мере самым честолюбивым. Неудивительно, что в итоге именно Владыки Верхних Пещер сменялись чаще всего и в их числе попадались личности самые необыкновенные, о коих сохранилось немало историй даже после их бесславной смерти. Уже упоминавшаяся ранее леди Синка была единственной женщиной среди Владык первого поколения, заключавших знаменитое перемирие в Глумкейве — и она справлялась со своими обязанностями весьма достойно, но знаменитой стала благодаря количеству загубленных мужчин, включая и двоих других Владык. Особа весьма капризная — так, она заявляла, что не может терпеть спертого воздуха подземелий и заставила подданных выстроить для себя башню, что тянулась почти на триста футов внутри вертикальной шахты и выходила из подземного города на поверхность, дабы Владычица могла спать, наслаждаясь свежим воздухом — и с такой же капризностью она отвергала все предложения о замужестве. То было, впрочем, весьма мудро в ее положении — ведь причиной интереса женихов была не ее женская привлекательность, а ее аппетитные земли. Но поскольку она была единственной из Владык, с кем можно было заключить альянс таким простым и неизобретательным способом, предложения продолжали поступать. Первым поплатился за свою настойчивость лорд Гюнтер. Чтобы растопить сердце неприступной владычицы, он преподнес ей в дар яйцо черного дракона — и Синка, большая любительница ручных чудовищ, послала ему в ответ недавно выведенную ею самой породу мантикоры — скорпикору. Владыка пошел посмотреть на диковинное создание — и когда он протянул к ней руку, скорпикора ужалила его и он умер. До сих пор спорят, была ли это роковая случайность или преднамеренное убийство со стороны Синки — но она, как минимум, уж точно не расстроилась, когда земли Гюнтера были поделены между его соседями и львиная доля досталась ей. Другой жертвой этой роковой женщины стал лорд Малев, история которого показательна во многих смыслах. Крайне честолюбивый — достаточно знать, что он построил город, который назвал в честь себя — этот Владыка уже имел внушительных размеров гарем из красавиц-невольниц, которых ему доставляли со всего Антагарича работорговцы, зная, что он щедро платит — но тем не менее упорно продолжал звать замуж Синку, год за годом пытаясь купить ее благосклонность дарами и ревниво истребляя ухажеров меньшего калибра. Последнее и в самом деле доставляло Подземной Владычице удовольствие, так что она оказывала Малеву ответные знаки внимания — но замуж, конечно же, не собиралась... На беду среди наложниц Владыки оказалась женщина не менее честолюбивая — энротская чародейка по имени Ребекка. Она сама была героем и не желала влачить существование рабыни в случае, если Малев и Синка таки сочетаются браком — потому подстрекала своего господина, говоря, что раз уж Синка не желает идти за него добровольно, ее нужно взять силой и наказать за гордыню, сделав простой служанкой. Внял ли Малев этим уговорам или его подтолкнуло его собственное уязвленное самолюбие, но в конце концов он и впрямь пошел на Синку войной — однако в итоге за гордыню был наказан лишь он сам. Поначалу наступление складывалась удачно, и Малев решил лично возглавить победное шествие на Сорроукраун — однако в одном из сражений он был убит. Когда же лишившиеся своего вождя войска возвратились обратно в Малев, предприимчивая Ребекка убедила их сделать новой владычицей себя, говоря о своем давнем геройском опыте и клянясь отомстить Синке за убийство «‎доброго господина»‎. Правление ее выдалось коротким, но ярким — ибо помимо войны с Синкой, которая, кстати, также заявила о своем намерении отомстить за никогда не любимого ею Малева «‎совратившей его суке»‎, новоявленная Владычица не забывала проводить время в пирах и роскоши, обложив подданных непомерной данью «‎на военные нужды»‎. Этот конфликт из-за крайнего коварства и лицемерия участниц, вызывавших восхищение даже у служивших им медуз, получил название Войны Змей. Около года бои шли с переменным успехом, а затем у подданных Ребекки закончилось терпение — ибо та, кому они служили, не была даже признана Подземной Владычицей никем из остальных Владык, а вела себя, словно самая злостная тиранка. Влиятельных медуз-королев Ребекка умело ублажала подарками, но среди младших военачальников, которым и приходилось вести войну, исполняя ее бездарные приказы, зрело недовольство — и один из них по имени Шакти в один прекрасный день просто повернул свою армию и повел ее на Малев. Успеху его предприятия не помешало даже