Zombie

      Сонхва словно находился в другом измерении, остался единственным выжившим на далёкой планете. Где земля выжжена ядерными взрывами, на ней остались оранжевые полосы, звёзды гасли, созвездия из них исчезали, где воздух был пропитан грязью и места жизни там не было. Этой жизни лишили и самого Сонхва.       Он не помнил, как вышел из особняка, как его подхватил господин Чон, как оказался в машине. Ничего не слышал, не видел, не различал. Всё стало замыленным, слишком мутным, один лишь облик перед карими глазами, один лишь его бархатный голос в ушах и один лишь сокрушительный удар, колющий, поглощающий в себя боль. В мыслях оглушающе, слишком громко раздавалось, не утихало: «Он был с ним, пока тебя не было. Он тебя и не искал, ты ему не нужен». Как бы мужчина ни пытался себе объяснить, что Сан после операции не помнил его образа, не знал о нём ничего, он не понимал, почему так случилось. Почему Сан променял его любовь на чужую, почему он не узнавал о нём от других, не искал, почему и сейчас прятал всю правду от Сонхва?       Почему он клялся о вечности, целовал, обещая новую вселенную, где останутся лишь они вдвоём, а сейчас собственноручно её уничтожил?       Этого «почему» было так много в его голове, что Пак крошился на частицы звёздной пыли, только вытащить это из себя не мог. Вопросы не покидали, всё требовали получить ответы от Сана, всё молили о том, чтобы он сказал, что это неправда, что такого не может быть и никак не могло случится, что он у него такой же единственный на всю жизнь. У мужчины ладони сжимались в кулаки, он ими бил по собственным ногам, не зная, куда ещё направить всю свою обиду, все те чувства, что смешались в один ядовитый сгусток и никаким иным способом, кроме злости, не желали выходить. Срывался на истошный крик, звучание которого передавало то отчаяние, в которое его погрузили этим вечером, в ту бездну, из которой он больше не хотел выходить. Ведь если выйдет — увидит Сана, взглянет на него лишь раз и погрязнет во взоре, отливающем печалью, узнает от него, что не ложь, что был с другим, о любви Сонхва и не знал. Пусть Сонхва не выберется из этого дна, пусть с ним случится несчастье, пусть дни существования прервутся, потому что ему слышать главного, сокрушающего не хочется. Ему из себя эту боль не вытащить, какими бы инструментами он в себя ни залезал, как бы ни ковырял в надежде найти, достать, этот страх в нём слишком глубоко, слишком крепко привязался к сосудам.       Сан с Ли Джуёном был всё то время, пока Сонхва на другом конце света распадался на куски каждый день, когда склеивал мёртвого себя обратно в живого, заставлял вставать на ноги, больше не падать. Когда он думал только о том, как сможет обнять Чхве, прижать к себе близко-близко, уткнуться носом в его пушистые волосы и сказать о том, как сильно любил, Сан был с другим, с чужим. Его целовал, пускал к своему сердцу, ему открывался и проводил с ним те же рассветы и закаты. Но не с Сонхва.       — Господин Пак, мне отвезти вас к Чхве Сану? — спросил господин Чон, обеспокоенно поглядывая сквозь зеркало на заднее сиденье.       — Нет, — тот в ответ отрицательно покачал головой, склонил свою голову к коленям и скрыл от старшего то, как лицо исказилось от боли, словно ему сейчас в спину воткнули тысячи ножей, прокрутили в плоти и прошептали в самое ухо, чтобы ходил с ними до самого конца, пока любовь эта в безумство не перейдёт, пока от него ничего не останется, кроме пустого взгляда и мнимых, бездушных эмоций. Вновь. — К нему нельзя. К Чхве Сану ни за что нельзя.       — Хорошо, — кивнул тот, — тогда домой?       — Да.       