not really strangers

К Хребту Дилюк приближается к вечеру, когда небо уже розовеет от закатного солнца, а отряд рыцарей, закончивший на сегодня работу, направляется в базовый лагерь. Начав было искать глазами Кэйю, Дилюк замечает, как дорогу группе перекрывают сразу несколько хиличурлов, видимо увидевших рыцарей издалека. Среди воинов Фавониуса наблюдается явная растерянность: устранять последствия лавины, разумеется, отправили новичков, которые при лучшем раскладе смогут разобраться с парочкой слаймов от силы. Один из них, видимо самый смелый или опытный, с собранными светлыми волосами, все-таки нерешительно выступает вперед, готовясь давать отпор, но, очевидно, не особо представляя, как это сделать. Дилюк вздыхает. Рука автоматически тянется к рукояти меча, он переходит на бег, до грозных защитников Монштадта, встретивших, наконец, нечто похожее на реальную угрозу, ему остается пара десятков метров. Остолбеневшего светловолосого рыцаря неожиданно отталкивают назад. — Все в порядке, Лоуренс. Я разберусь, — появление капитана кавалерии как всегда эффектно, его нахальная улыбка как всегда на месте. Одного выпада меча, заряженного элементальной энергией крио, хватает, чтобы отбросить нескольких монстров назад. Управиться с шамачурлом, шепчущим свои заклинания, добить остальных хиличурлов — с этим капитан справляется грациозно, ничто в его виде не выдает ни напряжения, ни волнения. Кэйа всегда хорошо управлялся с мечом, и сейчас, сохраняя ледяное спокойствие, разбирается с угрозой играючи, стиль боя напоминает танец — он не теряет равновесие, не оступается. Дилюк расслабляется, прекрасно зная, что теперь управятся и без его помощи, но почему-то не может отвести взгляд. Не видеть в капитане Ордо такой знакомый образ из прошлого после событий последних часов становится вдруг невероятно сложно: его движения все такие же изящные, золотистая кожа будто светится под лучами медленно скрывающегося за горизонтом солнца. Подходя ближе, Дилюк не может не закатить глаза — рыцари смотрят на своего командира с восхищением, чуть ли не с благоговением, у Лоуренса так вообще еще чуть-чуть и слюна потечет. Где-то на периферии сознания проскакивает абсурдная, абсолютно собственическая мысль — «это, кстати, мой муж», но Дилюк тут же с раздражением отгоняет ее, как назойливую муху. — О? Мастер Дилюк? Какое неожиданное удовольствие встретить вас здесь, — Кэйа окидывает взором местность, убеждаясь в наличии, целости и сохранности всех членов своего отряда, и не может не заметить приближающегося Рагнвиндра. В его взгляде явно читается замешательство — встреча действительно неожиданная. — Решили выйти на вечернюю прогулку? — Есть одно дело, которое нам стоит обсудить наедине, — негромким, ровным голосом, совершенно не выдающим его настоящее волнение, сообщает Дилюк и почему-то, будто оправдываясь, решает добавить: — Действующий Магистр сообщила мне о нем сегодня утром. Дилюк завороженно отмечает, как взгляд Кэйи, сохраняющего внешнюю расслабленность, становится серьезным. — Выступаете в роли гонца Ордо Фавониус? Да вы полны сюрпризов, — насмешливо замечает он и поворачивается к своим подопечным, давая указание продолжать путь в базовый лагерь и очень постараться не умереть по дороге. — Я слушаю. *** — Значит, мы пропустили уже пятую годовщину? Если Дилюк и ожидал, что Кэйа скинет маску вечной беспечности и покажет хотя бы долю своих настоящих эмоций, то у этих ожиданий не было ни малейшего шанса быть оправданными. Альберих смотрит на него внимательно, с таким видом, будто бы слушает занимательную историю, к которой сам едва ли имеет отношение. Когда Дилюк доходит до рассказа о том самом разговоре у таверны, подслушанном одним особенно деятельным бардом, губы Кэйи искривляются