War

      Силко рвал и метал. Он не знал, где Джинкс, что с ней, и жива ли она вообще, прячется или схвачена? И не собирался гадать.       Приказ напасть был отдан через час после разговора с Севикой. Демонстранты двинулись на город и помчались через западный мост, закидывая миротворцев и солдат бутылками с горючим. Коктейли Джинкс долетали до моста и пожирали своим кровожадным пламенем ограждения и баррикады. Его прекрасная пропавшая принцесса постаралась на славу — огонь от приготовленного ей напалма не могли сбить даже брандспойтами. В воздух вместе с клубами дыма поднимались людские крики. В западной части Зауна царила паника. Этот участок города, благодаря всё той же Джинкс, был обесточен. Перед тем, как исчезнуть, она подорвала главную западную электроподстанцию, снабжавшую огромный район города энергией. Последствия были страшными.       Некогда густонасёленный район в один момент погрузился в тьму. Перестали работать уличное освещение и светофоры. Миграция людей, которые не желали стать жертвами вандалов или познакомиться поближе с выходцами из Зауна, была резко остановлена. Целые улицы парализовали хаос и тьма. Жителей же, оставшихся дома, начинал потихоньку окутывать ледяной страх. Шикарные и тёплые пилтоверские апартаменты медленно, но верно начинали превращаться в холодные, пустые, каменные коробки. На дворе стояла осень, и, казалось бы, не очень низкая температура, дополненная влажным воздухом, доводила людей до стука зубов и обморожения пальцев. Из-за неработающих, как ни жаль, на электричестве, насосах, в дома прекратилась и подача воды. Люди начали сбегать из собственных домов, оглядываясь и понимая, что, возможно, видят двери своих жилищ в последний раз в жизни. Часть города добровольно сдавала территорию, потому что находиться там было уже невозможно. Жители, не смотря на доверие к словам совета, не верили речам о том, что подстанция будет восстановлена в ближайшее время. Она была разнесена так, что фундамент разворотило, и теперь на месте всем привычного здания, криво и уродливо выгибаясь, торчали железные арматуры.       Стратегический ход Силко сработал на ура. Изнеженные комфортом и лёгкой работой жители города прогресса сдали целый район без боя. В кромешной тьме можно было ориентироваться только на залпы напалма и импровизированных зауновских бомб. Миротворцы, охваченные адским огнём, катались по земле, ещё не зная, что пламя невозможно потушить. Западный мост был захвачен, и революционеры двинулись в отданный почти без сопротивления район.       Силко смотрел на этот страшный танец адского огня и подмечал, что пехота смогла прорваться в город только благодаря Джинкс. Это она одним выстрелом сковала тьмой огромный район города. Если бы не она, то им, скорее всего, не удалось бы пройти пешком.       Мужчина вспоминал, что одним из многочисленных условий, на которые Вандер предательски согласился, чтобы остановить революцию шестнадцатилетней давности, было сужение площади мостов для того, чтобы по ним не мог пройти любой тип бронетехники, который тогда существовал. Это решение было принято, чтобы оба мегаполиса обозначили тот факт, что ни один из них в будущем не собирается вводить военную технику в противоположный город.       Пилтовер сдал один из районов ещё и потому, что вообще не имел представления о силах противника. А зря… Пока жители Пилтовера, отстраивая свои замки, рожали одного, максимум двоих детей, в Зауне демографическая ситуация была обратной. Население его росло, но городу-покровителю не было до этого дела. Их никогда не интересовало, сколько в Нижнем городе жителей и как они живут.       Так же заносчивый город подвело то, что они думали, будто основная часть населения Линий — отбросы, бездомные и наркоманы, подсевшие на Мерцание. Но это было не так. На «променаде» всегда нужны были крепкие ребята для принятия и транспортировки грузов с кораблей. Когда население Пилтовера представляло из себя изнеженную аристократию, население Зауна состояло из работяг и трудяг, мужчин сильных и рукастых, не привыкших к комфорту.       Четверть города была захвачена, бойцы Зауна разграбляли один дом за другим, комнату за комнатой. Силко дал им карт-бланш на грабёж, но дополнил его запретом на любое сексуальное насилие. Как он сам несколько дней назад пояснял это Джинкс, пока та, сидя на столе, зачитывала его манифест, у него были понятия чести.       В брошенных домах революционеры начинали устраиваться, разбивая ночлег и разжигая костры. После схватки с миротворцами людям нужна была передышка. Те же, у кого еще оставались силы, занимались доставкой плененных немногочисленных мирных жителей в Заун, для отбывания трудовой повинности.       Он стоял на набережной и смотрел на освещённый лишь вражеским огнём район, надеясь, что она, сбежала и, возможно раненная, прячется где-то в одном из этих домов, и совсем скоро её найдут.       В надежды Силко вмешалась телохранительница.        — Западная часть города захвачена. Часть продовольственных складов захвачена. Джинкс ищут. И её найдут. Я уверена, что, подорвав такую груду взрывчатки, она была ранена и поспешила где-то спрятаться.       Силко медленно повернулся к ней, опустив голову.        — А что, если нет?!        — Тогда мы найдем её.        — Узнай, кому она перешла дорогу в Пилтовере.       Севика подумала про себя, что легче было бы найти человека, которому Джинкс не насолила, что в Верхнем, что в Нижнем городе. Но, видя состояние хозяина, промолчала.        — Я займусь этим. Все её проделки невозможно удержать в голове. Пойду в «Каплю» и с твоего разрешения пороюсь в своих отчётах.       Силко ничего не ответил и только молча кивнул. Он был в состоянии между паникой и подавленностью, и это сковывало его голосовые связки. Ощущение беспомощности и непонимания того, жива ли она вообще, сводило его с ума.       Когда Севика ушла, он присел на деревянный ящик и, глядя на пылающий район города прогресса, достал небольшую фотографию из внутреннего кармана пальто. На ней была изображена его девочка, сидевшая на фоне их нового камина. Её лицо было чуть смазано, потому что во время съёмки она резко мотнула головой в сторону — кто-то из постоянных воображаемых спутников Джинкс отвлек её. Это небольшое фото погрузило его в воспоминания.

