Zombie

      Трепетал, словно ветви перед бурей.       Сонхва не мог перестать ловить каждое действие Сана, то, как он не унимался теребить пальцы, кусать свои губы, а после смотреть на старшего, молчаливо выслушивая. Он остался таким же. Что-то в Сане всё же не поменялось спустя время, спустя цветочное вмешательство. И Сонхва желалось улыбнуться этому, сжать в своих больших ладонях его хрупкие пальцы, огладить подушечкой костяшки, а потом… потом сказать о том, что вечность будет с ним. Как звёзды при луне, как солнце, что всегда укрывало своими лучами их планету, как цветы, которые сплетены с летом навечно.       Но мужчина не позволял себе такие действия, больше переживая о том, что чувствовал Чхве. Он подошёл к нему с трудом, под пеленой любопытства заставил себя сидеть сейчас вместе с Сонхва в ближайшем кафе, где они могли переждать дождь. Были у самого окна, наблюдали за тем, как дождь омывал своими слезами землю, благоухающие деревья, окна и небоскрёбы. И никто не смел отвлекать от разговоров, которых Паку так не хватало. Таких же, как в детстве, уже не будет, но для него это не недостаток, не причина, почему не должен быть с Саном. Он с ним навечно, он за него готов отдать сердце.       — Мы познакомились с тобой ещё в самом детстве, — произнёс Сонхва. Он старался держаться спокойно, но от небольшого волнения перед зомби получалось задевать ногтями кожицу на пальцах, разрывать её, только бы найти в этом своё спокойствие. — В тот дождливый день ты подошёл ко мне первым. Спросил, почему я плачу, и начал болтать со мной, вероятно, чтобы мне полегчало. Тогда ты в первый раз стал моим спасением. У нас с тобой разница в шесть лет, отличающиеся семьи, школы, другие интересы, но это никогда не было преградой. Дружба с тобой для меня всегда была исцелением, ты мог подойти ко мне, сказать, как хорошо ты провёл день, а я… мне уже становилось лучше. Понимаешь, Сан? — он повернул к нему голову, оглаживая парня мягким взором. Знал, насколько зомби бесчувственны, словно и ураганы не колыхнут в них души. Не поддаются панике, тревожности, печали, радости, любви. Никакой человечности в них не оставила ханахаки. Только Пак не догадывался, что Сан был особенным среди них. Ощущал в себе всю феерию эмоций, каждый всплеск, но тяжело выражал всё мимикой и телом. Будто Сана что-то сдавливало, заковывало в золотые прутья и не давало показать себя миру. Иногда слёзы невольно выступали на глазах, иногда он глотал рыдания, но эти случаи были настолько редкими и только тогда, когда Ли Джуён причинял боль, разбивал.       — Я понимаю, — Чхве не смотрел в глаза, опустил свои к рукам, которые держали в руках бумажный стаканчик с ягодным чаем, плавающими в нём кусочками клубники. Сонхва специально купил для него, обеспокоившись, что тот сможет заболеть после того, как ходил под дождём.       — Думаю, нет смысла скрывать это от тебя, — размеренный голос мужчины успокаивал, пропитывал уши, каждый нервный рецептор теплотой, что всё стихло в груди Сана. Успокоился непонятный бурлящий поток чувств в самом сердце под его речью, и зомби уже не был таким раздражённым, как в самом начале, толком ничего не говорил и давал делать это Сонхва. — Моя семья не самая лучшая. У меня строгие родители, они любят выгоду и деньги больше, чем своего единственного сына. Даже не знаю, зачем я тогда им был нужен, если никогда не относились с любовью и пониманием, — хмыкнул.       Сан на него всё же взглянул, внимательно следя за каждым движением розовых губ Сонхва, его глазами, необычайно прекрасными, бронзовой коже, смолистым волосам. Сонхва был красив, парень не смел этого отрицать. И в мыслях постоянно кружилось, почему же он решил цепляться за зомби, искать с ним встречи, когда мог сделать это с любым другим человеком, подарить ему своё внимание. Сан сомневался, была ли их сила дружбы настолько велика, что последние девять лет после операции он никогда не встречал его. Была ли дружба размером с Млечный путь, раз уж Сонхва так отчаянно смотрел на него, тянулся. В зомби всё так противоречило, а найти настоящего ответа не мог.       — И после того, как выслушивал от них всё самое плохое, всегда приходил к тебе. Ты был моим утешением, Сан. Мы могли часами разговаривать, лежать в твоей кровати, где вокруг было столько мягких игрушек, потому что ты любил каждого плюшевого медведя, и читать книги. Ты делал это с трудом, тебе не особо нравилось. Но когда я читал вслух, ты всегда удобно устраивался возле, закидывал на меня свои ноги и слушал. А потом ты засыпал, и я мог… — Сонхва прикрыл веки, склонил голову, что влажная чёлка спала на лоб, и промолвил со всей любовью к тем мгновениям прошлого, со всем трепетом к настоящему: — мог часами смотреть на тебя.       У Сана сердце застучало быстрее, он это чувствовал. Ощущал на себе каждое слово мужчины, представлял в голове всё сказанное, жалея, что такие драгоценные воспоминания были утеряны. Он мечтал затеряться в тех днях, помнить их вместе с Сонхва. Только вместо этого смотрел на звёзды на тёмном небе, такие же были в глазах Пака, когда он обращал свой взор на парня.       — Мы кушали мятное мороженое, смотрели «Звёздные войны», и каждый раз твоя мама ругалась, ведь мы могли сидеть у телевизора до поздней ночи, а потом решали математику. Ты её не любил, а мне очень нравилась, — смешок слетел с его уст. — У меня есть фотографии. Я обязательно покажу их тебе.       Он посмотрел на Сана, стараясь найти на его лице промелькнувшую улыбку и ямочки от своих слов, но вместо этого встретил нечто другое. У Сана расширились зрачки, пролетели в радужках кометы, вторящие цветочным вспышкам.       Такого не могло быть.       Сонхва не мог быть его первой любовью.       Ли Джуён говорил о том, что Сан ему никогда не нужен был, даже не желал смотреть на него, что Чхве противен для человека, из-за которого заболел ханахаки. Он втаптывал в зомби то, что его никогда не искали, не желали приблизиться. Только Ёнджун говорил об обратном, со смехом отзывался о том, что Сану нравилось, как его возлюбленный решал математические задачи. И Сонхва хранил столько моментов трепетного в своём сердце, открывал Сану, как бутоны нежнейших цветов. Он просто не мог быть тем, кто с неприязнью относился к парню.       Не могло быть совпадением. Не могло быть ошибкой. Но Сану с трудом верилось в свои предположения.       Сонхва не его любовь.       — Тогда, — прошептал парень, сглотнул ком в горле и смотрел с мольбой в глазах на мужчину, — скажи, почему ты появился только сейчас?       Почему оставил?       — Мои родители заставили лететь в Штаты, учиться там. Подумали, что общение с тобой было во вред моему будущему. Но сделали ошибку, ведь там я был несчастен даже больше. И мне не по своей воле пришлось оставить тебя, Сан, — обратился так нежно, что у парня стянулись все сосуды. Никто так не произносил его имя, никто прежде не смотрел так любовно, как делал это Сонхва. У парня дрожали пальцы от собственных мыслей, что не хотели покидать голову, и он, чтобы как-то отвлечь себя, попробовал сладкий чай. — Я вернулся в Корею спустя пять лет и сразу же занялся делами компании. Цветочная лихорадка всё больше убивала людей, пришлось потратить ещё столько же времени на разработку ингибиторов. Я не спал, не ел и все свои минуты уделял на лекарство, но ни на секунду не забывал о тебе.       — Ты разработал ингибиторы? — задал вопрос зомби, едва заметно улыбаясь от того, что напиток пришёлся ему по вкусу. Мужчина увидел движение губ, и душа защебетала, как стайка колибри, от того, насколько очаровательно в этот момент выглядел Сан. Слишком милый. Слишком прекрасный.       — Не я, мои сотрудники. Я даже ничего такого не делал, — произнёс Сонхва, заверяя в своей непричастности. Но многие бы не согласились: без такого руководителя, как Сонхва, они бы не смогли добиться всего, что имели сейчас.       — Значит, ты начальник какой-то лаборатории? — спросил он, стараясь больше не смотреть и всячески избегая взгляда Пака.       — Исполнительный директор фармацевтической компании.       — Понятно, — прошептал Чхве. Отношение к Сонхва постепенно сменялось. Те шипы, что распускал на себе Сан при встрече с ним, теперь уже сменились мягкими лепестками. Зомби немного интересовался мужчиной, находя в нём хорошего собеседника, который к тому же знал о его прошлом, но парень не переступал собственные границы. Никогда не станет подпускать к себе людей. Особенно тех, кому не хотелось бы показывать, насколько грязен каждый участок его тела. Не после тех, кто изуродовал, не после Джуёна. Сонхва не должен узнать о том, что случилось после операции.       Сан не допустит.       — А чем ты занимаешься? — знал, мужчина прекрасно знал о нём всё, но всё же спросил. Слышать это из уст Сана намного лучше, чем так ужасно искать о нём информацию. Никогда себе не простит то, что вторгся в его границы, только бы стать ближе. Обязательно признается в своём мерзком поступке.       — Я состою вместе с друзьями в рок-группе, — ответил он. — Они позвали, я согласился. Но днём пропадаю на подработке в магазине.       — Не тяжело там работать? — обеспокоенно спросил Сонхва, вспоминая, как тот таскал несколько картонных коробок, расставлял продукты по полкам. Был уверен, что работа не из простых, с лёгкостью могла вымотать. Особенно зомби.       — Нормально, — Сан вновь отпил чай, больше ничего не говоря. Его ответы не всегда были красочны в эмоциях и часто краткими, в этот раз он и не знал, что можно было бы добавить. Парень никогда не жаловался на физический труд, да и многие в его окружении не знали, как он проводил своё свободное время. Друзья и мама думали, что он весь день находился дома, потому что Сан не говорил о работах. Они будут слишком обеспокоены, Чхве убеждён в этом.       Сонхва боялся, что Сан чувствовал себя неудобно от его постоянных вопросов или разговоров с мужчиной, потому больше ничего не говорил. Тихо наблюдал за парнем, не решаясь на какие-либо действия, и наслаждался его присутствием. Ему достаточно того, что Сан с ним сейчас так близко, так ощутимо.       — А ты… — тихо начал зомби, опуская свой взор на кроссовки. Чай он уже допил, потому оставил его на круглом столике возле и тут же поспешил скрыть свои руки рукавами толстовки. Сонхва знал о проступающих венах на коже, только Сану за них всё равно было стыдно. Эти сиреневые пятна, напоминающие трупные, всегда будут заставлять так чувствовать. От этого не избавиться. — Знаешь, из-за кого я заразился ханахаки? Может, вы были знакомы?       Сонхва отрицательно покачал головой.       — Это случилось после того, как я уехал.       С уст сорвался тяжёлый вздох разочарования, а после парень прикусил нижнюю губу розоватого оттенка, что уже становилось для него привычкой. Он знал, что узнавать от Сонхва подробности прошлого нельзя, это могло обернуться ужасно для него самого же, но не мог сдержаться. Хотелось разгадать тайну каждого лепестка, что заполнили в юности собою полость тела, опутали сосуды и цвели на предсердиях. Но не успел задать и следующего вопроса, как Сонхва опередил его:       — Могу я поинтересоваться, — осторожно начал он, — что с тобой было после операции? Если ты не хочешь отвечать, не стоит. Я всё пойму, — тут же заверил. Ничего не было важнее, чем внутренние ощущения Чхве.       А Сан на его слова даже не знал, как ответить. Что было за всё то время, кроме скал боли, о которые он разбивался? Не знал, как ответить на собственный вопрос, не говоря уже о мужчине. Сжал пальцы, впиваясь ногтями в кожу, что оставили за этим следы в виде полумесяцев, желал поджать к груди колени, чтобы спрятаться за ними, в особенности от Сонхва. Но они были в общественном месте, Сана могли бы не так понять.       — Я просто… — тихо проговорил он, голос понемногу начинал дрожать, а от того, как он мысленно проваливался в космические дыры этих воспоминаний, слёзы начали скапливаться в уголках глаз. Если бы не поднял взор к потолку со свисающими сиреневыми глициниями, они бы побежали по щекам, заблестели при свете ламп. И Сонхва бы понял, насколько глубоко были вколоты шипы беспощадных людей в раненое сердце Сана, узнал бы, что Сан скрывал от всех. — Находился в больнице, подолгу смотрел на небо, а потом сидел дома.       