Такие разные пятна

Ло объявили, что он теперь обязан ходить на уроки эротического танца. Надсмотрщики и "учитель" юноше не понравились и не вызывали уважения, чтобы выполнять их распоряжения с достаточным рвением: он огрызался, саркастично шутил и делал всё из рук плохо, ссылаясь на своё состояние. Вечером, когда он пришёл в комнату, его внезапно встретил сидящий в "гостиной" тенрьюбито в пушистой шубе и запасом розового вина в три бутылки. Постель была задёрнута тяжёлой занавеской, и это чуть успокоило. — Что же, малыш, покажи, чему сегодня научился, фу-фу, — потребовал Дофламинго. Ло обомлел, но начал танцевать, судорожно вспоминая все продемонстрированные связки, некоторые из которых ему пришлось исполнять впервые. Дофламинго пил алкоголь, словно сок, и смотрел. На второй бутылке он не выдержал. — Как змея с отрубленной головой. Хотя немного лучше. Подойди, — спокойно позвал он. Ло подошёл. Как гром, хлопнула пощёчина. Затем вторая и третья. — На тебя пожаловались. Говорят, что ты строптивый, горделивый и непослушный. И, что меня особенно печалит, совсем не стараешься, хоть я милостиво предоставил помощь в обучении. Малыш, ты хочешь, чтобы твоим укрощением занялся я лично? Ло поспешно отрицательно покачал головой и спрятал взгляд, уставившись в пол. Этот покровительственный тон и обращение "малыш" напомнили ему кое-кого, но несли куда большую угрозу. — Через неделю я представлю тебя на одном важном мероприятии, а после ты сменишь владельца. Фу-фу-фу, конечно, твой новый хозяин любит строптивцев, но угрожать ему я настоятельно не советую, — Дофламинго поднял лицо раба за подбородок, наблюдая волну расслабления мышц, чтобы стереть оскал. — Брось это! Раздражает. Прилетела ещё одна пощёчина, на этот раз сильнее. У юноши сильно заболела шея, а щека превратилась в красную пульсирующую кожу. — Я буду проверять твой прогресс каждый вечер. Хочу видеть сексуальность и смирение в каждом жесте и взгляде. Понял? Ло кивнул. — Хороший мальчик, — тенрьюбито потрепал его по голове и вышел. Дофламинго не изменял своему слову и приходил каждый вечер. Больше он не избивал раба — не было причины. Ло действительно старался, и тенрьюбито видел какой-никакой, но всё же прогресс. Более того, на лице раба застыло отстраненно-нейтральное выражение, больше сосредоточенное и серьёзное, чем яростное и вызывающее. Это явно удовлетворило Дофламинго, и он даже не тянул руки, чтобы полапать. Только улыбка становилась всё шире и шире. С Ло тренировались и другие рабы, в основном очень красивые девушки со сногсшибательными фигурами. Юноша держал себя в руках, хотя периодически заглядывался на то, что демонстрировали крайне глубокие вырезы. Впрочем, гораздо важнее было собрать как можно больше информации: приходилось много общаться, пытаясь по крупицам понять обстановку. Из обычных рабов никто ничего не знал почти буквально: ни о готовящихся мероприятиях, ни об обитателях Мари Джоа, ни о дальнейшей судьбе. У Ло заиграли желваки, когда он узнал, что большинство рабов живёт в общих помещениях: они делили завтраки, обеды и ужины; свободно болтали и делились сплетнями до "отбоя"; заводили новых знакомых и даже любимых. Особенно это касалось закупленных в последние три плавания людей. С одной стороны, Ло мог их понять: они спешили жить и получать удовольствие, пока ещё была возможность. С другой стороны, было немного досадно, когда явно откровенно флиртующую с ним девушку поймала за плечо подруга и громким шёпотом предупредила: — Не надейся на близость с ним. Он готовится в фавориты. Говорят, за такое хозяин и убить может. Да и достанется не только тебе... Было обидно такое услышать, хоть и непреднамеренно. Невольно лезли мысли о том, чего Ло не успел попробовать за свою недолгую жизнь. И никогда не успеет, судя по всему. Для других рабов существовала коллективная ответственность: за одну неуспевающую танцовщицу наказывали всех, но