not really strangers

Дилюк идет на поправку быстро — рана действительно несерьезная, скорее неглубокий порез, не доставляющий никаких неудобств, сознание же он потерял, вероятно, из-за изнеможденности, вызванной перегрузками и недостатком сна. Он пару дней послушно лежит в кровати, съедает все, что приносит ему довольная таким поведением Аделинда, смущенно отводит взгляд, когда она доверительно сообщает, что пока Рагнвиндр был без сознания, сэр Кэйа несколько часов терроризировал обитателей винокурни, распекая за то, что недоглядели за бестолковым молодым мастером. Дилюк усмехается, представляя, в каких ежовых рукавицах оказались бы тут все, включая его самого, если бы этот самый сэр Кэйа жил на винокурне, как и полагается его законному супругу. Повезло им, что бывшим мужьям жить вместе не положено. На третий день своего постельного режима Дилюк понимает, что если проведет еще хотя бы час ничего не делая, то окончательно сойдет с ума. Не желая вступать в лишнюю полемику с Аделиндой, объясняя, что он вполне способен сам принимать решения, в том числе касательно собственного здоровья, даже если они не совпадают со столь авторитетным мнением одного капитана Ордо, Дилюк выскальзывает с винокурни через заднюю дверь. Свежий воздух и теплые солнечные лучи ощущаются прекрасно. Дилюк, решивший, что скрываться от удушающей заботы легче всего будет в таверне, где Чарльз не станет задавать лишних вопросов, направляется в сторону Монштадта. Давно забытое ощущение легкости и какого-то приятного предвкушения кружит голову, мысли в голове — одна абсурднее другой — непривычно скачут в полном беспорядке: от желания заявиться к Кэйе с букетом лилий до навязчивой идеи сбежать куда-нибудь в Инадзуму, лишь бы скрыться от этой лавины эмоций. У Дилюка почти получается заставить себя сконцентрироваться, наконец, на мыслях о работе. Он прикидывает, как выжать максимум пользы из дня, проведенного не в своем кабинете, а в таверне, когда замечает у «Хорошего Охотника» горничную Ордо и не может удержаться от соблазна. В конце концов, пожалуй, из всех причастных к Ордо Фавониус, Ноэлль казалось ему самой приятной в общении и определенно подающей надежды. Он вежливо приветствует горничную и, стараясь звучать не слишком заинтересованно, уточняет, не знает ли она, где сейчас можно найти капитана кавалерии. — О! Вы знаете, мастер Дилюк, обычно сэр Кэйа вечно занят своими важными делами неизвестно где, но вчера Магистр настояла на том, чтобы капитан сдал ей отчеты о миссиях, — Ноэлль, очевидно довольная, что оказалась полезной, углубляется в подробности. — Видите ли, сэр Кэйа не слишком часто пишет отчеты, он, все-таки, очень занятой человек! Поэтому их скопилось немало… Дилюк усмехается — некоторые вещи с годами не меняются. — Так где же я могу его найти? — Ах, прошу прощения! Я приносила капитану Альбериху кофе в библиотеку Ордо не более, чем полчаса назад. Кажется, он там ночевал. Поблагодарив девушку, Дилюк скупает чуть ли не половину меню «Хорошего охотника» и направляется в штаб Ордо. Он был уверен, что Кэйа, просидев до утра над несделанными своевременно отчетами, точно не нашел время на еду, заменяя ее несметным количеством кофеина. Знал он об этом потому, что много лет назад, когда они только начинали свой рыцарский путь, Кэйа точно также не любил возиться с документами и откладывал это на последний момент, сидя потом всю ночь, окруженный бумагами и кружками из-под кофе. Дилюк, разумеется, сдающий все во время, помогал, с чем мог, но чаще спал в кресле неподалеку, а ближе к утру, когда обозленный от усталости Кэйа наконец заканчивал с последним отчетом, приносил ему еду, целовал в макушку и хвалил, зная, что это самый короткий путь к хорошему настроению Альбериха. Дилюк прекрасно осознавал, что заявляться в штаб Ордо Фавониус, нагруженным пакетами с едой, — крайне