то, что он был троглодитом — половина из остальных героев предпочла не вмешиваться, а другая открыто его поддержала. Преданные же Ребекке медузы-королевы так испугались «‎троглодитского восстания»‎, что возвратились в свои кланы успокаивать подданных — и тут настало время для других медуз, не в такой степени обласканных интриганкой-владычицей, но вынужденных все это время платить ей дань в двойном объеме против того, что собирал с них Малев, высказать свое недовольство — так что следом за восстанием троглодитов началось и восстание медуз. Не получилось даже нормального сражения — на второй день осады Ребекка была предана обитателями города, схвачена и выдана Шакти. Тот, поразмыслив, назначил тиранке поистине дьявольское наказание — отправил ее вместе с остальными наложницами Малева в подарок Синке, сопроводив пожеланием «‎всем блядям старого лорда убраться вон»‎. Удивительно, но Синка и вправду убралась — но не раньше, чем предала присланных ей пленниц зверской казни. Причиной ее жестокости навряд ли была скорбь по покойному лорду Малеву, а скорее слова Ребекки, которыми та подстрекала его начать войну и которые, каким-то образом достигнув ушей Владычицы, привели ее в лютейшую ярость, лишь усиливавшуюся от понимания того, сколь близка она была к участи рабыни, не сверни война в другую сторону... В итоге виновнице вырвали ноздри и язык и отправили в клетку к четырем голодным мантикорам. Ее тело было защищено клетью меньшего размера, так что чудовища не могли до него добраться, однако конечности были оставлены снаружи — и звери отгрызли их, пока сама пленница вопила от боли и ужаса, неспособная спастись или как-либо воспротивиться пожиранию себя заживо. Затем ее, все ее живую, извлекли из клетки и отдали на поругание троглодитам, залечив раны магией, чтобы она протянула подольше — а после многократного изнасилования посадили на кол. Остальные наложницы, хоть и не были ни в чем виноваты, разделили ту же участь — кольями с их телами Синка обозначила новую границу между своими владениями и кланом Малев и, наконец насытившись местью, возвратилась в Сорроукраун. Но если бывшие подданные Малева думали, что на этом все закончится, то они ошибались. Завладев столицей, Шакти не только объявил себя новым лордом, но и возжелал наказать тех, при чьем попустительстве «‎человеческая шлюха»‎ пришла к власти. Иноземные герои были просто высланы, а медузам-королевам направили грозные предписания явиться ко двору вместе со всеми дочерьми. Армия Шакти была велика, а после постигшего Ребекку предательства ни одна из владычиц не могла быть уверена, что и среди ее подданных не найдется сочувствующих его делу — и, напуганные, они явились. «‎Позорище в Малеве»‎ получилось еще большим, чем предшествовавшее ему позорище в Сорроукрауне — вероятно, впервые за историю Нигона королевы-медузы валялись в ногах у троглодита, умоляя пощадить их жизни... Шакти никого не казнил — сперва — но отстранил провинившихся королев от власти, назначив править их кланами медуз из числа тех, что поддержали его восстание — и после того, как бывшие владычицы принуждены были поцеловать им хвосты в знак покорности, те были вольны распоряжаться их жизнями, как пожелают — и вот тогда полетели головы. Лишь немногие милосердные королевы сохранили своим предшественницам жизни, ограничившись обычным отрезанием волос — а особенно показательно то, что среди назначенных новым Владыкой преемниц была дочь одной из королев, служившая при дворе чародейкой — и она как раз казнила свою мать. Что до правления самого Шакти, то оно было долгим, поскольку опиралась на хитроумную смесь старых традиций и новых законов. Королевы назначались теперь Владыкой, и он же забирал себе несколько дочерей новой правительницы на службу, чтобы та помнила, что ее будет, кем заменить — но внутри кланов царил все тот же деспотизм, что и в старые добрые времена. Медузы воспитывали дочерей в строгости, дабы те не вздумали нашептывать на них Владыке, и ревностно исполняли жреческие функции, напоминая всем вокруг, что их власть исходит от Стража Земли... Людям во владениях Шакти были не рады — особенно женщинам, которых даже в рабство не брали — а кланы, управляемые минотаврами, хоть и встречались, но держались особняком и не допускались в города. При этом сам владыка-троглодит опирался в своем правлении на поистине бесчисленную армию соплеменников, которых сам водил в бой и которые почитали его даже превыше своих королев — из-за чего сами королевы становились