За расставаньем

      Саша правда не знает, что было правильным в этой ситуации, пять минут назад всего — был ли правильным её поступок? Может быть — она не стала выяснять, струсила. Она не стала даже ждать, что сделает Ваня дальше, просто шепнула ему «спокойной ночи» и сбежала к себе. Достойный поступок взрослой женщины, думает Саша саркастически. На экране телефона, когда она его в руки берёт, чуть за десять вечера, и, может быть, она и сейчас неправильно поступает, но номер она даже не ищет в контактах, набирает по памяти. Будет искать — успеет передумать. Сейчас же с первой набранной цифрой появляется ощущение определённости, и жмёт на кнопку вызова она поспешно, не давая себе времени передумать. Если Женя не ответит, она не будет перезванивать.       Женя отвечает так быстро, как будто ждала её звонка.       — А я думала, ты будешь с Ваней, — заявляет она вместо приветствия, и Саша готова поклясться, что бровями она играет в этот момент так, как только она может. — Чего это тебя мне позвонить припёрло? Ты точно не Игоря пыталась набрать? Я ему могу трубку передать, хочешь?       — Не хочу, — Саша головой мотает так, как если бы Женя увидеть её могла. — Я тебе специально позвонила.       «Специально» для них как «код красный», как «мэйдэй» для попавших в беду — mayday, m’aidez, помоги мне. На помощь. «Специально» не значит «бросай всё и приезжай», нет, это, скорее, «поддержи меня». «Я не знаю, что делать дальше». Напряжённое молчание в трубке висит ровно один вдох и один выдох.       — Что у тебя произошло?       — Я его поцеловала.       Объяснять, кого, не надо — кого же ещё? Женя молчит снова ещё несколько секунд, затем тихонько хихикает. Судя по возмущённому ворчанию на фоне, хихикает она с муженька.       — Ничего не знаю, ты мне ту помаду от Диор теперь должен, — заявляет она в сторону. Следующие слова её уже снова звучат нормально. — Игорь уверен был, что Ваня первым соберётся и осмелеет.       — А ты?       — А я за танцором замужем. У них мозги в ногах, ты как будто не заметила за столько лет. Ваша пара не исключение. Ваня хороший, но он бы вокруг тебя ещё месяца два ходил, прежде чем тебя попытаться поцеловать.       — Это разве повод на нас спорить?       Возмущаться получается плохо. Неправдоподобно. Нет на это запала как-то. Женя с того конца фыркает смешливо.       — Это повод развести мужа на крутую помаду. Запоминай на будущее.       — Я его поцеловала, — повторяет Саша, ну а вдруг Женя не поняла. — У меня сейчас дикое желание сбежать куда-нибудь подальше.       — А ты ещё не набегалась, за четыре-то года? — звучит из динамика неожиданно мягко, почти печально. — Саш, ты же сама его поцеловать хотела, разве не так? Ты же всё это время скучала, к нему хотела. Рядом быть хотела. Я же помню, как ты плакала постоянно. Он не знает об этом, я права?       Она права, думает Саша. Права. Она не знает, как прошли эти четыре года для Вани, но для неё они были полны любви к Есе и тоске по Ване, и эти два чувства внутри неё так причудливо уживались, что неясно, как её напополам противоречивыми желаниями не разорвало. Ясно только что не стоит так продолжать — не стоит от него сбегать. Ну, по крайней мере, далеко. В соседнюю комнату, как сейчас, так уж и быть. Этого уже не изменить. Вообще ничего прошедшего не изменить, и хорошо, что сбежала она не в другой город, как в прошлый раз.       — Знаешь, Жень, — говорит она негромко, на спину переворачивается и в потолок пялится бездумно, — я себя чувствую так, как будто с кувалдой в руках пришла Берлинскую Стену ломать. Вроде и правильно всё делаю, и так и надо, и наконец-то эта стена рухнет и не будет портить никому жизнь, но, с другой стороны, я ж её сама строила старательно, силы и время на это тратила, и это вроде и правильно, когда она есть, не зря же она тут всё это время была… Я запуталась, Жень. Так кошмарно запуталась, ты бы знала.       — Я знаю, — говорит Женя после непродолжительного молчания. — Ты забываешь, что я вас обоих видела всё это время. Пореже, чем Игорь, но всё равно частенько. Ты забываешь, что я видела, как он через это всё проходил. Как через всё проходила ты. Это не новость для меня. Ничего из этого не новость для меня. Поэтому знаешь что? Всё ты правильно сделала. Даже раньше надо было, но я всё понимаю.       — Что ты понимаешь?       Вроде получается сказать это без наезда. Это и не наезд, Саше просто правда интересно, что там такого понятного она нашла. Хочется зарыться лицом в подушку и нервно рассмеяться — ну с каких пор она Жене-решившей-остаться-Медведевой жалуется на личную жизнь и на проблемы в ней? С тех пор, отвечает она сама себе, как эти проблемы подняли голову и снова требуют быть решёнными вотпрямщас. С тех пор, как маме на это не пожалуешься — мама поддержит, конечно, и поможет в меру возможности, только вот она сама же решила, что она большая девочка уже. Большая не потому, что не нуждается в маме, а потому, что приняла решение маму не беспокоить без особой на то необходимости.       — Понимаю, что ты от Вани отвыкла. Что тебе нужно было время. Что ты не могла так сразу его подпустить к себе. Не потому что не хотела, просто правда не могла. Так ведь?       — Так, — соглашается Саша со вздохом. Женя какая-то слишком уж проницательная. — Слишком ты умная, Жень.       — У тебя училась, — в голосе Жени улыбка слышна. — Соответствовать пытаюсь.       — А раз у меня, почему, по-твоему, я так туплю?       — Ты не тупишь. Ты не можешь сориентироваться в том, что касается тебя лично и ещё нескольких человек. Это нормально. Тебе нужен совет. Это тоже нормально.       — Я ж и говорю, умная ты слишком, — подводит Саша черту, смеётся тихо. Стены в квартире не тонкие, а всё же. — Спасибо, Жень. Правда.       — Тебе спасибо за мою будущую помаду от Диор, — смеётся и Женя. — Всё, отбой. Звони ещё, если что.       Хотелось бы, чтобы поводы звонить ей были только приятными, не вынужденными. Саша уже тянется отключиться, но голос из динамика доносится, когда она телефон от уха уже успевает убрать.       — Повторишь ещё раз? Я телефон от уха уже убрала и не слышала.       — Говорю, следующего вашего ребёнка крестить буду я. Если кто будет спрашивать, место крёстной забито.       Отключается Саша под смех Жени. Вот зараза. Вспоминается сразу Игорь, который шутил про то, что их с Ваней общего ребёнка крестить должен, задолго до того, как Еся вообще получилась. По итогу его она и взяла в крёстные — не пожалела ни разу об этом. Ну кроме пары моментов, когда Еся поведение демонстрировала совсем как у него, вроде глазок закаченных и вздохов тяжёлых к месту и нет. Но даже так плюсов больше, чем минусов. Даже так больше хорошего в разы, чем почти несуществующего плохого. Игорь ей вместо брата, которого у неё никогда не было. Игорь Есе вместо дяди, которого у неё бы при другом раскладе не было вовсе. Женя Есе вместо тёти, которая балует, пока мама не видит. Саша правда благодарна судьбе за этих двоих — она благодарна судьбе за всех тех, кто рядом с ней остался так или иначе, и за тех, кто из её жизни не по своей воле пропал. По её воле. По её решению, одному из тех, которые уже не изменить. Слишком много их было. Может, пора начать менять будущее, раз неизменно прошлое? Может, пора перестать бегать от того, что она так старательно оставляет позади, от воспоминаний и от людей?       — Давай поедем в Москву? — говорит Саша утром, когда, стоит из комнаты выйти, попадает в объятья Вани. В квартире тихо, дети, похоже, ещё спят. — Я боюсь очень, но, наверное, пора перестать бегать?       Ваня смотрит на неё так, будто поверить не может, что она это говорит. Будто поверить не может, что она согласна.       — Не прямо сейчас и не сегодня, — добавляет она поспешно. — Эту неделю давай проведём так, как собирались. Будете у нас, проведём время вместе, всё такое. А уже поближе к зимним праздникам мы приедем. Если ты ещё хочешь видеть нас рядом, конечно.       Ваня не отвечает — просто обхватывает её, улыбается во весь рот, и кружит прямо тут, в коридоре узком, пока у неё голова не начинает кружиться. Чтобы на ногах устоять, когда он её на пол ставит, приходится в его плечи вцепиться — он её лицо ладонями обхватывает, в глаза ей заглядывает так, будто ищет что-то, а потом целует так, как будто мечтал об этом всю жизнь. Так, как будто не было этого поцелуя меньше двенадцати часов назад. Так, что колени подгибаются ещё больше, и дыхание перехватывает.       — Тихо ты, топотун, — громким шёпотом до них доносится, заставляя друг друга отпустить за долю секунды и развернуться. Там Еся, цыплёнок жёлтый в своей пижаме, посреди коридора стоит, полуразвернувшись в сторону комнаты, и Тёма в дверях застрял, глазами огромными на них глядя. Еся ойкает, когда понимает, что её заметили, и улыбается виновато, но, стоит ей к Тёме развернуться, хмурится снова. — Всё уже, сбили. Ну что ты за человек, Тём?       «Ну что ты за человек?» звучит в голове голосом Игоря, и Саша смех не сдерживает, он прорывается наружу коротко. Еся это, видимо, воспринимает, как сигнал о том, что мама не сердится, что их прервали, и, к ней подобравшись, тянет её за подол халатика, заставляя к ней нагнуться.       — Мам, — шепчет она уже гораздо тише, но всё равно явно слышно и Ване, и даже Тёме, — мам, мам, а ты, получается, дядь Ваню любишь?       — Получается, — эхом отзывается она, улыбку сдерживая. Проницательный ребёнок, нечего сказать.       — А дядь Ваня тебя, получается, любит?       — Очень надеюсь что да.       — Тогда дядь Ваня, получается, будет моим папой?       Немая сцена, в коридоре воцаряющаяся, достойна Ревизора. Кажется, ребёнок у неё более чем проницательный.       Может быть, им давно пора было об этом поговорить?