Zombie

      Сан распахнул глаза.       Он удивлённо уставился в потолок, не понимая того, что только что увидел. Цветочный всплеск захватил сознание, обратил тёмные картины в нечто пёстрое, яркое, от чего в груди невольно теплело. Его сепия, размазанная сиреневыми мазками, растворилась, являя перед ним лицо Сонхва.       А затем зомби предстали они вдвоём, облачённые в школьную форму. Звонкий смех, трель колоколов, вторящий лепесткам розовой вишни, жёлтый дождевик и капли дождя, создающие собственную симфонию на улицах маленького городка. И Сан так отчётливо и ярко видел то, как они вместе возвращались из школы к нему домой, попивая банановое молоко, слышал свои мысли и бесконечное: «люблю, люблю только тебя», видел своих друзей и красочные улыбки, стоило им только подняться на сцену. Он словно существовал в этом дивном сновидении, ощущая до электрического разряда на кончиках пальцев мягкие касания Сонхва на своих щеках, пушистых волосах, что он так любил трепать и говорить о том, что безумно мягкие. Он словно находился во всех тех рассказах Сонхва об их прошлом, юности, что так далеко, словно проникал внутрь тех фотографий, что приносил и показывал ему. И Сан понимал, что он не хотел просыпаться.       Слишком прекрасно для того, чтобы по новой погружаться в тот мир, где нужно говорить мужчине правду, прятать свои страхи и скрывать это «всё не в порядке, всё совершенно не в порядке» за притворством. Сан так не хотел. Сан так больше не мог.       Пурпурные искры принесли за собой и воспоминания о Ли Джуёне. О том дне, когда Чхве впервые встретил его. Как огрызался, не принимая общество старшего, как старался оттолкнуть от себя, словно уже тогда догадываясь о той боли, что он принесёт с собой, как сплёвывал перед ним кровяные цветы. И обещание. Обещание, что будет рядом всегда. Ни оплата дорогостоящей операции, ни долг, что тяжёлым метеоритом лежал на плечах Сана, придавливал его к земле, ни преклонение перед ним, подобно хозяину.       Сан вспомнил.       Вспомнил о приятных мгновениях с Сонхва, о тех весёлых днях, что он проводил вместе с друзьями в доме Хисына, о расставании со своей первой любовью и о том: «я тебя дождусь, я тебя не забуду, я тебя буду любить всю свою жизнь». Вспомнил о том, как переживал дни разлуки с любимым, как тяжело было смотреть на те места, в которых он больше не будет с Паком, как цветочная лихорадка начала царствовать в его организме. Он вспомнил всё.       И осознание этого было подобно кометам, вспыхнувшим в небе.       Боль, что он чувствовал весь день, что сжирала его на протяжении нескольких часов, была не предвестником смерти, как он думал. Она была его освобождением. Была дивным миром.       Парень вскочил с кровати, ощущая, как голова начала кружиться, но, несмотря на это, улыбаясь, поспешил найти свой телефон. Желал как можно скорее сообщить Сонхва о настолько прекрасном событии, поделиться своей радостью и получить в ответ его взгляд, полный любви. Ведь они нашли эту любовь, несмотря на все преграды, ведь они дошли друг до друга, ведь они… в голове круговорот мыслей, признаний, что он вечность готов шептать, кричать во всё горло своему любимому, одному лишь ему, но всё, что мог сказать Сан в этот момент:       — Ты где?       — Я уже подъезжаю, — послышалось от него в ответ так устало, так холодно, что у парня невольно сжалось сердце, дыхание перехватило, и горло так сильно сдавило, подобно чьей-то руке.       — С тобой всё хорошо? — обеспокоенно спросил он, бегая глазами по комнате, погружённой в темноту, царствующую во всей квартире.       — Обсудим это позже, Сан. Господин Чон ушёл? — Чхве ощущал его отстранённость, не мог успокоить в груди это чувство плохого, чего-то ужасного, болящего, только притворился, выдал с улыбкой на губах:       — Да, он уже уехал. Я буду ждать тебя, возвращайся, пожалуйста, скорее. Я хочу тебе кое-что рассказать.       