несвойственное для него поведение, но списывал свой внезапный порыв на проявление благодарности к Альбериху. Почему, проявляя благодарность, он чувствовал странное волнение от предстоящей встречи, Рагнвиндр предпочитал не задумываться. Едва перейдя порог библиотеки, он сталкивается взглядами с Лизой, которая, даже не спрашивая о причине его появления, закатывает глаза и молча машет рукой в сторону лестницы вниз. В указанном направлении Дилюк находит стол, покрытый ворохом бумаг, несколько пустых кофейных кружек и мирно сопящего во сне Кэйю, уткнувшегося лицом в сложенные на столе руки. Дилюк аккуратно отодвигает часть документов с края стола, сгружая на освободившееся место пакеты из «Хорошего охотника». Жест благодарности на этом, в общем-то, вполне завершен, можно направляться в таверну, но что-то не позволяет Дилюку уйти. Ну что за манера такая, засыпать в неудобных позах черт пойми где! — В кабинете Джинн есть диван, а сама она сейчас тренирует новичков где-то в Долине ветров, — доносится насмешливый шепот бесшумно появившейся Лизы. Дилюк поворачивается в ее сторону — библиотекарь лукаво улыбается, будто знает что-то, чего не знает он. Чувствуя, как от смущения краснеет лицо, он молча благодарно кивает и осторожно поднимает спящего Кэйю на руки. Тот что-то недовольно бурчит, но не просыпается. Дилюк невольно улыбается, глядя на его безмятежное лицо. Альберих выглядит совсем юным, его черты лица будто становятся мягче. Бережно опустив Кэйю на диван, он, не обращая внимания на доводы собственного здравого смысла, кричащего о том, что если он не хочет усугублять неловкость в их отношениях, то делать этого не стоит, накрывает Кэйю своим плащом и спешит покинуть штаб Ордо, будто скрываясь с места преступления. Вечером того же дня Дилюк, сидящий в дальнем углу таверны над налоговыми декларациями, чувствует на себе чей-то долгий взгляд. Вскинув голову, он замечает у барной стойки капитана кавалерии. Кэйа, на удивление, не выглядит помятым после бессонной ночи. Он о чем-то переговаривается с Чарльзом, при этом не сводя задумчивого прищуренного взгляда с Дилюка. На мгновение они пересекаются глазами, и Дилюк тут же панически утыкается обратно в свои документы. Некоторое время он отчаянно пытается сосредоточиться на цифрах, разрываясь между желанием как можно скорее покинуть таверну, пока Кэйа не потребовал объяснить произошедшее утром, и порывом подойти к нему, завязать разговор о чем угодно, лишь бы побыть немного рядом. Когда Дилюк, наконец, решается снова украдкой кинуть взгляд в сторону барной стойки, Кэйи там уже нет, а на стуле лежит аккуратно сложенный его, Дилюка, плащ. *** — Это кот, ребенок. Он спустится сам, когда захочет. Возмущенное кошачье мяуканье раздавалось с самой верхушки дерева. Добровольцев, желающих лезть за животным, пока не находилось. Дилюк, направляющийся на вечернюю смену в «Доле ангелов» из торговой гильдии, тоже не рвался выступать в роли спасителя четверолапых и прошел бы мимо, не заметь он под этим самым деревом знакомый силуэт. — Как тебе не стыдно, Кэйа! Ему страшно, а ты не хочешь помогать… — рядом с Альберихом топчется взволнованная девочка, дергая того за рукав. — Позволь напомнить, что кот на дереве только потому, что кто-то не следит за своими прыг-скок бомбами, — ворчит Кэйа. — Я бы на твоем месте радовался, что он жив и молился Анемо Архонту, чтобы Джинн ничего про это не узнала. — Джинн сказала, что мы с тобой сегодня должны присматривать друг за другом! Так что тебе тоже влетит! — переходит на угрозы малышка. — Я вполне уверен, что Джинн просила меня присматривать за тобой и точно не наоборот! Дилюк закатывает глаза, усмехаясь про себя. С серьезным лицом спорить с детьми — вполне в стиле Кэйи. Несколько мгновений девочка в красном молчит, а потом решается на крайние меры: ее глаза наполняются