Zombie

      — Я заеду за тобой вечером, как только ты закончишь, — произнёс Сонхва, смотря на Сана, не отрывая своего влюблённого взгляда от него.       Они сидели в его машине ранним утром, наслаждаясь теми минутами, что были у них до того, как сиреневый город оживёт, множество людей заполнят улицы, спеша по своим делам, а автомобили станут передвигаться с высокой скоростью бурным потоком. У них осталось всего немного времени, чтобы успеть наполнить свои сердца сверкающим счастьем, переливающимся, как серебристый бисер, урвать эти прикосновения, переплетения пальцев и робкие поцелуи, к которым Сан ещё не мог привыкнуть. Он улыбался, чувствуя губы Сонхва на своих, ощущал, как всё его тело пунцовело от смущения, а потом утыкался в плечо мужчины, скрывая то, как млел от всех его ласк и неторопливых движений.       Его захлёстывало эмоциями, а Сонхва — Саном.       Потому сейчас он отвёл взгляд к окну, смутившись взора Сонхва, которым он продолжал мазать по своему божеству, осыпать его комплиментами и множеством других слов любви, от которых сердце Сана трепетало всё больше, казалось, и выпорхнет из грудной клетки, как колибри. Разнесёт свой щебет, волшебную мелодию, показывая, что и для зомби, и для Сана существовали вещи, способные украсить его мир во множество светлых тонов, о которых он раньше только и мечтал, а сейчас они воплотились в реальность, сейчас они были видны в том, как идеально смотрелись их ладони вместе. С этой очаровательной разницей, ведь у Сана пальцы были не такими длинными и сама ладошка казалась такой миниатюрной на его фоне, что Сонхва хихикал этому, вспоминая, как в юности Сан из-за этого часто обиженно выпячивал губы, всё обещал, что в будущем достигнет его размеров, станет таким же высоким, таким же прекрасным, совершенно не подозревая о том, что для Сонхва он был самым неземным.       — Наши ладони вместе смотрятся идеально, — шептал мужчина тем поздним вечером, когда они разбили все хрустальные мосты между собой, уничтожили целый космос и возвели его друг в друге, потому что все моря, океаны, ураганы и стены, отделяющие их, бессильны, они все погибнут перед силой их любви. Она сейчас только начала крепчать, но Сану уже стало казаться, что она сломит всё сложное, что встанет на их пути, выдержит тяжести, как земля выносит на себе горы, и будет творить с их сердцами самое чудесное, что по силе только природе. — Они словно созданы для того, чтобы находились вот так. Может… сама вселенная создала нас как единое целое, а потом расколола, проверяя, сможем ли найти друг друга.       — А мы нашли, — ответил Сан, смотря на него со всей любовью, которая больше не умещалась в нём, теперь прорывалась в любом действии. Он и в этот момент тянулся к нему, оглаживал костяшки его пальцев, получая вместе с этим мириады мурашек по своей коже и нечто тянущее снизу, что ни за что не смог бы описать, передать словесно. Но нравилось. Сану это всё новое, непонятное, но связанное с Сонхва очень нравилось.       Он посмотрел на мужчину и кивнул, соглашаясь с его предложением.       — Я постараюсь быть на репетиции не так долго, — проговорил зомби, бегая карими глазами по небу, что только показывало свои первые лучи, распускало их, как дивные бутоны роз, озаряя всё своим розоватым, смешанным с жёлтым и оранжевым, оттенком. Рассвет только украшал их миг, проведённый вместе. — Мы, по идее, должны быстро справиться.       — Не спеши, Сан-и, — улыбнулся ему Сонхва, с наслаждением лицезря то, как наблюдал за небом и его медленно плывущими облаками, парень. — Мне всё равно нужно заехать по делам после работы.       — Позвони мне… тогда, — кивнул Сан со слабой улыбке и посмотрел на Сонхва, не скрывая своих сильных чувств к нему, которые с каждым днём только больше раскрывались. Они в этих отношениях всего несколько дней, но Чхве впервые чувствовал себя настолько окрылённым, настолько счастливым, настолько зажжённым, словно его внутренние огни наконец вспыхнули ярким, самым тёплым пламенем, которых так не хватало в его сердце. Он совершенно не думал о том, что эти неторопливые движения Сонхва навстречу к нему, лёгкие, совсем невесомые поцелуи и мягкие прикосновения оживят его, как растение, которое, казалось, больше не спасти, оно увяло в своей нехватке, а оно от капель воды расцвело, дало новые зелёные листочки. Так Сан мог бы описать свой внутренний мир. В нём ветер разнёс пепел, огонь больше не поглощал землю, весна наконец пришла, украсила вишнёвыми лепестками каждый уголок сердца парня и показала, кто теперь его главная составляющая, без кого теперь он не сможет представить себя.       — Хорошо, — согласился старший. — Мне нравится слушать твой голос. Даже если по телефону, но… в жизни всё равно лучше. Мне нравится наблюдать за тобой, за любым твоим действием и нравится слушать твой голос, он у тебя очень красивый.        — Спасибо, — Сан смутился, что не ускользнуло от внимания Сонхва, вызывая этим новую стайку бабочек в груди. Он потянулся к нему ближе, оставляя короткий поцелуй на розоватых губах, довольствуясь их сладостью лишь на некоторое время, не позволяя себе больше.       — Ты прелестный, Сан. Самый прекрасный, самый красивый и самый ценный для меня, — произнёс он, смотря в самые его глаза, в самые глубины, только бы вновь найти в них своё отражение, себя, окружённого лиловыми облаками и маленькими сердцами. — И ты не представляешь, насколько я счастлив сейчас. Вот так вот сидеть рядом в машине, переплетать наши пальцы, целовать тебя и просто наслаждаться каждой минутой, проведённой с тобой. Я об этом мечтал с момента, как внутренне погиб, оставив позади себя, а теперь я жив. Только потому что ты рядом.       — И я жив, — Сан потянулся второй рукой к его щеке, со всей нежностью оглаживая её и ощущая небольшую щетину своего мужчины, новые текстуры его кожи, которые он продолжал познавать с каждым новым днём. И знания о Сонхва увеличатся, Сан будет вскоре об этом говорить, и он искренне верил в это, что это сбудется. — Жив только с тобой.       — Ты больше ни о чём не жалеешь? Не сомневаешься? — Пак приблизился, ловя смятение в крапинках в карих радужках и недоумение во взоре. — Не думаешь, что всё напрасно?       — Больше нет, — отрицательно покачал он головой, видя, как облегчённо выдохнул Сонхва. — Ты переживал об этом?       — Я переживал, — согласился он, не позволяя себе увести взгляда от зомби, прекратить любование околдовывающим его душу, созданием. — Как я могу не переживать об этом? Первые дни я просыпался, боясь, что всё это долгий сон, а я очнулся и вновь один. Без тебя. Без твоих слов влюблённости, без твоих улыбок, без твоей вселенной, которой ты теперь делишься со мной.       — Не думай об этом, Сонхва, — искренно, как только мог, молвил Сан, надеясь, что все его слова дойдут до мужчины, — не позволяй таким мыслям огорчать тебя. Я вечность с тобой, моя любовь к тебе на бесконечность, и я не смогу от неё отказаться, даже если бы захотел. Всё равно буду тянуться к тебе, искать тебя среди всей серой массы, среди тысячи людей находить твой голос и ловить только твой взгляд. Я не разлюблю, никогда и ни за что. Даже если между нами вновь вырастут леса, земля расколется, даже если наступит война, а мы с тобой будем по разные стороны, в разных мирах, мы всё равно будем вместе.       Сан видел, как покраснели уголки глаз мужчины, и осторожно стёр подушечками пальцев выступившие слёзы, понимая боль Сонхва, принимая её и не позволяя просочиться дальше. Ей не место среди их чувств, схожих с рассветом, что украшал небо в это мгновение.       — Как ты смог поверить в нашу любовь? — его лоб соприкоснулся с парнем, дыхание обжигало чужие губы, а душа трепетала, молила об утешении, оазисе, что появлялся лишь с Саном. — Как ты смог дать ей прорасти глубоко в тебе?       — А ты не веришь в неё? — осторожно спросил младший, всё ещё находясь близко и держа ладонь на его щеке. Бегал карими глазами по его лицу, всё старался прочитать через взгляд всё, о чём ведала его душа, находясь за позолоченными прутьями, но безуспешно. Сан всё ещё оставался плох в этом, ему ещё столькому учиться у Сонхва. Столькому человеческому.       — Верю, — кивнул Пак, а после выдавил из себя с трудом, словно заглатывал неприятную слизь, раздирал горло шипами. Только Сану нужно сказать. Сану нужно знать. Потому что Сонхва не хотел скрывать от него самого важного, хотел полностью ему доверять и раскрываться. — Но боюсь.       — Чего же ты боишься, Сонхва?       — Что она в тебе угаснет. Что её пламя окажется не таким ярким, не таким согревающим, не сможет подарить тебе то тепло, о котором ты желаешь. Что твои сомнения вновь захватят власть над тобой, оплетут твоё сердце и закроют глаза на меня, оглушат. Чтобы ты никогда не смотрел на меня, не слышал моего голоса, отталкивал до самого края земли. Я бы упал с этой грани, провалился до ядра и сгорел. Потому что без тебя я никто…. Пустая оболочка, — Сонхва выдохнул, делая небольшую паузу, — способная сидеть в кабинете и спасать жизни других, не зная, как спасти свою.       Сан его внимательно слушал, не перебивая, понимал, что последствий тех мостов между ними не избежать. Они будут двигаться за ними, будут вновь выстраиваться, блестеть, привлекая взор и заманивая к себе, только бы больше не смотрели друг на друга, забыли. Они, как самые дивные змеи. Будут отравлять, заманивать своим необычайным цветом, а потом показывать, насколько же залили глаза своим колдовским видом. Сан не мог перестать твердить себе о том, что такого не должно произойти с ними, они не позволят друг другу уйти, потеряться. Среди миллиардов людей, среди тысячи звёзд. Зомби оставил свой робкий поцелуй на губах мужчины, смущаясь от своего первого шага в сторону их близости. Но был уверен, что всё то, что жило в его сердце, прекратит существование. Увянет, больше не будет мучить Сонхва, не даст ему погубить себя в этом солёном море.       — Поверь, Сонхва, — проговорил Сан, стирая губами проскользнувшие бусины слёз на его глазах, оставляя на них лепестки своих поцелуев, исцеление. Он всеми силами старался оказать ему поддержку, показать, что тот не один, что его пальцы сплетены с Саном, что судьба заплетена шёлковыми лентами, ни в какой вселенной их не порвать. Но давалось ему это с трудом, он страшился, что делал всё совершенно не так, что любить нужно иным способом, показывать её бутоны не так. — Я так сильно люблю тебя, так сильно… Я всегда буду с тобой. Больше не отведу взгляд, не буду бросать тебя посреди улицы, залитой дождём, не буду оставлять одного под зонтом.       — Мы будем вместе, — повторил Пак, дыша.       — Чтобы ни случилось, знай, — Сан зажмурил глаза, стараясь отогнать от себя появившийся облик Ли Джуёна. Продолжал преследовать его, проявляться в моменты, когда он был особенно счастлив рядом с Сонхва, словно был его проклятьем. Эти травмы, причинённые Ли Джуёном, эти дыры в его груди и мириады синяков на теле ни за что не пройдут, их не стереть, как бы зомби ни старался. Они будут под кожей, в самом сердце, в разуме, откуда ни за что не вывести гниль. Сану стыдно. Так стыдно сидеть перед Сонхва сейчас, так стыдно получать его любовь, стыдно осыпать его поцелуями, на которые Сан не имел права. Чхве Сан отобрал место человека, что должен был сидеть возле, кому не совестно будет прикрывать свои ключицы толстовкой, оттягивать рукава до самых кончиков пальцев, только бы мужчина не заметил его уродство. — Я люблю тебя настолько, что, если ты исчезнешь, я уже не смогу быть в этом мире. Мне в нём слишком тяжело, а без тебя мне будет тяжелее.       — Я тоже, Сан, — Сонхва ласково погладил его по мягким волосам, оттянул переднюю прядь за ухо, лишь бы она не мешала его возлюбленному, не щекотала его нос, заставляя жмуриться от неприятных ощущений. — И ты знаешь о моих чувствах к тебе. Я с тобой вечность.       — Вечность, — кивнул Сан, повторяя те слова, что сказал ему мужчина в тот вечер, ни на мгновение не забывая их: — с этой вселенной и до самой последней.       — Наша любовь пройдёт сквозь все вселенные, — на грани шёпота, а по ощущениям словно на грани самой планеты, в самой невесомости, где остались лишь они двое, никого больше. — И каждый раз будет появляться, как вспышка сверхновой.       — Я верю в это, — он слабо вытянул уголки губ, довольствуясь той нежностью, которой одаривал его Пак. Было бы прекрасно, если бы время в этот момент остановилось, позволило им ещё немного побыть вместе, забыть о планете, что находилась за их спинами, и просто смотреть друг другу в глаза, в крапинки вокруг чёрных, глубоких зрачков, похожих на море, понимать, что это нечто большее, чем просто любовь. Их чувства не назвать этим словом, не передать никакими описаниями, не запечатлеть красками, лицезря смешение оттенков. Это вечность, нехватка воздуха друг без друга, рождение новых галактик, но не любовь.       — Не хочу покидать тебя, — мужчина вновь оставил свой поцелуй на бархатной коже щёк Чхве, не желая прекращать эти ласки.       — Но тебе нужно на работу.       — И я не могу пропустить один день, проведя его с тобой?       — Тогда ты совсем не думаешь о господине Чоне, которому придётся отменить все твои встречи на сегодня. Он и так очень завален поручениями.       — Ты прав, Сан-и, — проведя большим пальцем по щеке парня, проговорил Сонхва с улыбкой на устах, — мне нужно больше о нём заботиться.       — Мы ещё увидимся вечером, — кивнул ему зомби, отодвигаясь от мужчины, — не переживай об этом.       — Я постараюсь пережить эти часы без тебя.       — Ты обязательно переживёшь их.       Сан мягко рассмеялся, покидая тёплый салон автомобиля. Он встал, повернувшись к машине. Сквозь стекло видел взгляд Сонхва, полный любви, тех чувств, которыми желали окутать зомби на ещё несколько мгновений, желательно и на вечность. Но вместо того, чтобы вновь очутиться рядом, обвить руки вокруг тела мужчины и уткнуться в его шею, вдыхая приятную смесь ароматов, Чхве помахал ладонью Сонхва. Улыбнулся ему, губами прошептал одно: «удачи», а затем второе: «я люблю тебя». После уже смог спокойно уйти к зданию, где он должен был провести весь свой день. Потому что нужно. Любовь не смеет отменять обязанности, вмешиваться в них, нарушать выстроенный порядок — Сан был ценителем этих мыслей.       Телефон, находившийся в его кармане, коротко завибрировал. И Сан с улыбкой на розовых, исцелованных губах, потянулся за ним, уже зная, кто являлся отправителем.       «Я тоже люблю тебя».       «Так ты понял, что я сказал».       «Я тебя всегда буду понимать. Как и каждое твоё люблю».       Сан обернулся назад и, завидев, что автомобиль мужчины всё ещё стоял на том же месте, а сам Сонхва сидел внутри, захихикал. Скрыл улыбку за своей ладонью, которой тут же поспешил закрыть половину лица. Получалось невольно, вошло в привычку. Она в нём сидела крепко, всё никак не покидала сознание, ярко освещая свою тревогу. И Сан поддавался ей. Не мог перестать думать о том, что его мужчине со временем могла разонравиться улыбка, что он отпустит его пальцы, больше не будет сплетать их, как только Чхве обнажит своё тело, как представит незажившие удары. Эти синяки на парне не выгравированные бутоны на коже, они у него внутри, стигмой на поверхности сердца. Если Сонхва их увидит, если коснётся — Сан не переживёт. Он рассыплется прямо у него на глазах, не сможет влечь за собой этот стыд, эту боль в его глазах и его презрение. Они будут тянуться за ним, как цепи, заставляя Сана тащить собственный дождливый мир за собой.       Он без Сонхва пропадёт в его неоне. Но вместе с ним желал затеряться в пурпуре.