в усмешке, а взгляд опускается на собственный безымянный палец. Дилюк непроизвольно смотрит туда же — кольца на пальце, конечно, не обнаруживается. — Все необходимые для развода документы у меня с собой, на них не хватает лишь твоей подписи, — наедине соблюдать формальности кажется совсем уж абсурдной затеей, поэтому Дилюк переходит на «ты», пытаясь вспомнить, когда в последний раз они разговаривали так долго с тех пор, как он вернулся в город. Разговаривали ли? После его возвращения их общение состояло из периодических словесных перепалок в таверне или насмешливо-вежливых фраз Альбериха, брошенных ему при встрече. Да и до этого дошли не сразу — первое время гораздо проще было просто игнорировать существование капитана кавалерии, смотреть украдкой, собирать новый образ в голове по частям. — Разумеется, все необходимые для развода бумажки у тебя с собой. Тяжело, наверное, считать минуты до расторжения этого брака? — холодно бросает Кэйа и Дилюк удивленно вскидывает на него взгляд. Куда делись шутливые формулировки? — Я ознакомлюсь с документами в лагере, не хочу, чтобы мое имущество нагло присвоили в процессе развода. — Само собой. До лагеря они добираются в тишине. Дилюк и сам не знает, какой реакции он ожидал. Хотел ли он увидеть сожаление в глазах Кэйи? Хотел ли обсудить ситуацию? Пожалуй, они только что упустили отличный повод наконец поговорить о том, о чем говорить не хотелось совсем, о том, что грызло изнутри уже долгое время. — Вот и все, мое гнетущее присутствие больше не будет портить твою благопристойную жизнь, — Кэйа протягивает ему подписанные документы, привычно ерничает. От его слов становится некомфортно, в груди что-то неприятно тянет. Жизнь без присутствия в ней Альбериха представить оказывается вдруг сложно. Он привык краем глаза наблюдать за ним в таверне, пересекаться взглядами, невольно прислушиваться к разговору других посетителей, если в нем упоминается такое знакомое имя. Да, это не шло ни в какое сравнение с тем, как много Кэйи в его жизни было раньше, но они все равно существовали где-то рядом и представлять свою жизнь без Кэйи в ней Дилюк не хотел. За время странствий он успел понять, что несмотря на злость и обиду, мешавшие мыслить ясно, ему все равно важно было знать, что Кэйа жив, что он в порядке. Ему все равно нужно было слышать знакомый голос, видеть, как тот улыбается, пусть искренне Альберих это делал редко и никогда — ему. Дилюк внимательно вглядывается в лицо напротив в безуспешных попытках найти там хотя бы намек на то, что его тоже задели воспоминания о совместном прошлом, но разочарованно находит лишь дежурную усмешку. Он успевает отойти от базового лагеря на приличное расстояние, когда его внезапно окликают — Кэйа умел оставаться незаметным, если хотел. — Эй, мастер Дилюк! Кажется, я не все вам отдал, — Рагнвиндр резко поворачивает голову в сторону, откуда раздается знакомый голос. — Я так не думаю, все бумаги на месте…— начинает было Дилюк, но прерывается, когда Кэйа молча протягивает ему раскрытую ладонь, с лежащим на ней знакомым серебряным кольцом. Дилюк застывает, растерянно уставившись на украшение. Он был уверен, что кольцо давно было выброшено за ненадобностью или, в лучшем случае, валялось где-нибудь среди других побрякушек Альбериха. Откуда оно у него сейчас, во время миссии на Хребте? Не носит же он его с собой? Дилюк подрагивающими пальцами берет с покрытой перчаткой ладони кольцо. — Теперь точно ничего не должен, — мягко произносит Кэйа и удаляется, исчезая в темноте. Остолбеневший Дилюк провожает его взглядом, не находя в себе силы даже набрать в легкие воздуха. *** Жизнь продолжалась. Дилюк управлялся с делами винокурни, работал вечерами в таверне, разбирался с документами, которыми был завален