Крылья ворона

— Боже, какая же я была дура! Набитая! Тупая! Дура-а-а! Гарри чуть улыбнулся, глядя на душевные метания метаморфа, еще недавно — шпионки Дамблдора, а ныне — крайне занимательным экземпляром раскаявшейся дурочки. Да уж… Что психолог животворящий с человеком делает! Ну, то есть насколько эффективным бывает личное общение с пленными. Разумеется, далось это совсем не легко. Больше месяца Гарри день ото дня полоскал мозги мисс Тонкс, помогая осознать простую истину: Дамблдор — не всемогущий добрый дедушка из сказок для самых маленьких, а очень даже жесткий, можно сказать — жестокий политик и деловар. Мало того, он — хитрый козел, который обманул как минимум всю магическую Британию, и теперь под его дудку пляшут те, кто еще лет сто назад выпорол бы не в меру наглого Светлого на конюшне. Поначалу Тонкс не верила. Ну а кто бы поверил, если бы кумира, светлый и непогрешимый облик которого насаждался всеми вокруг, начиная от друзей и заканчивая карточками от шоколадных лягушек, начали вдруг откровенно и без всякого смягчения фактов поливать отборным, первосортнейшим дерьмом. Особенно если делать все это начинает главный — после Того-Кого-Нельзя-Называть, разумеется — противник Ордена Феникса. Ну, по крайней мере, Дамблдор так считает. Через несколько дней уверенность девушки пошатнулась, ведь в стане Хельхейма оказался тот самый, столь тщетно искомый директором Гарри Джеймс Поттер. Ну, или как он сам предпочитал себя называть, Гарри Рейвен. И, разумеется, он не был никаким «Избранным, надеждой и опорой Света». Скорее даже наоборот — Гарри был великолепным мастером проклятий и темных искусств. По крайней мере, чары, которыми он пользовался, никак нельзя было назвать светлыми. Гарри тоже от души плеснул в чашу сомнений, а потому Тонкс, с малолетства воспитывавшаяся на том, что Гарри Поттер — великий светлый герой, рыдала в три ручья под аккомпанемент в виде треска ломающихся, будто сухие ветки, шаблонов. После ненавязчивой демонстрации лояльности Гарри Поттера к Лорду Хельхейму (разумеется, никто не стал говорить Тонкс, что эти двое — один и тот же человек), процесс пошел несколько активнее. Да, девушка все еще часто ругалась, отрицала очевидноe, но по крайней мере начала принимать аргументы против старика. Сначала — касающиеся небольших грешков в духе принятия откровенно вредных для магического мира инициатив. Затем — чуть более крупных. Затем состоялся визит Тонкс к Леди Смертный Приговор — в девичестве Гермионе Грейнджер, в ходе которого бывшая отличница, не узнавшая бывшую соратницу по Ордену, изрядно промыла мозги метаморфу. Вышла от нее Тонкс в изрядно испорченном настроении, но очень сильно задумчивая. Настолько, что даже умудрилась пропустить ужин, который ей принесли в небольшие гостевые покои. Вообще предполагалось держать пленницу в темнице, но Гарри справедливо рассудил, что держать в тюрьме потенциальную союзницу — не вариант. Сбежать Тонкс не могла — чары бы просто не выпустили ее за пределы острова, да и палочку у нее конфисковали еще при аресте — но та и не стремилась как-то особенно. Да и смысл бежать из тюрьмы, в которой живешь лучше, чем на свободе? Поттер во время их недавней встречи немного ломался и не торопился нарушать волю Хельхейма, которого, видимо, не только уважал без меры, но и слегка побаивался, однако после долгих и слезных просьб Тонкс согласился дать весточку ее матери. Вообще к ней относились скорее не как к пленнице, а как к гостье — регулярно сытно кормили, давали книги, пускали в бóльшую часть помещений, позволяли гулять где угодно на территории острова, кроме некоторых помещений, в которые могли заходить лишь те, у кого были серебряные перстни или символы подороже — видимо, особо приближенные к Хельхейму существа. И вот, наконец, спустя долгий месяц ежедневных бесед, разговоров на самые разные темы, дискуссий на тему добра и зла Тонкс сломалась. Хотя, наверное, правильнее сказать — починилась и восстановилась. Метаморф рыдала от обиды и осознания того, насколько ее бывшее руководство оказалось сволочным. Да, Хельхейм тоже был не идеален, но он хотя бы был честен с ней и прямо описывал