слезами, раздается всхлипывание. — Ну нет, ребенок, в этот раз твой трюк не сработает, — Кэйа присаживается на корточки рядом с ней, чтобы их лица были на одном уровне. — Я не полезу за котом, Кли. Точка. — Кли не хотела пугать кису… Кли виновата… — хныкает расстроенная малышка. Кэйа тяжело вздыхает и подходит к дереву, явно прикидывая, как будет легче на него залезть. Представив переломанные конечности Альбериха в случае его падения, Дилюк внутренне содрогается и решает, что пора вмешаться. — Кот сам быстро спустится, если приманить его свежим мясом. Кэйа оборачивается, заметив Дилюка, смотрит с подозрением, будто не верит, что тот вдруг дает ему советы по спасению четверолапого. Кли же радостно подпрыгивает, забыв про слезы. — Точно! Угрюмый дядя прав, киса учует мясо и сразу захочет полакомиться! — Вот пусть тогда угрюмый дядя кисе и помогает, — пряча улыбку, старается звучать недовольно Альберих. Пару десятков минут и одного спасенного кота спустя Кэйа и Кли сидят за уличном столиком у «Доли Ангелов». После того, как общими усилиями Кли и Дилюка с саркастическими советами от Кэйи, кот, наконец, слез, девочка прониклась к Рагнвиндру неожиданно теплыми чувствами. Она довольно сообщила, что сегодня они с Кэей целый день провели вместе, наловили много-много рыбы, потом жарили ее прямо на костре, а теперь идут в «Кошкин хвост», потому что «Кэйа целый день мечтает о своем соке из винограда, которым не делится с Кли», и ему, Дилюку, как ее новому другу, обязательно нужно пойти с ними. Поймав смеющийся взгляд Альбериха, Дилюк понимает, что отказываться от приглашения совсем не хочется, но он уже обещал Чарльзу свободный от работы вечер, поэтому вместо «Кошкиного хвоста» приглашает их в свою таверну. Дилюк ставит перед раздосадованным Кэйей стакан виноградного сока, а Кли предлагает попробовать безалкогольный яблочный сидр, и уже намеревается скрыться в дверях таверны, когда девочка настойчиво просит к ним присоединиться. — Только на пять минут, а потом меня ждут посетители, — соглашается Дилюк и опускается на стул рядом с Кэйей. Кли продолжает оживленно рассказывать про их сегодняшние приключения, не замечая неловкости, повисшей между взрослыми. — Стоило только познакомиться с тобой поближе, и ребенок уже очарован — вздыхает Кэйа. Дилюк вскидывает на него взгляд — на губах у Кэйи мягкая улыбка. В последнее время они, наконец, перестали друг друга избегать, но и нормально общаться, конечно же, не начали. Дилюк не знал, как подступиться к Кэйе, да и не был уверен, что имеет на это право. Когда Кэйа остался с ним на винокурне, следя за тем, как Дилюк безропотно ест свой суп, а потом негромко, убаюкивающим голосом рассказывая ему про свою работу, непутевых рыцарей-новичков и подозрительное увеличение количества лагерей хиличурлов, сидя у кровати, Рагнвиндр чувствовал себя правильно. С одной стороны, этот момент был как будто вставлен в реальность из прошлого, где они были вместе и Кэйа, сидящий у его кровати с чуть нахмуренными бровям, не казался чем-то сюрреалистичным. С другой же стороны, Дилюк замечал разницу между Кэйей из прошлого и капитаном Альберихом. Этот Кэйа был взрослее, юношеская наивность в его взгляде сменилась усталостью, его плечи стали шире, а голос ниже. Даже то, как и о чем он говорил, напоминало Дилюку о том, что он находится в настоящем, выдергивало из воспоминаний. Проблема была лишь в том, что Кэйа все еще оставался самым привлекательным человеком из тех, что Рагнвиндру доводилось встречать, и у него больше не выходило убеждать себя в обратном. Он знал, что скучает по юному Кэйе, которого больше нет, но также осознавал, что не слишком-то медленно, но очень верно влюбляется в нынешнего Кэйю. Дилюку хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался, чтобы голос Альбериха не замолкал, ему хотелось заполнить все