17
8 мая 2022 г. в 10:00
Если так подумать, он отчасти понимает, почему у Саши возник тот вопрос. Отчасти, не совсем — но чтобы понимать совсем, ему нужно не только думать как она, но и думать вместо неё. Этому он не научился за все годы, что знает её. Нет, они близки были, настолько, насколько только могут быть, и даже не столько физически, сколько морально, они друг друга чувствовали на расстоянии, поправляя волосы или шнурки одновременно, даже будучи на разных концах катка, улыбаясь в один и тот же миг и в один миг друг к другу обращаясь. Но понимать её до конца он никогда не сможет — надо ли? Он всё равно всегда понимал её больше, чем кого бы то ни было другого. Он всё равно всегда был к ней ближе, чем к кому угодно ещё. Он понимает лишь отчасти, но этого достаточно. Она напугана. Она скрывала от него Есю и скрывалась сама, и это она тоже ему уже объяснила, и это он тоже уже понял. И она предположила первое, что смогла. Первое — самое пугающее для неё. То, что ей надо было прояснить, наверное, чтобы успокоиться после этого и довериться ему?
Он надеется на это. Он надеется на то, что она сможет ему довериться. Он хочет этого больше, чем, наверное, чего угодно, потому что как иначе? Потому что как он без неё? Как он прожил без неё эти четыре с лишним года, знает только он, и отчасти те, кто рядом с ним были всё это время. Те, кто его из этого вытаскивал. Игорь и Женя, которые его заставляли начать снова жить — жить, а не существовать, в существовании его удерживал Артём. Ирина Владимировна, которая его загрузила ответственностью, чтобы некогда было страдать. Мама с папой, которые тоже по Саше тосковали, пусть и не так же, как он, но тоску его понимали. Ваня ворочается в постели долго этой ночью, после прогулки — Ваня понимает, что ему бы уснуть, вот только как?
Засыпает в итоге всё равно, пусть и не тогда, когда хотел бы. Снится ему то, чего он хотел бы больше всего — семья. Семья, которая может быть у него с Сашей, если она ему доверится. Семья, о которой он мечтает. Артём, старший брат для Еси, и она, так же легко в ответ принявшая Артёма, как приняла его. Он, заботящийся о всей своей семье, и, конечно, Саша, мать для них обоих, хоть Артём ей и не сын. Это может быть проблемой, понимает Ваня — может, если Артём, Сашу обожающий, не захочет принимать её частью своей семьи. Сколько раз он о таком слышал, о том, что дети выбор своих родителей не поддерживали — знает, если не поддержит Артём его выбор, то это будет только его проблемой, и только его задачей будет поменять мнение сына. В конце концов, его ведь выбор, разве должна Саша за него отдуваться? Разве должна она за его решение отвечать? Нет, никто за него не ответственен, кроме него самого. Никому, кроме него, не придётся за это отвечать.
Как сказать Артёму о том, что Сашу он любит, Ваня так и не знает. Есть у него подозрения, что сын и так всё понимает — а ещё есть подозрения прямо обратные, что воспримет он эту новость в штыки. Узнать заранее возможности нет — надо только сказать напрямую. Не по телефону — это не телефонный разговор, и пусть они каждый день разговаривают обо всём, о чём только возможно, это не значит, что можно так же легко сказать ему о чувствах к женщине, которая не мать ему. Нет, это потерпит до его возвращения. Не так много осталось. Не так много — и, с одной стороны, он рад, потому что по сыну уже скучает, но с другой... как ему оставить Сашу и Есю тут? Как ему от них уехать?
— Я бы хотел забрать вас в Москву, — говорит он Саше, когда они уже позавтракали, когда Еся в комнату убегает, чтобы из пижамки переодеться, потому что сегодня ей позволили в пижаме позавтракать, а сам он стоит у раковины и посуду моет. — Если бы ты согласилась.
— Прости, Ванюш, — она рядом останавливается, ещё одну чашку в раковину опуская, и головой качает. — Не сейчас уж точно. Я не готова срываться с места вот так сразу, понимаешь?