Только Сонхва не дали воплотить желаемое в реальность, небеса словно гадко посмеялись. Преподнесли ему то, к чему он не был готов, чего душа сейчас боялась, не желала повиноваться им, встречаться лицом к лицу, глаза к глазам с тем, кто разбил мужчину на осколки. Но сообщение, отправленное на телефон Сонхва, гласило о том, что Сану плохо. И для него замерло время, лица за тонированным окном смазались, не были слышны голоса людей, весь остальной шум. Потому что Сану плохо. Его Млечному Пути, запечатлённому в самого красивого, самого прекрасного парня, сейчас плохо. Пак не мог унять дрожь в теле, просил господина Чона ехать быстрее, ведь волновался. Не находил себе места в душном салоне автомобиля, беспокоился, узнав, что тот внезапно потерял сознание, и не мог понять почему. С ним ведь всё было хорошо, он видел утром его улыбку, он лицезрел его состояние, хорошее настроение и ощущал на своих губах его нежные поцелуи.       — Что же с тобой случилось, Сан-и? — прошептал он тихо, склоняя голову и прикрывая лицо ладонями.       А когда машина остановилась, сразу же выбежал из неё, направляясь к помещению, в котором находился парень. Бежал, не желая своих сил, бежал так, что конечности ныли от того, с какой скоростью он взбирался по мириадам ступеней лестницы, как перепрыгивал через них, только бы успеть к зомби, обнять, прижать к себе крепко и сказать, что с ним всё будет хорошо, что он рядом. Что он любит. Любит, даже если Сан ему ничего не рассказал о связи с Ли Джуёном, даже если у него разрасталась боль всё больше, ничего живого от него не оставляла, всё клялась поглотить в себя полностью, даже если Сан отвернулся от его сердца, от этой любви. Она у Сонхва на всю жизнь, её не сокрушить, как бы он ни старался, чтобы не было так больно, её не убрать из него, её только поцарапать, как сейчас, но даже так она всё ещё будет жить, всё ещё в нём. Если сам Сан однажды попросит больше не любить, у Сонхва это не получится, ни за что. Это осознание выбило воздух из груди, заставило на некоторое мгновение остановиться, застрять на лестнице, на пути к нему. У мужчины появилось ощущение, словно и сама планета прекратила своё движение, остановилась вместе с ним. Он примет правду Сана, он позволит ей покоиться меж его рёбер, но он не перестанет из-за этого любить его всем своим покоцанным сердцем, беспокоиться о нём, чувствовать без него пустоты.       Большая дверь распахнулась, и Сонхва зашёл в сырую комнату, сразу же завидев взволнованных и несколько побледневших от испуга друзей своего возлюбленного. Трое парней сидели возле Сана, пока тот без сознания лежал на полу, и пытались предпринять попытки спасти ему жизнь. Как только их взгляд поднялся на вошедшего, те сразу же облегчённо выдохнули.       — Мы обзванивали больницы, но там сказали, что они не обслуживают зомби. Даже те, кто специализируется на операциях с ханахаки, сказали нам, что ничем не могут помочь, — проговорил Хисын, сглатывая ком в горле, и смотрел на Сонхва, моля его своим взором помочь Чхве.       — Зомби для них уже не люди, — усмехнулся Сону, со всей злостью ударяя кулаком по полу, а Сонхва понимал его. Он бы сам разодрал руки в кровь, сам бы сломал себе кости, если бы ему так же ответили, — когда как нелюди это они.       — Не беспокойтесь, — мужчина подошёл к ним, склонился над Саном и осторожно поднял его, держа в руках. Прижал совсем слабого, лёгкого парня к себе, подушечками пальцев ощущая не его тело, а глыбы льда. Он постарался придать уверенности парням, скрывая подрагивающие от страха и волнения пальцы, не давая просочиться наружу тем мыслям, что сам не знал, как быть, что делать. Ему самому до бешеного сердцебиения, до рвущих череп истошных воев, страшно за Сана. Страшно, что он сейчас в последний раз держал его в своих руках, что он ему ещё одно «люблю» не смог прошептать. — У меня есть специализированные сотрудники, они помогут. С ним всё будет хорошо.       