ее перспективы. — Понимаешь, Тонкс… — Хельхейм подвинул кресло поближе к камину, у которого они сидели, откинулся на мягкую спинку, сделал глоток бузинного вина — на редкость вкусной, но очень уж крепкой штуки, которой отдавал предпочтение, какие бы напитки ни стояли на столе. — Путей у тебя не так много. Первый — я тебя отпущу, ты явишься пред ясны очи нашего бородатого Светоча. В этом случае он тебя запрет в допросной и вывернет тебе мозги наизнанку. — Но почему? — Ну, как минимум потому, что я знаю, как он работает, — признал Гарри. — Он знает, что так просто я тебя не отпущу. По крайней мере, без боя или клятв. И если ты явишься к нему — тебя ждет очень жесткий допрос, на фоне которого то, что я сделал с некоторыми людьми — не более чем разминка для детского сада, — Гарри сделал еще один глоток вина. — Это первый вариант. Второй — я тебя отпущу под клятвы и все такое. Ты — метаморф, а потому сменить внешность и вылететь куда-нибудь в Германию, где Дамблдор до тебя не дотянется, ты сможешь в любой момент. Но долго ли ты так продержишься? Без денег, без связей, без всего такого… Даже без возможности банально связаться с мамой-папой, потому как Дамблдор будет за ними следить и выйдет на тебя даже по марке пергамента, на котором будет письмо. — Не радужно, — потупилась Тонкс. — Вариант три — оставайся здесь, живи в свое удовольствие, — чуть улыбнулся Гарри. — Да, сразу на полную свободу рассчитывать не придется. Присмотр, некоторый контроль, никакого выхода за границу острова первое время… С другой стороны… Ну, поместье не обещаю, но неплохой двухэтажный домик у моря, размещение родителей после окончания твоего «испытательного срока». Новое имя, новая внешность — с твоим талантом это вообще не проблема. Новые документы — как магические, так и маггловские. Работа по мере сил. Ну, не в безопасности, разумеется — этим есть кому заниматься… Но… Найдем, куда тебя определить. Или в академию отправим — доучишься хоть нормально, а не до уровня аттестата Хогвартса, которым вне Британии ты можешь, прости за выражение, подтереться. В любом случае решать тебе. — Третий вариант звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Разумеется, с твоей стороны я жду сотрудничества, — улыбнулся Гарри, отсалютовав девушке кубком вина. — Стандартная клятва для моих подопечных — ограничений много, но не больше, чем у Ордена Феникса. Ключевые позиции — отказаться от пренебрежения к разным школам магии и магическим существам, не разглашать информацию, если тебе ее доверят, не пытаться вредить мне и моим союзникам. И так по списку. Приноси пользу, не доставляй проблем ни мне, ни моим подопечным — и все у тебя будет в шоколаде. Если же нет — в другой субстанции, но того же цвета. — И все? — Ну, еще… Ты — метаморф, а потому, в отличие от той же Грейнджер или Уизли, от которых толку было немного… — Кстати, а что с ними? — Не скажу, — фыркнул Гарри. — Пока что не скажу. Так вот… Ты являешься ценной сотрудницей для моего научного отдела. Очень ценной. А потому я готов платить тебе семь тысяч галлеонов… Ну, по курсу, разумеется. Ты же знаешь, что Гринготтс устроил выход новой валюты, верно? Ну, вот этой валютой я и выплачиваю зарплаты всем сотрудникам. Да, пожалуй, семь тысяч галлеонов в месяц. Взамен ты подписываешь соглашение подопытного кролика. — Что?! — Ну-ну, не пугайся так, — улыбнулся Гарри. — Никто тебя пичкать зельями и чарами не будет. Просто по моему запросу ты дашь моему научному отделу часть твоего организма — кровь, слюну, лимфу, спинномозговую жидкость… Ну, и так… По мелочи. — Но зачем?! — Метаморф, если правильно его обучить — машина смерти, на фоне которой даже некоторые рыцари смерти не пляшут, — пояснил Гарри. — Кроме того, этот дар — очень редкая штука. Редкая и ценная, а потому я хочу понять природу этого явления. Понять и привить будущим детям родителей-добровольцев. Тонкс выдохнула, откинулась в кресле, услужливый домовик тут же подал ей бокал вина. Девушка сделала глоток, прикрыла глаза, выдохнула, принимая судьбоносное для себя решение. — Что нужно делать? — Пока что — отдохнуть, привести себя в порядок и ничему не удивляться.

