Такие разные пятна

Росинант боялся за извинения перед Ло больше всего: он не мог предсказать, как отреагирует юноша. И всё же важно было просить прощения именно так: без предупреждения, искренне, перед всеми, показывая своим примером раскаяние. Сначала Росинант хотел отравить только себя. В принципе, этот план он и обсудил с Виктором, который лучше разбирался в ядах, во время своего короткого визита, но друг сказал, что он оскорбит своих последователей и идейных соратников, не разделив с ними такой опыт. Книдоцид одной из медуз в лёгкой форме повторял клиническую картину отравления бело-янтарным свинцом. При этом довольно быстро разрушался и полностью выводился из человеческого организма в течение суток. А уж если воспользоваться специальным лекарством, то и вовсе можно прийти в себя практически мгновенно. Отравленные чувствовали себя превосходно спустя уже десять минут. Росинант подробно описал действие токсина со сцены, пока слово не захватила Моне, попросив гостей отпустить Хозяина Вечера, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Это действительно было необходимо, ибо состояние младшего Донкихот оскорбляло даже самый непритязательный вкус. Виктор пошёл за ним, но Ло Моне остановила: — Хотя бы ты останься. Нельзя, чтобы оба Хозяина Вечера уходили одновременно. — И что прикажешь делать с этими стервятниками? — Ты тоже не беспомощный котёнок. Помоги Отохиме-сама подняться на сцену, у неё есть специальные подарки для всех. Она умеет держать публику, как-нибудь займëте гостей десяток-другой минут! — шёпотом рыкнула Моне. — Сильва тоже поможет. Развлеки гостей как хочешь! Трафальгар уже набирал воздух в лёгкие, чтобы высказать всё, что он об этом думает, как раздался голос Росинанта: — Ло, полагаюсь на тебя. Не беспокойся, я скоро. Юноша был вынужден захлопнуть рот и смиренно проводить компанию взглядом. Вся эта суета будто смазывала общее впечатление от их с Росинантом разговора, но при этом там на сцене произошло что-то настолько знаковое и важное, что увидеть все последствия не мог никто, — так Ло ощущал это всем сердцем. Он развернулся и подошёл к Отохиме, чтобы передать Вечер ей, но его опередил Мьёсгард, который под ручку сам проводил королеву к сцене и помог подняться. Юноша пожал плечами, но тут раздался вопрос: — А вам действительно было настолько больно? Вы тогда, на балу, упали в обморок, потому что вас в детстве отравили белым свинцом? — по-детски бестактная Анна-Роза снова проникла в личное пространство и заглядывала Ло прямо в глаза. — Пятна это признак интоксикации? Вам было также страшно во время "зачистки"? Ло передёрнуло внутренне. Он ничего не имел против этой молодой тенрьюбито, но до реальной эмпатии ей ещё расти и расти. Она понятия не имела, что такое война и как это быть объектом издевательств и насилия; представить не могла боль и ужас толпы умирающих людей, которые не могут защитить своих детей. Избалованная властительница мира вызывала у него больше ядовитого сарказма, чем желании объяснить и пообщаться, но глядя в её наивные глаза ему даже стало стыдно за черноту в своей душе. — Я ещё ни разу и ни с кем не говорил про "зачистку", — явно сдерживаясь, и словно ставя точку после каждого слова, сказал Ло. — Пятна разрастаются в процессе кристаллизации сложных молекул бело-янтарного свинца, осевшего в тканях. Кристаллические структуры вытесняют клетки обычных тканей, что вызывает дисфункцию организма и смерть. Поскольку сам металл токсичен, то в процессе поражается нервная система и боль становится привычкой. Так что да: мне и сейчас больно, но не настолько, чтобы упасть в обморок. Насколько больно отравиться книдоцидами медуз на одну минуту — понятия не имею. — Грубиян, — надула губки Анна-Роза, но отошла от обиды быстрее, чем договорила. — Хотя логично, что у вас сложный характер. А расскажите что-нибудь интересное! Ну, такое, что здесь не встретишь. Или научите! Хочу попробовать что-нибудь чуднóе. Чем вы занимались в своей обычной жизни?! Ло её отходчивость даже импонировала. Она заметил краем глаза Сильву, которая взяла на себя обязанности Моне по контролю за рабом, а потому внимательно слушала, не ляпнет ли он чего лишнего. — "Научить" говорите, преподобная?