пробелы, узнать, чем Кэйа занимается в редкие свободные часы, что его волнует, пьет ли он кофе как раньше — с молоком, но без сахара, до сих пор ли любит лето больше, чем любое другое время года, с кем он проводит свои дни рождения и какую книгу читал последней. Дилюк отлично понимал бедственность своего положения. — Не стоит переживать, очаровательнее тебя все равно никому не стать, — наконец отвечает Дилюк, вырываясь из своих мыслей. Рот Кэйи слегка приоткрывается в удивлении, на скулах проступает румянец. Дилюк не может отвести глаз. *** Получив конверт с пригласительным на торжественный прием, устраиваемый Ордо в честь прибытия дипломатической делегации из Фонтейна, Дилюк намеревается его выбросить. После возвращения в Монштадт он постоянно получал подобные приглашения от Ордо Фавониус, но никогда ими не пользовался. В этот раз что-то останавливает его от того, чтобы кинуть конверт в корзину с мусором. Это что-то, с тяжелым вздохом осознает Дилюк, — возможность лишний раз увидеть Кэйю. Именно так Рагнвиндр оказывается в большом зале на втором этаже штаба Ордо, с непригубленным бокалом игристого вина в руках, ведя светскую беседу на максимально отдаленные темы со скучающей, как и он, Лизой. Его взгляд прикован к Кэйе. Тот выглядит незаконно хорошо. Как вообще реальный человек может двигаться настолько изящно и привлекать столько внимания? Вырез черной шелковой рубашки с непомерно большим количеством расстегнутых верхних пуговиц оголяет бронзовую кожу, длинная серебряная серьга-цепочка приковывает внимание к стройной, соблазнительно-уязвимой шее. Дилюк тяжело сглатывает. К неудовольствию Рагнвиндра, не только он не сводит глаз с притягательного капитана Ордо. Дипломат из Фонтейна, молодой мужчина с убранными в высокий хвост пепельно-белыми волосами и аристократичными чертами лица, с которым Кэйа весь вечер о чем-то увлеченно беседует, не сводит с него пристального хищного взгляда. Кэйа, в общем-то, имеющий склонность к ничего не значащему флирту, помогающему ему получать ценную информацию от поддавшихся его шарму бедолаг, сегодня позволяет гостю из Фонтейна слишком много. Когда блондин заправляет выбившуюся прядь ему за ухо, задерживая руку у лица, касаясь пальцами скул, челюсти Дилюка с силой сжимаются, но он достаточно контролирует себя, чтобы не лезть. Альберих — не девица в беде, и едва ли кто-то сможет дотронуться до него не по его воле. Но когда посол утягивает Кэйю из большого зала, положив руку ему на поясницу и что-то шепча на ухо, терпение Дилюка иссякает. Пожалуй, он смог бы сдержаться и не последовать за ними, если бы верил, что Кэйа действительно заинтересован в том, чтобы уединиться с чужестранцем. Однако в самых дверях он поворачивает голову и впервые за вечер пересекается с Дилюком глазами. Что-то во взгляде Кэйи не нравится Дилюку — с таким взглядом не сбегают с приемов, чтобы приятно провести время. Он просто не может позволить себе не быть уверенным в том, что с Альберихом все в порядке, а потому вручает свой бокал Лизе и пересекает зал, следуя за парочкой. — Ну что не так, сэр Кэйа? — голос с фонтейнским акцентом звучит приглушенно из-за закрытой двери. Кэйа вместе с чужестранцем скрылся в чьем-то пустующем кабинете, и Дилюк не решается войти, не зная наверняка, одобрит ли его действия Альберих. Все вполне могло идти по какому-нибудь его очередному закрученному плану. — Я не думаю, что нам стоит… — Кэйа прерывается на полуслове, будто ему не дают договорить, а потом сдавленно продолжает, — Не стоит торопиться. — Я ждал весь вечер. Зачем же вы вдруг играете в недотрогу? — Дилюк поправляет перчатки на руках, чувствуя, как холодная ярость застилает глаза. Он бы давно уже методично выбивал из фонтейнца всякое желание даже думать о его Кэйе, если бы не уважал независимость Альбериха и его свободу самостоятельно принимать