***
Когда я открыл глаза, вокруг было темно. Как только глаза привыкли к этому мраку, я стал различать очертания вокруг. Сначала мне показалось, что я нахожусь на каких-то ступенях, но присмотревшись внимательно, я понял, что оказался на трибунах. Сверху я мог видеть площадку: со всех сторон она была обнесена плексигласовым стеклом, который создавал подобие большого, прозрачного короба, деревянный пол, окрашенный в чёрный цвет, а в центре красовался красный ворон. Внизу трибун, касаясь плексигласового стекла ладонями, стоял ребёнок. Я не мог видеть его лица, но свет, который падал на его волосы, ясно дал понять кто это. – Абрам – сказал я, когда до него оставалось пару шагов. Он посмотрел на меня через плечо всего лишь мгновение и отвернулся, устремив свой взгляд на площадку. – Привет – чуть слышно с грустью в голосе сказал он. Я дошёл до стекла и встал недалеко от Абрама. Посмотрел сначала на площадку, я перевёл свой взгляд на него. На его лице читалась печаль. – Что это? – спросил я. – Экси – тоскливо сказал тот, не отводя глаз от поля. – Экси? – слово было знакомым, но что это, я не знал, – Что это такое? – Игра, – его глаза оживились, – чем-то похожая на хоккей, лакросс и футбол вместе взятые. Она жестокая – он сжал ладонь в кулак, как будто пытаясь поймать что-то ускользающее, губы растянулись в грустной улыбке – и этим так прекрасна. В его глазах читалась тоска, обычно, так смотрят на то, что хотят иметь всем сердцем, но не смогут. Никогда. – И что она значит для тебя? – задал я вопрос. – Что? – он наконец-то отвел взгляд от поля и вопросительно посмотрел на меня. – Когда ты говоришь о ней, твои глаза горят, ты словно оживаешь, я тебя таким не часто вижу, но… почему ты говоришь о ней так обреченно. Что она значит для тебя? В его глазах сначала прочиталось удивление, почти незаметное. Потом удивление сменилось печалью. – Эта игра позволяла мне чувствовать себя собой. Она давала ощущение контроля, которого мне так не хватало. Я мог чувствовать, что имею хоть какую-то власть… – оборвал он свою речь. – Но … – сказал я, наталкивая его этим на то, чтобы продолжал. – Теперь я не могу, - сказал он, будто отрезал. – Что не можешь? – Играть. Моя мать запретила мне играть. – И почему же? – спросил я. Он посмотрел на меня, как будто обдумывал, что же мне сказать. Спустя минуту он произнёс: – Потому что так надо. – И почему же так надо? – задал я вопрос. Нет, я не издевался, а серьёзно не понимал. – Семейные обстоятельства. Вот оно. Неприкасаемая тема, о которой так трудно говорить нам обоим. Семья. Такое маленькое слово, а сколько от него проблем. Я не стал продолжать свой расспрос. Если он захочет рассказать, то расскажет сам. Когда будет готов. Мы какое-то время стояли в тишине. – Мы переезжаем, – сказал он, всё так же глядя на поле, – Да. Можно сказать и так. Я не ожидал, что он продолжит. Обычно, тема семьи была для нас сложной: я, который скакал из одной приёмной семьи в другую, и на данный момент мне ещё не попадалась ни одна нормальная семья, и он, который каждый раз появлялся с новыми травмами, которые наносил ему отец. – И как далеко? – Не знаю. – Как это ты не знаешь? Разве тебе не сказали? – удивлённо спросил я. – Нет. Мама мне ничего не сказала. – А отец? В его глазах я увидел страх, всего на минуту. – Он с нами не едет. – Хорошоооо… Я не стал на него давить, видно, что этот разговор не вызывал у него симпатии, поэтому я просто спросил: – А нельзя ли будет играть в экси на новом месте? – Нельзя, чтобы меня поймали, – обреченно сказал тот. Разговор зашёл в тупик. Никто из нас и словом не обмолвился за последние 5 минут. Я взглянул на Абрама, который выглядел подавленно, и перевел взгляд на поле. – Расскажи мне об экси, - произнёс я. – Что? – он посмотрел на меня, тоска сменилась удивлением. – Расскажи мне. Об экси. Я ничего о нём не знаю. В чём суть игры? Как в неё играть? Он посмотрел на меня с ноткой недоверия: – Зачем тебе это? – Потому что тебе это нравится. А мне хочется знать, что тебе нравится. В его глазах загорелся огонь и он рассказал мне: что это за игра, какие позиции есть (и то, что он играет на позиции защитника), правила игры. Так же он рассказал о мальчиках, с которыми познакомился (их звали Кевин и Рико), и он надеялся, что подружится с ними, потому что они так же, как и он, любят экси. Пока он это рассказывал, то улыбался – радостно и довольно. Мне нравилась его улыбка. Ради этой улыбки, я был готов на всё.Его улыбка
23 февраля 2022 г. в 02:32
Примечания:
Я не умер. Знаю, что обычно выкладываю главу где-то на выходных, но она что-то не шла. Я обдумывала как могла и вот это произошло (запятые покинули чат)
– Плохие дни уходили, а на их смену приходили другие, – сказал Эндрю Бетси.
– Это были хорошие дни? – мягко спросила она.
– Не знаю. Они были просто другими.
Эндрю смотрел на свои ногти, покрашенные чёрным лаком. В некоторых местах лак был отковырен.
– И что это за сны такие?
– Они чем-то похожи на хорошие, но это не они. Я не знаю, как сказать. В них я чувствовал.
Примечания:
Если вдруг у вас возникли какие-то вопросы - пишите. Моя голова - это библиотека, в которой нужна инвентаризация, и чтобы там что-то найти нужно время.
Вдруг, у кого возник такой вопрос: почему поле в Вороном? Мы знаем, что Нил(он же Абрам, он же Натаниэль, он же Гога(шутка)) до 10 лет был только на 2 площадках до игры в экси: в Балтиморе, и последняя - площадка Воронов, и я думаю, что площадка таких размеров просто вырезалась в его воспоминаниях, поэтому во сне была эта площадка.
Так же, они посещают сны друг друга, но они об этом не знают. Обычно они появляются во сне у того, у кого произошло какое-то эмоциональное переживание, поэтому места для второго будут не знакомы, но это реальные места из их жизни.
А ещё я искала информация про то, как должно выглядеть поле для экси, но блиииин, столько мало информации. Так что, что имеем, то имеем
В общем, как обычно, ребят, жду ваших отзывов (просто своих друзей я уже доебала на счёт мнения, так что очень интересно, что думают другие).
А так же очень приятно видеть ваши "лайки" - это греет мою душу. На часах 2:35 и я отчаливаю