Глава 4
Княжна спустилась вниз по главной лестнице, вышла во двор и вернулась в сад. Марья и Саша продолжали играть в саду, но теперь на глаза Марьи был повязан платок, а маленький Саша ловко уворачивался от рук сестры. – Кузина, ну что же ты, иди скорее к нам! – крикнул Саша, заметив Анну. Маша, услышав слова брата, сняла платок с глаз и подбежала к кузине. – Что случилось, Anette? Зачем папенька звал тебя в свой кабинет? – спросила она, взяв девушку под руку. – Учитель Саши прибыл… – объяснила Анна. – Дядюшка хотел, видеть тебя, Mari, чтобы перевести его слова месье Дефоржу, но ты как раз ушла в свою комнату, потому дядюшка попросил явиться меня. Брат и сестра переглянулись. Саша немного смутился и даже расстроился, но тут же спросил, блеснув своими озорными глазками. – Ты его видела? Каков учитель? Анна хотела было что-то ответить, как вдруг послышался звук приближающихся шагов по вымощенной камнем прогулочной дорожке, ведшей во флигель через сад. Всё трое обернулись, и Саша наперёд смог получить ответ на свой вопрос, завидев фигуру учителя. Маша крепче взяла кузину под руку, наблюдая за проходящим мимо месье Дефоржем, сопровождаемым одним из слуг Кирилы Петровича. Анна растерянно замерла, поняв, что кузина совсем не узнала в учителе их друга. Француз тем временем задержал взгляд (столько, сколько позволяли того его нынешние положение и требования приличий) на девушках и прошёл дальше по дорожке к флигелю, в котором ему предстояло жить. – А вот, собственно, и твой учитель, Саша... – тихо произнесла Анна, легонько встряхнув головой, приводя себя в чувства. – Ду… месье Дефорж... – Не слишком ли молод для учителя? – произнесла Маша, когда объект наблюдения пропал из виду. Анна пожала плечами, а Маша, заметив в волосах кузины пышный цветок сирени, про который сама княжна уж давно позабыла, одним движением руки достала его из прически девушки, заставив Анну залиться багровым румянцем и понять, чем был вызван столь заинтересованно-изучающий взгляд Дубровского и эта едва заметная детская усмешка, что не сходила с лица его. – Ну что ты, Mari... – ответила девушка, опомнившись. – Завтра спросим о том у Саши.***
За обедом Кирила Петрович представил Саше его учителя, которому позволили сидеть за большим столом подле своего воспитанника. Анна внимательно следила за реакцией и поведением Маши, которая, к, её разочарованию, не удостоила месье Дефоржа ни парой слов, ни взглядом (ох уж эти истинно аристократическое воспитание и гордый нрав), что уж говорить о том, чтобы узнать в учителе давнего друга. Напротив, Анна заметила, что самого Дубровского пусть и самую малость, но заинтересовала Маша – молодой человек украдкой поглядывал на девушку, но более конечно на княжну, как единственного близкого ему человека и единственного из всех, кто раскрыл его секрет, стоило тому переступить порог дома Троекурова. – И все-таки, не обессудь, моя милая кузина, но он слишком молод для учителя, – тихо произнесла Маша, наклонившись ближе к Анне. – Я уверена, это не так, – так же тихо ответила княжна, посмотрев на месье Дефоржа. – это все пустые предубеждения, Mari. И зачем ты говоришь такое? – удивилась девушка. – Ужели не боишься быть понятой? Маша засмеялась. – Чего мне бояться, Anette? Вечером Анна, подготовившись ко сну, отпустила Варю. Однако же девушка ещё долго не могла заснуть – сегодняшний день измотал её, она едва ли могла представить, что все произойдёт столь неожиданно. Теперь же Анна решила непременно разузнать, зачем Дубровский выдает себя за французского учителя и что привело его в поместье Троекурова? Оставалось одно – найти наиболее подходящий момент…***