решения. Впрочем, выдержка Дилюка уже сдает позиции, он понимает, что недолго еще сможет позволять Кэйе вести свои темные игры. — Нам действительно лучше вернуться, отсутствие столь важной персоны не могли не заметить, — голос Кэйи напряженный. Дилюк не понимает, почему тот ищет несуразные предлоги и не может прямо отказать, будучи более чем способным дать отпор — как физически, так и парой резких фраз. — Ничего страшного. Что не так, сэр Кэйа? Есть ли хоть одна настоящая причина, по которой вы сейчас вдруг ломаетесь? — Я не… Мы могли не так друг друга понять… — Вы весь вечер открыто флиртовали со мной, добровольно согласились уединиться, а теперь уверяете, что мы друг друга не так поняли? — Именно так! Я, вообще-то, семейный человек, месье Дюран. Моему мужу точно не понравится, если я буду так близко общаться с другими мужчинами, — голос Кэйи звучит более оживленно, будто тот наконец нашел ответ на сложную загадку. — Ваш муж ничего не узнает, — отрезает дипломат. Раздается глухой звук, будто чье-то тело ударяется о стену, и на этом Дилюк решает, что услышал достаточно. Он распахивает дверь, находя за ней растерянного Кэйю, прижатого к стене, и недовольного чужеземца, резко обернувшегося на вошедшего. — Любовь моя, я везде тебя ищу, — голос Дилюка звучит неестественно добродушно. Сжав стальной хваткой плечо фонтейнца, он отталкивает его от Кэйи, мгновенно притягивая того к себе, целует в висок, по-хозяйски кладет руку на чужую талию. — Люк! — также фальшиво-радостно восклицает Кэйа, — Я проводил месье Дюрану экскурсию по штабу Ордо, и мы совсем потеряли счет времени. Внутри Дилюка ворочается что-то темное, в голове проносятся варианты того, как можно было бы объяснить внезапную пропажу фонтейнского дипломата, но он ловит многозначительный взгляд Кэйи и с трудом заставляет себя и дальше играть роль доверчивого мужа. — Неужели? Боюсь, мне придется прервать вашу экскурсию. Нам пора домой. Кэйа витиевато-вежливо прощается с побледневшим чужеземцем. Дилюк, не убирая руки с чужой талии, тянет его к выходу из кабинета, вниз по лестнице. Оказавшись на безлюдной улице, — прием в самом разгаре — Кэйа чертыхается, выглядит недовольным. — Надеялся вытянуть из него побольше информации до того, как он полезет мне в штаны. — Не хочешь объяснить, зачем притворялся беспомощной девицей, не способной отказать? — шипит Рагнвиндр, разворачивая Кэйю лицом к себе. — Это называется дипломатией, мастер Дилюк. Нам еще отношения между регионами выстраивать, — закатывает глаза Альберих. — И что же у тебя был за план? Позволил бы ему себя трахнуть на благо Монштадта? — Дилюк чувствует как от бессильной злости бурлит кровь, хватает Кэйю пальцами за подбородок. — Придумал бы что-нибудь. Ситуация была под моим полным контролем, — голос звучит раздраженно, Кэйа упрямо вскидывает голову, пытаясь вырваться. — В любом случае, это вообще не твоя забота… Дилюк знает, что поступает неправильно. Дилюк целует Кэйю. На несколько мгновений все вокруг будто застывает. Он боится даже вздохнуть, мысленно проклинает себя, мечтая испариться. Сердце Рагнвиндра отмирает и снова начинает биться, когда чужие губы податливо приоткрываются. Он чувствует, как Кэйа зарывается пальцами ему в волосы, больно их тянет, но на поцелуй отвечает. В поцелуе нет знакомой из прошлого нежности. Дилюк наконец дорвался и ему мало, мало, мало. Он твердо притягивает Кэйю к себе, тот чуть прикусывает его нижнюю губу, дышит тяжело. Кэйа сейчас такой близкий, такой знакомый, обнимает его в ответ, льнет ближе. — Мой, — шепчет Дилюк прямо в чужие губы, с трудом отрываясь от поцелуя. Его ладони скользят по шелку рубашки, заново исследуя тело Альбериха. Он лихорадочно целует везде, куда только успевает дотянуться — нос, уголок губ, шею, будто боясь, что вот-вот проснется. — Я никуда не денусь, Люк, — улыбается