его стол. Дилюк старался занять себя так, чтобы не оставалось времени анализировать свои чувства или думать об одном привлекающим слишком много внимания капитане кавалерии. У него не выходило. Отдав подписанные бумаги о разводе Джинн, он не испытал облегчения. Почему-то это иррационально ощущалось неправильно. Дилюк чувствовал, как разрушается граница, разделяющая образ Кэйи из прошлого и нынешнего капитана Ордо. Верить в собственную ложь о том, что вся безграничная нежность, которую он испытывал, умерла в тот злосчастный день несколько лет назад и что к последнему он ничего, кроме раздражения, не чувствует, становилось все сложнее. Альберих был верен своему слову — его присутствие в жизни Дилюка почти сошло на нет. Он не появлялся в «Доле Ангелов» во время смен хозяина винокурни, вместо вычурных насмешливых приветствий коротко кивал, если они пересекались на улицах города. К удивлению Дилюка, отсутствие хотя бы какого-нибудь внимания со стороны Кэйи оказалось гораздо неприятнее, чем его вечные шутки и вполне удачные попытки задеть побольнее. Завидев в дверном проеме таверны сестру Розарию, Дилюк, в этот вечер стоящий за барной стойкой, невольно чувствует, как в нем зарождается нечто похожее на надежду. Не секрет, что они с капитаном кавалерии любили выпить вместе, а значит, вполне возможно, что и он, наконец, заглянет. Дилюк готов выслушать сколько угодно придирок к меню и сделать ему самую лучшую «Полуденную смерть», лишь бы Кэйа был на виду, на расстоянии вытянутой руки. Дилюк сам себя сейчас раздражает. Розария выпивает два бокала красного вина. К ней никто так и не присоединяется. Дилюк честно старается держаться и не дискредитировать свой образ равнодушного и сдержанного человека, но находит себя у ее столика. — Давно не видно вашего верного собутыльника, — он и сам не знает, к чему начал этот разговор, но отступать поздно. Сказать, что Розария смотрит на него недружелюбно будет огромным преуменьшением. — Вам ли не на радость? —холодно бросает она. Дилюк теряется, не ожидая такой реакции. Сестра Розария славится своей прямотой, граничащей с агрессией, но испытывать ее на себе Рагнвиндру пока не приходилось. — Я лишь удивляюсь, что так давно не видно постоянного клиента. — Послушайте, мастер Дилюк…— она на мгновение замолкает, будто решает, стоит ли продолжать, но, обратив на него полный неприязни взгляд, все же говорит, — вам было неприятно его присутствие — он прислушался и перестал докучать. Чего еще вы хотите? — Я не… Мне не было неприятно его присутствие, с чего вы…— Дилюк сам себе удивляется. Он вдруг чувствует себя мальчишкой, не понимающим, в чем провинился. — Он специально меня избегает, ведь так? Розария прищуривается, по девушке видно, что она вот-вот сорвется. Ничего общего с холодной сдержанностью Кэйи. — Я скажу это один раз и лучше бы вам меня услышать. Вы не посмеете снова сделать ему больно, ясно? Вы уже заставили его пройти через ад, но даже это не удержало Кэйю от того, чтобы снова и снова пытаться получить какие-то крохи вашего внимания, — практически шипит Розария. Дилюк невольно делает пару шагов назад. Он знал, что рано или поздно придется столкнуться с правдой, но все равно не был готов. — После вашего цирка с разводом ему, наконец, хватило мозгов понять, что ничего вернуть не выйдет. Теперь от вас лишь требуется не лезть к нему самому. С этим-то вы справитесь? — Что вы несете? — глухо осведомляется Дилюк. Посетители полупустой таверны оборачиваются в их сторону, почуяв материал для сплетен. — Вы бросили его здесь одного, после всех сопливых обещаний отвернулись при первой же возможности, прибежали аж на Хребет, лишь бы поскорее оборвать все связи, а теперь не понимаете, почему он вас избегает? — Розария поднимается