Сам себя успокаивал произнесёнными словами.       — Хорошо, спасибо.       Дальнейшие действия Сонхва помнил смазано. Знал только, что донёс Сана до своего автомобиля, попросил господина Чона отвезти их в квартиру и вызвать врача из компании, который точно поможет зомби. А после он сидел возле своей кровати, сжимал руку Сана в своих ладонях, согревал её, надеясь, что это не трупный холод, что любимый не покинул его так скоро, так неожиданно. И Сонхва слушал всё, что говорил ему подчинённый, все его анализы касательно состояния парня, рекомендации и последнее: «если с ним что-то случится, обязательно позвоните мне». Не случится. Сонхва тихо шептал это ему, смотрел на побледневшего Чхве и продолжал: «не случится, никогда не случится». Сан у него самый сильный, он будет бороться до последнего, он не покинет этот мир даже если от него останутся одни обломки, не позволит смерти приблизиться. Забрать себя. Сану есть что защищать, есть за что бороться.       — Хотя бы ради меня, — склоняясь над ним, молвил мужчина, касаясь губами его пальцев, оставляя на них невесомые поцелуи, — хотя бы ради меня вернись, пожалуйста.       Страшнее только представить Сана мертвецом, когда он таковым уже является.       Страшнее только представить его лежащим на железной койке среди остальных трупов, зарытым под землю на тысячи метров от Сонхва, погребённым. Страшнее, когда вечность сократится до сегодняшнего дня, когда от «я тебя вечно, вечно буду любить» останутся одни пылинки на подушечках пальцев, когда «с этой вселенной и до самой последней» не озвучить, не услышать. Страшнее, когда улыбка Сана, его мягкий голос, сам он останется лишь воспоминанием. Пака от этой чёрно-белой феерии мелко трясло, он не мог больше контролировать беспокойство, поселившееся в нём с самого момента, как услышал о том, что зомби без сознания. Он обхватил руками собственную челюсть, дрожащую от переживаний, старался прекратить попытки тела показать, как ему плохо.       Плохо без Сана.       — Молю тебя, возвращайся ко мне скорее. Я не проживу, не переживу.       Без него день прекратит быть днём, окрасится во мрак. Без него небо почернеет, обнажит внутренний мир мужчины, в котором больше не будет светло. Потому что без Сана там нет места оживлению, нет места расцвету. В нём больше не распустится ни один цветок надежды, не покажет свой бутон этой планете, не порадует её тем мерцанием, что появляется лишь в присутствии зомби. Сонхва только с ним хотел жить, с ним желал смотреть на рассветы и закаты и понимать, как хорошо, что он не лишил себя жизни раньше. Как хорошо, что дождался того момента, когда встретил его под дождём, на улице сиреневых огней, в неоновом городе, когда переплёл с ним пальцы и сказал то, что так долго держал в себе.       Что любил.       Сонхва любил.       — Так люблю тебя, — продолжал произносить ему, как молитву. Всё верил, что тишина нарушится его голосом, что от неё ничего не останется, потому что вместе с ней невозможно. Вместе с ней невыносимо проживать эти минуты в ожидании, когда зомби раскроет глаза, когда скажет о том, что он рядом, что он не собирался оставлять Сонхва посреди огромного мира, в котором тому уже не место.       Не место без Сана.       — Люблю, что сейчас замираю, только бы слышать твоё дыхание. Понимать, что ты всё ещё со мной.       Он приблизился к нему, оглаживая его пальцы, а после ощущая, как они дрогнули. У мужчины в тот момент воздух закончился, он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег, что лишили морской вселенной. Ведь не ожидал, что его слова будут услышаны, крики отчаяния прекратятся, что Великий, Всемогущий внимет просьбам, повелит жизнь своему созданию. Потому что так не бывает. Потому что он не может так. Он бросит в самую глубину, из которой Сонхва потом придётся выбираться, он оставит его на дне, потому что Сонхва только там должен быть.       — Сонхва, — послышалось совсем тихое звучание голоса парня. Сан зажмурился от головной боли, какая была только в момент, когда он искал информацию, с кем была сплетена его первая любовь, кто взрастил цветы в его организме. Такая же сейчас его преследовала, не давала спокойно выдохнуть. — Мне так больно, Сонхва.       — Что случилось, Сан-и? — ласково произнёс Пак, касаясь волос Чхве, поправляя пряди и открывая лоб, на котором были видны капли пота. — Ты весь горячий.       — Я не знаю, Сонхва. Мне так плохо, так больно, — почти плача, проговорил он и потянулся к тому, только бы обнять. Вдохнуть полной грудью его запах, дать просочиться ему в каждую пору, каждую альвеолу, потому что без него дышать трудно, Сан без него задыхался. — Прошу, сделай что-нибудь. У меня так болит голова, в ней словно черти шепчут. Что я сейчас умру, что у меня череп расколется. Потому что вынести эти страдания у меня не получается, потому что…       — Сан-и, — помотал он головой, а после зарылся рукой в пушистые волосы, нежно массируя голову и надеясь, что этим как-то поможет зомби, — что с тобой случилось?       — Я просто работал, а после почувствовал, как меня начало тошнить, голова кружиться. И мир возле меня становился странным, мутным и таким тёмным, что я до сих пор пугаюсь, вспоминая о том, что произошло. Я потерял сознание, Сонхва. Хотя зомби такого не могут, не получается. Мы ведь ходячие мертвецы, мы тут совсем не живые.       — Но ты от них отличаешься, Сан-и. Ты другой.       — Я боюсь, Сонхва. Я так боюсь, что я сейчас с тобой в свой последний раз, что я закрою глаза и тебя уже не будет. Меня уже не будет. Я столько раз желал умереть, я хотел, чтобы смерть забрала меня к себе скорее, а сейчас столкнувшись с ней лицом к лицу, я понял, что так ошибался. Что я не хочу уходить из этого мира, что мне ещё многое нужно увидеть, многое нужно рассказать тебе.       «О твоей связи с Ли Джуёном», — промелькнуло в голове Сонхва.       — Ты не покинешь меня, Сан, — мужчина оставил поцелуй на его лбу, спускаясь ниже к векам, чтобы исцелить ими, стереть кристальные слёзы. — Не думай о таком, пожалуйста.       — Как мне не думать об этом, Сонхва? — и в звучании его голоса было слышно то отчаяние, что он столько времени пытался от него скрыть, спрятать глубоко в себе, зарыть под цветочные поля. Сан на грани, он у самой пропасти и до неё несколько мгновений. Осталось только протянуть руку, отпустить ту, что держалась за мужчину, разжать пальцы, которыми он всеми силами держался всё это время за него. Осталось отсчитать секунды до своего падения, звёздного взрыва. — Как мне не бояться того, что произошло? Я так не могу. Я так ни за что не смогу.       Смотрел в его глаза, забирая с собой полюбившиеся галактики. Искренне верил в то, что смерть хотела разлучить, когда он наконец познал своё счастье. Она самая коварная, она дала ему вкусить любовь на несколько дней, дала ощутить её на себе, в себе, а сейчас решила отобрать всё у зомби с улыбкой на лице, сейчас пожелала толкнуть его к своей тьме. Ведь так надо, ведь в этом мире никто не должен быть счастлив.       — С тобой всё будет хорошо, — вновь поцеловал его, вновь забрал часть боли себе. Пусть она будет у него, пусть она будет храниться меж рёбер. Только не у Сана. Не у того, за кого он отдаст своё сердце, свою жизнь. — Я сейчас позову врача. И тебе обязательно станет лучше.       — Обещаешь?       