между поцелуями Кэйа. — Но нам нужно поговорить. Дилюк заставляет себя приостановиться и хотя бы попытаться сконцентрироваться на его словах, несмотря на протесты опьяненного близостью тела. — Сейчас?.. Кэйа качает головой, сам тянется за новым поцелуем. — Потом, все потом. *** Дилюк просыпается, почувствовав отсутствие тепла рядом. Он озадаченно моргает, мысленно восстанавливая события вчерашнего вечера, осознает, что в комнате темно — выходит, уснули они с Кэйей максимум пару часов назад. Нахмурившись, различает силуэт оголенного по пояс Альбериха, сидящего на краю кровати. — Кэйа? — осторожно зовет он. Кэйа поворачивается. Привыкшие к темноте глаза фокусируются на куске ткани в его руках — все, что осталось от шелковой рубашки. — Ты ее порвал, — надломленным голосом сообщает Кэйа. От его пустого взгляда и разбитого вида Дилюк чувствует приступ тошноты, по коже бегают неприятные мурашки. Вчера они кое-как добрались до его спальни на третьем этаже таверны, постоянно останавливаясь, чтобы снова поцеловаться, совсем как влюбленные подростки. Чужие теплые руки, помогающие избавиться от одежды, мешали мыслить ясно, довольная улыбка Кэйи в сочетании с его тяжелым дыханием и с готовностью реагирующим на ласку телом кружили голову. Дорвавшийся Дилюк действительно сорвал с Альбериха рубашку, даже не заметив этого, завороженный открывшимся видом — Кэйа под ним такой послушный, с покрасневшими скулами и опухшими от поцелуев губами, отзывается на каждое движение, старается приглушить собственные стоны, будто смущаясь их. Какая тут, к дьяволу, рубашка? — Ты расстроился из-за рубашки? — Дилюк мгновенно оказывается рядом, бережно гладит по волосам, обеспокоенно заглядывает в глаза. — Я куплю тебе новую, сокровище, сколько захочешь, самые красивые… Кэйа молчит, на его прикосновения не реагирует. Дилюк едва дышит от волнения, не понимая, что вдруг произошло и почему настроение Кэйи так резко изменилось. — Я…Не могу же я уйти без рубашки? — наконец выдавливает из себя Альберих, вскидывая взгляд. — Сейчас ночь, Кэйа, куда ты собрался? — Дилюк чувствует укол совести, осматривая красивое тело, покрытое множеством синяков и кровоподтеков, оставленных им. Дело же не могло быть в этом? На его собственном теле следов от совместной ночи сейчас не меньше, да и Кэйа точно не возражал. — Мне нужно идти, Люк. Могу я одолжить у тебя одежду? В другой момент Дилюк дорого бы заплатил за то, чтобы увидеть, как растрепанный Кэйа застегивает на себе его белую рубашку, чуть большую в плечах, но сейчас он думает лишь о том, как убрать это надломленное выражение со знакомого до мельчайших деталей лица. — Пожалуйста, поговори со мной, — просит он тихо. — Я… — Ты обещал, что мы поговорим позднее. Пожалуйста, Кэйа, не уходи вот так. Альберих соглашается, зовет его вниз, в пустую таверну. Натягивая на себя одежду, Дилюк спешит за ним. Кэйа выглядит гораздо лучше, спокойнее, сидя за столом со стаканом воды в руках, что заставляет напряженное тело Рагнвиндра чуть расслабиться. — Как ты видишь наши отношения после этой ночи, Дилюк? — вопрос неожиданно прямой, Кэйа смотрит серьезно, взгляд, наконец, более осознанный. Он соврет, если скажет, что вообще думал об этом. Последние несколько часов были будто наваждением, верить в реальность происходящего получалось с трудом, осмыслять все Дилюк планировал хотя бы утром. Впрочем, ему не нужно было время, чтобы понять, что он хочет быть рядом с Кэйей и никуда отпускать его не намерен. — Мы могли бы попробовать… Попробовать начать все заново? — осторожно предлагает Рагнвиндр. Качая головой, Кэйа слабо улыбается. — Я часто думаю о том, как все могло бы быть, если… Если бы мы остались вместе, — выражение лица Альбериха задумчивое, голос тихий, на удивление ровный. — Если бы я так и не сказал тебе… Или ты бы отреагировал по-другому… Дилюк едва