лишь промежуточным звеном, без которого Владыка и подданные вполне могли обойтись — и понимая это, они боялись его. «‎Служанки Шакти лижут ему хвост»‎ — так презрительно говорили о них медузы из других земель. Хоть это и не было правдой, но недалеко ушло от тех проявлений рабской преданности, которые подданные лорда-троглодита вынуждены были воздавать своему вождю. Успех Шакти сделал неизбежным появление других троглодитов-владык — хоть успешных среди них было немного, попытки предпринимались неоднократно. Наибольшей известности, вышедшей даже за пределы Нигона, достиг лорд Дамакон. Сей замечательный троглодит прославился изначально даже не как герой, а как предводитель банды грабителей, что прорывали туннели в самые невероятные места и выносили через них чужие богатства. Пока они опустошали сокровищницы лишь Владык в Нигоне, это было дерзко, но не удивительно — ибо среди троглодитской молодежи такой способ заработка был широко распространен — но когда они проделали тот же трюк в самой Бракаде, известность Дамакона взлетела до небес, а его состояние стало исчисляться семизначными суммами. На эти деньги он отстроил крепость для своего родного клана — потому, когда правившая ими королева-медуза умерла, не оставив наследницы, неудивительно, что троглодиты не стали искать новую правительницу, а избрали своим вождем Дамакона. Из-за общей незначительности этого клана данному событию сперва не придали значения, однако богатство Дамакона росло, крепость продолжала расширяться, и вот уже некоторые из соседних кланов попросили разрешения прийти пожить у него в городе — что de facto сделало предприимчивого троглодита Подземной Владыкой. Разумеется, было вопросом времени, когда другие Владыки заметят и захотят покарать выскочку — однако с посланными на покорение Дамакона войсками начали происходить досадные случайности — то где-то обвалился туннель, то целая армия заблудилась в подземелье и бесследно исчезла — и таким образом без какого-либо открытого столкновения Дамакон продолжал обороняться от агрессивных соседей на протяжении целого года — пока наконец лорд Тсабуй не утратил терпение и, собрав армию из двух тысяч воинов, лично не привел ее под стены города Дамакона. Однако когда его войска пробили стену и вошли в крепость, они не обнаружили внутри ни души — как оказалось, лорд-троглодит увел всех своих подданных в другой город, который успел построить на совершенно новом месте, оплатив каждый камень из своего кармана. Бороться с невероятной комбинацией богатства и удачи было невозможно — и все последующие попытки сокрушить Дамакона возымели не больше успеха, чем первые. Поговаривали, что он заключил сделку с нечистой силой, а более осведомленные заявляли, что он — и есть сама нечистая сила. Все это воспринималась его подданными, число коих непрестанно приумножалось, как явное преимущество — и очень скоро ему стали поклоняться, как богу. Появились даже медузы-жрицы Дамакона, обладавшие силой сотрясать землю и оживлять мертвых. Очень возможно, что эта новая религия не продержалась бы долго, если бы ее последователи не были так богаты — но в итоге они могли решать любые проблемы, которые сами же на себя навлекали, при помощи денег. Правление Дамакона, начавшееся в сороковые годы, продолжается по сей день. Среди его самых непримиримых врагов — подданные другого лорда-троглодита Шакти, рьяно преданные путям Стража Земли. Между тем число Подземных Владык, коих на переговорах с минотаврами в 1130м году было лишь пятеро, не оставалось постоянным — и не только гибли старые, но и появлялись новые. Остров Гарпий — скалистый утес, возвышающийся из воды у северного побережья Нигона — на протяжении десятилетий посылал своих дочерей на службу Подземным Владыкам в обмен на золото и еду, но затем немногие вернувшиеся наемницы привезли с собой истории обо всех интригах и войнах — и гарпии начали понимать, что без их участия делается какая-то интересная «‎политика»‎ и делятся несметные богатства — последнее обидело их особенно сильно. Но несмотря на важнейшую роль гарпий в качестве разведчиц и курьеров, они не имели никакого влияния в нигонском обществе. В городах им были не рады больше, чем людям, а порой даже больше, чем минотаврам — троглодиты не без оснований считали гарпий нечистоплотными и оскорбляющими своим присутствием Стража Земли — потому крылатым наемницам зачастую приходилось ютиться на потолках пещер, сталкиваясь с угрозой побоев и даже смерти каждый раз, когда они пытались