не Ло. Зато и за его откровенные провалы тоже никому не доставалось. Более того, у него добрая половина занятий была индивидуальной. Это ещё больше дистанцировало его от коллектива и усложняло сбор информации. Но Ло не зря почти шесть лет был частью мафиозного подполья и смог по крупицам выстроить целостную картину. Полгода назад Фишер Тайгер организовал массовый побег, потому многие дома обеднели на живую рабочую силу. Дом Донкихот — один из немногих, сумевших быстро оправиться от потерь. По крайней мере, быт братьев не сильно нарушился, судя по слухам. Впрочем, кроме двух преподавателей, охранников и врача, ни один невольник не был куплен ранее месяца назад. И как раз "старые" рабы отличались нелюдимостью, нервическими отклонениями, мало контролируемой агрессией и ненавистью ко всему живому. Это заставляло о многом задуматься. Впрочем, пара танцовщиц спала со "старичками", и Ло удалось их разговорить. Семья Донкихот была богата и влиятельна, хотя так было далеко не всегда. Два брата, Росинант и Дофламинго, за менее чем двадцать лет после возвращения на вершину мира смогли завоевать уважение и вес в обществе. Правда, каждый по-своему. Дофламинго вертел на своём большом значительную часть подпольной деятельности в мире, богатея быстрее, чем кто-либо. А Росинант каким-то образом оказался пацифистом. Он часто виделся с главнокомандующим Морского Дозора Буддой Сенгоку и даже раз в несколько месяцев пил чай с одним из горосей, что просто немыслимо. Он собрал вокруг себя молодых тенрьюбито, которых привлекал к своей идеологии. Росинанта боялись, им восхищались, его презирали. По крайней мере, среди "новеньких" рабов он стал одиозной фигурой, символом надежды на лучшее существование и взаимодействие с Небесными Драконами. А также объектом многих сплетен и мифов. Между братьями существовал раскол, если не война. Раньше углы смягчала мама, которую оба сильно любили, но почти три месяца назад она умерла. Подробностей никто не знал, но с тех пор в поместье Донкихот постоянно привозили партии невольников. Почти никто не задерживался надолго. — А я думал, что Дофламинго — противоречивая личность, — усмехнулся Ло тихо. Одна девчушка поманила его к себе и тихо-тихо на ушко поведала страшную тайну: — А ещё Росинант против рабства. "Ага, пчёлы против мёда, — подумал Ло. — Так не бывает, глупенькая." Но он ничего не сказал, только наигранно удивился. Росинант его волновал меньше всего. Каждый день ему кололи анальгетики, но даже этого было недостаточно, чтобы полностью заглушить боль. Впрочем, Ло дважды нарочно изображал приступ, чтобы его "без сознания" принесли во врачебный кабинет. Там он не обнаружил нужных ингредиентов для быстрого и эффективного яда, но снотворных было много и на любой вкус: очевидно, проблемы со сном возникали у многих обитателей Мариджоа. Ло нужно было что-то быстродействующее, чтобы Дофламинго не успел поднять тревогу, потому от долгого и мучительного отравления пришлось отказаться. Хотя соблазн увидеть своего "хозяина" в предсмертной агонии был очень велик. Врач рабов был из "старичков", потому явно не горел желанием общаться. Пару раз, что уже много с учётом его "доверительного" отношения, доктор упоминал некоего Джо в контексте: надо быть осторожным, иначе кончишь как он. Впрочем, мужчина не отличался ни расторопностью, ни аккуратностью, потому умыкнуть пару препаратов было относительно легко. Ло знал, что у тенрьюбито есть свой собственный фамильный лекарь, про которого врач рабов упоминал только в положительном ключе. Иногда почему-то в прошедшем времени. Ло в первый же вечер припрятал бутылку с розовым полусухим. Снотворное, рассчитанное на слона, он осторожно ввёл с помощью шприца. Бутылку спрятал в обивке дивана. Зараза Дофламинго в последующие проверки пил белое сладкое, красное полусухое, белое полусладкое, редкое игристое вино голубого оттенка и розовое сладкое. Наконец в