***

       — Пойдём, опробуем камин на первом этаже. Это всё-таки лучше, чем та убогая печка.       Она последовала за ним, и они вошли в большой и пустой зал.       Джинкс подошла к камину, у которого в элегантной кованной подставке уже лежали наколотые поленья.        — Займись тут пока приготовлениями, а я сейчас вернусь.       Силко удалился из зала, оставив её наедине с камином. Девушка начала составлять поленья в порядке, которому он её учил. Ещё одна вещь, которой её научил Силко…       Мужчина вернулся буквально через десять минут и, прихватив с собой фотоаппарат, очень удивил её.        — Не могу поверить, что ты притащил эту громадину из кабинета, — заулыбалась она.        — Я бы попросил...Между прочим, в Зауне всего несколько таких.        — Это и к лучшему, не за чем плодить такие примитивные устройства. Знаешь, сейчас нет более совершенных экземпляров только потому, что я слишком занята восстанием. Потом я пересмотрю механизм этой рухляди. Мне кажется, что скоро вместо этого можно будет носить фотоаппарат с собой, даже в сумке. И не устанавливать для него стойку.        — Хорошая идея. После войны я выделю тебе целое бюро, чтобы ты смогла усовершенствовать эту «рухлядь». А теперь присядь ближе к огню.        — Зачем?        — Я хочу запечатлеть момент, как хозяйка поместья разводит огонь в первый раз. Теперь это всегда будет твоей обязанностью, — игриво подметил он.       Джинкс как-то притворно нахмурилась, но всё же присела между чугунной дровницей и каминными инструментами. Силко поставил громоздкий фотоаппарат посередине комнаты и присмотрелся, чтобы вышел хороший кадр. Мгновение, вспышка —и девушка вдруг оборачивается.       «Кадр явно смазался», — подумал он. Похоже, её чертовы голоса решили украсть у них этот момент.       Теперь же перед его глазами была, возможно, последняя её фотография… при жизни…