дышит, чувствуя, как к горлу подступает ком. Выдавить из себя извинения, оправдания, хоть что-нибудь не выходит. — Правда же в том, что нет никакого смысла задаваться этими вопросами, — продолжает Кэйа. — Все уже произошло, мы поступили так, как смогли поступить. Я скучаю по тебе, Люк. С губ Дилюка срывается едва слышное, сдавленное «Я тоже». — Когда ты ушел, я думал, что умру от этой боли, серьезно, — невесело хмыкает Альберих, закатывая глаза. — Мне было восемнадцать и весь мой мир заканчивался на тебе. Черт, сколько ночей я провел, гадая, думаешь ли ты обо мне хотя бы иногда? Жалеешь ли о том, как все вышло? Сердце Дилюка будто вырвали из груди и теперь аккуратно ковырялись в нем ножом. Он хочет, чтобы Кэйа замолчал, хочет уйти, сбежать, лишь бы скрыться от липкого, противного чувства вины и от родного голоса, спокойно озвучивающего то, что так долго удавалось не замечать. — Но я научился жить без тебя. Встретил новых людей, которых полюбил всем сердцем, понял, что я не один в этом мире. Много работал, старался стать лучше, делать все на благо Монштадта — прямо как ты, — они встречаются глазами, Кэйа смотрит тепло, без злости. — Когда ты вернулся, меня будто на несколько лет назад откинуло, я так бесился, что ты смотришь на меня как на пустое место! Хотелось привлечь твое внимание любым путем, чтобы ты хотя бы по имени меня назвал… Все надеялся, что как-нибудь смогу тебя вернуть. Дилюк качает головой, тянется через стол, ловит ладони Кэйи в свои. Тот не сопротивляется, улыбается невесело. В окно таверны пробиваются первые солнечные лучи, мягко подсвечивая его лицо. — Я понял, что стоит оставить тебя в покое после всей этой ситуации с разводом. Сначала хотел хотя бы кольцо себе оставить, но решил и его вернуть, чтобы самому себе не врать о том, что что-то еще может получится. — Мы можем начать все заново, — найти в себе силы наконец что-то сказать тяжело, но Дилюк чувствует, как Кэйа ускользает от него и не может бездействовать. — Я все исправлю, сокровище, мы со всем разберемся. Глаза Кэйи наполняются слезами, он тут же утирает их рукавом, прочищает горло: — Это так не работает, Люк. Теперь я знаю, сколько боли могут принести эти отношения, и не хочу снова ее испытать. Может, я последний трус, но я боюсь вновь через такое проходить, понимаешь? — Я не хочу снова терять тебя, — шепчет Дилюк, понимая, к чему все идет. — Пожалуйста, Кэйа… Я не могу снова потерять тебя. Мягко улыбаясь, Кэйа подходит к нему, обхватывает его лицо ладонями, заглядывает в глаза. — Мы не потеряем друг друга снова. Я буду иногда заглядывать в таверну — лучше тебя «Полуденную смерть» все равно никто не сделает, — губы Дилюка чуть дергаются в попытке изобразить улыбку. — Но для нас обоих будет лучше оставить все как есть. Пусть прошлое остается в прошлом, да, Люк? Кэйа нежно проводит большим пальцем по его скуле. Дилюк чувствует себя беспомощным, как младенец, знает, что если сейчас отпустит Кэйю, то потеряет вместе с ним важную часть себя. — Нам не будет лучше по отдельности, мы это уже пробовали. — Не лучше, наверное, нет… Спокойнее. Я чувствовал себя самым счастливым вчера, когда ты целовал меня, но проснувшись… Проснувшись, я вспомнил, чем может закончиться такое счастье. Хочется схватить Кэйю, зацеловать, пообещать, глядя в глаза, что сделает каждый его день счастливым, что больше не подведет, объяснить, что он тоже изменился, что был тогда юным глупцом, не знающим, как справляться с собственными эмоциями, заставить его поверить, остаться с ним. Дилюк молчит, запрокинув голову, вглядывается в родные черты — взъерошенные со сна волосы, острые скулы, чётко очерченная линия челюсти, повязка, скрывающая один глаз. — Увидимся, Люк. Губы Кэйи легко касаются его лба, и Альберих скрывается за дверью таверны. Дилюк не двигается с места, потерянно смотря ему вслед.