* * *

      — Вы уверены, что хотите зайти внутрь? — переспросил господин Чон у Сонхва.       Мужчина посмотрел на него в ответ с некой серьёзностью во взгляде, чуть нахмурив брови, а затем кивнул. Пак должен, он обязан выяснить это сегодня и больше не тянуть. Обещал, что больше ни за что не вернётся в родной дом, не будет слушать родителей, что прольют на него свою мерзкую, пропитанную ядом, слизь, не будет видеть их лица, полные отвращения. Больше не желал подвергать себя их влиянию, омерзительным, неудобным и таким стесняющим присутствием, но теперь ему нужно. Только здесь он сможет узнать, что случилось с Саном и почему ему никогда не говорили об этом.       Сонхва настроен решительно, и секретарь не сможет его переубедить.       — В прошлый раз вам было плохо, — Хёнсон неуверенно проговорил это, поглядывая на исполнительного директора и всё же надеясь, что он передумает о своём решении.       — Нет, господин Чон, — медленно вздохнул Сонхва, создавая при этом шлейф своего дыхания холодным воздухом. Он опустил руки в карманы пальто, опёрся о машину и посмотрел на взволнованное лицо старшего. Смешок сорвался с его губ. — Не волнуйтесь вы так. Всё будет хорошо.       — Ваши встречи с родителями всегда даются вам с трудом.       А он всё беспокоился. Даже больше, чем сами родители Сонхва за всю его жизнь.       — Но они неизбежны. Всё во вселенной неизбежно, — хмыкнул мужчина, но в следующее мгновение его лицо озарилось тёплой улыбкой.       Их встречи с Саном тоже были неизбежны. Они познакомились в дождь, прикрыли от серых туч, являясь солнцем друг для друга. После грома за окном, ночных сказок и встречи весны на крыше школьного здания дружба переросла во что-то большее, трепетное. Когда для них нет мира больше, кроме того, что был запечатлён в касаниях и робких объятиях. Сан закидывал свой жёлтый рюкзак на Сонхва, делился с ним всем тем, что происходило за день, и принимал банановое молоко от Пака. И ему так нравилось слушать рассказы Сонхва об открытиях науки, математических формулах, что вызывали восторг у самого Сонхва, и тогда этот мир преображался. Становился цветным, отражал пушистые облака в подобии барашков и отливал лиловым закатом. Ведь Сонхва рядом с ним мог быть свободным, у него не были связаны руки, рот не зашит, а тело не помещено в клетку, из которой выход только один — парение в небе в объятиях самой смерти. Сан и Сонхва словно жили на планете В-612, не в этом мире. Смотрели на звёзды, лицезрели их сияние и загадывали желание, лишь бы это волшебство влюблённости не закончилось, лишь бы они продолжали испытывать то счастье — встречать друг друга при жёлтых листьях, хлопьях снега и расцветании природы.       Однако фонари, заброшенные в небо, не исполнили желания. Их отбросило по разные стороны, их разделила цветочная болезнь, время. Но поступь судьбы неизбежна, она будет приближаться, раздавать своё звучание на весь неоновый город, отдаваться странным тяготящим чувством в груди и сталкивать их вновь.       Неизбежно.       Встретились у светофора, соприкоснулись, посмотрели в карие глаза с отражением отчаяния, тоски друг по другу. Оставили поцелуй на губах, признались, раскрылись, как бутоны.       Это неизбежное, и Сонхва только сейчас понял это. Сан его подарок судьбы, он его награда за все те трудности, что он испытал и испытает ещё. Потому сегодня он стерпит те камни, что обрушатся на него родителями, те удары, что навсегда останутся на душе, ведь после он обязательно встретит Сана. Поцелует его в тыльную сторону ладони, прижмёт к себе, вдохнёт его запах, перемешанный с теми нотками ароматов, что бывают у зомби, и залечит себя.       — Будьте осторожны, — сдавшись, промолвил господин Чон, а Сонхва на его слова тепло улыбнулся.       — Не переживайте вы так. Я ведь всё равно не буду принимать близко к сердцу всё, что они скажут, и вы прекрасно осведомлены об этом.       — Да, но…       — Я пойду, секретарь Чон. Дождитесь меня здесь.       Тот в ответ кивнул, провожая взглядом, полным волнения, высокую фигуру Сонхва. И вновь у него перед глазами всё так же: роскошь, перекрывающая всю гниль, люди-статуи, работающие на родителей, белый цвет, скрывающий за собой тот чёрный, которым наполнены все стены в особняке.       