***

Виктор шёл рядом с Росинантом по широкому коридору. — Почему ты так и не решился объявить всем, что уходишь? От внезапного вопроса Росинанта споткнулся о вездесущую ковровую дорожку и упал. Моне бросилась к нему, помогая встать. — Виктор, потом, — сказал преподобный, вставая. До комнаты они дошли в молчании. Молодой Господин скрылся за ширмой и отпустил слуг. — Как всегда, я сам справлюсь. Виктор подождал, пока они останутся одни. — Ты даже от слуг скрываешь? — Да, я... — судя по звуку, Росинант снова упал. — Нет, я говорил, но давно, до похорон. Мне надо быть осторожным. Понимаешь... — Нет, не понимаю! Роси, что же случилось? Ещё пол года назад ты хвастался передо мной шансом уйти и доказать всему миру, что Небесные Драконы могут выступать под флагом Справедливости. Что изменилось? Ты так долго этого хотел, добивался. Можно сказать: шёл всю жизнь к Морскому Дозору. Сегодня был идеальный шанс поделиться этим со своими самыми верными соратниками, чтобы ни для кого это не стало шоком. Всё понимаю: и без того Вечер получился насыщенным, но это же была бы главная новость! — Вот именно, — сказал Росинант. С Виктором он мог быть наиболее естественным: ему не нужно было ободряюще улыбаться и становиться оплотом стабильности и счастья во всём мире. Он вышел переодетый из-за ширмы и сел устало на диван. Виктор тут же уселся рядом. — Ты не хочешь, чтобы о твоих планах узнал кто-то конкретный? — высказал свою догадку друг. Росинант кивнул, и тут же попытался снова надеть улыбку. Виктор положил ладонь на его щёку и повернул к себе. — Брось свои фальшивые улыбки, побереги для других. С тобой что-то не так, и я всё больше подозреваю, что дело не в смерти преподобной Донкихот, твоей чудесной матери. Что-то ещё случилось, я прав? Росинант помедлил перед тем, как кивнуть, не уверенный, что хочет доверять этот груз Виктору хоть в какой-то степени. Но друг был с ним слишком давно и знал даже лучше слуг, с которыми Молодой Господин на самом деле не особо-то и откровенничал. Он чувствовал за них ответственность, а потому оберегал, покровительствовал, заботился. Виктор же был с ним на равных с самого начала. — Я не могу тебе рассказать всего. Прости. Виктор никогда не видел Росинанта таким: подавленным, испуганным, несчастным. От избытка чувств, он схватил крупную ладонь блондина, перетянутую его платком, и нежно сжал. — Значит, дело в Дофламинго. Я так и думал, что он портит тебе игру. В последнее время он начал действовать активно, собирая и подкупая сторонников. Ему есть что предложить любой семье — Бельвери давно на его стороне. Или чем шантажировать. Думаю, те же Лагардер вряд ли хотят, чтобы все узнали, чем же занималась их дочка на том похабном приёме, — Виктор поглаживал руку Росинанта, поднимаясь выше, к локтю. — Всегда думал, что тебе тоже стоит действовать активнее. Знаешь, если бы ты захотел организовать альянс, наша дружба могла бы перерасти в крайне продуктивное идейное сотрудничество. Виктор осторожно приблизил своё лицо к Росинанту. Его взгляд внимательно исследовал реакцию блондина, неизменно возвращаясь к его губам, явно указывая намерения, но не торопясь. — Мне кажется, что искренний идейный альянс обойдётся и без подобной близости, — вдруг твёрдо сказал Росинант. Его взгляд замер на какой-то точке вне этих покоев и времени. — Прости, Роси. Всё. Я ничего дурного не хотел. Хотя мне казалось, что я тебе нравлюсь. Но ты знаешь: я на твоей стороне вне зависимости от того... Виктор отсел и спрятал лицо в ладони, уперев локти в колени. Он замолчал, не в силах переварить все догадки, собственные отвергнутые чувства и перспективы на будущее. Секунды молчания тягуче текли в вечность. — Я смогу его приструнить, — вдруг сказал Виктор. — Что? — Росинант наконец двинулся, перестав быть ледовой статуей. — Я смогу лишить Дофламинго уважения и влияния. Мне потребуется совсем немного времени