***

Она точно знала, что что-то идет не так. Что-то изменилось, что-то когда-то давно было совершенно не так. Но что именно изменилось? Она уже много дней пыталась вспомнить это «что-то», но каждый раз сознание натыкалось на зияющий космической темнотой провал. Странные сны, в которых она, будучи в теле какой-то странной девочки с гнездом вместо нормальной прически, ходит по коридорам старинного замка, который, впрочем, отличается от Оплота Хельхейм. Слышен смех, рядом носятся дети примерно возраста девочки. Строгая дама требует от девочки следовать за ней… Странные сны, вспышки эмоций, которые точно не должны появляться у женщины, которая всю сознательную жизнь провела рядом с Лордом Хельхеймом, будучи приближенной к некроманту особой. Что-то совершенно точно было не так, но… Не получалось. Порой она просыпалась, вскакивала с кровати в холодном поту. Порой кричала в кошмарах, будучи не в силах проснуться. Разум и память, которые были ее гордостью, ее сильной стороной, что признавал даже сам Хельхейм, были бессильны перед странными явлениями. Но она точно знала, что справится. Тайное исследование разных разделов менталистики, к которым Хельхейм запретил ей прикасаться под страхом смерти. Долгие бессонные ночи, проведенные за расчетами. Тайные ритуалы… Правда, она догадывалась, что Хельхейм знает об этом — Лорд вообще, казалось, знает обо всем, что происходит в Оплоте — но, видимо, он для чего-то позволял ей это. Сегодня она, наконец, решилась. Все расчеты сводились к тому, что текущее ее состояние — навеянное. В чем-то ненастоящее… Осколок льда в груди опасно нагрелся, предупреждая, что она затеяла что-то опасное, что-то, чего ей определенно не стоит делать. Но ей было плевать. Девушка опустилась на колени в центре огромной октаграммы. Бронзовый атам сделал надрез. Тонкая, не толще шелковой нити, струйка крови, повинуясь оскверненной магии, потянулась из надреза, медленно формируясь в символ, замерший в воздухе. Из источников на концах лучей октаграммы потянулись магические потоки, оплетающие символ из крови бледно-голубой филигранью. Девушка закричала от боли. Конечно, она озаботилась чарами заглушения, равно как и приняла допустимые ритуалом обезболивающие, но и они не помогали. Главным образом потому, что боль была не столько физической, сколько ментальной. Кровавый символ полностью укрылся магией, опал на ритуальную площадку, выполненную из черного, будто сама ночь, камня. Тело девушки сковала судорога. Окружение померкло. На мгновение наступила совершенно мертвая тишина. Девушка застонала; где-то рядом послышались шаги. Она обернулась на звук — и с трудом удержалась, чтобы не закричать от ужаса. Рядом с ней стояла она сама. Но какая-то странная. Холодная, бледная, будто труп. Голубое сияние глаз, какое она сама не раз видела у мертвецов, воскрешенных Хельхеймом. Красивые доспехи, в руках — выкованный Хельхеймом меч, который он подарил ей самой в честь праздника, и легкий кинжал, похожий на атам. Сама же девушка вдруг поняла, что ее внешность тоже изменилась. Она вновь была девочкой из своих снов… Своих кошмаров. Только более взрослой, как будто кто-то всемогущий, у кого есть власть над временем, добавил ей пару лет. Ее одеяния исчезли, сменившись какой-то жутко неудобной мешковатой мантией, надетой поверх явно школьных одеяний образца примерно середины века. — До чего же ты жалкая… — улыбнулась ей женщина, принявшая ее — Или все же не ее?! — облик. — Как только Его Темнейшество согласился дать тебе шанс… Удар сапогом отбросил девушку на пол. Она вскрикнула, рухнула на каменные плиты, образовавшиеся буквально из ниоткуда. — Ничтожество, — прозвучал в ее сознании странно холодный, но все же весьма приятный голос. — Жалкий книжный червяк, которого допустили к бесценным старинным фолиантам… — Я не понимаю… — И не поймешь, жалкая грязнокровка, которая готова была целовать задницу старику за доступ к очередному знанию, которое тебе даже не пригодится. Ты — даже хуже, чем торчащая на аскате дешевая портовая шлюха… Тобой вертели как хотели. Не сомневаюсь, если бы Дамблдор приказал тебе пойти отдаться кентаврам, предложив взамен «очень старинную книгу» — ты бы это сделала… — Ты ничего не знаешь, — прорычала девушка, тщетно пытаясь подняться с холодного пола. — Ничего… — Может быть, ты знаешь? — чуть улыбнулась ей собеседница. — Представь себе — знаю! И наверняка знаю побольше тебя! — Тогда, может быть, скажешь, как тебя зовут? На самом деле. Как тебя звали до того, как ты, лишь по счастливому случаю, изменившему твою судьбу с жалкого существования на вечную свободную жизнь, стала мной? — Т-т-тобой? — девушка