И взглянул на него так жалобно, что у мужчины душа сжалась до крохотной частицы. Потому что так не смотрят, потому что в эту самую душу так не залезают, не щебечут ей о том, что плохо, без Сонхва будет плохо.       — Обещаю.       Сонхва осторожно поднялся с кровати, поправив одеяло, и удалился в другую комнату. Позвонил специалисту, сообщая о том, что Сан очнулся и попросил приехать как можно быстрее. На что в ответ получил: «Я постараюсь». Он устало прикрыл веки, массировал виски и просил себя немного потерпеть, пережить эти моменты ужаса. С Саном всё будет хорошо, он не должен допускать мысли, что парень замрёт навечно в его руках, больше не раскроет их, не задышит. Мужчина сейчас его сила, его мощь и должен вселять надежду в то, что цветочная болезнь не забирает его любимого к себе, не обрывает их сплетённые ветви этой вечности, этого «с этой до последней». Он должен шептать Чхве о том, что ничто не сможет сломить их, ничто не тронет их любовь, не отберёт. И сам себе пытался доказать, что не видел её осколки на своих ладонях.       — Господин Пак, — в комнату вошёл секретарь, выглядя озадаченным. Мужчина пожелал не уходить и оставлять своего начальника, потому сидел в гостиной, пока Сонхва был рядом с Саном. Хёнсон занимался теми делами, что не успел доделать в офисе, потому даже не хотел слышать от младшего того, чтобы тот ушёл домой.       — Слушаю, — кивнул Сонхва, убирая свой телефон в сторону и обращая всё своё внимание на господина Чона.       — Секретарь господина Ли Джуёна, президента компании «TheB», попросил о неофициальной встрече с ним, — нахмурившись, проговорил он и поправил свои очки, после уже добавляя: — Не в офисе компании, а у него дома.       — Случилось что-то срочное? Он не говорил о расторжении контракта?       — Скорее, это личная встреча, — предположил мужчина, но всё же от собственного возмущения высказал свою точку зрения: — Как бы я ни уважал ваши решения, я всё равно не считаю правильным соглашаться. На вас сейчас большая ответственность в виде господина Чхве, вы должны оставаться рядом с ним.       Чхве Сан. О нём желал поговорить Ли, и Сонхва, кажется, понял причину внезапного желания Джуёна встретиться с ним.       — Ответьте положительно. Мне тоже есть, что спросить у господина Ли, — решительно заявил Пак, хватая со спинки стула своё шерстяное пальто и забирая с полки ключи от машины. — Прошу, позаботьтесь о Сане.       Сонхва вдавливал педаль газа, не обращая внимания на то, что стрелка на спидометре становилась всё выше. Желал как можно быстрее оказаться там, вновь посмотреть в глаза того, кто касался Сана, забирал себе его поцелуи, крал их под серебристым светом луны, создавал в его сердце те чувства, что накрыли поверх все остальные. Ли Джуён хотел обнажить правду перед мужчиной, забрать себе обратно зомби, взять то, что принадлежало ему, что он привязал к себе. О ком Сан никогда не забывал. Пак был уверен в этом, потому не мог остановить себя от того, чтобы не сжимать в свои руках руль автомобиля, не просить себя быстрее пронестись по сиреневым улицам. Только знал бы Сонхва о том, что зомби до сих пор виделся с ним, до сих пор носил следы его боли на собственном теле, позволял себе быть убитым, потому что показывать свою смерть никогда не пожелает, что никакой вечности он с Джуёном не хочет делить. Она у него только с Сонхва, любовь у него только с ним.       Господин Чон отправил Сонхва сообщения, в которых говорилось о том, как попасть к Ли Джуёну, потому у Пака не составило с этим труда. Он терпеливо ждал лифт, старался успокоить себя, пока мчался на нём на нужный этаж и пытался усмирить ночную грозу, образовавшуюся в груди. Всё повторял: «я тебе его ни за что не отдам, я его от себя не отпущу, я его люблю так, как ты никогда не любил».       