на это. Я никогда не воспринимал его как врага, до сегодняшнего дня, но довести тебя до такого состояния... И нет, ты мне за это ничего не должен. Просто хочу, чтобы ты был счастлив. Впрочем, не надейся, что не повторю предложение об "идейном сотрудничестве" потом. — Нет! Не надо, я прошу тебя! — Росинант схватил друга за плечи и до боли сжал. — Я просто поступлю в Морской Дозор и уйду из статуса тенрьюбито. Так всем будет лучше. Сенгоку-сан обмолвился, что это почти решённый вопрос. Просто подожди и... отпусти меня. Виктор сжал сильные предплечья, снова смотря в обеспокоенное, мужественное и решительное лицо самого солнечного блондина во всем мире. Он дважды нервно кивнул: — Это ты меня отпусти: больно делаешь, — Росинант послушно разжал ладони. — Отпустить тебя? Ты сам не понимаешь, насколько тут станет скучно и одиноко? Но я не держу. Пока не имею на это права. Как и ты не имеешь права указывать мне, что делать. Оба помолчали, думая о своём. Надо было возвращаться на Вечер. — Почему ты вообще устроил этот Вечер, если хотел молча сбежать? — Не знаю, — пожал плечами Росинант. — Не понимаю до конца. Знаешь, на балу мне было так плохо. Думал: стошнит в любой момент от лицемерия и своей фальшивой улыбки. А тут появился Ло среди рабов и, ну, мне стало стыдно. Я подумал, что вот умирающий юноша с кучей проблем, а я ною, как... не важно. Просто его вызов в глазах вначале, и потом, когда он почти упал в обморок от боли — это было смело, с надломом, безнадёжно. А уж когда к нему подошёл Горве, я сразу понял, что у Ло либо очень странная болезнь, похожая на отравление бело-янтарного свинца, либо, что было маловероятно, настоящее отравление. И у меня как пружину разжало внутри: я снова действовал быстро, рефлекторно, следуя велению сердце, а не испуганного разума. Да и Мьёсгард давно атаковал меня настоятельными просьбами представить высшему свету королеву Отохиме: он бы не смог обеспечить ей настолько огромную аудиторию. И я подумал, что это будет важно и очень поучительно. Вот и организовал Вечер. Поспешно, быстро, немного скомкано. Думаю, спасение Ло возвратило мне мужество. Или он сам так на меня влияет. — Мальчишка смотрит на тебя с восхищением. Ты бы мог этим воспользоваться. Это работает лучше, чем просто любовь, — внезапно сказал Виктор. — Нет. Я не хочу с ним таких отношений. — Тебе нужен кто-то, Роси. Пусть мне жаль проигрывать после стольких лет этому пятнистому рабу, но он лучше, чем одиночество. Ты явно доводишь себя, а твоя замкнутость только этому способствует. Ты же знаешь, что я люблю тебя, а потому беспокоюсь. — Да, знаю. Прости. — Не стоит снова повторять: если я тебе не нравлюсь, тут уж ничего не изменить. Мы оба это понимаем, но я не понимаю, почему ты отбрыкиваешься от мальчишки. — Он не такой, как ты думаешь. Очень нежный и ранимый, хоть и прячет это под терновой бронью. Он ещё ничего не знает, многое не пробовал просто потому что был вынужден жить в рамках, которые жестокий мир ему обозначил. — Относясь к подросткам как к детям, ты будто отрицаешь, что они могут быть взрослыми. Иногда взрослее, чем мы с тобой. Хотя, может дело не в этом? — Росинант вопросительно поднял брови, прося Виктора продолжить мысль. — Может после той трагедии, что вы с Дофламинго перенесли в детстве, ты просто видишь в нём отражения брата и себя? Дофламинго же смотрел когда-то так же: словно обозлившийся на весь мир волк, способный выгрызть любому глотку. — Ло не такой. Он сильнее и добрее. Он очень хочет выйти из тьмы, в которой обитает, даже если сам себе в этом не признается! Его душа вся в светлых пятнах, даже больше, чем тело. — Это хорошо, — кивнул Виктор, зябко поёжившись. — Значит, в отличие от брата, этого мальчика ты сможешь спасти. А "спасение" для тебя чуть ли не важнее пресловутой "справедливости". — Преподобные, — позвала Моне, беззвучно материализовавшаяся на пороге. — Вы