спуститься вниз и познакомиться с местными жителями. Ни о каком более выгодном сотрудничестве не могло быть и речи — и тогда гарпии нашли для себя другой способ извлечь выгоду из ситуации. Собравшись, старейшины Острова избрали молодую и сильную гарпию по имени Аэлла и даровали ей титул королевы, после чего связались от ее имени с Подземными Владыками и потребовали признать за ней статус Владычицы. Это требование было отвергнуто, и тогда гарпии сформулировали следующее, уже в форме ультиматума — королева будет получать тридцать золотых сверху за каждую проданную в Нигон наемницу, а иначе она не позволит никому покинуть Остров. Один из Владык по имени Нафанаил решил отказаться платить повышенную цену — и тогда Аэлла в самом деле запретила гарпиям поступать к нему на службу, а тех, кто уже жил в его владениях, приказала при встрече убивать. То был весьма рискованный шаг — ведь Владыки Нигона могли просто послать против новоявленной королевы армию, сочтя, что ее преемница будет более сговорчивой — и Нафанаил в самом деле сделал так. Однако Владыки поверхности, зависевшие от гарпий в своей морской торговле, посчитали, что им легче будет убить одного лорда, чем рисковать поддержкой крылатых союзниц. Прибывшие к Острову Гарпий силы вторжения обнаружили войско из тысячи минотавров, стоящих на страже, а в это время объединенные армии Громового Кулака и Дамокла уже ломились в ворота замка Даркхолд. Лорд Нафанаил пал, его крепость была переименована в Лостхолд и стала последним крупным приобретением минотавров в Большом Нигоне, ну а остальные Подземные Владыки стали платить за наемниц-гарпий по сто тридцать золотых вместо ста. Статуса Владычицы за королевой Аэллой тем не менее не признали — но предприимчивые гарпии и здесь нашли лазейку. В какой-то момент к их острову прибило обломки погибшего корабля вместе с еще живым членом экипажа. Вместо того, чтобы изнасиловать и убить беднягу, как они сделали бы обычно, гарпии вылечили его и назначили Владыкой. Лорд Экхет, как его стали звать, вторгся в Верхние Пещеры Нигона с армией из пятисот гарпий как раз вовремя, чтобы поучаствовать в разделе владений погибшего лорда Нафанаила — и хотя столица осталась во власти минотавров, сумел назахватывать достаточно, чтобы его признали другие Владыки. На самом же деле он представлял интересы Аэллы, и все об этом знали — но удовлетворились тем, что по крайней мере могут вести переговоры с человеком, а не с вонючей гарпией. С того времени — вся эта история случилась около 1141ого года — гарпии продолжили избирать собственных королев, на минотаврский маневр передавая имя Аэлла по наследству от одной правительницы к другой — в Нигоне же носительница этого титула стала известна под именем «‎Королева-вихрь»‎. Экхет, с другой стороны, устраивал гарпий лишь в качестве временного решения — человеческие мужчины внушали им отвращение столь же сильное, как и они сами — людям, и они предпочли бы видеть в качестве своей представительницы бабу. Где-то ими была похищена маленькая девочка, которую они сами воспитали в своих варварских традициях, дав ей имя Лорелей. В день, когда девушке исполнилось тринадцать и она смогла считаться «взрослой гарпией»‎, лорда Экхета обнаружили лежащим у подножия скал с разбитой головой — и Лорелей стала новой Владычицей Острова. Впрочем, не одного лишь Экхета постигла незавидная участь быть замененным — по мере того, как с перемирия в Глумкейве минуло два десятилетия, Владыки первого поколения стали стареть и утрачивать хватку, а на их места было немало желающих, как среди их потомков, так и среди обычных военачальников, хорошо помнящих, что некогда эти самые Владыки были такими же героями-наемниками, как и они сейчас. Где-то подчиненные терпеливо дожидались смерти своего патрона, где-то обходились без этого. И если приход к власти первых Владык был недосмотром не удержавших бразды правления медуз-королев, то Владыки второго поколения заранее знали, на что шли — и были куда более агрессивными и коварными. Так, после смерти упоминавшегося уже лорда Тсабуя, случившейся при крайне загадочных обстоятельствах, его место занял герой по имени Аджит, происходивший, как и покойный лорд, из Энрота. Новый Владыка увлекался исследованиями Агара Безумного — особенно теми, что касались бехолдеров — и сам вывел несколько новых пород, чем стяжал себе репутацию «‎младшего Орвальда»‎, то есть правителя, заинтересованного больше в чтении книжек и праздной жизни, чем в завоеваниях. Разница, однако, стала