сглотнула. — Как видишь, знаешь ты очень и очень немногое… — Но… Но… — Посмотрите на нее… Сейчас расплачешься и убежишь прятаться, как делала много раз, стоило только какому-нибудь более здравомыслящему человеку ткнуть тебя носом в твою же заносчивость… Твое… Самомнение, которое не стоило даже тех связей нейронов, которые могли бы пойти на что-нибудь более полезное. Беги. Прячься, как ты всю жизнь это делала! Ищи заступника, которого никогда и нигде не найдешь в этой бесконечной пустоте… А я лишь последую по пятам, чтобы наконец изничтожить то немногое, что Хельхейм оставил от настоящей тебя. — Никогда… — Никогда? — фыркнула женщина. — Да ты даже не в состоянии сказать, кто же ты такая. Что и говорить об остальном… Все опять придется делать другим, подталкивая к твоему решению? А?! Что молчишь, соплячка? Я и так уже сделала за тебя всю работу. Или ты думаешь, что кошмары — это тоже лишь чертовы косяки в работе нервной системы? Что ты на меня так смотришь? — Я все еще не понимаю, — проговорила девушка, поднимаясь на ноги. Против ожиданий, нового удара не последовало. — Кто я? Где мы?! Кто ты, чтоб тебя? — О-о, ну это уже прогресс… Помнится, в прошлой твоей жизни ты тоже изводила всех и вся если не своим желанием командовать теми, кто в иные дни выпорол бы тебя на конюшне и бросил на растерзание изголодавшимся акромантулам, то своими вечными вопросами, на которые тебе не обязаны были отвечать. — Ты не ответила на мой вопрос! — И не обязана это делать, милая моя… В конце концов, мы — лишь партнеры, что очень и очень огорчает меня… Твое счастье, что пока еще ты нужна мне… Но ничего… Это ненадолго. Увидев непонимание в глазах девушки, женщина взмахнула кинжалом, будто волшебной палочкой, между ними возникла серебристая нить, похожая на нити непреложного обета. Пять нитей, если быть точным, из которых две были разорваны и сильно потускнели, а одна совсем истончилась и сияла гораздо меньше целых, но и гораздо ярче разорванных. Некоторое время собеседницы молча разглядывали связь. — Процесс уже запущен, как ты видишь, — женщина указала на нити. — Ты все больше и больше забываешь прежнюю себя. Уже скоро связь прервется. Ты забудешь даже то немногое, что приходит к тебе во снах. Утратишь то, кем была когда-то. И тогда я с огромным удовольствием выпью досуха весь тот жалкий сгусток энергии, что когда-то был прежней мной… — Ты… — девушка сглотнула, жестом вызвала большое зеркало, в котором были видны они обе. В чертах лица женщины были какие-то странные элементы. Очень смутно знакомые. — Ты… Это… Я? — То, чем ты уже становишься. — Взмах меча рассек призванное зеркало, оставив от него лишь дымку. — То, чем ты можешь стать. — «Кем», а не «чем»… — Неважно, — отмахнулась женщина. — Сути это нисколько не меняет. Рухнут последние связи — и я просто уничтожу тебя… Мне не нужна спутница, которая только и делает, что пытается прибиться к кому-то сильному вместо того, чтобы пользоваться своими данными и брать свое. — Молчать! — девушка подняла руку. — Я не закончила… И если ты — лишь то, чем я могу стать, то ты — лишь тень. Тень будущего, которое никогда — слышишь, никогда! — не будет определено. — Ты — это я. Значит, и я — это ты. И тогда ты — тоже такая же мелочная, вредная, достающая всех и вся соплячка, какой считаешь меня! — Какая прелесть… Какая экспрессия, — казалось, женщина и в самом деле была удивлена. — И что же ты будешь делать? Если ты — это я и наоборот, то что мы обе будем здесь делать? Обе будем прятаться от злобной страшной жизни? Добровольно наденем розовые очки, чтобы глядеть на течение жизни? — Нет. В глазах девушки сверкнуло золото, ее внешность снова начала меняться. Кожа пузырилась, будто кипящий воск. Она уже однажды испытывала такое — когда додумалась приготовить оборотное зелье по найденному в книге рецепту. Дрянная школьная форма исчезла, сменившись таким же защитным одеянием, что было у собеседницы. Правда, вместо темно-синих тонов с серебром она выбрала белое с золотом. Мешковатая мантия обратилась в удобный плащ с золотой пряжкой. В руке сверкнул клинок, выкованный, казалось, из белого золота. — Я никогда больше не буду никому подчиняться. Никогда и никому не стану служить, иначе как для собственного блага и из личных побуждений. — Все еще слишком эмоциональна… — Темное воплощение чуть улыбнулось, подняло клинок в защитной стойке. — Когда-нибудь это тебя погубит. — Но не сейчас… — Все может быть. Светлый образ приготовился к бою. Темная часть исполнила традиционный поклон, светлая ответила тем же. Следующую фразу обе произнесли одновременно. — Защищайся, Леди Смертный Приговор. — Защищайся, Гермиона Джин Грейнджер.