Прошёл почти месяц с того момента, когда он был здесь в последний раз. Может, даже чуть больше. Сонхва не считал, никогда не будет считать, на сколько времени покидает этот дом. Никогда не бывший родным, никогда не хранящий тепло. Постукивание чашек из китайского, лёгкого, совсем невесомого фарфора, мелодичный смех, слетевший с ярких губ, помазанных красной помадой, и удушающее чувство чёрной змеи на шее — сопровождение мужчины в особняке. Он бы непременно выбежал из него, оставил за собой это ощущение тяжести цепей на своих плечах, до того, как встретиться со своими страхами, со своими чудовищами в лицах родителей. Но он не мог. У него есть определённая цель, определённая задача, которую он должен выполнить, и ему нельзя сворачивать в другую сторону, нельзя сходить с той тропы изумрудного оттенка, которую он сам себе проложил. Так нужно. Сонхва должен терпеть, молчать.       — Добрый вечер, — он поклонился матери, завидев её одну в гостиной. В её руках находился телефон, благодаря которому она имела возможность беседовать с близкой подругой, и, как только разговор завершился, Пак поспешил войти в комнату. Ли Даён на него посмотрела с некой снисходительностью, тихо бормоча, что наконец он явился без опозданий, как обычно бывало.       — Отца сегодня не будет, — проговорила она, отпивая жасминовый чай из своей чашки, вытягивая при этом мизинец вперёд, сына взглядом не удостоила, как и ласковой улыбкой. Никогда такой не была, никогда не будет. Ведь Сонхва для неё не сын, которым можно гордиться, не та часть её любви, которую она могла подарить маленькому ребёнку, когда как её любовь, это высокое, возвышенное чувство растоптали. Спустили с перистых облаков на землю, не удостоили бликов солнца, погрузили в самую яму и накрыли крышкой гроба. Любовь похоронена, её человечность покинула душу женщины вместе с ней. Если бы осталась, она бы о Сонхва заботилась, она бы его в обиду не дала, и сама никогда бы не обижала.       А она взрастила в себе монстра, искоренила изнутри всё живое. Что бы не мешалось, не путалось под ногами, подобно маленькому мальчику с дорожками слёз на щеках. Они ей не нужны, они ей не вернут той жизни, что была до того, как золотое кольцо оказалось на безымянном пальце. Как гравировка о вечном счастье не покрыла сердце чёрной коркой, не залезла в плоть и не сказала: «я буду сидеть здесь, ты от меня ни за что не избавишься, не вырвешь из себя. Я твоё напоминание, я твоё вечное страдание». Сонхва понимал, с чем пришлось ей столкнуться, понимал, почему никогда не получал родного, такого необходимого родительского тепла, но не мог совладать с собой в некоторые моменты. Сжимая руки, срывая голос от раздирающих болью криков, спрашивал её, почему она не нашла любовь в нём. Почему захоронила её даже когда впервые посмотрела на него, почему попросила отнести новорождённого дальше от неё, лишь бы не видеть, не слышать, не ощущать, что это крупинка той юности, о которой она мечтала забыть.       Отец её не любил, не целовал, не брал ладони в свои и не шептал о том, что никогда не покинет.       Они не научили Сонхва этим светлым чувствам, не показали, какими они должны быть, но он всё равно нашёл свою вечность. Обрёл её в лице зомби, в Чхве Сане.       — Я зашёл к тебе поговорить, — у мужчины ноги становились ватными, совсем не держали в её присутствии, руки дрожали, и ещё немного — начнёт лихорадить. Находиться с ней возле невозможно, видеть этот взгляд, которым она приказала сесть за стол, невыносимо. Она его распарывала без ножей, она его убивала без слов. Сонхва не хотел оттягивать момент, когда сбежит из особняка, потому и действовал сразу. Не томил, прямолинейно высказал цель своего визита.       — Я догадывалась, что ты приедешь за этим, — а она уже была к этому готова. Выложила на стол фотографии, снятые с небольшого расстояния. Где они с Саном стояли под дождём, где Сонхва впервые накрыл парня от его холодных капель зонтом, где сказал, что знал о его тайне. — Всё же нашёл его.       — Как бы ты ни старалась — нашёл, — кивнул тот, смотря на то, как её накрашенные губы недовольно сомкнулись в тонкую полосу, а движения стали более нервными. Уже не так спокойно отпивала чай, положила чашку на маленькую тарелку и укоризненно, с неким презрением смотрела на сына.       — Он плохо на тебя влиял. Он и сейчас плохо на тебя влияет. Ничего хорошего в том, что ты его нашёл, не случилось, ничего правильного в том, что ты делаешь, нет. Это ненормально, Пак Сонхва.       