Смотрел на лиловое небо с пробуждающимися звёздами, когда в этот момент над ним измывались одичавшие монстры в человеческом облике, вбивались в плоть, сжигали хрупкие ветви его грёз. Смотрел и шептал себе, что сможет выжить.       — Я просто существовал, — горько вырвал из своих внутренностей, чувствуя ком в горле.       — Не жил? — спросил тот, заглядывая в блики его стеклянных глаз. Видел в них столько промелькнувших созвездий, кричащих о боли, но не знал, что можно было предпринять, чтобы Сану стало легче. В детстве ему помогали мороженое, нежнейшие объятия и лёгкие поцелуи в висок. Сейчас Сан изменился, многого не помнил, а те вещи, вероятно, и не любит.       — Никогда.       — Мне жаль, Сан. Я не могу перестать винить себя за то, что оставил тебя. Не знаю, сколько ещё трудностей ты пережил без меня, но я словно чувствую, что что-то не так, и я… я бы так хотел забрать все те моменты, где ты сломлен, — искренне произнёс мужчина, смотря на сжавшегося парня, а тот в ответ. Утопал в морях бабочек, шепчущих о том, насколько Сонхва неправилен для мира зомби. Он не такой, как все его идеальные компоненты: не унижал, одаривая тело ударами, не душил, вжимая со всей силы в ледяные простыни, не говорил, как Сан отвратителен для этой вселенной. Вместо этого он со всей осторожностью касался его запястий, защищал от капель дождя, говорил мягко и аккуратно, подбирая слова, которые бы никак не расстроили парня. Он говорил, как мог часами смотреть на него, что хотел бы забрать всю боль из его груди. А там… там разрасталось лазурное пламя от одних только слов Сонхва.       С Саном впервые такое.       Запутался в очередной раз.       Никто не извинялся перед ним за то, к чему не был причастен. Никто не вёл себя так, как этот мужчина в шерстяном пальто, по цвету похожем на грейпфруты, плавающие на дне горячего цитрусового чая, как тот, от кого всегда пахло чарующими гиацинтами. Парень хотел бы оттолкнуть его от себя ещё дальше, как волны океанов, что выбрасывали корабли на берега, но одновременно желалось быть вместе ещё несколько минут. Словно Сонхва цветочная поляна, находящаяся на самом краю света, куда никто не сможет добраться. Словно Сонхва его отдельная планета, только для Сана. Только для его боли, что исцелится рядом с ним, лопнет, подобно воздушным шарам, улетающим стремительно далеко к лавандовому небу.       — Я пойду.       И вместо этого вновь выбрал отпустить. Никогда не выберет себя.       Сонхва лучше с ним не видеться. Он лишь разочаруется в парне, что больше не представлял из себя то, что было раньше, он потратит своё драгоценное время впустую. Он ничего не добьётся, ведь Сана перестроили по правилам Ли Джуёна. Избавиться от тех выстроенных границ, что провели по нему, как сломанными ветвями по золотистому песку, будет непросто. Будет невозможно. Только зомби не знал, что Сонхва уже не важно, как изменился Сан, что весь его внутренний мир разнился с тем, какой был в прошлом. Главное, что Сан рядом с ним. Значимее уже не было ничего. Потому мужчина потянулся к нему, зацепил пальцами его толстовку, не касаясь самой руки.       — Я подвезу тебя.       — Не стоит, я сам, — упрямо ответил парень, даже не смотря на мужчину, а тот вновь только на него одного.       — Дождь ещё не закончился.       Сан раскрыл рот, намереваясь возразить его словам и поскорее уйти из заведения, но, видя взгляд теплоты и безграничной заботы Сонхва, безмолвно прошёл вместе с ним к выходу. Глаза Сонхва покорят ураганы. Те, что всегда бушевали в груди Сана. Пальцы, которые он переплетал с его, мягче морских волн. Сердце его прекраснее мерцающей весны, что благоухала сезоном дождей в городах и провинциях. И Сан в очередной раз запутался, не мог понять, как ему следовало поступать, как вести себя рядом с мужчиной. Не вручал свою душу, подобно букетам гортензии, но и не проходил мимо Сонхва, оставался рядом с ним. Близко. Любой бы упрекнул зомби в том, что он легко поддался, люди не должны так быстро очаровываться другими, но Сан ничего не мог с собой поделать. Мужчина как глоток воздуха в его загрязнённом дымчатом мире. С ним каждая минута ощущалась по-особенному, совсем не так, как это было с Джуёном. Чхве не смог бы описать то, что творилось внутри него, что так отчаянно билось и стремилось быть вместе с Сонхва, но он знал, что тот не как все.       