Она проснулась от ярких лучей солнца, что так упрямо пробивались через окно и, словно нарочно, снова слепили глаза, точно так же, как и вчера вечером в любимом кафетерии. Девушка поморщилась и отвернулась, коря себя за то, что не зашторила окно перед тем, как лечь спать, однако заснуть вновь ей помешал телефонный звонок. Она вздохнула, потянувшись за предметом негодования, который лежал на прикроватной полке, но мелодия вызова стихла прежде, чем девушка успела ответить. На дисплее в ту же секунду высветилось имя «Маша». Еще через минуту звонок повторился. Девушка ответила. – Ну наконец-то, Аня! – раздался девичий голос на том конце провода. – Что случилось? – спросила девушка, сонным голосом. – Ты еще спишь? – удивилась Маша. – Уже нет, – ответила Анна, ненароком взглянув на время. – Маша, восемь часов утра! Почему так рано? – Ты обещала мне конспекты. Забыла, Ильинская? Завтра экзамен. – Я помню, – возразила Анна, поднимаясь с постели. – и про конспекты, и про экзамен, но, если бы ты позвонила хотя бы двумя часами позже, я смогла бы выспаться. – Отлично! Тогда я приеду к тебе через час, – сказала Маша, верно, услышав только то, что хотела услышать и прервала звонок. Анна убрала телефон в сторону, подошла к окну, зашторив его, и вновь легла в постель. Взгляд девушки уткнулся в потолок. Она стала вспоминать необычный сон, что снился ей сегодняшней ночью – такой живой, настоящий и… странный, очень странный…***
Июнь 1822-го года
Утром, сразу после завтрака, Анна и Марья отправились на прогулку по Покровскому. Спустя же некоторое время, Маша вернулась в дом, решив не изменять своей ежедневной традиции – утренним занятиям за фортепьяно. Анна же осталась в саду и, спрятавшись от палящих лучей солнца в прохладной тени беседки, устроилась поудобнее за чтением своего любимого томика Шекспира. Сегодня в Покровское пришло лето. В саду, как всегда, было тихо и спокойно. Теплый ветер шелестел зеленеющими кронами, а из приоткрытого окна Машиной комнаты доносились мелодичные звуки фортепьяно. Однако, несмотря на такую приятную обстановку, чтение у княжны не задалось. Мысли не могли сосредоточиться и то и дело уносили Анну в события вчерашнего дня. Удивлению ее, казалось, не было предела, точно кто-то окатил княжну ледяной водой. Анна не могла поверить глазам своим: молодой человек, стоявший в центре комнаты оказался никто иной, как Владимир Дубровский. – Что ж, – неоднозначно протянул Троекуров, снимая свои очки и откидываясь на высокую спинку кресла. – С документами у него всё в порядке... – ещё несколько секунд он внимательно рассматривал фигуру молодого учителя, а после изрек. – Но возраст... Не слишком ли молод? Что думаешь, Анна? – вдруг обратился Троекуров к племяннице. Дубровский и сам заметно переменился в лице более всего после слов Троекурова. Увидев девушку, услышав имя ее и сопоставив все факты, он узнал в ней давнего своего друга, однако сумел сдержать восторг от неожиданной встречи. Княжна чуть вздрогнула. Анне было не по себе, ей отчего-то казалось, что ее накрыли стеклянным колпаком и не позволяют вздохнуть полной грудью, не выпускают. – Володя… – с изумлением прошептала девушка, безотрывно глядя на молодого человека. – Можешь идти, Анна Александровна, – сказал Троекуров, прервав затянувшуюся паузу. Анна, точно не слыша, застыла на месте. Она заметила, с какой радостью смотрел на неё молодой учитель. У девушки не осталось сомнений – Дубровский узнал ее. «Володя… Как же я скучала! – думала девушка не в силах сдвинуться с места. Как же ей хотелось подбежать к нему и обнять, обнять, как прежде, но она не могла. – Отчего ты выдаешь себя за другого человека? Что ты за-думал?». Анна встряхнула головой, освобождаясь от нахлынувших мыслей, и вот, глаза ее загорелись, девушка закрыла книгу, прижала томик к груди своей и, полная уверенности, направилась в сторону флигеля.***