Мужчина на слова матери усмехнулся.       — И что же со мной не так?       — Природа дала установку о том, что мужчина должен быть с женщиной, нарушать её — ненормально, отвратительно и позорно. Я ограничивала тебя от общения с ним, видя, как ты становился… — Ли Даён прокашлялась, — другим. Но ты меня не послушал, никогда не слушался. И ради чего?       — Ради своего счастья, — у него эмоции начали вскипать, ещё немного и выйдут из горла, выльются в поток непрекращающихся слов и обольют женщину, только он держал себя. Не желал срываться. Он выше этого. — Оно должно быть для тебя важнее, чем то, что является законом этой природы, что не будет стыдить в глазах других людей. Но тебе важнее, кто о чём будет шептаться, кто тебя вознесёт, кто опустит.       — Ты ничего не понимаешь, — процедила сквозь зубы, вставая со своего места и больше не желая находиться рядом с сыном. Только Сонхва встал за ней, последовал, потому что не намеревался прекращать разговор.       — Я всё понимаю! — выкрикнул он со злобой. — И то, что ты скрывала от меня правду о нём, тоже.       Даён остановила свой шаг, обернувшись на Сонхва.       — Он зомби, — продолжил тот, — ты прекрасно знала об этом. Как и о том, что он мог умереть из-за ханахаки, но ты не сказала мне.       — Это уже была не твоя проблема.       — Как раз, так и моя, — улыбка треснула, выражала ту боль, печаль, что смешались в одно целое, стоило тогда узнать всю правду о Сане. Только мужчина совсем не догадывался, что скрывалось внутри Сана, не познал самой главной его тайны, того, что тот не пожелает ему показать. И он смотрел на мать, как на чудовище, что отобрало его жизнь, жизнь его самого драгоценного человека, их «вместе». — Если бы я только знал, то вернулся и помог ему с этим.       — Ты говоришь с такой уверенностью, будто его цветочная лихорадка могла быть связана с тобой, — усмехнулась она, сложив руки у груди.       — Даже если и не со мной, я бы всё равно был бы рядом с ним в такой сложный период. Я мог лишиться своего друга — в этом вся суть, в этом то, за что я сейчас злюсь на тебя. За что никогда не смогу простить. За все десять лет, что я не контактировал с ним, ты никогда не говорила о том, что он болел, что подверг себя операции и что ходит сейчас зомби. Ты бы и дальше продолжала молчать.       — Продолжала, — кивнула, не скрывая всех своих намерений. — Это бы не подвергло угрозе твоё будущее, а сейчас оно всё трещит по швам, рушится. Тебе был обеспечен благополучный брак с дочерью из хорошей семьи, обеспечена поддержка со стороны её отца, множество инвестиций в проекты компании, а ты отказался от всего этого. Только потому, что ты выбрал не того человека. Нет, его ведь даже человеком не назовёшь, — наигранно рассмеялась она, — такие, как он, монстры.       — Монстры не они, — твёрдо проговорил Пак, а в груди разгорался пожар, сжигал своей злостью всё вокруг, растворял в рубиновом пламени всё вокруг и поглощал в огне женщину. — Монстры на этой планете только люди. Особенно такие, как ты.       — У Чхве Сана был тот, кто помог ему, — сказала главное, то тайное и сокровенное, о чём он никогда не должен был узнать. Сонхва на неё посмотрел с удивлением в карих глазах, с грустью, что выбралась из рёбер, обнажила себя. Он не скрывал этого, подошёл ближе, только бы тихо, совсем сокрушённо прошептать:       — Кто?       — Этот человек появился, когда он заразился цветочной болезнью, оплатил счета за его операцию и нахождение в больнице, и до сих с ним видится. Нет, — она помотала головой и, явно довольная тем разрушающимся миром в душе сына, гадко проговорила: — между ними даже нечто большее, чем ты можешь себе представить. И вряд ли Чхве Сан когда-либо тебе говорил о нём.       — Кто это? — голос сорвался на крик. Слишком оглушительный для его сердца, поломанный на осколки, которыми он порезался. После которых, кажется, не сможет больше двигаться, смотреть на неоны сиреневого города и существовать возле Сана. Своего прекрасного, любимого Сана. Между ними нечто большее. Между ними. А между Саном и Сонхва что? Что было у них? Ложь, покрытая признаниями, обман, завуалированный под влюблённость, отчаяние, мягкие поцелуи. Не любовь. В любви так больно не делают, в любви так не бывает, в любви не скрывают. — Кто это? Скажи мне!       — Ли Джуён.       Как гром среди ясного неба, как предзнаменование самой смерти.