Сонхва не ответил, сбросив звонок, а Сан осел на пол, придавленный непонятными, перемешанными чувствами. Так не должно быть. Никак не должно. Не после того, что Сан вспомнил. Не после того, как в его памяти по новой опечатались живые, слишком яркие и неземные моменты того прошлого, о котором он так мечтал. Не после того, как желал рассказать ему о том, что каждое его касание, каждое его откровение, расцветающее лишь рядом с ним, выжжено на сердце. Они никогда из него не уходили, не исчезали, они на нём оставались, в самую глубь пробрались. Сонхва там всегда, и это «вечно» Сан каждый раз видел в его взгляде, ощущал, как дуновение ветра, разносящего сладостный запах, как мягкие волны под его ногами. Но сейчас… сейчас так неприятно жжёт в груди, сейчас так плохо, что парню казалось, словно через несколько секунд с его рта брызнет кровь с остатками лепестков гиацинтов. И никакого «с этой и до самой последней».       Зомби обнял колени руками, склоняя голову к ним и чувствуя, как влага отпечатывалась на штанах. Он всхлипнул, разрушая тишину комнаты своим голосом, позволяя себе наполнить её своей болью, разрастающейся в новую вселенную. И Сонхва нашёл его в таком положении, состоянии. Осторожно коснулся его рук, понимая, что под слоем одежды скрывалось то, что он не мог видеть, что он не готов видеть. Заставил обратить на себя внимание, поднять голову и взглянуть в его глаза, в которых плескалась грусть, непонятная пустота.       В них нет любви.       Нет той любви, сквозь которую он смотрел на Чхве Сана.       — Что… — Сан набрал в лёгкие воздуха, понимая, что голос срывался, что у него нет никаких сил проговаривать слова, выдавливать их себя. Потому что такой Сонхва пугал, потому что он не готов к кошмарам, что окрасятся в реальность, оживут этими «я тебя не люблю», «я с тобой быть не могу». — Что случилось, Сонхва?       — Ты хотел мне рассказать, — он аккуратно убрал прядь волос парня, прилипшую к взмокшему лбу. Чёлка скрывала едва заметные шрамы, синяки, ту боль, о которую обжигался мужчина, не мог смотреть на неё. Она его продавливала, она ничего от него не оставляла и всю его любовь развеивала. Её нет. Мужчина полон сожалений, вины за то, что случилось, полон тех обликов Сана из его юности, что уже не вернуть, и он за них всеми силами цеплялся, он себе повторял, что того, что случилось с Чхве, никак не могло быть. Убеждал в этом. — Я слушаю.       — Я хотел… — сделал паузу, опуская свой взгляд. Лучше на него не смотреть, лучше не представлять его радость, которой не будет. Теперь, в этой реальности, не в его грёзах, не будет, — хотел тебе сказать, что вспомнил. Вспомнил всё, что было до операции. Наши моменты, о которых ты так трепетно отзывался, наши дни, наши ночи, нашу любовь, что мы пронесли до этого дня. Я вспомнил, Сонхва. И до этого дня я искал информацию о том, кто стал причиной моей болезни, но в тот момент голова начала болеть настолько же сильно, как и сегодня. Я думал, что это… подсказка, некий знак о том, что мне не стоит этого делать. Но цветочная болезнь… она сама, она будто знала, что мне это нужно, и она показала мне это всё.       — Это хорошо, — он потянул уголок губ вверх, понимая, что это не улыбка. Так не улыбались, так надломлено не выражали счастье.       — Ханахаки не забрала тебя у меня, — прошептал Сан, вытирая тыльной стороной ладони невольные слёзы, говорившие о его ощущениях, том, что гибло в его груди, разрушалось в его мире, больше, чем он мог бы выразить словами. — Но что забирает сейчас?       — О чём ты, Сан-и? — «не произноси, не произноси моё имя так. Не обворачивай его в свою ложь, как в блестящую обёртку».       — Ты думаешь, я не замечаю?       И всё ещё не смотрел на него, не мог взглянуть в глаза того, кто станет его последней, такой колющей, режущей самую глубь и сдирающей в кровь, смертью. Потому что отныне Сонхва не жизнь.       — Ты думаешь, что я не вижу?       — Почему ты мне не сказал, Сан? — продолжал смотреть на него стеклянным взглядом, разбивая себя на мириады осколков. Лицезрел то, как он и сейчас прятался от него, не смотрел, не желал показывать, как ему больно, как он больше не мог.       Что на дне, из которого живыми не выбираются.       — Что я тебе не сказал? — непонимающе произнёс, а услышав в ответ молчание, с криком вырвал из себя: — Что я тебе не сказал, Сонхва?       — Что было после операции.       Сан поднял на него взор, сталкиваясь с ледяным мужчины. Он так не должен смотреть, он так не мог смотреть. Это же его Сонхва, его Пак Сонхва, что был рядом всю жизнь, что воодушевлённо рассказывал о том, как Сан любил мятное мороженое, что встречал с ним каждый дождь, целовал, как последний раз в своей жизни, обнимал так, словно под его руками находился маленький мир, что он поклялся защищать. Только сейчас он собственноручно его ломал, рвал те цветы, что успели пробиться сквозь снега, затмевал своей темнотой солнце, обнажая страх Сана, показывая, что он себе выдумал. Выдумал эту любовь. Что не могло быть такого, чтобы человек на все вселенные, что он вечность.       — О том, что тебя касались другие, оставляли свои следы, что твоё тело изводили, что тебя… насиловали, Сан.       А у него разорвалось сердце, не выдержало. Такой боли ни одно не выдержит, такую смерть ни одно не переживёт, проживёт.       — А кто о таком расскажет? — отодвинулся от него, стараясь находиться как можно дальше, не видеть своё отражение в его глазах, что распадалось на части с каждой прожитой секундой. Смотрел покрасневшими глазами, больше не пряча их, смотрел сквозь пелену слёз, затопившую всё вокруг, размывшую облик мужчины перед ним, смотрел так, что душу выворачивало наизнанку. — Кто тебе о таком расскажет, Сонхва? Об этом молчат. С этим не делятся. Об этом не кричат, как бы ни хотели.       — Ты мог рассказать мне! — он сорвался на крик, он убил ту любовь между ними. Так просто, так метко и так больно, что Сан чувствовал, как у него сердце кровило, как пальцы дрожали, конечности тряслись и не могли успокоиться. Он расцарапал ему тело, погрузил его под землю, и у Сана спина к ней, глаза к звёздам. Потому что больше он на мужчину не желал смотреть. — Ты мог сказать об этом мне, Сан!       — Как бы я тебе рассказал? — старался не задохнуться, ощущая, словно на всей планете перекрыли воздух, а он один без кислородной маски. — Как бы я тебе сказал, что проживал Ад на Земле, пока тебя не было? Что меня били, унижали, что меня втаптывали и не оставляли живого места? Что я мечтал о смерти, потому что так жить невозможно, так жить слишком больно?       — Ты мог хотя бы рассказать о Ли Джуёне!       Сонхва схватил его за плечи, крепко сжимая их в своих ладонях, совсем не понимая, что Сану от этого было больно, что на его теле появлялись новые следы-ожоги. Теперь уже от любимого.       — Ты думаешь, это так легко? — спросил совсем тихо, смаргивая слёзы, собравшиеся в глазах. Они скользнули по бледным щекам, опадая крупными каплями на пол, вторя дождю. Только теперь от него не осталось ничего прекрасного, мерцающего в груди, вьющегося воспоминаниями о том, когда Чхве впервые встретил Сонхва, когда вновь столкнулся с ним, отталкивая от себя. Сану не нужно было верить в эту любовь, спасение, исцеление, нужно было продолжать избегать мужчину, всеми возможными способами не отдавать своё сердце ему, не искать встречи, не пропускать сквозь броню, надетую на душу.       — Ты мог… — остановился, увидев то, как он плакал. Его голос в мгновение затих, позволяя услышать тихие всхлипы Сана, шум сиреневого города за окном, а главное, своё сердце, что кричало в попытках достучаться до хозяина. Не делай так. Не причиняй ему боль. Не рань его ещё больше, он уже поломан.       — Что я мог, Сонхва? — еле проговаривал слова, утопая в собственных эмоциях, что никак не заканчивались, не хотели оставлять его в покое. — Что я мог тебе сказать? Что по каждому зову Ли Джуёна прибегал к нему, как верный пёс? Что позволял ему… ему… — не мог выговорить того, через что проходил. Даже после того, как Сонхва узнал всю правду, как пытался добиться ответов от Сана, у зомби не получалось произнести то, о чём он молчал, что терпел, от чего сбегал.       