понятна соседям Аджита, как только они попытались с ним воевать — заполнив туннели колониями злобоглазов, молодой лорд создал систему обороны, непреодолимую для обычных армий и единственную, что впоследствии выдержала атаки драконов Мутары — и уже из-под защиты чудовищ начал набеги на земли соседей. Уже в середине пятидесятых к Войне Владык присоединились два новых участника, весьма знаменитых за пределами Нигона — после поражения поддерживаемого им короля Арчибальда в Войне за наследство из Энрота бежал прославленный колдун Аламар, сам некогда претендовавший на королевский трон. В Нигоне его давние амбиции нашли благодатную почву, ведь здесь королем мог стать практически любой — и все же коварный чернокнижник предпочел действовать осторожно, использовав в качестве своей марионетки существо по имени Слейер — оживленное магией чудовище, что было некогда человеком и героем. «‎Лорд Слейер»‎ захватил несколько замков Орвальда и начал править в них, в то время как Аламар выдавал себя за придворного колдуна, скрываясь в тени собственного творения. Однако энротские герои не подрасчитали сил — лорд Орвальд был все еще могущественен, и хотя сам он навряд ли помнил имена потерянных замков, у него нашлись последователи достаточно способные, чтобы совершить возмездие вместо него. Огромная армия, включавшая в себя драконов и кучу прочих чудовищ, что никогда не видели в Энроте, сокрушила еще только набиравшее силы войско Слейера, а Аламар был схвачен и заточен в темницу. Слейер спасся, однако, и, разделившись со своим повелителем, показал способность действовать самостоятельно, скрывшись в пещерах и начав сколачивать собственное королевство из беглых рабов и диких троглодитов, которые, пораженные чудовищной силой темного воина, с готовностью приняли его как своего вождя и божество. И хотя на протяжении пяти лет у Слейера не было ни одного замка, он стал силой, с которой в туннелях Нигона начали считаться. Между тем стареть начал уже и сам Орвальд — а точнее, так посчитали его многочисленные завистники, судя по примеру других Владык, что были моложе Орвальда и уже пали. В пятьдесят пятом году ему исполнилось семьдесят шесть — и хотя в любой цивилизованной стране то был бы вполне заурядный возраст для правителя, в Нигоне это восприняли как признак слабости. В том же году несколько военачальников Орвальда отложились от него, объявив себя независимыми лордами, а лагеря молодых героев, не имевших ничего, кроме жажды наживы, возникали на границах его земель, словно грибы, облепившие ствол дерева. И хотя провал лорда Слейера на время напомнил остальным об осторожности, уже через пару лет о нем все забыли — и принялись активно испытывать пожилого Владыку на скорость реакции, устраивая ежегодные набеги на его земли. Более авторитетные лорды держались в стороне, зная, что на их выходки Орвальд глаз закрывать не станет — но и они ожидали от Первого Владыки лишь единой ошибки, чтобы вмешаться в борьбу за его наследство. Но не им не было суждено получить его, ни кому-либо из молодых выскочек. Орвальда рано еще было списывать со счетов, а между тем за добычей, на которую и так зарилась половина страны, наблюдал подлинный хищник — чудовище, взращенное самим Нигоном. Никто не ждал именно ее, но было некое ощущение неправильности происходящего — количество самозваных «‎владык»‎ становилось все более абсурдным, а борьба между ними — все более бессмысленной и перекрывающей все преимущества, что жители подземелий получали от покровительства иноземных героев. Те из Владык, что были любимы подданными, были троглодитами, либо минотаврами — но и они устраивали лишь троглодитов и минотавров соответственно. Нигону был нужен повелитель, которого приняли бы все, и чья власть не подвергалась бы сомнению каждую пару месяцев, но притом достаточно тираничный, чтобы держать все народы в узде. Иронично, но из всех, чьи свершения мы описали, этим требованиям соответствовала разве что королева Гофолия, которая было давно уже мертва — но память о ней жила. Легендарная злодейка старых лет, которую знали и боялись во всем Нигоне, перед чьим возможным возвращением трепетали, но которое тайно желали узреть. Потому, когда она все-таки пришла, нигонцы узнали ее железную руку очень быстро. Это был 1159й год, когда трем лордам удалось наконец прорвать оборону Орвальда и оторвать себе по куску его владений — тогда имя Мутары впервые прозвучало на весь Нигон. И в следующем, шестидесятом, весь Нигон пал к ее ногам.