Первый урок с учителем-французом Саше с самого начала показался скучным и затянувшимся. Мальчик пытался слушать все, что рассказывает и старается объяснить ему месье Дефорж, однако озорной характер не позволял Саше долго усидеть на месте, что уж говорить о жаркой летней погоде, от которой не спасала даже широкая тень раскидистой липы, где, на белой кованной лавочке, учитель решил провести первый урок для своего воспитанника. «Все лучше душной библиотеки!». – подумал тогда Саша. – Maintenant, Alexandre, dismoi tout ce que tu sais sur l'empereur romain Jules César (А теперь, Александр, расскажите мне все, что знаете о римском императоре Юлии Цезаре), – попросил месье Дефорж. – Il n'était pas seulement un commandant talentueux, mais aussi un dirigeant clairvoyant… (Он был не только талантливым полководцем, но также и дальновидным правителем. ...) – начал рассказ Саша, рассматривая портрет императора в большой книге с потертым переплетом, что он держал на своих коленях. – César a considérablement élargi le territoire de la République romaine et a commencé à réformer la société romaine et l'État... (Цезарь значительно расширил территорию Римской республики и начал реформирование римского общества и государства...) Учитель, вернее сказать, Дубровский слушал своего воспитанника, наслаждаясь солнечной погодой и чудесной музыкой, что доносилась из окна Марьи, но мысли его, кажется, блуждали где-то совсем далеко от здешних мест. Голос маленького Саши становился все тише, а слова менее разборчивыми, однако же другой юный голос, тот, что совсем недавно так робко, но с таким изумлением тихо произнес: «Володя…», теперь вновь зазвучал в подсознании. «Аня… Мой дорогой друг, Аня, – пронеслось в мыслях Дубровского, отчего на губах его отобразилась легкая улыбка. – Ужели это ты? Так переменилась, я, право, никогда бы не признал тебя…». Вдали, в противоположной стороне сада, почти у самого дома, показался небольшой девичий силуэт, облаченный в белое кружево простого летнего платья. Воздушные юбки платья раздувались от легких и непринужденных движений юной девушки, которая, словно плыла по поверхности мощенной дорожки, направляясь к флигелю. Светло-русые локоны ее, собранные в прическу, золотились в лучах солнца, а прозрачно-белая кожа мерцала. Она была похожа на видение, на ангела – кристально чистое и нежное, неземное создание. – Аня… – Дубровский не заметил, как с уст его сорвалось одно лишь слово и опомнился лишь тогда, когда услышал удивленно-веселый голос Саши. – Месье? – мальчик поднял глаза на учителя и, поймав его взгляд, добавил. – Ах, это… это моя кузина Анна. А месье говорит по-русски? Дубровский опешил, лицо его побледнело. Он посмотрел на своего воспитанника и, как сумел, произнес на ломаном русском: – Кузина? – Да нет же! – засмеялся мальчик и произнес уже по слогам. – Ку-зи-на. – Кузина, – вновь повторил Дубровский, спокойно вздохнув оттого, что Саша ничего не заподозрил, и еще более исковеркав несчастное слово. Мальчик пуще залился смехом. – Pourquoi ris-tu, Sacha? (Почему вы смеетесь, Саша?) – с наигранным возмущением спросил француз, – je répète après toi! (Я ведь повторяю за вами!) – Accent, monsieur (Акцент, месье), – объясняет тот, и учитель соглашается, расплываясь в улыбке. А Саша вновь застает француза врасплох. – Кузина! Анна! – кличет он, а когда