со своего места, разворачивается в сторону выхода. — Хорошо, что вы наконец наглядно дали ему понять свое настоящее отношение, так бы Кэйа еще долго жил идиотскими надеждами. Дилюк заторможено отмечает, что его тело мелко трясет. Он чувствует, как горлу подкатывает ком, ноги становятся будто ватными. — Он, наконец, готов вас отпустить — позвольте ему это сделать, — голос Розарии холоднее льда, в словах явная угроза. Она уверенным шагом покидает таверну. Дилюк, стараясь дышать ровно, возвращается за барную стойку, наливает себе воды. Он действительно злился на Кэйю, чувствовал себя обманутым и преданным. Он, наверное, даже пытался ненавидеть его, но никогда, никогда не хотел, чтобы Кэйе было больно. Дилюк жил в уверенности, что их конфликт задел только его самого. Во время странствий он делал все, чтобы не думать о том, что оставил дома, не думать о смерти отца, о том, что сейчас происходит с Кэйей, а по возвращении в Монштадт встретил капитана Альбериха — уверенного, красивого, чужого, но точно не страдающего. Все эти язвительные фразы, колкие насмешки — Дилюку не приходило в голову задуматься о настоящих причинах такого поведения Кэйи. Очевидно, он просто хотел задеть его побольнее, разве нет? Признавать, что это был единственный способ получить его, Дилюка, внимание, не хотелось. Тем более сложно было поверить в то, что Альбериха задела ситуация с их разводом. Он явно не воспринял это как что-то серьезное, вел себя спокойно, как всегда подшучивал и ничто в нем не выдавало расстроенных чувств. Удушающая вина сдавливает грудную клетку. Сколько же боли он причинил тому, кому хотел подарить весь мир, кого хотел защищать до конца жизни? Чужое обручальное кольцо прожигает внутренний карман его плаща. *** Следующие несколько недель он, как его и просили, делает все, чтобы не пересекаться с капитаном Ордо. Едва ли Дилюка напугали угрозы сестры Розарии — скорее пришло осознание, что раз он не хочет никаким образом причинять Кэйе боль, то нужно позволить ему жить ту жизнь, которую он для себя хочет, и если в ней Дилюку нет места — так тому и быть. Избегать Кэйю совсем нетрудно. Днем Дилюк практически не выходит из своего кабинета на винокурне, работая за троих, а ночами патрулирует территории Монштадта как «Полуночный герой». Времени на разрушительные мысли, как и, впрочем, на сон у него не остается. На обеспокоенные замечания Аделинды о том, что без нормального питания и отдыха долго он не протянет, Дилюк лишь отмахивается. Заметив первые лучи рассветного солнца во время патрулирования, Дилюк понимает, что настало время возвращаться на винокурню — дел на грядущий день у него, разумеется, запланировано достаточно. Но, наткнувшись по пути на лагерь похитителей сокровищ в Шепчущем лесу, пройти мимо он не может. Разобраться с кучкой бандитов для обладателя Глаза Бога, тем более для «Полуночного героя» — не самая сложная задача, но в этот раз у Дилюка почему-то уходит на нее гораздо больше времени. Он замечает за собой непривычную медлительность, внимание рассеивается. Закончив с последним разбойником, он собирается продолжить путь, но чувствует странную слабость. Кружится голова. Дилюк видит, как по животу расползается кровавое пятно и с раздражением осознает, что кому-то в пылу драки все же удалось задеть его ножом. Рана выглядит неглубокой, но до винокурни, учитывая его состояние, идти будет рискованно. Дилюк решает, что доберется до «Доли Ангелов», где сможет получить помощь от Чарльза и отлежаться в жилой части помещения. Он быстро понимает, что переоценил свои силы. Перед глазами все плывет, но Дилюк просто не может позволить себе потерять сознание. У самого моста на входе в город он различает мужской силуэт и реагирует автоматически — тянется за мечом. Он