И пусть Сан пройдёт сквозь границы собственных порядков, если это даст почувствовать ему необыкновенное тепло.       Они подошли к чёрному mclaren, и Сонхва открыл тому дверцу, усаживая на переднее сиденье. Всячески старался создать комфортную обстановку для парня, а тому уже было приятно от того, как обращался с ним старший, от марципана, разлетающегося сладостным ароматом по салону машины. Мужчина опустился рядом с ним, и они выехали за территории района, что хранил в себе их очередную встречу. Он неторопливо вёл автомобиль, поглядывая на зомби, который, в свою очередь, отвернулся в сторону окна, наблюдая за ночными пейзажами.       — От тебя всегда пахнет марципаном, — произнёс Сан, прислонив голову к холодному стеклу и наблюдая за тем, как по лобовому скользили капли дождя, что тут же исчезали благодаря дворникам.       — Он нравился тебе, — ответил тот, почти шёпотом.       — И ты сразу начал использовать этот запах? Нет, — он помотал головой, собирая все мысли в один флакон. — Ты никогда не следовал своим собственным вкусам?       — Я любил всё, что нравилось тебе, — заглянул в глаза, давая понять, что говорил чистую правду и ничего больше. — Любая вещь, напоминающая о тебе, всегда будет для меня значимой. Мятное мороженое, марципаны, струны гитары, горы акварелью, вельветовые брюки и вязаные носки под жёлтые резиновые сапоги, — проговорил со всей нежностью, что Сан невольно затаил дыхание, а сердце зазвучало чаще своими птичьими ариями. — Это всё было частью тебя, а потом и меня.       — Я никогда не пробовал мятное мороженое, — признался Чхве и прикрыл веки, только бы не видеть больше мужчину, ведь внезапные стыдоба и смущение разом накатили на него, не оставили в спасении, а если встретиться с шоколадными глазами, не сможет скрыть этого в себе, — и ничего, кроме толстовок, не носил. И даже… кроссовки промокают, когда случайно наступаю на лужи, я никогда не носил резиновые сапоги.       — Это не так трудно исправить, Сан, — заверил он его. — Я угощу тебя мороженым завтра, обещаю. Постараюсь пораньше освободиться от работы, чтобы сводить в место, где можно купить самое вкусное. Я покажу тебе фотографии, у меня их много. И ты сможешь увидеть те самые твои любимые сапожки. У меня есть твои фото, где ты постарше, — он улыбнулся, стараясь всячески дарить комфорт парню и своим бархатным голосом расслаблял, что Сан невольно прикрыл свинцовые веки. Устал. А Сонхва был нежнейшей колыбелью после тяжёлого дня.       — Никто не показывал мне мои старые фотографии, — тихо, совсем тихо послышалось от зомби.       — Почему?       — Они говорили, что ханахаки может вернуться, — под пеленой накатывающего сна Сан уже еле проговаривал слова, хоть и желал продолжать слушать речь мужчины, окутывать себя его спокойствием. Джуён был совсем другим, более резким, грубым и агрессивным. С ним Сан никогда не чувствовал себя посреди раскрывающихся цветков природы, холодных капель водопада, шумом рек райской гавани. С Ли словно в кровавом Аде, знойной пустоши, из которой никогда не выбраться. С Джуёном война. Самая страшная, жестокая и вызывающая вопль, что истошно срывался бы с уст. И мысли о нём, болезненные воспоминания заставляли съёжиться, что сразу заметил Сонхва, но подумал, что дело в нём. Что не стоило подвергать Сана большей опасности.       — Тогда мне не стоит этого делать? — проговорил тот с дрожью в голосе, смотря на смолистые волосы парня, спадающие на лоб, блестящие губы при свете неонов города, и длинные ресницы, трепещущие, как крылья бабочек.       — Но я… — остановился, боясь произнести следующее. Боясь признать то, что отталкивал от себя с самой первой встречи с мужчиной, отбрасывал весь вечер. Но всё же не мог скрыть этого в себе, все чувства начали выплывать из сердца наружу, находиться на самой поверхности сознания, как кувшинки на водной глади. — Хочу.       И его слова по несколько тысяч раз, как количество звёзд на тёмном небе, отбивались в сердце Сонхва. Уголки губ невольно потянулись вверх, всё внутри вдруг встрепенулось, растаяло, как снежные покровы на холодной земле, являя наконец подснежники, что прогреются солнцем, именем его вечной любви — Саном.       Парень ощущал, как зарделись его щёки, уши и даже шея с созвездиями веснушек от смущения, когда как организм совершенно его не выдавал, ведь реакции на теле у зомби — всегда медленный процесс. Потому он затеребил пальцы в надежде, что это хоть немного успокоит его волнующуюся душу. А мужчина зачарованно наблюдал за каждым его действием, впитывая все эти мгновения, чтобы после прокручивать в своей голове до бесконечного количества.       — Расскажи мне что-нибудь ещё, — попросил Сан, всё ещё не раскрывая своих глаз, не давая Сонхва полюбоваться ими, прежде чем довезёт его до дома, отпустит, в очередной раз даст реалиям просочиться в их маленькую вселенную, что только начала расцветать по-новому. Потому что так нужно. У Сана есть свой мир, и Сонхва не имел права в него влезать.       — Не знаю, что было у тебя в старшей школе, ведь к этому времени я не находился рядом, но когда ты учился в средних классах, то всегда стоял на первом месте в школьном рейтинге, — Сонхва водил подушечками пальцев по кожаному рулю, следил взглядом за дорогой, но при этом не переставал наслаждаться обществом Чхве, постоянно поглядывая на него. — Твоя мама очень часто хвалила тебя за это. И готовила нам вкусные блюда в знак небольшой награды за старания. Всё говорила, что это моя заслуга. Но, Сан, я тебе ничем таким не помогал. Ты сам по себе был замечательным и умным мальчиком, я всегда восхищался этим.       Сонхва повернулся к нему в надежде увидеть, как тот размыкал полные губы, проговаривая слова, обволакивал его своим шёлковым голосом, но вместо этого застал картину прекраснее, чем многие. Сан заснул. Больше не смог держать себя, стараясь продержаться ещё немного перед Сонхва, и погрузился в сновидения, как в океан. Тихий и утешающий. К моменту, когда они уже подъехали к его дому, парень всё ещё спал, и как бы мужчина ни пытался его разбудить, всё не просыпался. Потому Пак опустил голову на спинку своего сиденья, позволяя мышцам спины расслабиться после долгого напряжения, и неотрывно смотрел на Сана, мазал взглядом по изгибу носа, розоватым устам, подбородку, стайке красных капилляров на его бледном лице, не скрытых ничем. Самый настоящий. Затерялся в его влажных волосах, что всё ещё не высохли после дождя, на них падал лиловый свет ламп ближайшего магазина, задержался на чужих губах.       — Я люблю тебя, Сан, — прошептал совсем неслышно свою истину, то, что никак не мог сказать в юном возрасте, а сейчас слова так легко вырывались из самого сердца. Сейчас их уже не остановить, он бы осыпал своими признаниями зомби, говорил, что за него готов отдать свою жизнь. Ему не жалко.       Сонхва потянулся к нему рукой и осторожно, но до цветочного безумия нежно огладил его впалые щёки. Не мог перестать думать о том, как это неправильно — тайно касаться своего божества, без его разрешения, вмешиваться в его пространство, но не мог убрать пальцы, продолжая водить круговыми движениями по бархатной коже. Он спустился к его губам, задевая потрескавшуюся кожицу, и ощущал горячее дыхание, стоило тому немного приоткрыть их, только бы вобрать больше воздуха. Но совсем не ожидал встретиться с встревоженными глазами Сана, бегающими по лицу мужчины.       — Что ты делаешь? — спросил он, а Сонхва тут же отдёрнул руку. Забылся. Потерялся. Пошёл на поводу собственных желаний, подобно животному, не видящему ничего вокруг. Не перестанет корить себя за это.       — Прости, Сан, — он не опускал взгляда, смотрел прямо на него, но каждое слово, слетевшее с уст — искренно. Так было и всегда будет. — Я… ужасен.       — Я пойду, — только это и мог произнести зомби, тут же открывая дверцу машины и выходя из неё. Не оборачивался, потому даже не подозревал о том, как с небольшого расстояния на него смотрели глаза змея. Ли Джуён скользил по худощавой фигуре зловещим взглядом сквозь лобовое стекло своего гиперкара, прожигал в нём огненные дыры, прекрасно догадываясь о том, с кем только что парень проводил время. Он усмехнулся этому, следя за тем, как зомби пропал в многоэтажке, а Сонхва всё ещё не отъезжал. Всё продолжал смотреть на силуэт, что давно удалился, и прокручивал растворившиеся минуты с ним.       Джуён потянулся к своему телефону, печатая сообщение Сану.       «Ты где?» — засветилось на экране смартфона, и Сан поджал губы, продолжая подниматься по ступенькам лестницы. Только ему казалось, что стены давили, ступеней становилось больше, они нескончаемы, а Сан в самом бесконечном водовороте, замкнутом круге, где выхода нет и не будет. Каждое слово от него — ножи. Каждое его действие — кровавое море, в котором затеряться и никогда не выбраться.       «Я не дома», — ответил, скрывая правду. Только бы не видеться с тем.       «Я хочу встретиться», — пришло в ответ.       «А я нет. Прекрати, Ли Джуён».       «Мне не сложно избавиться от Пак Сонхва. И ты знаешь это, Сан-и. Жду тебя в своей машине возле твоего дома».       И тогда Сан понял, что бежать некуда. И тогда, когда Джуён оставлял свои мерзкие поцелуи, вгонял член в горло, оттягивал волосы и наносил удары, покрывая тело алыми следами, осознал — ему не скрыться ни в этой вселенной, ни в следующей.       Он закусил ребро ладони, стараясь сдержать рвущийся наружу всхлип. Жгучие слёзы скатывались по его щекам, скользили, вторя каплям дождя к ладоням, и оставляли свои мокрые следы на коже, которой ранее касался сам Пак. Не простит себе, если с Сонхва что-то случится. Не простит, если тот столкнётся с Джуёном. Вытерпит всё, пройдёт в раскалённый Ад ради него, лишь бы мужчина не трогал Сонхва. Не трогал его новый драгоценный, прекрасный розовый алмаз посреди мрачного мира.       — Прекрати с ним видеться, — вдавливая тело зомби в матрас кровати, прошипел Ли, оставил на шее свой змеиный укус. — Не знаю, что он наплёл тебе, но не верь ни единому его слову.       Поверил. Каждому. И верить ему будет больше, чем Джуёну, который никогда не будет его касаться с такой же осторожностью, как мужчина. В глазах Ли никогда не увидит себя, что отражением красивее, чем гиацинтовые закаты с проблесками золотистых лучей. В действиях не найдёт того трепета, того согревающего, что было подобно сладостному марципану, исходящего от одежды Сонхва.       — Он бросит тебя при первой возможности, как сделал это, свалив в Штаты. Люди продажны, он тем более, — выплёскивал свой яд, распространял по сосудам, разгонял по крови, но Сан больше не слушал. Прикрыл свои уши, как ракушками, вслушиваясь в волны своего собственного лазурного моря — Сонхва. Вспоминал его разговоры, по-новой воспроизводил каждое его действие, замечая уже больше, чем раньше, сравнивая с тем, что творил Джуён с ним прямо в этот момент. И жалел, бесконечно жалел, что покинул его так быстро, когда можно было продолжить сказку до самой ночи. До самой вечности.       И грело в груди представление о том, как они встретятся на следующий день и Сонхва отведёт его к месту, где лучшее мятное мороженое. И Сану непременно понравится, он был уверен в этом. А после покажет старые фотографии, где их вместе разделённое прошлое. То, что теперь блестело в сердце после мягких разговоров, приятных касаний. Он старался разрисовывать их более юные лица розоватыми мелками своей фантазии, воображал, как они проводили свои дни за учебниками, играми, а по ночам читали книги, где у героев всегда счастливый конец. И никакие болезненные удары Джуёна не могли размыть эту появляющуюся улыбку на окровавленных устах.       Сонхва неправилен для его мира, а Сан решил, что пойдёт против всей планеты вслед за ним.