вечер перед тем самым загадочным мероприятием Ло вошёл к себе и увидел на столе то самое розовое полусухое. Значит, пора было привести план в исполнение. Дофламинго заметил ставший серьёзным взгляд раба и рассмеялся. — Фу-фу-фу. Сегодня меня ждёт что-то особенно интересное. Ну что, малыш, готов? — на стол между бутылками вина легла музыкальная ракуша. Одно нажатие, и полилась музыка сегодняшнего вечера — что-то из народных мотивов Дресс Роуз. Ло молча кивнул, прислушиваясь и ловя ритм. Он резко развернулся спиной, вскидывая руки над головой, и начал двигать бёдрами. Рисунок танца сплетался сам по себе, страстный и немного агрессивный. Юноша и сам не заметил, что в этот раз фиксировал пристальный взгляд на своей цели. Он был так взволнован осуществлением плана, что внутренние блоки были забыты и не мешали двигаться. Тенрьюбито довольно скалился. Пусть движения были далеки от идеала, но намного лучше, чем семь дней назад. Золотистые глаза раба смотрели прямо на него в выжидательной заинтересованности маленького хищника, что даже чуть-чуть, совсем незначительно убыстрило ток крови. — Неплохо, неплохо, — сказал Дофламинго в тишине, прерываемой лишь шелестом ткани. Сердце Ло слишком громко стучало. "Соберись!"— приказал он сам себе и встал коленями на низкий широкий кованый стол с прозрачной столешницей. Изгибаясь, Ло на четвереньках пополз к Дофламинго, пристально всматриваясь в стекла очков. Тенрьюбито хищно облизывал губы и ещё быстрее пил вино. Ло вступил на диван, всё более отдаваясь танцу, стараясь сделать движения раскованными и широкими. Дофламинго немного подвинулся, освобождая ему место. Он смотрел на Ло с наглой усмешкой, поглаживая подбородок. Ло в очередной раз сделал широкое движение ногой и "случайно" уронил бутылки на пол. Это сбило танец, юноша сконфузился, даже будто чуть-чуть испугался. — Простите, Хозяин, — Ло начал собирать бутылки и ставить их обратно на стол. Отвлекая внимание, он широко расставил ноги и склонился за дальнюю сторону дивана, спрятав одну нормальную бутылку и доставая со снотворным. Дофламинго привычно бездействовал во время проверок. Резко выпрямившись, Ло похвастался уловом перед сидевшим в другом углу дивана мужчиной: — Достал последнюю. В качестве извинений позволите налить? Молча Дофламинго подставил свой бокал. Стараясь не выдать победной лыбы, Ло открыл бутылку и налил. Он уже представил, как голова тенрьюбито откинется в глубоком сне, подставляя под удар сильную незащищённую шею. Как он достанет из внутреннего кармана идиотской розовой шубы электронный ключ от ошейника, освободится и сбежит. Конечно, перед этим пустит кровь монстру. От этих возбуждающих мыслей появилось игривое настроение. Ло немного оттянул ворот кофты, оголяя ключицы и грудь. Юноша оперся рукой ближе к Дофламинго, изогнулся, как хотящая кошка, и спросил: — Сегодня я был соблазнительным, мой Хозяин? — в нос ударил приятный запах духов с сандаловыми нотками и ароматом чистого сильного мужского тела. Дофламинго будто смеялся над ним. Мужчина залпом выпил вино и подставил бокал под добавку. — Был. Ло радостно налил ещё. Если расчёт правильный, снотворное подействует максимум через пару секунд. Даже если на него набросятся с сексуальными намерениями, то не успеют ничего реализовать. Юноша осмелел. — Я могу вас коснуться, мой Хозяин? — Попробуй, фу-фу-фу. Ло сглотнул, подсел ближе и дотянулся до застежки на одежде Дофламинго. Оголив грудь тенрьюбито, юноша слегка задохнулся. Это было красиво и очень сексуально. Всё, как он любил: сильное, накачанное здоровое тело. "Надо же, такое красивое тело, а досталось мрази," — подумал он. Дофламинго прикончил второй бокал и поставил его на стол. — Не останавливай танца, — приказал он. Что-то было не так: то ли доза рассчитана неверно, то ли устойчивость у Дофламинго оказалась очень высокой. Ло налил ещё вина, настойчиво вручил бокал тенрьюбито и возобновил