готовы? Нас ждут. По дороге обратно Росинант успел восстановить дежурную спокойную полу-улыбку, а Виктор расправить плечи с достоинством. — Хотя знаешь, во многом мальчик Дофламинго уступает: по крайней мере в нём нет такой же харизмы и зажигательности. — Правда? — улыбнулся Росинант, скорее внутренне соглашаясь, но тут они вышли на солнечную поляну. Воздух звенел от чего-то едва уловимого и прекрасного. Прямо на сцене и вокруг неё расставили игральные столы, накрытые зелёным холстом скатертей. За каждым столом тенрьюбито активно играли в карты. И не в покер, в который иногда собирались поиграть скучные патриархи семей! Каждый стол играл в "низкие" и "недостойные" формы карточных игр: "Козёл", "Дурак", "Кинг", "101" и с десяток других. Люди смеялись и ругались. Ло важно ходил между столов, становясь судьёй в спорных ситуациях, его звали, чтобы напомнить или уточнить правила. Лицо Моне вытянулось в удивлении, а челюсти Росинанта и Виктора просто отпали. — Что за звук? — успел спросить Виктор, прежде чем перед ними появилась счастливая Сильва с подносом в руках. На серебряной подставке там покоилась жемчужница. — Преподобный Вольфрам, а вот и ваш подарок от Отохиме-сама. — Это поющие жемчужины, — пояснил Росинанта, пока Виктор с любопытством осматривал полученное. — Их можно найти лишь на самой глубокой точке: у подножия Ред Лайн. Как только колония моллюсков совместно раскрывает створки раковин, под водой сплетается мелодия, сравнимая по красоте с пением сирен. На поверхности нельзя собрать столько же жемчужин вместе, но можно ощутить лёгкий отголосок, похожий на звон маленького драгоценного колокольчика. Говорят, украшение из такого жемчуга способно оздоравливать и поднимать настроение своими высоким чистым звучанием. — Судя по заученной речи, это ты должен был их презентовать. Виктор открыл раковину, уже без моллюска, и приблизил ухо к драгоценным перлам. Действительно они издавали высокие и чистые вибрации, на верхней границе слуха. — Очень красиво, — выдохнул он. Стоило закрыть раковину, и звук стих. Но остался фоном. — Но почему я его все ещё слышу. — О, господин Ло решил устроить что-то вроде игорного дома. Ставки, в основном, жемчугом, — улыбнулась Сильва. — Преподобная Лагардер попросила показать, чем он занимался "в обычной жизни", он и показал. Другим тоже стало интересно. Росинант хлопнул себя по лицу, но сквозь пальцы проглядывала искренняя улыбка. Действительно, что Ло мог ещё показать в ответ на такой вопрос? Смешивать яды и убивать одним ударом? — Потрясающий мальчик, — усмехнулся Виктор, скосившись на Росинанта. — А что с преподобным Мьёсгардом и прекрасной Отохиме? — А, это, — Сильва смутилась. За одним из столов действительно сидела раскрасневшаяся Отохиме, явно подшофе. Она пьяненько спорила с кем-то из гостей, а потом подняла руку, чуть не разбив несчастному Мьёсгарду нос, и позвала Ло, прося рассудить! И было это настолько громко, что даже вновь пришедшие и оставшиеся на краю тенрьюбито это слышали. — Господин Ло демонстрировал правила новых игр. Ему нечего было ставить, так что проигравший пил стопарик. Для справки: он почти не проигрывал, так что часть гостей, участвующих в демонстрации, уже того... Сильва показала на Анну-Розу, счастливо посапывающую на софе и укрытую пледом поверх вечернего платья. — Потрясающий мальчик, — повторил Виктор. — Если не успеешь освободить из рабов, подари мне: до смерти скучать не будет. — Он не чья-то собственность. И перестань называть его "мальчиком". — Ну, и признаков "девочки" я не наблюдаю, — пошутил Виктор. — Но я тебя понял. Юноша молодец, как ни посмотри. На этом Ло, до этого метавшийся от стола к столу, вдруг огляделся и заметил их, счастливо помахав рукой. — И "молодец" он только ради тебя, — пробормотал Виктор. — Пойдём. Молодой господин, его друг и слуги влились в яркую и веселую атмосферу Вечера Просвещения.