Дверь в квартиру оказалась открыта.       Мужчина медленно и с некой осторожностью прошёл внутрь, замечая, что всё погружено в темноту. Он различал мебель, на которую старался не наткнуться, разбирал во мраке предметы интерьера, но самого хозяина не мог найти. Лишь слышались отдалённые звучания, что он не мог разобрать, и виднелся приглушённый свет из дальней комнаты. Сонхва предположил, что именно в ней находился Джуён, потому направился туда. Он сжимал свои пальцы, нервозно стискивал их в кулак, а после разжимал, но всё не мог погасить в себе это едкое: «он был с тобой, он мне не говорил». В нём сейчас мириады мыслей, ни одну из них не прогнать от себя, не оторвать крылья, как бабочкам, не уничтожить тем, в чём так отчаянно тот пытался убедить себя.       — Эта боль меня не разрушит, — шептал совсем тихо, в очередной раз успокаивал себя, убеждал в том, что ничто не сломает, никому не под силу это будет сделать. Только Сан сможет, только он одним своим взглядом разрывает его на куски оголённой плоти, он говорил карими глазами: «я тебя в каждой вечности буду ломать, я твоя главная слабость». И Сонхва верил. Ведь в груди рана вселенских размеров, ведь её ни за что не заглушить, не перекрыть.       Разрушила. Она его разрушила.       Потому что то, что предстало перед ним окончательно разбило весь мир.       Заплаканное лицо Сана, перемазанное болью, которой он пронизывал сквозь экран телевизора, тело, испачканное ударами других, чужих, голубые синяки, рассыпанные по коже. У Сонхва сжималось сердце от вида того, как личные убийцы Сана, его Сана, вгоняли член по самое основание, как другой пихал его в рот парня, не позволяя больше прошептать: «помогите, прошу, помогите». Его били, его насиловали, его ломали до хруста костей. Дыхание спирало от того, как слёзы драгоценными камнями впитывались в кожу при фиолетовом свете, как Сан не желал, как старался оттолкнуть всех от себя, спастись, а ему не давали, его раздавливали, его медленно и мучительно убивали, бросали в тот космос, где гибнут от холода, где задыхаются. И Сонхва не сразу заметил, как слёзы медленно стекали по щекам, как он плакал за того, кого так любил, как плакал от бессилия, потому что ничего не мог сделать в тот момент, когда Сан так разбито смотрел в камеру, когда произносил: «вы за чужую боль, за чужую смерть купаетесь в своём золоте». И он не мог думать, винить себя в том, что из-за него Чхве пережил эти несчастья, что в то время, пока Пак сидел на крыше перед растлённым городом, пока думал о том, что такую жизнь он не хотел, такую жизнь без Сана он никогда не примет, зомби в тот момент терпел, молчал, погибал.       Сонхва хотелось кричать, хотелось оглохнуть от собственных криков, потому что они сидели внутри него, они распарывали. Они обнажали всю безобразность мужчины, показывали, насколько он ужасен, потому что позволил такому случиться.       — Это моё любимое видео, — послышалось возле, и Пак только сейчас заметил Ли. Он расположился на кожаном диване, попивая красное вино, довольствуясь тем видом, что сейчас увидел, ради которого и стремился пригласить в своё змеиное логово Сонхва. — И я рад, что мы начали именно с него, господин Пак.       — Что вы… — у него перед глазами всё ещё Сан, у него в голове одна его боль. Потому он не мог понять, о чём говорил Джуён, чего он от него хотел. Всё вокруг начало кружиться, земля под ногами словно и не чувствовалась, Сонхва опёрся о ближайшую полку, только бы устоять на месте, не пасть перед тем, кто считал себя правителем. — Как вы можете об этом говорить?       — Вероятно, вы знаете о том, как мы с Саном связаны, — Джуён надменным взглядом проходился по мужчине, показывал тому своё превосходство, что в своих играх он никогда не проигрывает. Он откровенно наслаждался тем, что происходило, теми страданиями, что Сонхва показывал, не скрывал в себе, не мог совладать с собой, контролировать эмоции. — Я тот, кто помог Сану выбраться из своей ямы влюблённости.       — Я сомневаюсь в этом.       — Вероятно, вы не знаете, Сонхва. Но вы — главная причина ханахаки Сана. Вы его первая любовь, что он так трепетно держал в своём сердце, никак не мог признаться в ней человеку, который всегда был рядом. А потом он уехал за тысячи километров от него, не понимая, что стал развитием цветочной лихорадки, — с каждым произнесённым словом Сонхва чувствовал, как воздух больше не поступал в его организм, как лёгкие сжались, взрывались в звёздные крупинки. Потому что такого не могло быть. Никак не могло. — Мы с ним познакомились, когда он сидел за партой на крыше школы, когда тосковал по тому, кто его бросил, когда с кровью выплёвывал цветки.       — Замолчите! — сорвался на крик мужчина, дрожа всем телом. — Прекратите говорить об этом.       — Что же это? Я вижу, что вам не терпится узнать, что будет дальше. Не пытайтесь скрыть это от меня, Сонхва. Я оплатил операцию Сана, я избавил его от всех страданий.       — Но вы прибавили большие.       — Да, — кивнул, не отрицая, — всё, что вы увидели на экране телевизора — моих рук дело. Об особенном зомби узнали не по случайности, не по случайности его тело грубо трахали, оскверняли своими ударами, красными укусами, что не проходили, награждали своими шрамами. Они сейчас остались на теле Сана, ни один из них не выведен. Посмотрите на него, убедитесь.       — Зачем? — закричал Сонхва, подходя ближе к нему, прожигая, убивая своим взором, той злобой, что вскипела в нём в одно мгновение. — Зачем? — повторил ещё раз, впитывая то, как ему было плохо от услышанной правды, как он распадался на осколки после того, как осознал, что он причина, что внутри Сана всё разрушено, что у него там ни один из миров не играл красками, не блестео, привлекая своим светом. Потому что там пусто, там темно. Сонхва в этом виноват. Если бы он не послушал родителей, если бы пошёл против них и остановил поездку, если бы он выбежал из здания аэропорта, помчался к парню, он бы остановил цветочную болезнь. Он бы никогда не позволил Чхве встретиться с Джуёном, держать эту боль в себе, переносить её и в физическом виде.       Это всё Сонхва. Всё из-за него.       — Чтобы он прибежал ко мне, — проговорил он, уголки губ всё ещё были приподняты вверх. — Умолял спасти его, убить всех этих ублюдков, а взамен всецело принадлежать мне, любить только меня. Но как я понял, Сан свои слова не держит, иначе почему я вижу его с вами? Почему я чувствую ваш запах, ваши касания, когда он рядом?       — Как вы могли так поступить с ним? Как могли так безжалостно обойтись с ним? — а тот не мог видеть его лицо, полное наслаждения. Не мог лицезреть то, как он в полном удовольствии и радости делился с тем, что так отчаянно пытался скрыть зомби. Теперь Сонхва понимал, почему.       — Потому что я люблю его, — признался Ли, оставляя бокал с рубиновой жидкостью на журнальном столике, продолжал наслаждаться звуками из телевизора, что не выключил, стонами Сана, приглушёнными за разговором с Паком, — люблю его настолько, что от себя не отпущу, прикую к себе на лучших цепях.       — Не любите, — треснуто рассмеялся Сонхва, качая головой из стороны в сторону и прикрыл ладонями лицо, чтобы скрыть, как плакал от злости, как слёзы от переполняющих чувств невольно выступали на глазах. — Если бы любили, так больно не делали бы, если бы любили, то позволяли бы ему самому выбирать, кому отдавать своё сердце, у кого его обратно забирать.       — А ты его любишь? Так любишь, что эти слова и на себя бы принял? — отбросил все формальности, пробираясь к душе мужчины, выпытывая из неё свои ответы. — Ты его так же к себе хотел привязать, обладать, когда узнал о том, что он со мной. Ты бы ему такую любовь никогда бы не дал.       — Ты меня не знаешь.       — Нет, Сонхва. Я, напротив, очень хорошо тебя знаю. Я ведь за тобой очень долгое время наблюдал, не позволял себе избавиться от бдительности, потому что Сан всегда был тем, кто был тебе нужен.       — И ты позволил себе разрушить его жизнь!       Никаких граней, выведенных в его голове, больше не существовало, никаких железных прутьев, в которые он всё это время был закован. Мужчина позволил себе подойти к Ли ещё ближе, со всей силой дёрнуть в свою сторону, хватая за воротник рубашки, и прошипеть:       — Ты его уничтожил.       — Если ты зайдёшь дальше, Пак Сонхва, ни о каком сотрудничестве не может идти и речи, — надавливал на больное, показывал свою значимость в проекте, что поможет спасти жизни многих зомби, в тех препаратах, что вернут яркие узоры их сердцам. Знал, как многое значит компания, работа всей его жизни, для Пака, как много значат для него люди, которых он желал сохранить, и пользовался этим, приковывал к его кистям новые кандалы, облачал в очередные цепи, толкал к самому дну. Чтобы погряз, задохнулся. — Тебе нужно будет возвратить все средства, что выделила моя компания, прекратить разработку катализаторов, ведь без моего вклада в этот проект он долго не протянет.       — И ты думаешь, что меня это остановит? — зло проговорил он, ощущая, как слёзы на щеках высохли, создавая неприятную плёнку на коже, как они сжимали её и оголяли все его чувства, бушующие волнами внутри.       — Остановит, — кивнул он, оскалившись, — потому что глупо из-за человека отказываться от того, на что ты положил жизнь, — а после усмехнулся, пропитывая собственным ядом: — Он и не человек.       «А у меня жизнь не положена на карьеру, на богатство, к которому меня пытались приручить, ради которого я должен был прогрызать горло. У меня жизнь там, где Сан. И ты уверен, что моя любовь к нему похожа на твою? Нет, Ли Джуён, она сильнее во множество раз, она разрушает здания, она взвывает своими морями и громит города, она топит в себе людей, потому что они покусились на Сана, на мою вечность».       Сонхва сжал руку в кулак, ударяя им по лицу Ли. Бил, не прекращая. Оставлял красные следы на его бледном лице, разбивал черты лица о собственные костяшки и не ведал о том, что творил, завидев хлынувшую кровь из его носа. Этого мало. Мало для того, чтобы отомстить за Сана, за то, что он причинил ему, за то, что Чхве перенёс, что впитал в свой мир. Мужчина кричал от обиды за любимого, от той злости, что не прекращается даже от нанесения болезненных ударов по тому человеку, что раздробил его Сана.       — Тебе это не поможет, Сонхва, — кроваво улыбнулся Джуён, помутнённым взглядом смотря на него, различая его чёрную фигуру в комнате, освещённой пурпурным свечением, — и даже моя смерть не станет твоим спасением, освобождением. Потому что после такой правды не выживают, после неё долго в этом мире устоять не могут, проваливаются глубоко под землю. Потому что после того, что Сан так отчаянно хранит в себе, живыми не остаются.       — Я для него, я ради него не погибну, — нанёс ещё один удар, поваливая на пол.       — Это было лишь моё предупреждение, Пак. Я позволил сегодня тебе ударить меня, позволил почувствовать себя выше, но в следующий раз такого не будет, — сказал он, продолжая смотреть на высокого мужчину, нахмурившегося от произнесённых слов Джуёна. — Уничтожь себя на глазах у Сана, исчезни из его жизни и больше никогда не возвращайся к нему, иначе жизнь на Земле станет адом. Я тебе это обещаю, господин Пак Сонхва.