ослаблен, и еле соображающий мозг видит угрозу абсолютно в каждом. Силуэт стремительно приближается. — Мастер Дилюк, не рановато ли для…— Дилюк слышит хорошо знакомый голос и для его организма этого оказывается достаточно, чтобы защитная реакция отключилась, а тело наконец расслабилось. Он буквально падает в чужие руки, и последнее, что улавливает Дилюк, чувствуя, как сознание его покидает, это испуганное «Люк?». *** Первое, что слышит Дилюк, проснувшись, это отдаленный разговор. Он едва ли может разобрать, о чем именно речь — видимо, разговаривают в соседней комнате. Голова гудит, все тело затекло, открыть глаза кажется тяжелейшим трудом. Он различает женский и мужской голоса. В мужском чувствуется взвинченность, его обладатель нервно что-то требует, женский же гораздо тише, мягче. Дилюк проваливается обратно в сон. Второй раз он просыпается в тишине. С трудом размыкает веки, узнав свою спальню на винокурне, немного расслабляется. Сквозь задернутые шторы не пробивается свет. Уже вечер? Дилюк чуть поворачивает голову, чувствуя при этом такую слабость, будто из него всю кровь выкачали. На стуле, которого в спальне раньше точно не было, согнувшись в неудобной позе, положив голову на кровать рядом с Дилюком, спит знакомый рыцарь. Рагнвиндр осторожно касается его волос. — Кэйа? — он с трудом узнает свой голос, так сдавленно звучащий. Тот резко поднимает голову, Дилюк едва успевает убрать руку. Заметив, что он в сознании, Альберих внимательно всматривается в его лицо. — Тс-с, сейчас я позову Аделинду, — намеревается уйти, но Дилюк успевает перехватить его пальцами за запястье. — Почему...почему ты здесь? — Не переживай, я уже ухожу, — тихо, как будто виновато доносится в ответ. — Ты не ответил, — Дилюк и сам не знает, откуда в нем сейчас столько настойчивости, но услышать ответ почему-то кажется очень важным. — Потому что ты свалился на меня, когда я возвращался после задания, ясно? Потому что ты находишь нормальным доводить себя до такого состояния и лезешь геройствовать направо и налево, вот почему я здесь, — Голос Кэйи ровный, он очевидно сдерживается, чтобы не перейти на повышенные тона. «Привилегии раненых — никто не будет на тебя орать» — проносится в голове у Дилюка. Он чувствует себя неуместно счастливым — Кэйа не просто сбросил его на Аделинду, он остался, он дождался, пока Дилюк очнется. Губы сами собой растягиваются в слабой улыбке. — Что ты улыбаешься? Скажи мне, когда ты последний раз спал? — Кэйа не собирается останавливаться, выглядит недовольным — забавным, мысленно отмечает Дилюк. — Позавчера? Может, пару дней назад, — тихо отвечает он. Этого достаточно, чтобы Кэйа взорвался окончательно. Ему строгим, требовательным голосом рассказывают все, что думают о таких геройствующих идиотах, не способных о себе позаботиться, угрожающе сообщают, что с Аделиндой уже был проведен серьезный разговор и спуску ему теперь не дадут, смотрят грозно. — Если ты посмеешь встать с этой кровати раньше, чем через три рекомендованных Барбарой дня или снова решишь притвориться растением и жить на одном солнечном свете и благих намерениях, ничего хорошего тебя не ждет. Мы друг друга поняли? Дилюк честно пытается убрать глупую улыбку, но у него никак не получается. Осознание того, что о нем волнуются, несмотря ни на что, расплывается теплом в груди. — Останься со мной еще на чуть-чуть? — несмело просит он, не зная, откуда вдруг такая решительность. Видимо, сказалось напряжение последних дней или головокружение, добавляющее ситуации еще больше сюрреалистичности. Он понимает, что так и не расцепил пальцы на чужом запястье. Кэйа удивленно вскидывает брови, но кивает: — Если обещаешь съесть весь суп. Дилюк мысленно благодарит похитителя сокровищ, пырнувшего его ножом.