плавные движения бёдрами. — Говори что-нибудь пошлое, — сказал Дофламинго. Мужчина поймал его руку и положил себе на грудь, предлагая ласкать идеальное тело. Трясущимися пальцами Ло огладил грудь и коснулся тёмно-медового соска. По идее, внутренний карман был совсем рядом. До свободы было буквально рукой подать. — Будьте со мной нежнее, Хозяин? Дофламинго захлебнулся от смеха: настолько нелепо это звучало. — Нет, не так. Перечитал дешёвых романов, мальчишка? Дофламинго прикончил третий бокал. Ло внутренне почти начал паниковать: такая доза снотворного уже должна была отобразиться. Он невольно остановился и отстранился, но тенрьюбито вдруг подался вперёд, поймал его за руку и развернул животом в плотную обивку дивана. Он поймал второе запястье и завёл руки за спину, прижимая сверху. — Повторяй за мной: Хозяин, у вас такой большой, я хочу, чтобы вы вошли сразу и на всю длину. Ло не хотел. Это была полнейшая ложь, от которой подгибались коленки, но он повторил. — Хозяин, у вас такой большой... и я хочу, чтобы вы вошли в меня, — прошептал он глухо. Руки Дофламинго не становились слабее под действием снотворного. — Только точно повторяй! И громче! — тенрьюбито вывернул ему кисть, и Ло тихонько охнул. Дальше он повторял. — Я весь ваш... Пользуйтесь мной сколько захотите... Накажите меня, мой Хозяин. Жестоко. Жёстче! Накажите за то, что я такой грязный и жалкий. За то, что не могу забыть прошлое и смириться с тем, что больше не... — Убийца... — ...не убийца... что? Стало абсолютно очевидно, что план провалился. Ло не мог думать о последствиях, было смертельно страшно. Дофламинго нависал над ним. Чужая нога раздвинула бёдра и прижалась. — Тепло, да? Мальчик, тебе нравится то, что происходит? — Нет, отпусти меня! Я хочу тебя убить. Это мысль о твоём мёртвом теле меня заводит, — Ло понял, что сказал что-то не то. Фетиш на здоровые тела его сильно подвёл в такой ситуации. Он даже не заметил легкого возбуждения. От страха юношу затрясло. — Фу-фу-фу, — Дофламинго откровенно глумился. — У меня было время разузнать о тебе. Один из мафиози, наёмный убийца, Белый Фармацевт, мастер по отравлениям. Ты просто слишком заигрался в опасного типа, не так ли? Те люди, которые тебя предали, они же и берегли тебя. Находили денежные задания, сводили с нужными врачами. Ты продлил себе жизнь после бойни во Флевансе на сколько лет? — Максимум на четыре года больше отведённого. Отпусти! — но запястья вывернули ещё сильнее. — Они не берегли и не сводили! Я сам разработал лекарства! Сам создавал лаборатории, проникал на закрытые. Крал чужие исследования. Ты думаешь, после всей той пропаганды, которую развернуло Мировое Правительство, мне хоть кто-то хотел помочь? Сидишь тут, на вершине мира, пьёшь вино, тратишь деньги и ничего не знаешь о том, что на самом деле значит "бороться за жизнь"! Ло почти кричал. Дофламинго вдруг наклонился к самому уху и страстно прошептал: — Вот так и надо умолять, мальчишка. Кричи о том, что ты несчастен. Что мир несправедлив к тебе. Что тебе нужен кто-то сильный и большой, кто поддержит тебя, поймёт и примет. Кричи в голос о том, что ты слаб и ломаешься, трещишь по швам от надвигающейся неизбежной смерти. "Ложь," — подумал Ло, но из глаз постыдно вытекли две тёплые капли. — А теперь как же мне тебя наказать? Всё же ты пытался меня убить, хоть и так глупо, — Дофламинго надеялся, что запала у раба хватит на большее, но Ло просто обмяк. Две слезинки — не очень много, но они словно лишили его сил. Натиск вдруг исчез. Ло почувствовал свободу и холод. Медленно передвигая затекшими руками, он поднялся. Оглядевшись, он понял, что занавесь отодвинута, включены ночники с красной подсветкой, а Дофламинго копается в комодах за кроватью. Он знал, что там скрывается. — Иди сюда, — приказал тенрьюбито, не сомневаясь в том, что ему подчинятся. — Разденься. Руки и ноги не слушались. Ло едва стянул с себя чёрную