Сан встал со своего места, не в силах больше вынести присутствия мужчины, его рук вокруг себя, оплетающих, как хладнокровные змеи. Он должен уйти, покинуть его навсегда, только бы больше не проваливаться, не сгорать в стыде, что никак не смоет с себя, не вспоминать о своей дате смерти. Он уже не живой, погребён под собственной болью.       После такого не выживают, после такого невозможно собрать свои кусочки заново, склеить их как ни в чём не бывало и смотреть на мир сквозь призмы жизни, как прежде.       — У меня есть власть, — промолвил Пак, вставая вслед за ним. Зацепил за запястье, не давая вырваться из своей хватки, развернул к себе, чтобы смотреть в глаза напротив, чтобы так отчётливо видеть, что в них больше нет той вечности. Он всё разрушил, и теперь эти осколки на его руках резали пальцы, творили свой океан крови. — У меня есть такое же влияние, как и у Ли Джуёна, нет, если нужно, оно будет во множество раз больше, чем у него. И я могу наказать его, могу наказать всех их.       — А мне нужно это наказание? — прошептал, выкрикнул в самое сердце. — Мне… мне нужно было, чтобы ты понял меня, Сонхва. Не кричал о том, что я так отчаянно стараюсь забыть, не лез в мою душу, когда я тебя об этом не просил, не говорил, что я должен об этом говорить. Не должен, Сонхва. Не все выбирают говорить о том, что внутри, не все выбирают делиться моментами, когда тебя топчут, толкают и оставляют посреди ледяного мира. И я не тот, кто будет говорить о том, что плохо. Я не борец.       — Что ты такое говоришь? — не понимал, не верил. Он ведь так уверенно считал, что все в этом мире сражались за своё «завтра», что Сан вместе с ними. А он застрял в этом «вчера», он из него и не хотел выбираться. Эти грани собственных мыслей разбились о реальность, о которой ему поведал зомби. И мужчина глубоко ошибался в тех суждениях, что он построил. Потому что так же остался в своём прошлом, потому что перед ним не парень, разбивающий себя о тревожность, стыд и безвольность, не утопленник своей боли, а Сан-и. Его Сан-и. Светлый мальчик с мечтами за спиной, воодушевлённый тем, что докричится до мира. Он — звёзды со всего неба, что собрались в его сердце.       Он не мог быть таким. Он не мог стать таким.       — То, что ты услышал, — отвёл взгляд, не в силах больше выдержать ответный. Пусть знал то, к чему так стремился пробиться, пусть будет придавлен той истиной, что Чхве скрывал от него, никогда не желал показывать, говорить о том, что случилось. — Ты ведь этого хотел? Ты хотел эту вечность уничтожить, меня вместе с ней. Иначе бы не говорил мне всего, что сказал сегодня, не кричал на меня, не добивал своей пустотой в глазах. Я её видел, Сонхва. И я такой же отвечу, — сверкнул своими глазами, полными слёз, посреди отблесков лунного света, что пробирался сквозь открытое окно.       Болью на боль.       — Любимых не ранят, — а сам сделал это.       — Значит, я не любил.       Соврал. Любил очень сильно. Иначе бы не убивал за неё, не толкал к той грани планеты, о которой шептал мужчина, не погружал стрелы в его душу, не отравлял.       Сан второй рукой освободил себя от хватки мужчины. Забрал свою толстовку, лежащую на диване, и, сжав губы в тонкую полосу, а пальцы в кулаки, отвернулся. Ушёл в сторону выхода, не желая смотреть, как в этот момент разрушилось то, что возносило его к розоватым облакам и ослепительно яркому солнцу, что создавало мелодию счастья птичьим пением, кружащими лепестками вишни и каплями дождя, что сияли в его груди вместо мириад звёзд.       Небесные светила, погружённые ко дну океана, навсегда погасли.       — Ты просто так уйдёшь? — послышалось тихое, безжизненное. Пак ступил к нему ближе, не понимая, как всё могло обернуться подобным образом. Так не должно было быть. Он не хотел этого, не хотел, чтобы так случилось, чтобы он видел эту разжигающуюся ненависть в зомби, то одиночество, в которое его погрузил Сонхва. Ведь отныне Сан без него. — Сан-и.       — Прекрати, Сонхва, — сквозь зубы процедил зомби, напрягаясь от того, как больно отдавалось его имя устами его вечности, ушедшей вечности. — Я больше не вернусь. Больше не хочу видеть тебя. Не хочу слышать. Ощущать, как задыхаюсь с каждой секундой всё больше. Я чувствую, что истекаю кровью, что моё сердце сейчас оплакивает эту любовь, слова, те обещания, что ты давал. Ты говорил, что наша любовь пройдёт сквозь все вселенные, что она каждый раз будет появляться, как вспышка сверхновой, и я только сейчас понимаю, что это было лишь словами. Что я так наивно полагал, что твоё сердце бьётся, как моё, что мы всегда будем вместе, что ты любил меня, а не нуждался.       — Нет, — прошептал, вновь потянувшись к нему, но парень отдёрнул свою руку. — Ты не можешь, Сан.       — Я могу, — треснуто улыбнулся, продолжая смотреть вниз, не встречаясь взглядом с мужчиной, не позволяя себе ещё больше погибать. Так больше не должно быть, он больше не мог подпускать к себе людей, давать им давить себя, закапывать в тысячах метрах от мира, хоронить. Пак Сонхва, тот кого он любил всем сердцем, ради которого готов был открыться, позволить себе цвести, стал доказательством того, что любовь умела омертвлять. — И никто не станет мне преградой. Не теперь.       — Не оставляй меня одного, — как крик в пустоту, как мольба, пропитанная тем отчаянием, с которым он до последнего цеплялся за парня. У мужчины слёзы застыли в глазах от неверия того, что Сан действительно уходил, что это не страшный сон, о котором он бы так желал забыть. Не мираж. — Прошу, Сан. Прошу, не оставляй меня. Я не смогу так, не смогу без тебя.       — Ты меня оставил.       Посреди мира, охваченного пламенем.

* * *

      — Что мне делать? — тихо промолвил дрожащими губами, совсем не зная, как ответить на свой вопрос.       Сан склонился вниз, скрывая пораненными ладонями лицо, искажённое, покрасневшее и опухшее от рыданий. Желал казаться сильным, вновь заковать себя в железные доспехи, с которыми ходил каждый день, надеть сверху серебристую маску безразличия и проживать каждый день так, как раньше. Но не мог. Не мог возвратиться к тому круговороту событий, что были до появления Сонхва. Находясь на сцене, переходя дорогу в свете зелёного сигнала светофора, останавливаясь на островке и ловя холодные капли дождя, даже сейчас в магазине на подработке, не мог выбросить из своей головы те воспоминания, непроизвольно появляющиеся в голове, выедающие сердце.       Он тогда сказал, что знал о Сане. Что был с ним рядом, что был его другом, был его всем.       И Сану от этого хотелось смеяться, стирая тыльной стороной ладони слёзы. Ведь он верил, верил всем сердцем Сонхва. Считал, что тот искренен с ним, никогда не причинит ту боль, что пронзала своими шипами, как с Ли Джуёном, но та, что появилась от Сонхва была во множество раз сильнее, она заставляла его выплакивать моря слёз, не принимая реальность за действительность, иссушала сердце Сана. Мгновения, когда он впервые почувствовал, как оживал, теперь кололи сильнее остальных, теперь губили его до того состояния, из которого он так стремился выйти.       Он вновь выброшенный в этот мир.       — Что же мне делать? — снова прошептал, в надежде, что поймёт, как ему поступать, как двигаться дальше. Уже без своей вселенной, облачённой лишь в одного человека.       Корзина, наполненная продуктами, всё ещё находилась у его ног. Чхве должен был как можно скорее расправиться с ней, расфасовав всё по нужным местам, но всё никак не мог приняться за работу. Всё валилось из рук, стоило только потянуться. В таком состоянии от него нет пользы, и сам начальник понимал это, но зомби упрашивал его оставить его на ещё один день, дать шанс забыться от собственных мыслей в том, что больше не имело для него смысла. Жизнь в мгновение превратилась в запустевший сад, стоило только источнику света обратиться во мрак, уйти из жизни парня, оставляя его в своей темноте.       «Как же просто лишиться всего, лишиться самого себя, стоит только человеку уйти из твоей жизни».       Сан уже больше недели потонувший, запутавшийся в металлические цепи страданий, не зная, как выбраться из них. Как разорвать их и позволить себе выплыть из океана, удерживающего в своих водах кристальных слёз, сдавливающего камня в груди и раненого, погибающего сердца. Он уже больше недели не мог забыть пробирающий до костей взгляд Сонхва, «не люблю», что видел в крапинках радужек его глаз, «ты мне омерзителен», что ощущал всем своим телом, теми шрамами и оставшимися синяками, что вспыхивали. Потому что после этой правды мужчина не мог по-другому думать, потому что он Сана больше не будет любить, как обещал.       — Как мне научиться жить без тебя? — медленно выдохнув, проговорил зомби, обещая себе, что в последний раз стирал свои слёзы, размазывая их по щекам. Больше он не будет плакать, больше он не будет оплакивать свою любовь. Научится быть сильнее, как того и хотел, сможет победить её своей злостью, что пытался взрастить всё это время в сердце. Но не получалось. С Пак Сонхва, что с первой и до самой последней, такого никогда не случится, не получится.       Сан встал, беря в руки упаковку печенья синего цвета, сразу же положив её к предназначенному месту. Он аккуратно принялся выполнять собственные обязанности, забывая о минутной слабости, скорби своего навечно, увлекаясь процессом сортировки. И за этим делом совсем не заметил того, как в магазинчик кто-то зашёл. Поступь неспешных шагов отдавалась звучанием каблука кожаных туфель о плитку, и стоило только Сану поднять голову, как предмет невольно выпал из его рук, пальцы сами разжались.       — Здравствуй, Сан, — проговорил Ли Джуён, расплываясь в улыбке при виде растерявшегося парня. Не ожидал его увидеть в заведении, о котором никогда не рассказывал, и вовсе не думал о том, что встретится с ним спустя долгий период отсутствия. — Я соскучился.       Ли, как и всегда, выглядел безупречно в чёрном костюме, идеально сидящем на нём, от него веяло горьким цитрусовым ароматом, смешанным с травами и алкоголем, и Сану от одного этого запаха хотелось задохнуться. Джуён вынул руку из кармана брюк, поглядывая на свои золотые часы на запястье, после уже обращая свой взгляд, полный удовольствия, на Чхве. И только после Сан смог разглядеть на его лице заживающие синяки, пятна ударов светлых оттенков, от чего зомби нахмурился.       — Уходи.       — Не могу. Так долго не видел тебя, что начал забывать то, как ты выглядишь. К тому же я владею той информацией, которую тебе будет интересно послушать.       — Не нужно, — Сан наклонился, поднимая упавший предмет и возвращая его на место. — Тебе лучше уйти. Сейчас придёт начальник.       — Ты думаешь, это остановит меня? — встал к нему близко, едва касаясь своим дыханием кожи. Зацепил длинными пальцами подбородок, обращая взгляд на себя и наслаждаясь тем, по чему так тосковал, без чего не мог, как без наркотика. У Ли Джуёна зависимость этим парнем, она никак не излечится. Мужчина с неприсущей ему нежностью оглаживал большим пальцем его подбородок, поднимаясь круговыми движениями выше. — Твои глаза очаровательно краснеют, Сан.       — Ты вновь пришёл для того, чтобы сделать мне больно? — прошипел он, намереваясь оттолкнуть от себя Джуёна. Только тот оказался сильнее, сжал тонкую талию второй рукой, притягивая как можно ближе к себе.       — Я наслаждаюсь видом. Не мешай моему удовольствию.       — Уходи, Ли Джуён. Я не хочу видеть тебя, — всё продолжал стоять на своём, стремясь освободиться от его кандалов, которыми он одаривал, стоило только позволить приблизиться.       — А кого же ты хочешь видеть? — прошептал в розоватые губы, пытаясь урвать поцелуй. — Его?       