девичий силуэт в противоположной стороне сада вдруг поворачивает голову свою в их сторону, Дубровский понимает, что силуэт этот – совсем не видение его. Княжна, услышав голос мальчика, оборачивается и, завидев того в компании учителя, едва заметно улыбается и направляется к нему. – Ты звал меня, Сашенька? – спросила девушка, остановившись напротив маленького кузена, – Bonjour, мonsieur (Здравствуйте, месье), – добавила она, приветствуя учителя. – Mademoiselle, – ответил француз, поднимаясь с места и кивая княжне. – Месье Дефорж заметил тебя в саду, – продолжал Саша. Глаза его блестели, кажется, он был рад, что нашел-таки повод прервать наскучивший урок хотя бы и на минутку. – Tu sembles t'intéresser à lui. N'est-ce pas, monsieur? (Кажется, ты заинтересовала его. Не так ли, месье?) – в следующую секунду мальчик залился смехом, на что учитель негодующе вздохнул. Анна не могла сдержать улыбки, как же Саша напоминал ей маленького Володю Дубровского – такого же озорника и непоседу. – Ne faites pas attention, mademoiselle (Не обращайте внимания, мадемуазель), – сказал учитель, обратившись к княжне, а после вновь воззрившись на неугомонного воспитанника. – Alexander, probablement, a surchauffé au soleil, ou alors la leçon d'aujourd'hui l'affecte. Je suppose, que nous devrions terminer aujourd'hui. Sasha, tu peux être libre (Александр, верно, перегрелся на солнце или же так на него влияет наше сегодняшнее занятие. Полагаю, на сегодня нам следует закончить. Саша, можете быть свободны). Счастью не было предела! Не задерживаясь долее, дабы учитель вдруг не переменил своего решения, мальчик захлопнул книгу, отложил ее в сторону и, вскочив с лавочки, убежал. Анна проследила за тем, как кузен ее скрылся из виду, и вновь обернулась к Дубровскому. – Володя! – радостно произнесла княжна, наконец-то обнимая друга. – Аня, – Владимир обнял девушку за плечи, впервые чувствуя, как легко становится на душе у него. Лишь теперь Дубровский понимал, как же давно он не видел Анну и как сильно скучал по ней. – Володя, прошу, скажи, что происходит? – разорвав крепкие объятия, взволнованно спросила княжна. – Что ты здесь делаешь и почему выдаешь себя за другого человека? Дубровский молчал, вглядываясь в лицо Анны и стараясь найти подходящие слова. – Я не думал, что в этом доме меня может кто-то узнать, – начал молодой человек. – В конце-концов, прошло столько лет… Уж тем более я не думал, что здесь можешь оказаться ты, Аня. Спасибо тебе за то, что поняла и не раскрыла меня. – Но зачем? – недоумевала княжна. – Зачем тебе это? Что ты задумал? – Я не могу сказать тебе, – ответил Дубровский, беря руки девушки в свои, надеясь тем самым успокоить ее. – Сейчас не время и не место, – княжна грустно вздохнула: разве у него – ее лучшего друга – могли быть секреты от нее? Дубровский же, словно услышал ее мысли, добавляет. – Аня, я обещаю, что непременно все тебе объясню, но позже. Верь мне... Анна кивнула, чувствуя, как Владимир сильнее сжал ее руки и видя с какой искренностью искрятся карие глаза его. Она верила ему, всегда верила, даже когда другие сомневались и, конечно же, ей очень хотелось верить ему и теперь. Вдруг в саду вновь послышался звонкий смех Саши. – Сегодня вечером, в десять часов у старого дуба, что за садом, – быстро проговорила она и ушла, направившись к дому. «Ильинская, ты не меняешься…». – тихо произнес Дубровский с теплой усмешкой, наблюдая за удаляющейся фигурой девушки и понимая, что несмотря на минувшие годы и столичную жизнь, Анна – его дорогой друг – остается все той же маленькой девочкой с пытливым умом и непосредственным характером.