Она права, в принципе. Он не может сейчас просто так взять и сорвать их обеих из Питера, где у них всё, что им надо. Сорвать их в Москву, где нет ничего, готового для них. Большая и светлая квартира достаточно просторна для него и Артёма, но ему давно хотелось переехать в дом, который давно достроен. Дом неподалёку от родительского, где много места и много света, где пока нет ничего, кроме отделки, но за несколько дней можно всё обустроить, только знать бы, как. Знать бы, что понравится Есе, и как устроить для Саши рабочее место, и насколько сложно пристроить Есю будет в садик, если уже октябрь... Ему надо будет обо всём позаботиться и побеспокоиться и сделать всё необходимое. все нужные шаги, прежде чем уверенно звать их к себе. Он знает, он позовёт. Он знает, он всё необходимое сделает. Потому что а как иначе? Как, если не так? Он просто не позволит себе потерять и этот шанс, каким бы призрачным он ни был.
— Понимаю, — говорит Ваня, наконец. — Правда понимаю, Сань. Но можно мне надеяться, что я изменю твоё мнение?
Она отворачивается, и он успевает увидеть, как она резким движением глаза утирает, когда поворачивается следом за ней. Что он такого сказал? Почему опять слёзы?
— Можно, — говорит она, и голос её не дрожит, как он мог бы подумать. — Я не готова сейчас. И Есе наверняка тоже надо будет привыкнуть к мысли о том, что есть возможность переезда. И не сейчас не значит никогда, Ванюш. Просто я не знаю, будет ли это, и если да, то когда. Я не хочу давать тебе ложные надежды. Я не хочу, чтобы ты надеялся на то, что, возможно, никогда не случится.
— Я всё равно буду надеяться, — говорит он, улыбается ободряюще — а ну как она решит на него посмотреть? — Надеяться и готовиться.
— Готовиться? — переспрашивает она. Он хмыкает.
— Мы с Артёмом в квартире живём. Но я же дом строил, помнишь? Достроил уже. Даже отделка стен есть. Только мебель нужна и мелочи всякие, но на это много времени не нужно, ты же знаешь.
— Почему вы в доме не живёте?
— Потому что он большой. Он для семьи, Сань. Для двоих, и для хотя бы двоих детей. Если бы ты тогда не уехала, я бы после разговора с Алёной сразу к тебе рванул и попросил бы тебя за меня замуж выйти. И если бы ты была не беременна тогда, я бы спросил тебя, не против ли ты ребёнка. Брата или сестры для Артёма. Но всё получилось иначе.
— Да, иначе, — отзывается она, улыбается грустно одними лишь уголками губ. — И сестра у Артёма появилась без того, чтобы Артём об этом знал.
Он хочет спросить, когда ему можно будет сказать Артёму. Не спрашивает — не надо на неё давить, а именно давлением это и будет, если он так поступит. В другой раз спросит. В другой раз, сказала Саша, Артём приедет вместе с ним. Надо будет подгадать на какие-нибудь каникулы, ну или просто забрать его на несколько дней из школы.
— Сестра у Артёма появилась без того, чтобы кто угодно из её родственников по отцовской линии знал. Включая отца, — он ухмыляется. Не сердится на неё больше — никогда и не сердился, просто обида внутри сидела ежом, колющим его. Ранящим его. Никуда не девающимся — пока он сам не решил, что обиде этой внутри не место. Что в его жизни ей не место — потому что нечего обижаться на то, что тебе хотели сделать лучше, пусть и таким неправильным способом. Саша ведь и правда хотела как лучше, в первую очередь, для него. Но она, похоже, не замечает отсутствия обиды — глаза на него поднимает свои огромные, виновато на него смотрит. Взгляд её виноватый он знает из тысячи.
— Я не хотела сделать хуже, — говорит она негромко. — Я не хотела навредить.
— Я знаю, — отзывается он. Руки мокрые, её притянуть к себе так, чтобы не намочить свитер, сложно — он старается. — Ты не навредила. Ты сделала так, как считала правильным. Просто не всегда то, что нам правильным кажется, выглядит таковым и для других. Скажи ты мне тогда о Есе, и я бы ни за что не позволил тебе уехать.
— Скажи я тебе тогда о Есе, — возражает она куда-то ему в плечо, выпутаться, впрочем, не пытаясь, — и ты бы чувствовал себя пойманным в клетку.
— Может, хватит решать за меня, что я чувствую? — улыбается он ей в макушку. Губами прижаться не пытается — он и так слишком в её личном пространстве. — Если бы ты тогда не уехала, всё было бы иначе. Но я очень хочу, чтобы ты вернулась.
Саша ему не отвечает. Не возражает, впрочем, и не говорит, что это невозможно — и это уже победа.