Сан зажмурил глаза, не давая представить на месте мужчины Сонхва, не позволяя сердцу выдумать очередную сказку, где они счастливы, где Сонхва вместо Джуёна, где он рядом. Зомби закусил нижнюю губу, отворачиваясь от Ли.       — Нет, — произнёс так тихо, что и сам не поверил в свой ответ. Его душа, полная печали и обиды на мужчину, окунутая в очередные страдания, затерявшаяся в галактике, отчаянно молила сказать Сану, что неправда, что он всем сердцем желал видеть перед собой Пака, чувствовать на себе его мягкие касания, слушать его бархатный голос. Только в следующие минуты Сан бросал себя в мгновения той ночи, в чёрную дыру его глаз, напоминая этому самому сердцу, что ему нельзя. Нельзя больше просить о Сонхва, думать о нём, мечтать о том, чтобы всё оказалось сновидением, после которого Сан раскроет веки.       Увидит Сонхва. Или, как он говорит, свою вечность.       — Я его не хочу видеть, — повторил, смотря на Джуёна со всей твёрдостью. Пусть поверит в это, пусть примет эти слова за истину.       — Значит, — тот наклонил голову вбок, награждая змеиной улыбкой и дьявольским проблеском в чёрных зрачках. Сан от этого насторожился, начиная от этого нервно теребить свои пальцы, зная, какой на самом деле Джуён, как он любил играть с ним, с чувствами зомби. — Он всё же рассказал тебе о том, что увидел.       — О чём ты?       Парень высвободился из его рук, пользуясь тем, что внимание мужчины перешло на разговор, отступил на несколько шагов назад.       — Ты… — догадался, — ты показал ему?       — Да.       — Показал ему эти видео?       Молчал, не отрицая слов зомби.       — Он застал меня не в самом лучшем положении, я смотрел то, что больше всего люблю, — а затем пожал плечами, не понимая, как плохо становилось Сану от того, что Сонхва видел его, бесчисленное количество незнакомцев, вжимающих тело парня в постель, видел всё. Слышал громкие, почти оглушительные стоны, шлепки мокрых тел, звучания ударов, отбивающихся о кожу с капельками пота, мольбы Сана.       — Зачем? — бегал глазами по помещению маленького магазина, стараясь зацепить взор за предмет, успокоить себя его разглядыванием и не сорваться в пропасть, приближающуюся к нему всё ближе, не ощущать слёзы на своих щеках, не кричать о том, как больно. Потому что больно невыносимо. — Зачем ты это сделал?       — Хотел узнать, насколько его любовь, — выделил это слово, протыкая Сана невидимыми ножами, — к тебе велика.       — Узнал? — выкрикнул, со злобой смотря на мужчину, разнося нечеловеческий вопль, отбивая звучание голоса о стены. — Узнал то, чего так добивался?       — Да, Сан-и, — улыбнулся ему, вновь потянувшись к лицу парня, только бы почувствовать приятную текстуру его кожи подушечками своих пальцев, только Чхве его пересёк, отшвырнул от себя и не позволил ступить к нему ближе. — Пак Сонхва сотрудничает с моей компанией для разработки катализаторов для зомби. И ты прекрасно знаешь о том, как важна для него работа, место в обществе, это спасение, геройство.       — Не говори…       — Я поставил ему условие: прекратить связываться с тобой, и партнёрство будет продолжаться, или отказаться от моего предложения и выплачивать огромные суммы за расторжение контракта. Как видишь, он умно поступил, — а Сан отрицательно мотал головой, не в силах поверить в то, что произнёс Джуён. — В конце концов, кто готов рискнуть всем ради человека?       «Так это всё было ради того, чтобы иметь за спиной богатство, место под солнцем».       Сан отвернулся от Ли, скрывая невольные слёзы, скопившиеся в глазах. Нервно стёр их ладонями, тихо всхлипывая от того, что сердце никак не хотело принимать, воспринимать всерьёз. Так вот каков Пак Сонхва. Вот что значили его вселенные, его любовь в каждой из них, его чувства, облачённые в звёзды на тёмном небе. Ничего. Ничего они не значили для него самого, они только эту важность имели для Сана.       — Недавно он пришёл в мою компанию, — продолжил Джуён, окончательно добивая, — сказал, что принял моё условие.