облегающую кофту. Он подошёл к кровати, не смея дышать. Дофламинго похлопал по одеялу, и юноша залез туда. — Дай руки. Ло неосторожно посмотрел в стёкла очков с таким отчаянием, что Дофламинго снова засмеялся. Мужчина сам рванул вперёд тонкое запястье и обвязал верёвкой. Затем второе. Он потратил некоторое время, чтобы сплести красивые узлы шибари. — Не бойся. Я насиловать не буду. Ло был настолько испуган, что даже мысли замерли. В зеркале на потолке был крюк прямо над центром кровати. Дофламинго легко перекинул через него верёвку и подтянул. Руки юноши вскинулись вверх, оголяя подмышки. Тенрьюбито поднял его ровно настолько, чтобы нельзя было полноценно стоять. — Держи. Прикуси. Ему в рот пихали анальную пробку. У Ло опять подступили слёзы от смеси чувств. Он проглотил этот комок и вобрал в рот пробку. — Хороший мальчик, — похлопал его по макушке Дофламинго. Потом огладил широкими ладонями линию талии. — Такой хрупкий, тонкий. Брюки не снял, ну и ладно, этим займутся другие. Мне некогда тебя самому наказывать, так что повиси тут. Будешь развязывать веревку или выплюнешь пробку, клянусь, пожалеешь. Понял? Ло кивнул. — Вот и хорошо. Жди. Тенрьюбито вышел из комнаты. Минуты неудачи тянулись мучительно долго. Ло висел, напрягая мышцы спины, и боялся думать или шевелиться. Словно сейчас он мог затаиться, и опасность пройдёт мимо, не заметит. Кровь била по вискам, отмеряя секунды. Кто придёт его наказывать? Воображение рисовало самые страшные картины. Один человек? Десять? Вообще люди ли? Ожидание длилось десятки ужасных минут, когда Ло не выдержал и заплакал. Юноша запрокинул лицо, стараясь не нарушать хрупкую тишину всхлипами. Пока тихо, он один. Это успокаивало. "И что, мой первый раз будет таким?" — каким "таким", Ло боялся произнести даже мысленно. Пробка во рту стимулировала выработку слюны. Вкупе с соплями это душило его. Стало прохладно. Руки выворачивало вверх. Он висел уже не менее часа, но никто не приходил. "Может, это блеф?" — несмело подумал Ло, боясь того, что слабая надежда сейчас разобьется о гогот его личного палача. Потому что Дофламинго не был похож на того, кто будет жалеть раба. Время тянулось и бежало одновременно. Казалось, он пережил сотни мыслей, но они проходили и смазывались в единый серый момент боли. Пытаясь понять, сколько времени прошло, Ло не мог определить: два часа? Три? Десять? Поворотной точкой стал рассвет, который серостью утра вполз через три окна в гостиную, но так и не коснулся щупальцами условной спальни. И после этого прошло ещё полдня в ожидании. Сначала его трясло от страха, но спустя пару часов, когда боль потихоньку нарастала, а обезбол переставал действовать, он подумал, что мучительнее наказания и придумать было сложно. Под утро в проблеске сознания он поймал предательскую мысль, что лучше бы уж пришёл кто-то и что-то с ним сделал. Хоть изнасиловал, хоть пытал. Лишь бы не оставаться наедине со своей болезнью, съедавшей тело. Боль. Боль выбивала сознание, но при этом не давала потерять его полностью. Внутри всё горело, явно поднялась температура. Кожа покрывалась испариной и холодными мурашками, кости словно плавились. Ло обдумывал вариант позвать на помощь, но не решился. Анальная пробка давно выпала изо рта в приступе очередного беспамятства. Слюна, капавшая на грудь, успела несколько раз высохнуть. Унизительно. Когда он окончательно убедился, что никто не придёт, то разозлился на себя за трусость. В первые несколько часов он мог бы подтянуться и скинуть верёвку с крюка, но потом мышцы слишком затекли, да и боль мешала. Было стыдно осознавать, что, когда он пришёл в себя после короткого беспамятства и увидел пробку лежащей на белом одеяле, он замер от ужаса, представив, как обрадуется Дофламинго, что его приказ нарушили. Злость на себя и тенрьюбито приятно отвлекала от боли, вездесущей, тянущей, нарастающей. Такая простая, но эффективная пытка...